Введение

В настоящее время в России происходит фокусировка управленческих усилий государства на развитии малых городов и поселений. Такое запаздывание интереса властей связано с естественной очерёдностью и приоритетностью в рассмотрении поселений – от крупных к мелким. Малые города и поселения в силу своей специфики требуют более изощренных методов управления. Именно эта работа активно разворачивается в стране в последние несколько лет, для чего разрабатываются и принимаются муниципальные стратегии социально–экономического развития, направленные на оживление многих депрессивных территорий с малым населением. Вместе с тем указанные программы базируются на предварительной аналитической работе по выявлению текущих и стратегических проблем территорий. Здесь имеются разные наработки и подходы, которые сегодня активно апробируются на местах.

Сказанное предопределяет цель статьи, которая состоит в предложении простого подхода по определению болевых точек (текущих проблем) малых муниципальных образований на основе опросов разных групп населения; апробация предлагаемого подхода применительно к территории Крайнего Севера – Тазовского района Ямало–Ненецкого автономного округа – позволяет раскрыть его преимущества и подводные камни.

Актуальность подхода детерминируется тем обстоятельством, что стратегические задачи развития территории естественным образом сопрягаются с текущими нуждами ее населения, однако на практике они часто смешиваются, путаются и даже иногда подменяют друг друга, в результате чего некоторые проблемы теряются в нормативных документах программного характера. Чтобы избежать таких непреднамеренных ошибок в разработке стратегий социально–экономического развития муниципальных образований, в статье отстаивается простой, но действенный алгоритм идентификации текущих проблем территорий на предварительной стадии разработки указанных стратегий.

В статье проверяются две генеральные гипотезы: 1) в России в последние 20 лет наметилась опасная тенденция к постепенному вымиранию малых муниципальных образований, что требует улучшения качества программных документов развития территорий; 2) при разработке муниципальных программ социально–экономического развития малых муниципальных образований России для согласования стратегических априорных установок властей и текущих нужд населения целесообразно использовать такие аналитические инструменты, как индекс удовлетворённости и правило отбора проблемных зон на основе анкетных опросов разных групп населения. Новизна предложенного аналитического инструментария состоит не в его процедурных элементах, а в его экспериментальном характере и демонстрации его практического применения для нужд разрабатываемых стратегий развития муниципальных образований.

Муниципальные образования России: типология и основные характеристики

На огромной территории Российской Федерации, площадь которой превышает 17 млн кв. км, проживает 146,1 млн человек более чем в 17 тыс. муниципальных образованиях [1]. Федеральный закон от 06.10.2003 N 131–ФЗ "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации" (далее – Федеральный закон №131–ФЗ) определяет муниципальное образование как городское или сельское поселение, муниципальный район, муниципальный округ, городской округ, городской округ с внутригородским делением, внутригородской район либо внутригородская территория города федерального значения. Данное определение фактически закрепляет перечень населённых территорий, которые относятся к муниципальным образованиям, но не определяет его сущностных признаков. Других определений понятия муниципальное образование нормативно–правовая база Российской Федерации на сегодняшний день не даёт, в связи с чем в научной литературе можно встретить различные интерпретации данного термина.

В учебном пособии «Система муниципального управления» муниципальное образование определяется как городское, сельское поселение или несколько поселений, объединённых в муниципальный район, в пределах которого осуществляется местное самоуправление, имеются муниципальная собственность, местный бюджет и органы местного самоуправления (Зотов, 2005). К.А. Николаев и В.К. Николаев дают следующее определение: политическая форма организации жизни местного сообщества, которая складывается как результат возникновения и деятельности определённого вида публичной власти – муниципальной власти, решающей вопросы местного значения в соответствии с Конституцией страны, действующим законодательством и использующей в случае необходимости принудительные меры (Николаев, Николаев, 2013). М.А. Задорина предлагает определять муниципальное образование как имеющую на правах собственности имущество, бюджет, наименование и официальные символы публично–территориальную единицу, расположенную на территории субъекта Российской Федерации, в границах которой населением непосредственно и (или) через органы местного самоуправления в соответствии с уставом и иными муниципальными правовыми актами решаются вопросы местного значения, а также в соответствии с законами Российской Федерации и субъектов Российской Федерации осуществляются отдельные государственные полномочия (Задорина, 2021).

При этом авторы выделяют следующие сущностные признаки муниципального образования: территория, на которой осуществляется местное самоуправление; население, проживающее на этой территории; действующая муниципальная власть; местные налоги; система общеобязательных и нормативно закреплённых правил поведения для местного сообщества (Николаев, Николаев, 2013); муниципальная собственность, местный бюджет, официальная символика и органы местного самоуправления (Шугрина, 2017); наименование и наличие собственной компетенции (Овчинникова, Шмакова, 2017), официальные символы, отражающие исторические, культурные, национальные и местные традиции (Чуева, Иваненко, 2016); наибольшая приближённость к населению по сравнению с другими публично–правовыми образованиями; организационно–правовое содействие местному сообществу в осуществлении местного самоуправления (Сергеев, 2013).

Немало исследований посвящено и вопросу типологии муниципальных образований. При этом большая их часть рассматривает их классификацию на примере деления городов, выделяя такие признаки, как: культурно–исторический генезис и физико–географические условия (Манаева, 2018); генезис развития (Лимонов, Несена, 2015); наличие/отсутствие особенностей осуществления местного самоуправления (Петряев, 2020); специализация экономики (Ромашина, 2019) и др. Кроме того, широкое распространение получил комплексный подход, предусматривающий деление муниципальных образований по совокупности разных признаков (Беляева, Кравцов, 2023; Манаева, 2018; Шакирова, Бадина, Панкратов, 2022).

Нормативно закреплённым критерием деления муниципальных образований является численность населения. Однако в «СП 42.13330.2016. Свод правил. Градостроительство. Планировка и застройка городских и сельских поселений. Актуализированная редакция СНиП 2.07.01–89», утверждённом приказом Минстроя России от 30 декабря 2016 г. №1034/пр (далее – СП 42.13330.2016), закреплено деление только для городских и сельских поселений (табл. 1). В отношении остальных муниципальных образований деление по данному критерию нормативно не закреплено.

Таблица 1. Классификация городских и сельских поселений по численности населения

Стоит отметить, что на сегодняшний день помимо указанного документа типизация населённых пунктов России официально нигде не закреплена. В Градостроительном кодексе Российской Федерации от 07.05.1998 г. №73–ФЗ в ст. 5 давалась типология поселений Российской Федерации, однако в новом Градостроительном кодексе Российской Федерации от 29.12.2004 г. №191–ФЗ (далее – Кодекс) деление поселений России отсутствует. В марте 2023 г. на рассмотрение в Государственную Думу Российской Федерации был внесён законопроект №314773–8 «О внесении изменений в Градостроительный кодекс Российской Федерации (в части введения типизации населённых пунктов)», где предлагалось закрепить в Кодексе классификацию населённых пунктов России и дополнительно выделить категорию сверхкрупных городов, численность населения которых превышает 3 млн человек [2]. Законопроект был отклонён в связи с большими затратами на его реализацию, связанными с необходимостью проведения нового территориального планирования и возможными социальными выплатами населению в связи с изменением статуса населённого пункта, в котором они проживают. Повторно поданный в апреле 2024 г. законопроекта №592285–8 был отклонён по аналогичным причинам [3].

Тем не менее понятие малые муниципальные образования можно встретить в различных исследованиях, однако их критерии могут отличаться друг от друга. Например, к категории малое муниципальное образование относится муниципальный район, включающий городское поселение и прилегающие к нему сельские населённые пункты, с общей численностью населения до 50 тыс. человек (Проваленова, 2017); поселения с численностью менее 10 тыс. человек [4]; к более широкой категории малых и средних муниципальных образований относят городские округа и городские поселения численностью не более 100 тыс. человек (Лукьянова, 2013). В данной работе под малыми муниципальными образованиями (далее – ММО) будем подразумевать муниципальные образования с численностью населения менее 50 тыс. человек.

Малые муниципальные образования являются важным элементом административно–территориального деления страны и концентрируют 40,9% российского населения. В то же время эта категория является достаточно уязвимой и на протяжении многих лет находится в кризисном состоянии. Анализ динамики характеристик малых городских поселений за период с 2002 г. по 2023 г. показал устойчивую тенденцию их сокращения: численность населения малых муниципальных образований в рассматриваемый период сократилась почти на 6 млн человек (табл. 2). При этом наиболее заметные изменения происходили в городских поселениях, число которых сократилось на 642 населённых пункта, а численность населения в них уменьшилась на 4,30 млн человек (табл. 3).

Таблица 2. Динамика численности населения малых муниципальных образований в 2002–2021 гг.

Таблица 3. Динамика количества малых городских поселений и численности их населения

Из таблицы 3 видно, что сокращение городских поселений происходило преимущественно за счёт посёлков городского типа, которых стало меньше на 673 населённых пункта и на 3,46 млн человек. В то же время на фоне сокращения численности населения малых городов на 0,84 млн человек наблюдается небольшой рост их количества с 768 в 2002 г. до 799 в 2023 г., который однако не перекрывает общего снижения численности населения, проживающего в малых городских поселениях. В целом, можно констатировать, что в России происходит постепенное сокращение населения малых муниципальных образований.

Осознание значимости данной проблемы нашло отражение в нормативных документах не только на региональном, но и на федеральном уровне. Так, в Стратегии пространственного развития Российской Федерации на период до 2025 года, утверждённой распоряжением Правительства Российской Федерации от 13 февраля 2019 г. №207–р, поставлена задача обеспечения сбалансированного пространственного развития страны за счёт обеспечения социально–экономического развития городских агломераций, малых и средних городов. Для этого каждый даже малый город и поселение должны иметь свою долгосрочную стратегию развития, вписывающуюся в региональную и общегосударственную стратегии развития. Важным этапом её разработки является определение текущих проблем и болевых точек территории и определение их причин. Именно этим обусловлена поставленная в статье цель по определению болевых точек малых муниципальных образований России и разработке алгоритма их выявления.

Болевые точки малых муниципальных образований России: обзор литературы

В российской и зарубежной литературе можно найти немало работ, посвящённых исследованию проблем развития малых муниципальных образований и поиску путей их преодоления, большая часть которых ориентирована на малые города. При этом многие авторы проблемы малых городов «расширяют» на малые муниципальные образования в целом, поскольку они во многом идентичны. Именно поэтому акцент в обзоре будет преимущественно сделан на такое малое муниципальное образование, как городское поселение, а именно, малый город.

Значительная часть работ концентрирует внимание на проблеме их вымирания, связанной с происходящими процессами урбанизации и внутренней миграцией населения в крупные города. При этом многие авторы увязывают урбанистические процессы с ростом продуктивности экономики страны (Nakamura, 1985), накоплением человеческого капитала (Eaton, Eckstein, 1997; Palivos, Ping, 1996) и повышением качества жизни (Capello, Faggian, 2002). В то же время отмечается негативное влияние урбанизации на малые города, которые выражаются, прежде всего, в оттоке населения, вызванного отсутствием развитой инфраструктуры и перспектив в работе, а также тяжёлыми для жизни климатическими условиями в северных регионах России (Хмельченко и др., 2023). Снижение данной тенденции авторы видят в разработке и реализации государственных программ по развитию малых городов России, направленных на повышение их конкурентоспособности; развитие инновационных отраслей, вспомогательных и обслуживающих секторов экономики через региональную и межрегиональную кооперацию, социальной инфраструктуры; установление механизмов обратной связи между гражданами и органами власти.

Комплексному исследованию проблем развития малых городов России посвящена статья (Медяник, Валеева, 2019), в которой авторы на примере города Лениногорск Республики Татарстан показывают зависимость малых городов от отраслевой структуры и специализации расположенного в них производства, а также от наличия не только рабочих мест, но и квалифицированных рабочих и технических специалистов. В свою очередь их привлечению и удержанию способствуют факторы инфраструктурного обустройства и состояния культурно–досуговой сферы.

Широкое распространение в зарубежных исследованиях, особенно европейских, получила концепция изучения малых городов на основе подхода дифференцированных стратегий локального регионального развития и поиска «золотой середины» между региональным детерминизмом и территориальной автономией (Servillo et al., 2017). Особенностью этих исследований является обобщение опыта конкретных городов и управленческих инициатив в области городского развития и пространственного планирования. В частности, опыт повышения потенциала роста малых городов Польши на основе их социально–экономического сотрудничества в рамках движения Cittaslow, целью которого является улучшение качества жизни, рассмотрен в работе (Senetra, Szarek–Iwaniuk, 2020); влияние национальной политики Дании, Норвегии, Швеции, Великобритании по перераспределению государственных рабочих мест из центра в малые территориальные образования на жизнь этих территорий показано в статьях (Larsen, 2024; Trondal, Kiland, 2010; Nilsson, 1992; Marshal et al, 2005); анализ проблем развития малых городов Китая и поиск путей их решения представлен в исследовании (Gu, Li, Han, 2015).

Анализу причин кризисного состояния малых городов России и поиску путей преодоления депрессивных явлений посвящена серия статей (Овчинников, 2023, 2022а, 2022б). Для оценки потенциала городского поселения автор использует подход, основанный на анализе эффективности использования имеющегося в распоряжении местного сообщества капитала (физического, природного, финансового, человеческого, социального, культурного, политического), который позволяет определить структуру проблем и причины их возникновения. Так, в числе ключевых причин кризисного состояния малых городов автор выделяет: дефицит финансовых ресурсов, необходимых для развития территории; неэффективность управления городским хозяйством; несовершенство федеральной законодательной базы, препятствующее позитивным переменам на местном уровне власти; слабое задействование человеческого капитала; недостаточное развитие социального и культурного капитала; изношенное состояние физических активов; неудовлетворительное состояние природного капитала (Овчинников, 2023, 2022а). При этом проведённый автором анализ государственной политики относительно развития малых городов показал отсутствие значимых перспектив развития у малых городских поселений в свете текущей федеральной социально–экономической политики и необходимость инициации местными органами власти собственных антикризисных программ (Овчинников, 2022б). В качестве антикризисных мер О. Овчинников предлагает проведение мероприятий по двум направлениям: использование внутренних резервов, включающее форсирование действия нормативных документов, борьбу с неэффективным расходованием денежных средств и мобилизацию человеческого потенциала; увеличение ресурсной базы, связанное с оптимизацией и ростом финансовых потоков внутри местного сообщества за счёт мобилизации резервов бюджета муниципального образования, стимулирования притока внешних финансовых поступлений и содействия росту предпринимательской активности. Основными субъективными факторами, препятствующими реализации антикризисных мероприятий, автор считает непонимание руководством малых городских поселений актуальности проблемы, неверие в позитивные перемены, отсутствие достаточных знаний в части антикризисного планирования, общее сопротивление переменам (Овчинников, 2022а).

Ещё один метод, позволяющий идентифицировать проблемы развития малых городов, основан на использовании показателей, оценивающих различные аспекты развития городов. Одним из таких показателей является индекс качества городской среды, разработанный Минстроем России и рассчитываемый по 6 группам показателей (жилье и прилегающее пространство, улично–дорожная сеть, озеленённые пространства, общественно–деловая инфраструктура и прилегающие пространства, социально–досуговая инфраструктура и прилегающие пространства, общегородское пространство). Индекс позволяет определить текущее состояние городской среды и оценить уровень комфорта проживания в соответствующем городе. Его результаты используются для определения размера субсидий из федерального бюджета бюджетам субъектов Российской Федерации на поддержку муниципальных программ формирования современной городской среды (Коростылева, 2022).

Помимо рассмотренных выше подходов широкое распространение при проведении социологических исследований с целью выявления потребностей жителей малых городов получило анкетирование. Исследованиям проблем развития малых городов на основе анкетирования посвящена целая серия работ, которые формируют объективную картину проживания в малых городских поселениях разных регионов России, например, в Мурманской области (Шарова, Малеус, 2022), во Владимирской и Тульской областях (Шарко, 2020), в Тверской, Тульской и Ярославской областях (Григулевич и др., 2022). Общенациональное исследование малых городов России, проводимое Институтом социологии ФНИСЦ РАН с 2019 г., показало, что развитие малых городских поселений связано не только с основными экономическими показателями, но и с социальной и культурной сферой, поскольку подавляющее большинство опрошенных жителей малых населённых пунктов, несмотря на сопровождающие их жизнь трудности и проблемы, считают, что сохранение и развитие малых городов способствует как социально–экономической и национальной безопасности страны, так и воспроизводству общероссийских ценностей и норм жизни, а также сохранению самоидентификации личности и её индивидуальности (Маркин, Черныш, 2019). Для получения полномасштабной картины развития малых городов довольно часто используется сочетание методов исследования, основанных на анализе статистических показателей и социологическом опросе (Маркин и др., 2019).

Данное исследование продолжает серию работ по идентификации болевых точек малых муниципальных образований России на основе анкетирования их населения.

Методология определения болевых точек экономики малых муниципальных образований России

При определении болевых точек социально–экономического развития территории можно воспользоваться процедурой электронного опроса разных групп населения. Для этого следует определить несколько целевых социальных групп, среди которых осуществляется анкетирование, например, население, предприниматели, инвесторы, работники администрации и т.п. Для каждой социальной группы составляется свой набор вопросов по единой схеме, когда на каждый заданный вопрос относительно удовлетворённости той или иной стороной социально–экономической жизни респондент даёт ответ (ставит маркер в нужной графе) в соответствии с одним из вариантов качественной шкалы оценки: хорошо; скорее хорошо; скорее плохо; плохо. Для населения набор вопросов имеет смысл распределить тематически – по направлениям социально–экономической жизни, например, состояние дорожного фонда, качество общественного транспорта, стоимость жилья и т.д.

Хотя такой подход позволяет получить представление о ключевых проблемных сторонах жизни региона, большое число вопросов и структура ответов на них в итоге даёт множественность оценок, которые крайне неудобны для подведения итогов. В связи с этим качественную шкалу ответов целесообразно перевести в единую количественную оценку. Для этого можно воспользоваться следующей шкалой весовых коэффициентов для четырёх вариантов ответа респондентов: хорошо (1,0), скорее хорошо (0,75), скорее плохо (0,25), плохо (0). Для агрегирования ответов следует использовать индекс удовлетворённости населения:

(1)

где α₁, α₂, α₃ и α₄ – весовые коэффициенты ответов респондентов; x₁, x₁, x₁ и x₁ – доли респондентов, давших соответствующие ответы; α₁=1; α₂=0,75; α₃=0,25; α₄=0. Индекс удовлетворённости I пронормирован и его значения находятся между 0 и 100%.

Для удобства определения болевых точек можно воспользоваться эвристическим правилом, согласно которому значение индекса удовлетворённости ниже 50% сигнализирует о наличии значимых проблем в рассматриваемой области:

                                                                                                               (2)

Наличие индекса удовлетворённости (1) и правила отбора проблемных зон (2) дают инструментальную основу для того, чтобы просканировать все вопросы и ответы респондентов для выявления значимых проблем социально–экономического развития региона. Предложенные количественные процедуры носят сугубо эмпирический и эвристический характер, но в силу своей крайней простоты позволяют получить требуемый результат и не «утонуть» в обилии информации, получаемой в процессе опроса населения. В идеале следует предусмотреть процедуру верификации всех полученных оценок посредством выезда экспертов в соответствующий регион и перепроверки фактов относительно выявленных болевых точек. Речь идёт о том, что некоторые пессимистические оценки могут быть связаны со специфическими установками населения, которые при разработке опросных анкет не учитывались. Ниже этот аспект проблемы будет пояснён на конкретном примере.

Эмпирические оценки болевых точек экономики малых муниципальных образований на примере Тазовского района ЯНАО

Предложенная в предыдущем разделе процедура определения болевых зон экономики ММО была апробирована в марте 2024 года для Тазовского района Ямало–Ненецкого автономного округа (ЯНАО). Тазовский район, образованный в 1930 году, представляет собой территорию, расположенную за Полярным кругом на северо–востоке ЯНАО. Его площадь составляет 133,9 тыс. кв. км, на которых проживает 17,9 тыс. человек. До апреля 2020 г. Тазовский район имел статус муниципального района, состоящего из сельского поселения, включавшего посёлок Тазовский (8,4 тыс. чел.), село Антипаюта (2,7 тыс. чел.), село Газ–Сале (1,7 тыс. чел.), село Гыда (3,6 тыс. чел.), село Находка (1,4 тыс. чел.), и межселенной территории без статуса поселения (711 чел.). В 2020 г. в результате преобразований был образован муниципальный округ Тазовский район, в состав которого входят 9 населённых пунктов. Особую специфику Тазовскому району придаёт его удалённость: расстояние до ближайшего большого населённого пункта (город Новый Уренгой) составляет 420 км. Таким образом, по заданному раннее критерию муниципальный округ Тазовский район относится к малому муниципальному образованию, специфической особенностью которого является удалённость от «Большой Земли». Разработанные анкеты были размещены на сайте администрации района, а все желающие могли их заполнить.

Опрос проводился среди следующих шести категорий респондентов – 1) население, 2) потенциальные инвесторы, 3) представители предприятий, 4) представители администрации района, 5) лидеры общественного мнения и 6) представители общественных организаций. Проведённый опрос носил экспериментальный характер и не ставил задачу обеспечить массовость и репрезентативность оценок (малые размеры района и отсутствие детальной информации о структуре его населения автоматически исключают возможность обеспечения репрезентативности опросов). Идентификация респондентов осуществлялась представителями администрации Тазовского района ЯНАО.

Проведённый опрос населения охватил 37 человек, из которых подавляющая часть – женщины (73%). В возрастном составе респондентов доминирует группа активных жителей, состоящая из зрелых лиц в возрасте 35–54 гг. (70,3%) и значимой доли молодёжи в возрасте 18–34 гг. (29,7%). Подавляющее большинство опрошенных имеет высшее образование – 86,5%. Профессиональный состав респондентов является довольно разнообразным и включает водителей, инженеров, программистов, экономистов, бухгалтеров, финансистов, менеджеров, журналистов, учителей, продавцов и муниципальных служащих. Почти все опрошенные являются жителями посёлка Тазовский (97,2%), остальные – из села Гыда. Опрос потенциальных инвесторов показал, что таковых в регионе практически нет – ответы оказались получены только от 3 человек, один из которых занимается строительством, двое других – добычей полезных ископаемых. Опрос предприятий района показал, что таковых в регионе немного и их активность в части желания участвовать в социологических обследованиях крайне низка – ответы получены только от 3 предприятий, одно из которых специализируется на строительстве, одно – на сельском хозяйстве и ещё одно – на обеспечении территории энергией. Опрос администрации района охватил 306 человек, из которых подавляющая часть – женщины (77,8%). В возрастном составе респондентов доминирует группа активных жителей, состоящая из зрелых лиц в возрасте 35–54 гг. (87,2%) и незначимой доли молодёжи в возрасте 18–34 гг. Подавляющее большинство опрошенных имеет высшее образование – 80,1%. Профессиональный состав респондентов районной администрации является довольно разнообразным и включает бухгалтеров, менеджеров, экономистов, финансистов, юристов, администраторов, звукооператоров, сторожей, спортивных инструкторов, руководящий персонал, библиотекарей, костюмеров, методистов, педагогов, специалистов по безопасности. Опрос сектора общественных организаций позволил получить ответы только от двух респондентов. Опрос лидеров общественного мнения охватил 78 человек, из которых подавляющая часть – женщины (79,5%). В возрастном составе общественных активистов доминирует группа жителей, состоящая из зрелых лиц в возрасте 35–54 лет (67,2%); подавляющее большинство опрошенных имеет высшее образование – 70,5%. Профессиональный состав респондентов является не слишком разнообразным и включает учителей, воспитателей, бухгалтеров, экономистов, финансистов, юристов, врачей.

Далее мы не будем приводить все данные проведённого обследования и результаты анализа, а ограничимся только теми, которые попадают в зону внимания, определяемую критерием (2). Иными словами, обратим пристальное внимание на те вопросы, по которым индекс удовлетворённости (1) оказался либо меньше 50%, либо в окрестности этой величины.

Наиболее рафинированные проблемы характерны для жилищной сферы, где опрос населения показывает гораздо более неровную ситуацию по сравнению с другими сторонами жизни (табл. 4). В частности, обращают на себя внимание проблемы со стоимостью как самого жилья, так и жилищно–коммунальных услуг (эти две позиции помечены темным цветом в табл. 4); причём ситуация с покупкой жилья находится в состоянии, близкой к критической – индекс удовлетворённости в 2 раза ниже порогового значения. Открытые вопросы также подтверждают этот вывод. Так, отмечаются следующие проблемы: нет арендного жилья, чтобы приезжие специалисты получали квартиры в коммерческий найм по адекватным ценам; невозможность купить и арендовать недвижимость по нынешней стоимости; многие дома находятся в аварийном состоянии; процесс переселения сильно затянут; имеется недовольство специалистами по программе переселения; очень высокие тарифы на отопление. Перечисленные вопросы являются приоритетными с точки зрения задания ориентиров для жилищной программы.

Таблица 4. Состояние жилищной сферы в Тазовском районе ЯНАО, 2024 г.

В области сферы бытового обслуживания ситуация представляется достаточно стабильной, однако выявлено узкое место, связанное с обеспеченностью населения качественной питьевой водой (индекс удовлетворённости ниже 50%; в табл. 5 помечено темным цветом); настораживает ситуация с бытовыми услугами, которых явно не хватает – индекс удовлетворённости находится в относительно близкой окрестности порогового значения. Открытые вопросы позволяют прояснить некоторые проблемы. Так, питьевую воду предоставляют частные лица со всеми вытекающими последствиями; в некоторых магазинах товар завозится и тут же исчезает, что провоцирует дефицит; в регионе отсутствуют химчистки, стирки ковров, ремонт бытовой техники. Имеются и некоторые локальные проблемы: недостаточное количество парковочных мест возле борцовского клуба «Витязь»; имеются проблемы с покупкой хлеба; магазин «Полет» работает по только ему известному графику, что дезориентирует покупателей.

Таблица 5. Состояние сферы бытового обслуживания в Тазовском районе ЯНАО, 2024 г.

Анализ опросов относительно рынка труда говорит о стабильности работы местного населения и его удовлетворённости ею, однако при потере этой работы уверенность в получении разумной альтернативы невелика – индекс удовлетворённости находится в непосредственной близости от порогового значения (табл. 6). Тем самым рынок труда можно считать благополучным, но крайне хрупким. Комментарии населения свидетельствуют о наличии специфических кадровых проблем: имеется избыток специалистов в финансах и бухгалтерии на фоне нехватки квалифицированных менеджеров.

Таблица 6. Состояние рынка труда в Тазовском районе ЯНАО, 2024 г.

Помимо населения группой респондентов, давших важную информацию, оказались представители предприятий, опрос которых показал, что по–настоящему узкими местами их работы являются катастрофическая нехватка квалифицированных работников и острый дефицит современного производственного оборудования (эти два элемента помечены темным цветом в табл. 7). Тем самым перед производственным сектором района стоит большая техническая задача по обеспечению труда и капитала соответствующего качества, причём нехватка специалистов почти в 3 раза острее нехватки основных фондов. Свободные вопросы позволили установить, что главные проблемы в глазах предприятий следующие: стандартные факторы – удалённость территории, сложные климатические условия и жилищный вопрос; специфические факторы – загрязнение рек из–за производственной деятельности предприятий ТЭК вблизи водоёмов, используемых для вылова рыбы, запрет лова рыбы неводом с 10 по 31 августа, браконьерство.

Таблица 7. Состояние дел на предприятиях Тазовского района ЯНАО, 2024 г.

Как указывалось ранее, обозначенные болевые точки нуждаются в дополнительной верификации на основе выездов экспертов на место. Такая проверка была проведена в апреле 2024 года, которая подтвердила вышеназванные проблемы, за исключением одной – проблемы с питьевой водой. Как оказалось, никаких принципиальных проблем с питьевой водой в районе нет, так как в посёлке Тазовском во многих местах уже установлены водоматы – уличные автоматы по продаже воды. В водоматах водопроводная вода проходит через фильтр, где отсеиваются крупные частицы, затем вода идёт через мембрану с размером пор не больше 0,00001 микрона, а на завершающем этапе происходит её дополнительная очистка ультрафиолетом. Как правило, вода из водоматов в 4–5 раз дешевле, чем в бутылках. Опросы на месте позволили выяснить недовольство населения Тазовского района снабжением пресной водой – большинство людей хочет иметь бесплатную питьевую воду из–под крана в своей квартире. Однако такого снабжения нет ни в Москве, ни в каком другом городе страны. Тем самым идентифицированная проблема на основе онлайн–опросов оказалась ложной тревогой.

Учитывая сказанное, можно резюмировать проведённый анализ. Так, среди текущих проблем района просматриваются три актуальных направления: 1) низкая ценовая доступность жилья вкупе с низкой ценовой доступностью стоимости жилищно–коммунальных услуг; 2) острый дефицит в районе квалифицированных работников, необходимых для предприятий; 3) дефицит производственного оборудования, необходимого для эффективной работы предприятий.

Важным моментом анализа является то, что выявленные три проблемные зоны Тазовского района ЯНАО вскрывают не столько оперативные (текущие) задачи его социально–экономического развития, но и стратегические (долгосрочные) направления перспективной модели экономики региона.

Следует отметить, что полученные результаты не претендуют на окончательный вердикт, а направлены преимущественно на демонстрацию самой возможности выявления проблем территории на основе предложенных аналитических процедур. Для более обоснованных выводов проводимые опросы должны быть более масштабными, осуществляться в течение более длительного времени и охватывать более сбалансированные (приблизительно равные по численности) группы респондентов. Однако эти условия связаны со многими обстоятельствами, имеющими экзогенное для данного исследования происхождение и требующими более значительного административного ресурса. Разумеется, перечень вопросов, включенных в опросные анкеты, также может быть изменен в зависимости от задач и регулятивных установок, однако это ни в коей мере не отрицает общей логики исследования.

Заключение

Проведённое исследование подтвердило сформулированные две генеральные гипотезы. Так, за последние 20 лет в стране действительно возникла и постоянно усугубляется проблема общегосударственного значения: в России происходит постепенное вымирание ММО; данный факт подтверждает первую гипотезу нашего исследования. Допустить дальнейшее закрепление указанной тенденции нельзя, в связи с чем в стране разворачивается большая управленческая работа по разработке муниципальных программ социально–экономического развития малых поселений. Вместе с тем разработка подобных стратегий связана с наличием стратегических априорных установок властей и текущих нужд населения, которые во многих случаях могут не совпадать и даже приходить в явное противоречие. Чтобы учесть это обстоятельство в статье предлагается проводить анкетирование населения малых территориальных образований с последующей аналитической обработкой полученных результатов. Использование в этих целях агрегированного индекса удовлетворённости и правила отбора проблемных зон позволяет на ранних этапах разработки муниципальных стратегий согласовывать указанные две стороны потребностей. Данное обстоятельство подтверждает вторую гипотезу исследования.

Предложенная аналитическая процедура по определению текущих проблем малых территорий носит во многом универсальный характер. Так, выше была представлена апробация метода применительно к Тазовскому району ЯНАО, который является ярким представителем российской территории Крайнего Севера. Однако в стране имеется множество ММО либо также находящихся за Полярным кругом, либо по своим характеристикам сильно напоминающих таковые. В связи с этим есть основания утверждать, что предложенный метод может быть успешно протиражирован на другие ММО, чем и обусловлена его практическая ценность.

Литература

Беляева О.И., Кравцов К.А. (2023). Опыт реализации стратегического подхода к управлению развитием малых городов России // Региональная экономика. Юг России. Т. 11. № 1. С. 43–54. DOI: 10.15688/re.volsu.2023.1.4

Григулевич Н.И., Ямсков А.Н., Дубова Н.А. (отв. ред.) (2022). Малые русские города в начале XXI века. М.: Старый Сад. 412 с. DOI: 10.33876/978–5–89930–170–4/1–412

Задорина М.А. (2021). Муниципальные образования и их виды в свете конституционной реформы основ территориальной организации местного самоуправления // Юридические исследования, № 10, с. 87–101. DOI: 10.25136/2409–7136.2021.10.36475

Зотов В.Б. (ред.) (2005). Система муниципального управления. СПб: Лидер. 493 с.

Коростылева Л.Ю. (2022). Социальные проблемы малых городов в зеркале индекса качества городской среды // Научное обозрение. Серия 2. Гуманитарные науки. № 3–4. С. 5–19. DOI: 10.26653/2076–4685–2022–3–4–01

Лимонов Л.Э., Несена М.В. (2015). Структурно–экономическая типология крупных российских городов // Известия Русского географического общества. Т. 147. № 6. С. 59–77.

Лукьянова М.Н. (2013). Государственная стратегия развития малых и средних муниципальных образований // Современные проблемы науки и образования, № 1, c. 306.

Манаева И.В. (2018). Города России: классификация и типология // Региональная экономика: теория и практика. Т. 16. № 7. С. 1235–1249. DOI: 10.24891/re.16.7.1235

Маркин В.В., Малышев М.Л., Землянский Д.Ю. (2019). Малые города России: комплексный мониторинг развития. Часть 1. // Мониторинг правоприменения. Т. 4. № 33. С. 46–55. DOI: 10.21681/2226–0692–2019–4–46–55

Маркин В.В., Черныш М.Ф. (отв. ред.) (2019). Малые города в социальном пространстве России. М.: ФНИСЦ РАН. 545 с. DOI: 10.19181/monogr.978–5–89697–323–2.2019

Медяник Ю.В., Валеева Э.Э. (2019). Актуальные проблемы развития малых городов России (на примере города Лениногорск Республики Татарстан) // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. № 11–1(38). С. 101–104. DOI: 10.24411/2500–1000–2019–11707

Николаев К.А., Николаев В.К. (2013). Термин «муниципальное образование»: смысл и значение в построении современной теории местного самоуправления // Вестник Саратовского государственного социально–экономического университета, № 4 (48). С. 55–60.

Овчинникова Н.Г., Шмакова В.В. (2017). Рассмотрение особенностей муниципальных образований РФ как целостной территориальной системы // Экономика и экология территориальных образований, № 3, с. 31–36. DOI: 10.23947/2413–1474–2017–3–31–36

Овчинников О. Г. (2023). Развитие малых городов России: проблемы и пути решения // Развитие территорий. № 4. С. 85–97. DOI: 10.32324/2412–8945–2023–4–85–97

Овчинников О.Г. (2022a). Антикризисное развитие малых городов России: возможность, основные принципы и проблемы // International Agricultural Journal. Т. 65. № 2. C. 560–594. DOI: 10.55186/25876740_2022_6_2_6

Овчинников О.Г. (2022б). Перспективы развития малых городов России в условиях современной политики правительства России // International Agricultural Journal. Т. 65. № 2. 534–559. DOI: 10.55186/25876740_2022_6_2_5

Петряев П.Н. (2020). Органы государственного управления и специализированные муниципалитеты: некоторые аспекты взаимодействия // Государственная власть и местное самоуправление, № 7. С. 44–46. DOI: 0.18572/1813–1247–2020–7–44–46

Проваленова Н.В. (2017). Жилищно–коммунальный комплекс малых муниципальных образований в системе рыночных отношений // Вестник НГИЭИ, № 3 (70), c. 66‒73.

Ромашина А.А. (2019). Типология муниципальных образований России по специализации экономики и положению в системе расселения // Региональные исследования, № 3, c. 42–52. DOI: 10.5922/1994–5280–2019–3–4

Сергеев Д.Б. (2013). Существенные признаки муниципального образования // Lex Russica, Т. 95, № 5, с. 488–494.

Хмельченко Е.Г., Дроздова А.А., Мушников В.А., Черкасов К.В. (2023). Проблемы и перспективы развития малых городов России // Муниципальная академия. № 4. С. 302–307. DOI: 10.52176/2304831Х_2023_04_302

Чуева А.С., Иваненко И.Н. (2016). К вопросу о понятии и типологии муниципальных образований в современной России // Гуманитарные, социально–экономические и общественные науки, № 1–2, с. 136–140.

Шарко Е.Р. (2020). Анализ результатов анкетирования представителей администрации малых городов Тульской и Владимирской областей по проблемам и перспективам городского развития / В кн.: Социально–экономическое развитие малых городов на основе сетевого взаимодействия. Москва: Экономический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова. С. 362–368.

Шакирова Д.Ф., Бадина С.В., Панкратов А.А. (2022). Подходы к типологии муниципальных образований арктической зоны Российской Федерации // InterCarto. InterGIS, Т. 28, Ч. 2, с. 69–85. DOI: 10.35595/2414–9179–2022–2–28–69–85

Шарова Е.Н., Малеус Д.В. (2022). Потребность жителей малых городов в развитии городской среды (по материалам социологического исследования в Мурманской области) // Вестник университета. № 10. С. 223–230. DOI: 10.26425/1816–4277–2022–10–223–230

Шугрина Е.С. (2017). Виды муниципальных образований в Российской Федерации: анализ законодательства и правоприменительной практики // Правоприменение, Т. 1, № 1, с. 79–91. DOI: 10.24147/2542–1514.2017.1(1).79–91

Capello R., Faggian A. (2002). An Economic–Ecological Model of Urban Growth and Urban Externalities: Empirical Evidence from Italy. Ecological Economics, 40(2), 181–198. DOI: 10.1016/S0921–8009(01)00252–X

Eaton J., Eckstein Z. (1997). Cities and Growth: Theory and Evidence from France and Japan. Regional Science and Urban Economics, 27(4–5), 443–474. DOI: 10.1016/S0166–0462(97)80005–1

Gu Ch., Li Y., Han S.S. (2015). Development and transition of small towns in rural China. Habitat International, 50, 110–119. DOI: 10.1016/j.habitatint.2015.08.017.

Larsen B.R. (2024). A state within reach? An ethnographic case study on the relocation of a government workplace from Copenhagen to a small town in rural Denmark. Journal of Rural Studies, Vol. 104, art. 103218. DOI: 10.1016/j.jrurstud.2024.103218

Marshall J.N., Hodgson C., Bradley D. (2005). Public sector relocation and regional disparities in Britain. Environment and Planning C: Politics and Space, vol. 23, iss. 6, pp. 883–906. DOI: 10.1068/c46m

Nakamura R. (1985). Agglomeration Economies in Urban Manufacturing Industries: A Case of Japanese Cities. Journal of Urban Economics, 17(1), 108–124. DOI: 10.1016/0094–1190(85)90040–3

Nilsson J. (1992). Relocation of state agencies as a strategy for urban development: The Swedish case. Scandinavian Housing and Planning Research, vol. 9, no. 2, pp. 113–118. DOI: 10.1080/02815739208730296

Palivos T., Ping W. (1996). Spatial Agglomeration and Endogenous Growth. Regional Science and Urban Economics, 26(6), 645–669. DOI: 10.1016/S0166–0462(96)02139–4

Senetra A., Szarek–Iwaniuk P. (2020). Socio–economic development of small towns in the Polish Cittaslow Network – A case study. Cities, Vol. 103, art. 102758. DOI: 10.1016/j.cities.2020.102758

Servillo L., Hamdouch A., Atkinson R. (2017). Small and Medium Sized Towns in Europe: Conceptual, Methodological and Policy Issues. Tijdschrift voor Economische en Sociale Geografie, 108(4), 365–379. DOI: 10.1111/tesg.12252

Trondal J., Kiland Ch. (2010). Bureaucracy and Geography: Geographic Relocation of the Norwegian Central Administration. World Political Science, vol. 6, no. 1, p. 1–26. DOI: 10.2202/1935–6226.1082