Введение

В 2020 году на Западе вышла очередная книга американского экономиста Джеффри Сакса [Sachs, 2020], которая через два года была переведена на русский язык и опубликована в России [Сакс, 2022]. Нет никаких сомнений, что эта книга является заметным событием в интеллектуальной жизни человечества. Это связано, по крайней мере, с двумя обстоятельствами.

Первое из них продуцируется личностью самого автора. Его имя известно во всем мире, его должности в международных структурах и постоянная позиция профессора и директора Центра устойчивого развития Колумбийского университета (Columbia University) говорят сами за себя. Напомним, что он участвовал в реформировании экономики России после краха Советского Союза, печальные результаты чего новым истеблишментом страны были возложены на американского советника. Однако впоследствии сам Сакс дал обширный комментарий по поводу своих разногласий с российскими реформаторами и о своей скорой отставке [Sachs, 2012]. Сегодня голос Сакса в американском информационном пространстве – это один из последних голосов разума и объективности на Западе, в том числе в оценке нынешней политики России. Из-за этой научной честности отношения у Сакса с истеблишментом США, мягко говоря, напряженные. Тем самым взгляд такой персоны на животрепещущие проблемы современности заслуживает пристального внимания.

Второе обстоятельство связано с самой темой книги и ее масштабом. Дело в том, что в последнее время почти все мировые бестселлеры западных интеллектуалов связаны с переосмыслением мировой истории. При этом уже давно просматривается тенденция к расширению временных границ подобного анализа. Например, в работе Тома Пикетти исторический период охватывает более 300 лет [Пикетти, 2016], Джованни Арриги в своем монументальном исследовании расширяет ретроспективный горизонт примерно до 650 лет [Арриги, 2006], Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон в очередном своем бестселлере хотя бы эпизодически затрагивают 2,5 тыс. лет [Аджемоглу, Робинсон, 2021], а Джаред Даймонд в своей нашумевшей книге рассматривает историю за 10 тыс. лет [Даймонд, 2010]. На этом фоне Сакс умудряется пойти еще дальше – и берет исторический отрезок в 70 тыс. лет. Пока это своеобразный рекорд.

Разумеется, о нехватке рецензий на рассматриваемую книгу не может быть и речи. Однако многие из них либо слишком поверхностные, либо явно тенденциозные. Например, в рецензии Джона Айкенберри справедливо говорится, что силы глобализации, создающие наш все более взаимозависимый мир, глубоко укоренены в условиях человеческого существования и что эти силы никуда не денутся; столь же верным можно считать замечание, что факторы глобализации обычно превосходят способность правительств управлять их последствиями [Ikenberry, 2020]. В рецензии Тима Шенка в характерном издании «University of the Poor» акцентируются не столько основные тезисы Сакса, сколько то, что он умалчивает [Shenk, 2021]. Например, Шенк утверждает, что тезис о перманентной глобализации человечества является ложным, ибо сама глобализация возникла вместе с капиталистическим строем и связана со специфической деятельностью глобальных бизнес–структур. Очернению подвергается даже такой внешне безобидный призыв Сакса к объединению всего человечества для борьбы с наиболее насущными проблемами человечества. В связи с этим Шенк напоминает, что, например, борьба за сохранение климата планеты является всего лишь хитрым трюком, ибо всего 100 корпораций несут ответственность за 71% выбросов парниковых газов в мире; следовательно, надо не объединяться всем миром на указанную борьбу, а просто начать контролировать и сдерживать деятельность названных компаний. К сказанному можно добавить, что на Западе имеется и множество более глубоких и детальных академических рецензий на книгу Сакса, однако подавляющее большинство из них недоступны российским читателям из-за блокировки доступа на соответствующие сайты.

Все это оправдывает пристальный анализ рассматриваемой книжной новинки. Однако прежде, чем приступить к обсуждению конкретных тезисов книги, определимся с ее спецификой.

Специфика и особенности книги

Следует сразу обозначить сильные и слабые стороны текста Сакса.

Во-первых, Сакс не предлагает нам сугубо научную монографию, а дает некое концептуальное обобщение экономической истории человечества. В связи с этим в книге нет описаний того, что придумал и разработал сам автор, а потому его не следует упрекать в отсутствии научной новизны. Фактически Сакс взял на себя смелость в обобщении колоссального и весьма разнородного материала с его последующей весьма оригинальной компоновкой и систематизацией. В этом смысле автора следует оценивать как большого эрудита и талантливого интерпретатора имеющихся фактов. И здесь Сакс выше всяческих похвал.

Во-вторых, автору удалось создать цельное и непротиворечивое повествование с одновременным заполнением множества белых пятен. И здесь Сакс провел большую личную работу. Например, он использует наработки своих знакомых исследователей из смежных областей, занимающихся изучением климата; возможно, без личных контактов автора данная информация так и осталась бы неизвестной широкой публике. Аналогичным образом он ссылается на периферийное издание (финский сборник статей), в котором чуть ли не впервые получено эмпирическое подтверждение наличия циклов Кондратьева. Не менее впечатляющие и оригинальные данные Сакс «подтягивает» для объяснения связи депопуляции индейского населения в Америке с малым ледниковым периодом в Европе. Подобных примеров можно привести много. Можно смело утверждать, что без таких научных «изюминок» формирование общей картины, скорее всего, было бы невозможным. И в этом отношении личный вклад автора книги нельзя переоценить.

В-третьих, помимо удачной самой по себе подборки разнообразных фактов обращает на себя внимание их междисциплинарность. Как указывалось выше, здесь соединились новые результаты из климатологии, археологии, антропологии, географии, истории, эволюционной биологии, психологии, экологии, компьютерных технологий и даже литературы. Совмещение столь разнородных интересов в одном человеке – большая редкость и одновременно большая удача для читателей. Это достижение ставит Джеффри Сакса в один ряд с Джаредом Даймондом.

Разумеется, у все указанных достоинств есть и своя оборотная сторона. Так, например, небольшой объем книги не позволяет подробно останавливаться на оригинальных пассажах автора. Однако именно это качество оправдывает ее тщательное рецензирование, позволяющее восполнить указанные аналитические лакуны. Кроме того, Сакс не проецирует рассматриваемые закономерности на Россию, тогда как для нас это имеет первостепенное значение и наибольший интерес.

Главный эволюционный паттерн

Главным (если не единственным!) исследовательским ноу–хау Сакса является его структурирование этапов (в авторской терминологии – эпох) глобализации мирохозяйственной системы. Таковых он выделяет 7, а также дает их довольно исчерпывающую характеристику (рис. 1). Естественным разграничением эпох выступают исторические особенности сопряжения географии, технологий и институтов, включая культуру. Не вдаваясь в подробности, надо признать, что движущие силы и принципиальные особенности каждого этапа Саксом обозначены верно. Плодотворность такого членения истории не вызывает сомнений.

Форма представления этапов глобализации на рис. 1 выбрана таким образом, чтобы максимально выпукло отобразить тот факт, что главный эволюционный паттерн имеет два разнонаправленных измерения – время и пространство. Если первый – продолжительность очередного этапа – постоянно сокращается, то второй столь же стабильно расширяется. В качестве второго измерителя трудно выбрать конкретный прокси–агрегат – это может быть объем накопленного ВВП, достигнутого прироста населения, площади освоенного пространства Земли и т.п.; не исключено, что это будет композитный индекс из всех названных показателей. Однако это не меняет общего вывода: развитие идет с ускорением во времени и расширением масштабов деятельности человечества. Сакс не останавливается на этом моменте подробно, полагая, что сказанного и без того вполне достаточно. Однако нельзя удержаться от того, чтобы не высказать гипотезы о форме эволюционного паттерна, которая имеет следующий вид:

                                                                                                               (1)

где i – индекс этапа глобализации (i=1,…7); T_i – длительность i–го исторического этапа глобализации (горизонтальная линия соответствующего прямоугольника); G_i – масштаб i–го этапа глобализации (вертикальная линия прямоугольника); C – некая универсальная константа.

Тем самым гипотетический закон (1) имеет понятную геометрическую интерпретацию (равенство площади всех фигур–этапов) и говорит о том, что рост масштаба деятельности человечества на определенном этапе глобализации сопровождается сокращением времени его реализации [1]. Надо сказать, что Сакс дал абсолютно верное объяснение такой форме исторической закономерности. Согласно его трактовке, в основе ускорения развития лежит так называемый эффект масштаба, в соответствии с которым рост производства (масштаба деятельности) ведет к росту его эффективности. В более широкой трактовке более масштабный рынок ведет к специализации трудовых задач, росту числа изобретателей и стимулов к изобретениям, что в свою очередь ведет к снижению издержек. Иными словами, чем больше производство, тем выше его эффективность и быстрее его дальнейшее производство. Тем самым можно сделать важный эволюционный вывод: человечество поднималось и развивалось за счет эффекта масштаба. Этот экономический эффект является краеугольным камнем динамики человеческой популяции.

Сказанное крайне важно само по себе, но еще оно стимулирует два важных вопроса относительно будущего человечества. Во-первых, что будет с развитием и с этапами глобализации в обозримом будущем? Во-вторых, как проецируется эффект масштаба на современное геополитическое пространство?

Сам Сакс уклоняется от приведенных вопросов, в связи с чем дадим соответствующие ответы вместо него. Для первого вопроса ситуация обстоит следующим образом. Если все темповые характеристики мира сохранятся, то нынешний этап должен закончиться в ближайшие несколько лет; если же настанет глобальное охлаждение мировой экономики, а темпы экономического роста упадут почти до нуля, то нынешняя/будущая фаза глобализации может снова растянуться во времени. Не исключено, что в какой-то момент население планеты начнет убывать, равно как и объемы производства, тогда этапы глобализации опять–таки снова будут становиться менее масштабными, но более длительными. По крайней мере, фатального наступления режима сингулярности ожидать не следует.

В отношении второго вопроса напрашивается такой ответ. Эффект масштаба дает преимущества в развитии крупным игрокам планеты. Долгое время для некоторых государств этот эффект был искусственно заторможен из-за сдерживающей политики со стороны страны–гегемона и дружественных ей стран мирового центра. Если США утратят свое глобальное лидерство или оно сильно ослабнет, то крупные государства–изгои могут получить колоссальное преимущество в XXI веке. Это, прежде всего, Китай, Россия, Иран, Индия, Бразилия, Алжир и т.п. Это означает, что через 20–30 лет экономический ландшафт мира может радикально измениться.

Короче говоря, несмотря на свою простоту, закон (1) может привести к самым невероятным рокировкам в современном геополитическом пространстве Земли.

Феномен амбивалентности «сотрудничество–конкуренция»

Отдельного обсуждения заслуживает пассаж Сакса относительно свойств человеческой психики, лежащих в основе нашей цивилизации. Хотя сам автор почти мимоходом затрагивает этот вопрос, его значение поистине огромно. Рассмотрим его более предметно.

Сегодня уже можно считать доказанным, что человеческая природа на генетическом уровне обладает диалектическим свойством миролюбие–агрессивность (иначе – сотрудничество–конкуренция), суть которого состоит в следующем: внутригрупповая кооперация и сотрудничество (эусоциальность) являются оборотной стороной межгрупповой конкуренции. Эта психическая амбивалентность была сформирована еще в эпоху палеолита, когда люди жили небольшими группами в 25–30 человек. Здесь следует подчеркнуть, что сама кооперация внутри отдельной группы формировалась войной между группами, а потому одно от другого неотделимо. Склонность к конфликту и недоверию между группами укоренена в человеке на генетическом уровне. Причем два диалектических качества сопрягаются по принципу взаимного уравновешивания: сильной способности внутригрупповой кооперации соположен потенциал крайнего насилия в отношении внешних групп. Это означает, что война как феномен не фатальна, а контекстуальна, т.е. совершенно необязательно, чтобы она была или постоянно случалась, но она легко начинается, если группе что-то угрожает. Следовательно, политика идентичности, т.е. принадлежность к одной группе и борьба с другой группой, является глубинной природой человека и лежит в основе любой социальной агрессивности.

Отсюда вытекает множество важных выводов. Так, применительно к бизнесу и экономике еще Ф. Фукуяма обосновал тезис о том, что страны и народы со слишком сильными семейными традициями преуспевают в малом и примитивном бизнесе, тогда как государства с большим радиусом доверия способны создавать огромные национальные и транснациональные корпорации [Фукуяма, 2004]. Расширение доверия от семьи до целой нации, как правило, связано с гомогенностью нации. Это качество в максимальной степени присуще немцам и японцам, однако оборотной стороной их национальной солидарности во время Второй мировой войны стала крайняя жестокость к своим врагам. Отчасти это детерминировалось тем обстоятельством, что немцы и японцы представителей чужих народов даже не воспринимали в качестве полноценных людей, к которым можно было бы проявлять милосердие [Фукуяма, 2004]. Таким образом, высокая солидарность нации в деловой сфере почти автоматически переходит в военные зверства.

Другим хрестоматийным примером амбивалентности миролюбие–агрессивность (сотрудничество–конкуренция) является стремление политиков при ухудшении внутреннего положения дел в стране искать внешнего врага. Когда намечается распад национального единства из-за ухудшения жизни, то нужно обрести внешнего врага для нового витка консолидации населения. Более того, на примере России хорошо известна закономерность, согласно которой наибольших успехов российская нация достигает в условиях войны и мобилизации. Можно даже утверждать, что исчезновение внешнего врага или ослабление военного противостояния во внешней сфере способно привести к распаду национального единства и разрушению государства. Нечто подобное произошло с Советским Союзом, который, достигнув в 1970–е годы военно–стратегического паритета с США, «успокоился» и в значительной степени потерял единство элит, партии и народа, что и внесло свой вклад в политический крах 1991 года. Альтернативный пример такого явления дает сегодняшний Израиль, который в последние 20 лет отчасти потерял внутреннее единство и теперь восстанавливает его после террористического вторжения группировки ХАМАС на свою территорию.

Однако главный и совершенно справедливый вывод, который делает Сакс из существования амбивалентности миролюбие–агрессивность, состоит в том, что устойчивый мир между разными странами и культурами не является естественным явлением; наоборот, чтобы его достигнуть, требуются огромные усилия и опора на рациональное мышление. В России в работах В.М. Полтеровича уже на протяжении многих лет развивается так называемая философия сотрудничества, которая должна прийти, по мнению автора, на смену доктрине конкуренции [Polterovich, 2022a; Polterovich, 2022b]. Более того, приводятся эмпирические доказательства на основе данных о нескольких странах мира, что такой вариант развития не только возможен, но крайне желателен и продуктивен. Однако эта доктрина сотрудничества подвергается колоссальному испытанию со стороны феномена амбивалентности миролюбие–агрессивность. Похоже, что сама природа человека противостоит миру во всем мире. Вряд ли, нас ждет светлое будущее. И это та плохая новость, которую нам принес Джеффри Сакс. Но с ней надо считаться.

География и источники энергии для социального развития

При описании и объяснении эволюции человечества Сакс опирается на вполне разумную точку зрения – для любых позитивных изменений нужна прежде всего энергия. И этот принцип автор книги прослеживает по разным этапам глобализации.

Первый шаг в становлении энерго–социальной картины мира был сделан в эпоху неолита, когда человечество освоило растениеводство и животноводство, ибо пища – главный источник всех социальных движений. Как только оседлые народы овладели источниками еды, они сразу перешли к территориальной экспансии. И здесь Сакс очень красиво подбрасывает нам малоизвестный парадокс, а затем столь же изящно объясняет его. Так, по последним археологическим и антропологическим данным, в древности охотники и собиратели питались лучше представителей оседлых племен, имели более разнообразный рацион, страдали от меньшего количества заболеваний и менее изнурительно трудились. Однако такие комфортные условия жизни кочевников основаны на очень низкой плотности населения, тогда как земледелие в силу пресловутого эффекта масштаба способно прокормить большее число людей на единицу площади. А потому популяция земледельцев была более многочисленной, чем она и не преминула воспользоваться, вытесняя силовым путем кочевников с их исконных территорий. Короче говоря, более голодные и более многочисленные земледельцы поубивали более сытых малочисленных кочевников и повсеместно расселились, неся с собой свои производственные стандарты.

Этот почти забавный исторический курьез имеет и современную аранжировку, о которой Сакс прямым текстом говорит в своих интервью. В частности, он честно подытоживает геополитическую доктрину США в отношении России – эта страна слишком большая и это само по себе несет угрозу американскому могуществу; поэтому как бы Россия не вела себя во внешней политике, она все равно будет во всем не права и виновата, ибо она должна быть расчленена и уничтожена, исходя из стратегических интересов Америки. Разумеется, та же логика применима и к Китаю, который слишком огромен и потенциально опасен; не делается исключение и для Ирана [2]. В данном случае мы видим всего–навсего обычные исторические отголоски поведенческих моделей первобытного общества.

Второй шаг в мировой энергетике социального развития связан с формированием территориального пояса Евразии, который получил название «счастливых широт» – примерно между 25 и 45 параллелями северной широты. Именно здесь самые хорошие природные условия, именно здесь возникают все древние цивилизации человечества, концентрируется основная масса населения мира и, как следствие, ведутся ожесточенные войны за столь привлекательную ресурсную базу. И этот банальный исторический факт предопределяет поздний старт России, который мог состояться только по достижении определенных технологических достижений, позволяющих жить и развиваться не в самых комфортных природных условиях.

Третий шаг в освоении планеты связан с новым источником энергии – лошадью. Это животное получает поистине универсальное применение – в аграрном секторе для обработки земли, на транспорте для перевозки грузов, в войне в качестве «живых танков». Разумеется, наряду с лошадьми использовались и другие животные – ослы, мулы, верблюды, ламы, слоны. Однако главенство лошади не подвергается сомнению. Начиная с этого момента, география и энергия лошади становятся главными факторами грандиозных социальных движений – создания и разрушения государств и империй. При этом Сакс обращает наше внимание на то, что эти социальные формообразования происходили почти исключительно в зоне счастливых широт. Однако одним из последних подобных движений стали выбивающиеся из общей закономерности завоевания Чингисхана, пришедшего из холодных степей и давшего о себе знать миру в 1206 году. Это своеобразный исторический казус, ибо северные широты ранее не способствовали такой активности. И здесь Сакс нам опять предоставляет неожиданное и малоизвестное объяснение указанного явления. Как оказывается, последние исследования годичных колец деревьев из Центральной Монголии свидетельствуют о том, что в период времени 1206–1227 гг. на протяжении почти 15 лет подряд в регионе установился теплый и устойчиво влажный климат с частными дождями, давший беспрецедентный травяной покров, который в свою очередь служил биологическим горючим для средневековых танков – лошадей. Тем самым спонтанный географический катаклизм обеспечил длительную энергетическую подпитку конницы Чингисхана, которая выступала в качестве главного элемента его завоевательных походов.

Четвертый этап следует соотнести с еще одним биологическим источником энергии – человеком в форме раба. В древности именно рабы выполняли все тяжелые и монотонные работы, а в Новое время рабство было реанимировано и, как справедливо утверждает Сакс, американские рабы стали источником энергии для новых плантаций и горнодобывающих компаний испанских, португальских, голландских и британских колоний. В каком-то смысле на заре капитализма рабы снова заменили тягловых животных и позволили запустить новые производства на новых землях. Данная трактовка во многом примыкает к тезису Пикетти, согласно которому одной из причин гражданской войны в США стало не столько отрицательное отношение северян к рабству, сколько их недовольство неравными экономическими условиями – более высокой капитализацией юга за счет большей насыщенности его территории рабами [Пикетти, 2016]. Попытка северян уравнять условия ведения бизнеса если и не полностью объясняет причины гражданской войны, то, по крайней мере, дает более полное понимание социальных противоречий в США в середине XIX века. Таким образом, острая потребность в энергии приводит к тому, что люди ни перед чем не останавливаются в ее получении.

Наконец, пятый шаг связан с использование углеводородов в промышленных целях. Здесь Сакс опять дает очень точный диагноз: старт индустриальной эпохи начинается в Британии, а тот в свою очередь был возможен при наличии нескольких условий, одно из которых предполагает наличие месторождений угля и их относительно легкая доступность. Без этого условия промышленный рывок могла бы сделать и Голландия, но к тому моменту только Британия обладала всеми необходимыми условиями. Несколько позже к углю добавились нефть и газ с последующей жесткой борьбой ведущих стран за соответствующие месторождения по всему миру. Эта борьба продолжается и по сей день. События последних лет показывают, что ожесточенность борьбы за источники энергии ни в коей степени не снижается. Попытки США и Великобритании поставить заслон российским углеводородам в Европу сразу меняют геополитический баланс сил: Россия ослабевает из-за потери доходов от продажи нефти и газа, а промышленный лидер Европы – Германия – в условиях более дорогого сырья становится неконкурентоспособным. Таким образом, в XXI веке мы в очередной раз убеждаемся, что без современных источников энергии социальная активность невозможна.

Роль источников энергии можно проиллюстрировать следующим простым примером. Россия является одним из крупнейших и самым диверсифицированным поставщиков углеводородов в мире. И именно Россия сейчас объявлена коллективным Западом врагом человечества. Но есть еще две уникальные страны, у которых с течением времени запасы углеводородов не падают, как у всех, а возрастают. Это Иран и Венесуэла [Балацкий, Гусев, Юревич, 2016]. По странному стечению обстоятельств политические режимы этих стран давно объявлены Соединенными Штатами как недемократические, а сами режимы либо попадают в ось зла, либо претендуют на попадание в качестве таковых. Таким образом, борьба за энергию продолжается, только теперь это не пища, лошади и рабы, а уголь, нефть и газ.

Климат и экономика

Один из самых интригующих фрагментов книги Сакса связан с двусторонними связями между климатом и экономикой. В этом вопросе он заостряет наше внимание на влиянии антропогенной деятельности на глобальную экологию. Как оказывается, последние исследования показывают, что так называемый малый ледниковый период, который в широком смысле имел место с начала XIV века по начало XIX века, а в узком смысле – с XVII века до первой половины XVIII века, был обусловлен возникшим в XVI веке контактом между европейским колонистами и коренным американским населением. Расчеты показывают, что с 1500 по 1600 гг. население Америки из-за занесенных на ее территорию болезней уменьшилось на 90%. Результатом такого катастрофического сокращения местного населения стало пропорциональное сокращение площади обрабатываемых земель на Американском континенте. Значительная часть этих земель, которые раньше выжигались от растительности, снова покрылась лесами, что привело к понижению объема атмосферного углерода; вековое недополучение углерода составило 7,4 млрд тонн и могло привести к понижению его концентрации в атмосфере примерно на 3,5 доли на миллион. В свою очередь подобное сокращение содержания углекислого газа в атмосфере было способно охладить температуру Земли на 0,15⁰ C. Такой температурный сдвиг в XVI веке заложил основы для последующего похолодания в XVII веке. Следовательно, агрессивная деятельность европейцев поразительным образом «охладила» демографию коренных народов Америки и всего климата планеты, что вернулось в Европу в виде чудовищных морозов и голода, которые навсегда остались в памяти ее потомков.

В связи со сказанным напомним, что Д. Норт полагал, что социальная система планеты развивается путем перекладывания рисков из физического мира в мир социальный; однако такие сдвиги ведут к формированию новых институтов и усложнению социальной среды, что становится источником новой – социальной – неопределенности [Норт, 2010, с.38]. Тем самым Норт уже давно исходил из возможности «всасывания» человечеством внешнего физического перегрева внутрь себя. Однако совершенно очевидно, что такие односторонние переливы между социумом и окружающей средой не бесконечны, в связи с чем была высказана мысль, что должно иметь и обратное движение, когда экономический перегрев в свою очередь перекладывается в физическую среду [Балацкий, 2014]. Вышеприведенный пример говорит о том, что эта гипотеза получила первое эмпирическое подтверждение: чрезмерное охлаждение деятельности в Америке XVI века привело к охлаждению климата. Во всяком случае мы уже осознаем, что наша деятель не нейтральна к окружающему миру и способна приводить к глобальным изменениям физической среды.

Разумеется, столь тонкие материи нуждаются в серьезных обоснованиях и доказательствах, которые в настоящий момент отнюдь не всеми могут быть безоговорочно приняты, однако прецедент все–таки возник. Остается ждать, когда он получит дополнительные подтверждения.

Интересно, что тот экономический перегрев, который был характерен для мира последние два века сегодня порождает важные последствия для России, которая на наших глазах превращается из сухопутной державы в морскую. Это связано с оттаиванием льдов в Арктике и открытием Северного морского пути. Не исключено, что Россия станет бенефициаром предыдущего этапа экономической глобализации.

Эволюция, Фатум и Фортуна

Прояснение общих социальных механизмов эволюции чрезвычайно важно для понимания истории, однако не менее важно и понимание того, что есть кое-что и кроме этого, а именно: уникальность обстоятельств. Рассуждения об этом разбросаны по книги Сакса, в связи с чем постараемся их собрать вместе.

Происходящие события в природе и обществе могут образовывать такие комбинации элементов, которые являются уникальными в том смысле, что больше они не повторятся никогда. Свойство уникальности, строго говоря, отрицает понятие вероятности. Дело в том, что любая даже очень малая вероятность события предполагает его воспроизведение при достаточно большом повторении эксперимента. Однако уникальное событие не повторится никогда. Можно говорить о том, что теоретически оно могло бы воспроизвестись, но для этого потребуется так много исходов и времени, что это оказывается за рамками реальности. Точно также, как самосборка органических субстанций может только единожды привести к возникновению жизни на Земле, так и развитие социальных систем может лишь единожды спровоцировать создание всех условий, например, для запуска экономического роста. Эти простые рассуждения можно резюмировать в форме принципа одного шанса: если некие благоприятные условия не были использованы вовремя, то больше шанса не будет. Можно это сформулировать и так: если один раз не получилось, то не получится никогда.

Принцип одного шанса содержит в себе Эволюцию, Фатум и Фортуну одновременно. Рассмотрим его действие на некоторых исторических примерах.

Самый яркий пример Джеффри Сакса – отсутствие лошадей в Америке. Однако именно лошадь для экономического развития Евразии была беспрецедентна. Как пишет Сакс, она стала для древних империй автомобилем, грузовиком, железной дорогой и танком. Именно лошадь дала скорость, надежность, мощь и сообразительность, которые и обеспечили прорывы во всех секторах экономики. Но именно этого животного не было в доколумбовой Америке и в Африке. Но если в Африке сам климат и болезни воспрепятствовали выживанию дикой западной лошади, то в Америке по иронии судьбы древние охотники–собиратели истребили лошадь наряду с шерстистым мамонтом и саблезубым тигром. Отбросив сентименты, можно сказать просто: коренные американцы просто сожрали своих лошадей еще задолго до процесса их одомашнивания. Этой маленькой драмы стало достаточно, чтобы культура Америки развивалась гораздо медленнее культуры Евразии. А потому историческая встреча этих двух культур оказалась не в пользу американских туземцев. Итог прост: у Америки (в отличие от Африки!) шанс был, но он был упущен вплоть до воссоединения ранее изолированных народов. Фортуна отвернулась от Америки; второй шанс континент получил уже только в Новое время, но и тогда лишь для иных, некоренных народов.

Другой пример связан с Китаем, который сильно отстал от Европы, но в лице своего императора отказался в 1793 г. от британо–китайской торговли. Для Поднебесной это был шанс приблизиться к достижениям европейцев, но этот шанс был упущен. Однако в 1816 г. от англичан снова поступило аналогичное предложение, но и оно было отвергнуто. Но в 1839 г. британцы уже не приняли отказ и насильственно открыли Китай для своей торговли. Дальше для Поднебесной последовали печально известные опиумные войны и историческая полоса деградации и упадка. Попытки страны заново обрести себя начались только во второй половине XX века. Для Китая упущенный шанс в 1783 г. оказался все–таки не фатальным, и страна смогла подняться, однако не следует обольщаться на этот счет – если бы США не решили использовать Китай против СССР, то и этого подъема не произошло. Только международное противостояние двух гигантов дало Китаю второй шанс. Имеются и контрпримеры. Например, Япония в 1853 г. оказалась в такой же ситуации, как Китай в 1793, но ей удалось дать эффективный ответ на возникший вызов – страна открылась к внешней торговле, но параллельно осуществила модернизацию своей экономической и политической системы. Это позволило ей стать победителем в русско–японской войне 1904–1905 гг. Тем самым шансы даются многим, но используют их не все.

Применительно к современной России можно говорить, что в 2022 г. она также оказалась в состоянии бифуркации развития. Тот вызов, который она приняла со стороны США в прокси–войне с Украиной, таит в себе не только проблемы, но и возможности. Фактически после 1991 г. РФ превратилась в неоколониальное владение США с запретом на полноценное развитие. В этом смысле столкновение 2022 года может позволить ей восстановить суверенитет и перейти к продуманной стратегии развития. Но самое главное, что уже сейчас можно смело утверждать (и многие люди в стране это осознают), это то, что если Россия упустит свой нынешний исторический шанс, то второго шанса у нее не будет даже в отдаленном будущем. В этом смысле мы почти визуально наблюдаем, как страна находится в тисках принципа одного шанса.

Технологии, идеологии и источники энергии

Развитие человечества шло не только путем создания новых технологий, но и новых институтов и идеологий. Без последнего элемента развитие может стать невозможным. И история нас заставляет задуматься над этим фактом. Например, само появление капиталистического строя знаменовало собой некие новые идеологические установки, без которых было бы просто невозможно двигаться вперед. Как справедливо замечает Сакс, одно дело эксплуатировать коренное населения и отнимать его земли и совсем другое – создать новый идеал, оправдывающий подобные действия. На создание подобной идеологии были брошены большие интеллектуальные силы. Достаточно напомнить работу М. Вебера, в которой препарируется процесс преобразования традиционных христианских воззрений в прямо противоположные новые установки протестантизма [Вебер, 2022]. Однако еще раньше здание новой идеологии выстраивали Б. Мандевиль и А. Смит. Если первый уподобил человека с его эгоизмом и энергией пчелам, которые работают на общее благо улья, то второй «собрал» вместе все эгоистичные устремления людей в так называемую «невидимую руку», которая ведет общество к процветанию. Как метко выразился Сакс, «порок порождает достоинства» [Сакс, 2022, с. 194].

Такая идеология позволила оправдать жестокость по отношению к собственному населению. Например, на заре капитализма все новые технологии внедрялись в так называемых работных домах, объединивших в себе больницы для умалишенных, тюрьмы, сиротские приюты и богадельни для престарелых; трудовая же повинность в них была «образцовой»: работали даже старики, калеки и парализованные [Кулишер, 2012, Т. 2, с.152]. Наряду с таким благодеянием были приняты и столь же «полезные» законы: в Великобритании XVIII века 223 нарушения закона карались смертной казнью, в том числе карманное воровство, ограбление на сумму более 40 шиллингов, выкапывание деревьев из частных садов и на улицах и т.п.; институт смертной казни дополнялся физическими наказаниями, многие из которых по своей сути были смертельными [Фальк–Рённе, 1989, с. 14–15]. Что же касается туземного населения, то цивилизаторская миссия, которую несли им британцы, нашла оправдание в форме «Бремени Белого Человека» в знаменитом стихотворении Редьярда Киплинга.

Надо сказать, что все указанные идеологемы способствовали формированию духа капитализма, который, по меткому выражению В. Зомбарта, трансформировал средневековый принцип покоя в капиталистическое беспокойство, статический мир – в мир принципиально динамический [Зомбарт, 2009, с.29], а традиционные навыки и умения – в новые специфические компетенции [Зомбарт, 2009, с.125]. В свое время Т. Маккенна подметил следующую закономерность: «Если природа олицетворяет принцип экономии, то культура дает пример принципа обновления через излишества» [Маккенна, 1995, с. 17]. Данный эффект получил название инверсии Маккенны [Балацкий, 2021]. А потому сам дух капитализма и лежащая в его основе новая идеология должны были осуществить пресловутую инверсию Маккенны. И здесь мы опять возвращаемся к вопросу об овладении человечеством источниками энергии, только в данном случае идеология направлена на максимальное выкачивание энергии из самого человека. В противном случае запустить глобальную цивилизационную машину по переработке окружающего мира на благо человека невозможно. Выше мы уже обсудили такие минеральные (нефть, газ, уголь и пр.), растительные (трава, еда), животные (лошади, ослы, ламы, верблюды и пр.) и принудительные человеческие (рабы, крепостные) источники энергии. Новая идеология позволила задействовать еще и энергию свободных людей, чем и замкнула цивилизационную систему. Отныне энергия выжимается изо всех живых существ и из неживой природы. Иными словами, в эпоху капитализма жажда наживы окончательно превратилась в вечный двигатель экономического прогресса. При этом совершенно очевидно, что этот двигатель существовал с древнейших времен, однако при капитализме он получил юридическую легитимацию и идеологическое оправдание., что ознаменовало новый этап в освоении биологической энергии самого Homo sapiens.

Парадоксальность античеловеческой капиталистической идеологии состоит в том, что она все–таки дала свои положительные результаты и сегодня человечество находится на беспрецедентном по историческим меркам уровне благосостояния. Однако люди все активнее сопоставляют ее негативные и позитивные следствия. В связи с этим снова встает вопрос о замене рыночной идеологии. Для России, лишившейся после 1991 года всяческой идеологии, стоит задача ее воссоздания. Но какой именно?

России необходимо осмыслить не только опыт капитализма, но и свой собственный исторический путь. Например, она стала первой страной, которая в начале XX века заменила рыночную идеологию на коммунистическую, однако довольно быстро оказалось, что новая идеология продуцирует менее эффективные экономические системы. Сегодня все громче звучат лозунги восстановления общинных ценностей, вплоть до коммунистических. В связи с этим возникает опасность формирования очередной непродуктивной идеологии. Причем главная опасность состоит в том, новая идеология может не дать людям достаточно энергии для хозяйственной деятельности. Китай показывает, что можно идти по пути смешанной идеологии, вмещающей в себя индивидуалистические и коллективистские ценности. Сможет ли Россия построить и принять похожую идеологию, не ясно.

Вызовы XXI века

Грандиозный обзор развития человеческой цивилизации логичным образом завершить рассмотрением вызовов со стороны самой эволюции, которая просто обязана преподнести нам сюрпризы. Джеффри Сакс это делает посредством изящной цитаты эволюционного биолога Эдварда Уилсона: «мы существуем в условиях причудливого сочетания «эмоций каменного века, средневековых институтов и богоподобных технологий»» [Сакс, 2022, с. 277]. Этот вывод чрезвычайно точен, но нуждается в незначительном пояснении.

Дело в том, что изначально Сакс выбрал тройку «география–институты–технологии» для осмысления эволюции человечества. Однако сегодня мы гораздо лучше, чем когда–либо раньше понимаем то, что эти три элемента развиваются неравномерно. В данном контексте география связана с природным началом и заменяется на исходную биологическую сущность человека, которая крайне консервативна и почти не меняется со временем. Институты как некие нормы жизни людей гораздо более подвижны, но также проявляют свойство инерционности, в то время как технологии образуют сверхдинамичный элемент цивилизации и способны стремительно и почти неограниченно видоизменяться. Похоже, что сегодня мы пришли к ситуации, когда эти три элемента за 70 тыс. лет эволюции слишком сильно разбежались в разные стороны. Новые технологии и продукты уже активно начали разрушать психику, а отчасти биологию и экологию человека, а институты не способны обуздать накопившиеся социальные конфликты. И это самая главная и практически нерешаемая проблема.

Три рассмотренных аспекта Сакс формулирует и в более операциональных терминах. Географический фактор дает экологический кризис на фоне непрекращающегося экономического роста, институциональный фактор – имущественное неравенство на фоне роста благосостояния, технологический – хрупкость мирного сосуществования на фоне ультрасовременных военных технологий.

Несмотря на столь глубокое несоответствие биологической, социальной и технологической составляющих, Джеффри Сакс не теряет оптимизма. И он, надо сказать, вполне резонно предлагает взять процесс глобализации под контроль и начать управлять ею. И в этом направлении он рекомендует реорганизовать международные структуры регулирования, в чем он является признанным экспертом. Все его предложения разумны и обоснованы, хотя есть ощущение, что предлагаемые нововведения не решат накопившихся проблем. Однако это уже вопросы для дискуссий, от которых здесь лучше воздержаться.

Заключение: предмет для дискуссий

Рассматриваемая книга Джеффри Сакса, вне всякого сомнения, достойна самого пристального прочтения. Вместе с тем было бы наивно думать, что все вопросы эволюции исчерпаны автором или даже изложены абсолютно безошибочно. В работе есть множество моментов, которые нуждаются в дополнительном обсуждении и развитии. И это замечательно!

Среди наиболее спорных вопросов хотелось бы отметить мнение Сакса о самом феномене конвергентного роста во второй половине XX столетия, который дал впечатляющие успехи в лице «азиатских тигров» – Южной Кореи, Тайваня, Гонконга и Сингапура. Сакс относит этот успех на правильную политику указанных стран, получивших политический суверенитет. Однако это не совсем так и сегодня мы это хорошо понимаем.

Во-первых, названные «азиатские тигры» на самом деле было бы правильнее назвать «азиатскими сусликами»: Гонконг и Сингапур – это карликовые города–государства, Тайвань – всего лишь остров, не имеющий политической автономии, а Южная Корея – меньший кусок бывшего единого государства. Распространять опыт этих стран–гномов на другие «полноценные» страны совершенно беспочвенно.

Во-вторых, указанные страны ни в какой степени не являются суверенными. Южная Корея изначально создавалась в качестве плацдарма против Северной Кореи и таковым остается до сих пор с американскими военным базами на своей территории. Гонконг даже исторически использовался в качестве торговой гавани в Китае, а сейчас он уже потерял самостоятельность и поглощен континентальным Китаем. Патронаж над Тайванем после Второй мировой войны перешел от Японии к США и теперь остров является стратегической базой Америки против Китая, в отношении чего уже закрутился достаточно тугой узел политической конфронтации между старым и новым мировыми лидерами; скорее всего, в недалеком будущем остров воссоединится с континентальным Китаем. Сингапур также всегда являлся перевалочным торговым пунктом в соответствующем регионе и даже после обретения самостоятельности остался в орбите Великобритании и США, о чем свидетельствует его государственный язык – английский. Таким образом, названные страны–суслики являются дружественными по отношению к США, а потому их успех базируется на поддержке со стороны США, для которых это можно считать своеобразным политическим экспериментом. Как уже было сказано ранее, даже восхождение Китая, скорее всего, не состоялось бы, если бы США не решили использовать его в противостоянии с СССР. Ирония истории состоит в том, что СССР рухнул, а Китай успел непомерно разрастить, что создало новую проблему для США. Что же касается стран с «недемократическими» политическими режимами, то все они – Северная Корея, Иран, а теперь и Россия – попадают в стан ярых врагов США, а потому им активно мешали развиваться, в том числе посредством международных экономических санкций, военных и экономических диверсий. Однако, несмотря на это, именно эти страны имеют наиболее впечатляющий военный и инженерно–технический потенциал.

Таким образом, с конвергентным ростом все очень не просто. Было бы правильнее говорить о том, что в мире сегодня следует различать самостийное (естественное) и управляемое (искусственное) развитие. После того, как Британия обрела статус мирового гегемона развитие или, наоборот, отсутствие развития многих стран было связано с непосредственными действиями государства–лидера, который в соответствии со своими стратегическими приоритетами, каким-то странам помогал, а каким-то – мешал. Нынешняя гегемония США стала еще более масштабной и всеобъемлющей по сравнению с британской, что делает еще более наглядным процессы искусственного развития и сдерживания.

Сказанное претендует лишь на уточнение некоторых тезисов книги. Судя по высказываниям Сакса в его интервью, он согласился бы с этими ремарками. В любом случае автор дал нам богатую пищу для осмысления и дискуссий – и мы за это должны быть ему благодарны.

Список источников

Аджемоглу Д., Робинсон Дж. (2021). Узкий коридор. М.: АСТ. 704 с.

Арриги Дж. (2006). Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. М.: Издательский дом «Территория будущего». 472 с.

Балацкий Е.В. (2014). Технологии и институты: замыкание контура взаимосвязей // «Экономические системы», №1. С. 21–27.

Балацкий Е.В. (2021). Поликаузальная концепция социальной эволюции // «Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз». Т. 14. № 6. С. 49–69.

Балацкий Е.В., Гусев А.Б., Юревич М.А. (2016). Макрооценка ресурсной зависимости российской экономики. М.: Издательство «Перо». 243 с.

Вебер М. (2022). Протестантская этика и дух капитализма. Ивано–Франковск: Ист–Вью. 352 с.

Даймонд Дж. (2010). Ружья, микробы и сталь. История человеческих сообществ. М.: АСТ. 604 с.

Зомбарт В. (2009). Буржуа: Этюды по истории духовного развития современного экономического человека. М.: ТЕРРА – Книжный клуб. 576 с.

Кулишер И.М. (2012). История экономического быта Западной Европы. Т.1–2. Москва, Челябинск: Экономика, Социум. 1030+XXI с.

Маккенна Т. (1995). Пища богов. М.: Издательство Трансперсонального Института. 379 с.

Норт Д. (2010). Понимание процесса экономических изменений. М.: Изд. дом ГУ–ВШЭ. 256 с.

Сакс Дж. (2022). Эпохи глобализации: география, технологии и институты. М.: Издательство Института Гайдара. 368 с.

Пикетти Т. (2016). Капитал в XXI веке. М.: Ад Маргинем Пресс. 592 с.

Фальк–Рённе А. (1989). Где ты, рай? М.: Прогресс. 168 с.

Фукуяма Ф. (2004). Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. М.: ООО «Издательство АСТ»; ЗАО НПП «Ермак». 730 с.

Ikenberry G.J. (2020). The Ages of Globalization: Geography, Technology, and Institutions / Foreign Affairs, 11.08.2020: https://www.foreignaffairs.com/reviews/capsule–review/2020–08–11/ages–globalization–geography–technology–and–institutions

Polterovich V.M. (2022a). Competition, collaboration, and life satisfaction. Part 1. The Seven of European leaders // Economic and Social Changes: Facts, Trends, Forecast, 15(2), 31–43.

Polterovich V.M. (2022b). Competition, collaboration, and life satisfaction. Part 2. The fundament of leadership – collaborative advantage // Economic and Social Changes: Facts, Trends, Forecast, 15(3), 42–57.

Sachs J.D. (2012). What I did in Russia / Internet Archive «Wayback Machine», March 14^th: https://web.archive.org/web/20130316035403/http://jeffsachs.org/2012/03/what–i–did–in–russia/

Sachs J.D. (2020). The Ages of Globalization: Geography, Technology, and Institutions. N.Y.: Columbia University Press. 280 p.

Shenk T.W. (2021). Review – Sachs, Jeffrey D. The Ages of Globalization: Geography, Technology, and Institutions/ University of the Poor: https://universityofthepoor.org/review–sachs–jeffrey–d–the–ages–of–globalization–geography–technology–and–institutions/