Неэргодическая экономика

Авторский аналитический Интернет-журнал

Изучение широкого спектра проблем экономики

Россия в мировой системе производительности труда

В статье обрисовывается общая диспозиция стран в современной мировой системе производительности труда, а также место Российской Федерации в сложившейся страновой иерархии. Отмечается, что по своим количественным характеристикам Россия попадает, по терминологии И. Валлерстайна, между странами ядра и периферии, являясь тем самым типичным представителем государств полупериферии. Расчеты показывают, что на интервале 1995–2005 гг. прирост производительности труда в России был на 15% обеспечен фактором экстенсивного увеличения отработанных часов, т.е. ростом эксплуатации труда. На временном интервале 2006–2018 гг. этот процесс обратился вспять и завершился в 2019 г. официальным провозглашением премьер–министром страны Д. Медведевым реформы рабочей недели в направлении ее сокращения до четырех дней. Все это открывает эру социально ориентированной доктрины роста производительности труда.

Введение

 

Производительность труда (ПТ) является одним из наиболее удобных и интегральных измерителей уровня технологического развития общества. Сегодня ПТ является важным экономическим показателем, который тесно связан с экономическим ростом, конкурентоспособностью и уровнем благосостояния общества. В традиционной трактовке ПТ представляет собой общий объем производства (измеряемый в пересчете на валовой внутренний продукт – ВВП), произведенный на единицу труда (измеряемый в пересчете на число занятых или на количество отработанных часов одним работником) в течение данного отчетного периода. Этот показатель позволяет оценивать уровни и темпы роста затрат ВВП на рабочую силу с течением времени, обеспечивая тем самым общую информацию об эффективности и качестве человеческого капитала в производственном процессе. ПТ может быть рассчитана в стоимостных и натуральных единицах.

В советское время параметр ПТ был одним из самых главных макроэкономических показателей, который планировался и регулировался. В последние годы ПТ вернулся в регуляторный дискурс и превращается в целевой макроэкономический индикатор. Так, например, Указом Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 года №596 «О долгосрочной государственной экономической политике» была поставлена задача увеличить производительность труда к 2018 году в 1,5 раза относительно 2011 года. Данная цель достигнута не была: увеличение производительности составило только 5,5% [1]. 30 августа 2017 Президиумом Совета при Президенте Российской Федерации по стратегическому развитию и приоритетным проектам была утверждена программа «Повышение производительности труда и поддержка занятости» на 2017–2015 годы, в которой предусмотрено повышение производительности труда на предприятиях-участниках не менее чем на 30%, и была начата работа по ее практической реализации [1]. Сегодня повышение производительности труда – одно из приоритетных направлений российской экономической политики, определенное в Указе Президента Российской Федерации от 07.05.2018 №204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» (пункт 9), где предусмотрен рост производительности труда на средних и крупных предприятиях базовых несырьевых отраслей экономики не ниже 5 процентов в год. Такое внимание к ПТ связано с явным технологическим отставанием России от передовых экономик мира и попыткой властей изменить сложившееся положение дел. Судя по всему, появление в нормативных документах ПТ в качестве целевого ориентира приведет к формированию разных механизмов роста данного показателя и «силовому» внедрению технологического прогресса.

Цель данной статьи состоит в уяснении диспозиции России в мировой экономике с точки зрения ПТ, а также в получении непредвзятых оценок будущих сдвигов на данном фронте экономического развития страны.

 

Обзор работ по сравнительному анализу производительности труда

 

Сравнительному анализу разных стран по показателям производительности труда посвящено немало работ как в отечественной, так и в зарубежной литературе. Интерес к данной теме вызван необходимостью осознания места той или иной страны на мировой карте ПТ и поиска возможностей его изменения с учетом мировых трендов развития экономики. Данный анализ позволяет отстающим странам применять и адаптировать опыт лидеров в области повышения ПТ.

Большая часть сравнительного анализа в работах зарубежных авторов посвящена выявлению факторов, лежащих в основе различий в росте ПТ. Так, в работах [2, 3, 4] анализируется отставание стран Европейского Союза от США и в качестве факторов, позволяющих сократить разрыв между странами ЕС и США, отмечаются такие, как внедрение IT–технологий и инвестиции в наукоемкие (нематериальные) активы. В исследовании [5] отмечается, что для развивающихся стран характерны большие разрывы в производительности между различными секторами экономики. Опыт развитых стран показывает, что структурные изменения могут стать существенным фактором повышения ПТ и экономического роста. В работе [6] дается классификация европейских стран в зависимости от характера роста производительности и выделяются четыре следующие группы: северные страны, в которых преобладают инвестиции в человеческий капитал и рост многофакторной производительности труда (МФП); страны с либеральной экономикой, где в приоритете инвестиции в основной капитал и рост производительности труда; страны континентальной Европы с умеренно высокими инвестициями в человеческий капитал и относительно низкими – в физический; страны южной Европы с наименьшими инвестициями в человеческий капитал и низким ростом производительности труда.

Анализируя экономическое развитие современной России, многие исследователи отмечают впечатляющие темпы роста российской экономики в период с 1998 по 2007 годы, вызванные, главным образом, ростом производительности труда за счет загрузки свободных производственных мощностей и увеличением численности работников [7, 8]. Это позволило, по мнению авторов указанных исследований, увеличить ПТ в 1,7 раза и в определенной степени сократить отставание России от США. Однако даже столь высокие темпы роста не позволили России ликвидировать это отставание и достаточно близко приблизиться к уровню наиболее развитых стран. Согласно проведенным расчетам, отставание России по уровню производительности от США на 2006 г. составило 3,7 раза [9]. В свою очередь, сохранение столь высоких темпов (на уровне 6-7%) позволило бы России к 2025 году существенно приблизиться к уровню ПТ в США, Великобритании и Франции [10].

К началу нового десятилетия XXI века основной потенциал «восстановительного» роста ПТ был практически исчерпан, что актуализировало проблему поиска новых источников ее увеличения, ключевыми из которых были признаны повышение эффективности организации труда и модернизация устаревшего оборудования и неэффективных технологий [7, 8, 9].

Сравнительные исследования, проводимые в указанных направлениях в последующие годы, показали, что Россия на мировой карте ПТ находится в числе аутсайдеров и в среднем отстает от США на одно технологические поколение [11]. В исследовании [12] рассчитано, что к 2016 году отставание России от США по показателю ПТ на одного занятого составило 3,87 раза. При этом, с одной стороны, наблюдалась положительная динамика относительно 2000 года, когда разрыв составлял 4,92 раза, с другой – сокращение разрыва в основном пришлось на период до 2010 года, когда отставание составило 3,82 раза. В последующие годы темпы ПТ в России и в США в среднем совпадали, что не позволяло нашей стране сокращать отставание [13].

Значительная часть работ анализирует производительность труда не только в пересчете на количество занятых, но и с учетом количества отработанных часов [14, 15]. В исследовании Аналитического центра при Правительстве Российской Федерации отмечается, что в период с 2005–2015 гг. динамика роста уровня ПТ в России была схожа с тенденциями изменения данного показателя в странах ОЕСР, однако отставание от стран с развитыми экономиками оставалось значительным (более чем в 2 раза) [2]. Аналогичные тенденции показаны и в работе [16], где отмечаются высокие темпы прироста показателей производительности, доходности и интенсивности труда в России, несмотря на ее низкие позиции среди стран-лидеров по этим показателям.

Невзирая на большое число работ, посвященных сравнительному анализу стран по производительности труда, в современной литературе практически отсутствуют исследования, характеризующие современное положение дел. Задача данной статьи ликвидировать указанный пробел.

 

Измерение производительности труда: международная практика

 

Прежде чем перейти к цифровому анализу, рассмотрим существующие методы измерения ПТ, среди которых можно выделить два принципиально разных международных подхода с незначительной вариацией с учетом чисто российской специфики [17, 18].

1. Методология Международной организации труда (МОТ). В соответствии с этой доктриной ПТ (Labour productivity, LP) представляет собой количество продукции, произведенное за определенный период времени в расчете на одного работника [3]:

 

 (1)

 

 

 

Плюсом данного подхода является то, что сегодня в международной статистике имеются длинные временные ряды данных по всем странам, что позволяет проводить межстрановые сравнения и сопоставления. Минус подхода МОТ состоит в том, что он искажает истинное положение дел, т.к. не учитывает различия в продолжительности рабочего времени между странами. В дальнейшем исчисляемую по методологии МОТ ПТ будем называть номинальной ПТ (НПТ).

2. Методология Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). В соответствии с этим подходом ПТ представляет собой валовый внутренний продукт (Gross Domestic Product, GDP) в расчете на час отработанного времени занятыми в стране (GDP per hour worked) [4]:

 

 (2)

 

 

 

Преимущество подхода ОЭСР по сравнению с подходом МОТ состоит в совместном учете воздействия многих факторов, в том числе различий в продолжительности рабочего времени. Данный фактор ПТ является чрезвычайно важным, т.к. учитывает своеобразный коэффициент эксплуатации, который обеспечен не технологическим прогрессом, а экстенсивным ростом отработанных часов. Минусом этого подхода является отсутствие информации по многим странам мира. В дальнейшем исчисляемую по методологии ОЭСР ПТ будем называть реальной ПТ (РПТ).

3. Методология Росстата. В России рассчитывается индекс производительности труда [5], который характеризует изменение производительности труда во времени:

– по экономике в целом:

 

 (3)

 

 

 

где Iввп – индекс физического объема ВВП периода t к периоду t–1; Iзт – индекс совокупных затрат труда периода t к периоду t–1;

– по отраслям экономики (определенных в концепции системы национальных счетов):

 

 (4)

 

 

 

где Iв.д.с – индекс производительности труда по отрасли периода t к периоду t–1; Iдс – индекс физического объема валовой добавленной стоимости по отрасли периода t к периоду t–1; Iзт – индекс совокупных затрат труда периода t к периоду t–1. Разработка показателя осуществляется по отраслям, в которых преобладает рыночное производство;

– по субъектам РФ:

 

 (5)

 

 

 

где Iврп – индекс физического объема ВРП в основных ценах периода t к периоду t–1; Iзт – индекс совокупных затрат труда по региону периода t к периоду t–1.

Для сопоставимости уровней производительности труда по странам показатель ВВП берется в долларах США по паритету покупательской способности (ППС). Несложно видеть, что ПТ, исчисляемая по методологии Росстата, совпадает с НПТ и не учитывает фактор эксплуатации труда.

 

Межстрановой анализ производительности труда: синдром полупериферии

 

Измерение ПТ по методологии ОЭСР позволяет нарисовать максимально объективную картину международной диспозиции с учетом фактора эксплуатации труда, поэтому в данном исследовании расчеты производились именно по ней. Динамика структуры мировой системы РПТ с 1995 по 2017 гг. приведена в табл.1, которая позволяет сделать ряд выводов.

Во-первых, в мире постепенно происходит выравнивание РПТ путем утраты многими странами социальных и технологических достижений. Например, в 1995 году 10 стран ЕС имели более высокую РПТ, чем в США, тогда как в 2017 г. – только 5. Разрыв в РПТ между странами–лидерами сокращается. В каком-то смысле можно говорить о постепенном крушении европейской модели РПТ, которая базировалась на высоком технологическом уровне и умелом менеджменте на фоне комфортных условий труда, включая умеренное число отработанных часов, т.е. длительность рабочей недели. Далее будет показано, что наблюдаемое выравнивание происходит, прежде всего, за счет выравнивания условий труда в части длительности рабочего дня. Не исключено, что мир стоит на пороге нового витка сокращения рабочего времени, однако этот новый цикл пока не начался, а старый завершился, в связи с чем и наблюдается нивелирование различий в РПТ.

 

Таблица 1

Динамика РПТ (по методологии ОЭСР) по странам мира, долл. США на 1 час работы, постоянные
цены 2010 года

Страны

1995

2000

2005

2010

2015

2017

Австралия

37,4

42,2

45,3

48,0

52,2

52,7

Австрия

43,8

47,8

51,9

55,1

57,7

58,2

Бельгия

52,6

56,7

61,0

63,1

64,6

64,8

Канада

38,5

42,1

44,9

46,0

48,6

49,6

Чили

14,0

17,0

19,6

21,0

23,5

23,9

Чехия

20,5

23,0

28,7

31,8

34,6

35,3

Дания

51,4

54,7

58,4

60,2

63,9

64,9

Эстония

Н/Д

18,6

24,7

29,0

31,0

32,5

Финляндия

39,4

45,9

51,1

52,6

53,2

55,5

Франция

47,1

51,7

55,6

56,5

59,0

59,8

Германия

45,9

50,5

54,3

56,2

59,1

60,5

Греция

26,2

30,2

33,5

34,4

32,4

32,0

Венгрия

18,9

20,5

26,3

30,5

31,4

32,0

Исландия

32,2

36,5

44,9

51,2

53,3

55,5

Ирландия

36,5

45,5

52,2

62,1

81,5

85,9

Израиль

27,0

29,2

30,9

33,0

35,2

35,7

Италия

44,8

47,2

47,5

47,1

47,9

48,0

Япония

31,4

35,2

38,3

39,5

41,4

41,8

Южная Корея

13,8

18,4

22,9

29,3

32,1

34,3

Латвия

Н/Д

15,5

22,7

25,1

28,8

31,1

Литва

14,5

18,1

25,2

30,4

34,6

36,7

Люксембург

72,4

78,6

80,7

79,6

81,0

79,5

Мексика

16,7

18,4

18,3

17,6

18,6

18,8

Голландия

49,1

54,4

58,4

60,0

61,9

62,6

Новая Зеландия

30,2

32,1

33,7

35,9

38,1

37,3

Норвегия

64,3

71,7

80,4

76,7

78,7

80,7

Польша

15,3

20,1

24,3

28,4

31,7

33,9

Португалия

27,9

30,2

31,9

34,2

35,1

34,9

Словакия

18,0

22,7

28,9

34,4

38,4

40,0

Словения

21,9

28,0

33,1

35,2

36,4

39,1

Испания

40,6

40,8

41,3

44,3

46,8

47,5

Швеция

43,0

49,1

56,6

58,1

61,3

61,7

Швейцария

46,7

51,2

54,2

57,1

58,0

59,2

Турция

20,4

23,1

28,3

30,7

36,4

38,1

Великобритания

39,7

44,7

49,7

51,4

52,3

52,5

США

44,5

50,0

56,8

62,1

63,4

64,2

ЕС (28 стран)

35,8

39,8

43,2

45,0

47,4

48,2

G7

41,3

46,2

50,9

53,8

55,7

56,5

OECD – Всего

Н/Д

39,2

43,1

45,3

47,3

48,1

Россия

15,0

15,3

19,5

22,9

23,7

24,1

ЮАР

Н/Д

Н/Д

16,8

19,5

21,7

19,2

Источник / Source: OECD

 

Во-вторых, Россия в мировой системе РПТ занимает замыкающее положение, оказавшись между развитыми и развивающимися странами. На сегодняшний день Россия отстает даже от таких стран, как Южная Корея, Латвия, Литва и Турция, а опережает лишь такие государства, как Мексика и ЮАР. Это обстоятельство является центральным в понимании места России в мировой системе РПТ. Фактически Россия на десятилетия зависла между развитым и неразвитым мирами: не желая оставаться среди технологических аутсайдеров мира, она не может войти и в круг избранных стран. Согласно И. Валлерстайну, в мировой системе следует выделять три группы стран – ядро, периферию и полупериферию. По его мнению, в самом сложном положении оказываются именно страны полупериферии, которые, с одной стороны, испытывают постоянное давление со стороны стран ядра, а с другой стороны – сами оказывают давление на государства периферии [19, c. 96]. Используя данные категории, можно утверждать, что драматизм сегодняшней России сопряжен с ее местом в качестве страны полупериферии, которая примерно в равных пропорциях имеет элементы производственной системы стран ядра и периферии, а по количественному критерию РПТ попадает строго между ними.

 

 

Рис. 1. Динамика РПТ в 1995–2017 гг. в России и ЮАР, дол. США на 1 час работы, постоянные цены 2010 года

Источник / Source: Рассчитано авторами по данным OECD

 

 

В-третьих, в последние 2-3 десятилетия относительно России прослеживается вполне явный догоняющий тренд, состоящий в том, что разрыв в РПТ между ней и странами ядра постепенно сокращается. Одновременно с этим просматривается и тенденция к более динамичному развитию России по сравнению со странами периферии. Например, в 1995 г. отставание России от ЕС составляло 2,4 раза, а к 2017 г. оно сократилось до 2,0. Относительно США отставание России в 1995 г. составляло 3,0 раза, а в 2017 – 2,7. Аналогичным образом Россия в 2001 г. по РПТ совсем незначительно опережала ЮАР – в 1,1 раза, а в 2017 г. – уже в 1,3 раза. Более того, на рис.1 хорошо видно, что по сравнению с ЮАР у России более выражена стабильность технологического развития. Например, даже спад РПТ в России после 2014 г., когда начали действовать в отношении нее международные санкции, был менее значительным и резким, чем спад в ЮАР после 2015 г.

Остановимся более подробно на факте утраты странами ядра социальных преимуществ в части сокращения рабочего дня. Рассмотрим для этого данные табл.2. Несложно видеть, что за 22 года из 10 стран, опережавших США по показателю РПТ, таковых осталось только 5, среди которых преимущество двух является исчезающе малым. Данное обстоятельство вызвано тем фактом, что после распада СССР Соединенные Штаты на 25 лет оказались в качестве непререкаемого лидера по всем направлениям и, прежде всего, технологическому. Параллельно усилению США шло относительное ослабление европейских стран. При этом США придерживались крайне жесткой в социальном отношении модели трудовых отношений, которая в той или иной степени передавалась и в другие страны ядра. Страны же, не перенявшие эту модель, начинали утрачивать позиции в мировой системе РПТ, что наглядно видно в табл.2.

 

Таблица 2

Динамика относительной РПТ (США=100%), %

Страны

1995

2005

2017

Ирландия

82,0

91,9

133,8

Норвегия

144,6

141,6

125,7

Люксембург

162,8

142,1

123,9

Дания

115,5

102,9

101,2

Бельгия

118,2

107,5

101,0

США

100,0

100,0

100,0

Нидерланды

110,4

102,9

97,5

Франция

105,9

97,9

93,2

Швейцария

105,1

95,4

92,3

Германия

103,3

95,6

94,2

Италия

100,7

83,6

74,7

Источник / Source: Рассчитано авторами по данным OECD

 

 

Несмотря на временную победу американской экономической модели, есть все основания утверждать, что в будущем фактор эксплуатации труда снова станет одним из ведущих и будет определять место той или иной страны в мировой экономике. В XXI все популярнее становятся рассуждения о технологической гегемонии в терминах экосистем, что включает в себя условия труда и степень эксплуатации; в новейшей истории в условиях четвертой промышленной революции технологический прогресс без успехов в этих сферах теряет всяческий смысл.

 

Понижательный мировой тренд в динамике производительности труда

 

Особого внимания заслуживает вопрос о динамике РПТ. Если рассмотреть два больших ретроспективных интервала – 1995–2005 гг. и 2006–2017 гг., то можно увидеть довольно явный тренд к сокращению темпов роста РПТ (табл.3).

Нетрудно заметить, что практически во всех странах мира, представленных в табл.3, выполняется неравенство α(1995–2005)>α(2006–2017), где α – темп прироста РПТ за соответствующий период времени. Исключением из правила являются только две страны – Испания и Ирландия. Установленная закономерность особенно хорошо визуализируется на рис.2, на котором видно, что линия 2006–2017 гг. «пробивается» линией 1995–2005 гг. только в двух указанных географических точках.

 

Таблица 3

Темпы прироста РПТ по странам мира

Страны

Средний темп прироста РПТ за 1995–2005 гг.

Средний темп прироста РПТ за 2006–2017 гг.

Литва

5,7

3,2

Южная Корея

5,3

3,4

Ирландия

3,8

4,4

Словакия

4,9

2,8

Польша

4,9

2,8

Турция

3,6

2,6

Словения

4,2

1,5

Исландия

2,9

1,8

Чехия

3,6

1,8

Чили

4,2

1,7

Венгрия

4,5

1,7

Россия

2,7

1,8

США

2,3

1,0

Швеция

2,7

0,7

Финляндия

2,6

0,7

Австралия

2,0

1,3

Латвия

8,0

2,7

Япония

2,1

0,7

Австрия

1,7

1,0

Великобритания

2,2

0,5

Израиль

1,2

1,2

Эстония

5,8

2,4

Германия

1,7

0,9

Канада

1,5

0,8

Нидерланды

1,5

0,6

Франция

1,7

0,6

Швейцария

1,5

0,8

Дания

1,3

0,9

Норвегия

2,3

0,0

Португалия

1,4

0,8

Новая Зеландия

1,1

0,9

Бельгия

1,3

0,5

Греция

2,5

–0,4

Испания

0,2

1,2

ЮАР

2,5

1,2

Мексика

0,3

0,3

Люксембург

1,2

–0,1

Италия

0,8

0,1

Источник / Source: Рассчитано авторами по данным OECD

 

 

Рис. 2. Среднегодовые темпы роста РПТ за два периода времени

Источник / Source: Рассчитано авторами по данным OECD

 

 

Сброс технологических оборотов за два рассматриваемых временных периода весьма значителен. Например, для Италии произошло 8–кратное падение темпов роста РПТ, для России имело место их полуторакратное сокращение; для таких стран, как Греция и Люксембург имела место вообще полная инверсия режима – с активного технологического прогресса на явную технологическую деградацию.

Указанный тренд позволяет говорить о вхождении мировой экономики в стадию низких темпов развития. Причем это явление является тотальным – низкие темпы экономического роста сопровождаются низкими темпами душевого ВВП и низкими темпами технологического прогресса (РПТ). На такой траектории конкуренция между странами становится особенно острой и жесткой. Достаточно указать, что разница в темпах роста РПТ между Ирландией и Италией составляет 44 раза. Совершенно очевидно, что при таких различиях в технологическом развитии за относительно небольшой промежуток времени произойдет принципиальная перестановка в уровне благосостояния населения указанных стран. В этом контексте Россия занимает «срединное» положение – динамичность ее технологического развития в 2,5 раза ниже, чем в Ирландии и в 18 раз выше, чем в Италии. Данное обстоятельство дает вполне приличные шансы России для отыгрывания позиций на мировой технологической арене.

Подобные периоды глобального замедления мировой экономики можно назвать режимом неомальтузианской ловушки [20]. В такие периоды, как правило, наблюдается антагонизм между технологическим прогрессом и социальной направленностью развития общества – одно сдерживает другое. На этих стадиях одни страны стараются переложить свои проблемы на другие, менее развитые страны и тем самым безболезненно пройти депрессивный период. Россия находится в эпицентре данного процесса с некоторыми осложняющими обстоятельствами в виде международных санкций и тотальной бюрократизации экономики. Тем самым понижательный тренд в динамике РПТ ставит перед Россией вызовы, на которые ей предстоит реагировать в самое ближайшее время.

 

Производительность труда и продолжительность рабочей недели

 

Подходы к оценке производительности труда в рамках методологии ОЭСР (РПТ) и МОТ (НПТ) тесно связаны между собой. Функциональное уравнение связи для них выглядит следующим образом: РПТ=ППТ/СЧЧ, где СЧЧ – среднее число отработанных часов одним работником; РПТ и НПТ – реальная и номинальная ПТ. Тогда данное соотношение может быть переписано в темповой форме:

 

 (6)

 

 

где αРПТ, αНПТ и αСЧЧ – темпы прироста РПТ, НПТ и СЧЧ соответственно.

Отсюда вытекает простой вывод: рост часовой рабочей нагрузки на человека уменьшает реальную производительность труда. Иными словами, НПТ может возрастать не столько из-за технологического прогресса как такового, сколько за счет экстенсивной эксплуатации человека на рабочем месте. Заметим, что феномен эксплуатации здесь понимается в расширенном ключе, т.е. он может быть обеспечен извне – работодателем, и изнутри – самими работником в результате добровольной самоэксплуатации. Суть дела от этого не меняется, т.к. в обоих случаях речь идет о прогрессе, обеспеченном экстенсивным вовлечением труда.

Для апробации тождества (6) воспользуемся данными табл.4; результаты балансовых расчетов приведены в табл.5, которая позволяет сделать следующие выводы.

 

Таблица 4

Данные о динамике РПТ и СЧЧ для России

Годы

РПТ, долл. США на 1 час

СЧЧ, час.

1995

15,0

1891

2005

19,5

1989

2017

24,1

1980

Источник / Source: Рассчитано авторами по данным OECD

 

 

Таблица 5

Темпы прироста РПТ, НПТ и СЧЧ для России

Годы

Темпы прироста

РПТ

НПТ

СЧЧ

1995–2005

30,2

35,4

5,2

2006–2017

23,4

22,9

–0,5

1995–2017

60,6

65,3

4,7

Источник / Source: Рассчитано авторами по данным OECD

 

 

Во-первых, для России характерны два периода роста производительности труда с прямо противоположными тенденциями в коэффициенте эксплуатации. Так, если в 1995–2005 гг. рост НПТ происходил в числе прочих факторов за счет роста экстенсивного увеличения рабочего времени, то на временном интервале 2006–2017 гг. этот процесс приостановился и даже принял противоположную направленность. Главный вывод из сказанного состоит в том, что в России фактор эксплуатации труда не был нейтральным, а выступал в качестве активного резерва повышения эффективности производства, что характерно, как правило, для бедных и слаборазвитых стран мира. Тем самым Россия в своей стратегии роста ПТ придерживалась сценария развития, характерного для стран периферии, и только в последнее десятилетие стала отходить от этой порочной установки. Подобное шараханье в стратегии роста ПТ лишний раз подтверждает вывод о принадлежности России к группе полупериферийных государств. Что касается количественной стороны данного вопроса, то фактор эксплуатации на интервале 1995–2005 гг. был достаточно ощутимым, давая 14,7% всего прироста НПТ и тем самым вуалируя медленный технологический прогресс.

Во-вторых, для России предыдущего этапа развития в целом имел место антисоциальный технологический прогресс, идущий параллельно с усилением эксплуатации людей. Однако сегодня есть признаки, свидетельствующие об осознании регулятором данной проблемы и смене старой парадигмы. Об этом говорит заявление главы Правительства РФ Дмитрия Медведева на 108-ой Международной конференции труда в Женеве [6]. Премьер–министр поддержал усилия МОТ по подготовке перехода на четырехдневную рабочую неделю.

Данное заявление можно считать программным для российской политики ближайшего десятилетия. В частности, Д. Медведев упомянул опыт новозеландской инвестиционной компании «Perpetual Guardian», которая весной 2018 года ввела для своих сотрудников опцию перехода на четырехдневную рабочую неделю. Этот переход осуществлялся не в приказном порядке, а на основе добровольного выбора сотрудников. По мнению основателя «Perpetual Guardian» Эндрю Барнса, дополнительный выходной позволит резко увеличить производительность четырех рабочих дней. Аналогичная мера была введена в отношении сотрудников колл–центра британской компании «Simply Business», где сохранили зарплату за 30-часовую неделю такой же, что и за 38–часовую. В IT-компании «Planio», также перешедшей на 4–дневную неделю, считают, что переработки не только не приносят пользы, но представляют собой главную угрозу продуктивности [7].

Таким образом, новый международный тренд в сфере трудовых отношений состоит в переходе на укороченную рабочую неделю за счет эквивалентного повышения ПТ. Россия впервые за последние три десятилетия официально присоединилась к этому движению. Надо сказать, что подобные акции в мировой истории периодически повторяются. Хрестоматийным примером является переход с 48–часовой на 40–часовую рабочую неделю после удачного опыта автосборочного завода Генри Форда, где этот шаг был сделан впервые [8].

Оставив пока в стороне достижимость намеченной социальной инновации, подчеркнем тот факт, что благодаря ей Россия оказалась в состоянии своеобразной «технологической бифуркации», когда решается, по какому пути она пойдет – по пути развитых стран ядра или по пути развивающихся стран периферии. На наш взгляд, это типичная официальная манифестация попытки российского истеблишмента преодолеть синдром полупериферийности.

 

Прогнозные оценки роста производительности труда в России

 

Нет никакого сомнения в том, что Правительство РФ сделало правильную ставку в попытках ускорения роста ПТ и выхода из клуба полупериферийных государств. Однако более острым является вопрос о реализуемости намеченной программы. Сегодня уже некоторые аналитики скептически оценили возможности страны в этом направлении. По их мнению, при текущих темпах роста производительности для достижения относительно безболезненного сокращения рабочей недели потребуется 20 лет [9]. Дадим свою альтернативную и, как нам кажется, более беспристрастную оценку будущих изменений.

Рассмотрим два прогнозных сценария – инерционный, основанный на сложившемся в 2006–2017 гг. тренде сокращения дистанции в ПТ между Россией и США, и нормативный, основанный на объявленных в нормативных документах целях по ускорению роста ПТ в России. Согласно первому сценарию средний ежегодный рост относительной ПТ России составляет совсем скромную величину (табл.6). Если такая тенденция сохранится, то даже к 2038 Россия будет отставать от США более чем в 2 раза. Таким образом, инерционный сценарий не сулит стране ничего хорошего и равносилен ее сохранению в группе полуперриферийных государств.

 

Таблица 6

Прогнозные параметры ПТ России

Показатель производительности труда

Прогнозный сценарий

Инерционный

Нормативный

Среднегодовой темп прироста относительной ПТ России

0,26

1,40

Относительная ПТ России в 2030 году

41,1

57,4

Относительная ПТ России в 2038 году

43,2

71,5

Источник / Source: Рассчитано авторами по данным OECD

 

 

Нормативный сценарий предполагает рост ПТ на средних и крупных предприятиях базовых несырьевых отраслей экономики не ниже 5 процентов в год. По нашим примерным оценкам, данный сегмент экономики, выступающий в качестве драйвера развития, способен обеспечить определенное ускорение другой части экономики с выходом на средние темпы роста ПТ по стране в 2,5%. ПТ в США в период 2005–2017 гг. росла средним темпом в 1,1%. Следовательно, темпы роста относительной ПТ России в нормативном сценарии могут составить порядка 2,5–1,1=1,4%. При таких темпах к 2030 г. Россия превысит первый значимый порог в половину от ПТ США (табл.6).

Вместе с тем следует заметить, что превышение 50–процентного порога ПТ США еще не означает качественно нового этапа развития. Таковой возникает, как правило, после преодоления так называемой технологической границы, под которой понимается такой уровень ПТ, при котором стране имеет переходить от широкомасштабного заимствования иностранных технологий к осуществлению собственных инноваций. Расчеты указанной границы, проведенные в 2019 году в Финансовом университете при Правительстве Российской Федерации, дали оценку в 71%. Именно преодоление этой отметки будет означать переход национальной экономики к этапу инновационной зрелости, когда Россия станет полноправным поставщиком новых технологий на мировом рынке роялти. Расчеты показывают, что преодоление технологической границы при нормативном сценарии может произойти в 2038 году (табл.6); инерционный сценарий не позволяет пройти эту границу в обозримые сроки.

Таким образом, простые прогнозные оценки дают понимание масштаба проблемы ПТ для России. Инерционный сценарий фактически отрицает саму возможность выхода России из клуба полупериферийных государств, но и нормативный прогноз, являющийся во многом предельно оптимистичным, отодвигает желаемое событие на период примерно в 20 лет. Для компенсации введения 4-дневной рабочей недели требуется 20–процентный рост ПТ, что при реализации нормативного сценария возможно только через 14 лет – в 2033 году. Данный результат показывает преждевременность самой задачи по переходу к укороченной рабочей неделе. По нашему мнению, такой переход является оправданным для стран ядра, которые являются инновационными драйверами мировой экономики. В противном случае будет иметь место ситуация, когда страна, являющаяся инновационным аутсайдером, внедряет максимально либеральное трудовое законодательство, не имея на это никаких экономических оснований. Судя по результатам прогнозных оценок, сокращение рабочей недели должно быть также отложено на 2038 год.

 

Заключение

 

Проведенный выше анализ показал, что Россия по уровню ПТ попадает в группу стран мировой полупериферии. Такое место страны на мировой арене исключает ее нормальное развитие и вхождение в обозримой перспективе в клуб избранных – стран мирового ядра. В связи с этим представляются полностью оправданными и своевременными широкомасштабные инициативы Правительства РФ по ускорению ПТ во всех звеньях народного хозяйства. Вместе с тем реализовать намеченные мероприятия будет довольно проблематично, прежде всего, из-за вхождения мировой экономики в режим «технологического охлаждения» с низкими темпами роста ПТ. В то же время Россия имеет определенный потенциал ускоренного роста, который можно поддерживать и за счет этого решить указанную задачу.

Прогнозные расчеты показали, что намеченные в нормативных документах страны ориентиры роста ПТ являются весьма амбициозными, но все-таки недостаточными для быстрой ликвидации синдрома технологической полупериферийности. Фактически серьезных результатов в деле технологического развития можно ожидать не ранее 2038 года, на который целесообразно отнести и реформу сокращения рабочей недели на 1 день. Можно сказать, что сама цель премьер-министром России Д. Медведевым обозначена верно, но ее достижение целесообразно осуществлять не в виде масштабной единоразовой акции, а мелкими шагами – путем сокращения рабочей недели на 1 час каждые 3 года. Это позволит двигаться в русле мирового тренда по снижению эксплуатации работников и строить социально ориентированную экономику, но вместе с тем не перегружать ее глубокими институциональными преобразованиями без адекватных для этого ресурсов.

Проведенные прогнозные расчеты являются во многом отрезвляющими и показывают, насколько сильно отстала Россия от стран мирового ядра. Судя по всему, накопленное отставание ни при каких обстоятельствах не может быть ликвидировано в сжатые сроки, в связи с чем следует готовиться к длительному ралли по постепенному отыгрыванию Россией своих утраченных позиций в технологической сфере.

 

Литература

 

1. Николаев И.А., Марченко Т.Е. Производительность труда: задачи, особенности расчета, сравнения. М.: Институт стратегического анализа ФБК, 2018.

2. Utriainen V. –E. A comparative analysis of productivity and productivity factors in the EU and USA over the period 1995–2015. Finland: Aalto University, 2017. 58 p.

3. Buchele R., Christiansen J. Employment and Productivity Growth in Europe and North America: the Impact of Labour Market Institutions. International Review of Applied Economics. 1999, vol. 13, no. 3, pp. 313–332. DOI: 10.1080/026921799101571.

4. Palazuelos E., Fernandez R. Labor Productivity: A Comparative Analysis of the European Union and United States, 1994–2007. New Political Economy. 2010, vol. 15, no. 3, pp. 325–344. DOI: 10.1080/13563460903288239.

5. McMillan M., Rodrik D., Verduzco–Gallo I. Globalization, Structural Change, and Productivity Growth, with an Update on Africa. World Development, 2014, no. 63, pp. 11–32. DOI: 10.1016/j.worlddev.2013.10.012.

6. Sakamoto T. Four Worlds of Productivity Growth: A Comparative Analysis of Human Capital Investment Policy and Productivity Growth Outcomes. International Political Science Review, 2018, vol. 39, no. 4, pp. 531–550. DOI: 10.1177/0192512116685413.

7. Бакатина Д., Дювьесар Ж.-П., Клинцов В., Крогманн К., Ремес Я., Солженицын Е., Швакман И. Эффективная Россия. Производительность как фундамент роста. M.: McKinsey Global Institute, 2009. 180 с.

8. Бессонов В.А., Гимпельсон В.Е., Кузьминов Я.И., Ясин Е.Г. Производительность и факторы долгосрочного развития российской экономики. Материалы X Апрельской международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества. Книга 1. Москва: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2010. С. 11–82.

9. Кондратьев В.Б., Куренков Ю.В. Проблемы повышения эффективности российской экономики. Мировая экономика и международные отношения, 2008, №12, с. 34–43.

10. Lavrovskii B.L. Russian and World Trends in Productivity. Studies on Russian Economic Development, 2015, vol. 26, no. 3, pp. 278–284. DOI: 10.1134/S1075700715030090.

11. Петров А.И. Анализ места Российской Федерации на мировой карте производительности труда и возможностей изменения ее роли в мировой экономике. Фундаментальные исследования, 2015, №12, с. 177–180.

12. Капелюк З.А. Сравнительный анализ производительности труда в России и странах мира. Потребительская кооперация, 2018, том 60, №1, с. 59–63.

13. Ленчук Е.Б. Производительность труда в России и в мире. Влияние на конкурентоспособность экономики и уровень жизни. Аналитический вестник Совета Федерации Федерального Собрания РФ. 2016, том 628, №29, с. 15–22.

14. Зайцев А.А. Межстрановые различия в производительности труда: роль капитала, уровня технологий и природной ренты. Вопросы экономики, 2016, №9, с. 67–93.

15. Чернопятов А.М. К вопросу производительности труда в Российской Федерации. Экономика: вчера, сегодня, завтра, 2018, том 7, №12А, с. 131–144.

16. Киреев В.Е. Производительность, доходность и интенсивность труда: Россия и страны ОЭСР. Вестник УрФУ. Серия экономика и управление, 2017, том 16, №2, с. 308–326. DOI: 10.15826/vestnik.2017.16.2.016.

17. Федченко А. Методические подходы к исследованию производительности труда. Экономика труда, 2016, том 3, №1, с. 41–62. DOI: 10.18334/et.3.1.35153.

18. Смирнова Е.А., Тарасова Е.А., Постнова М.В. Методические аспекты измерения производительности. Экономика труда, 2018, том 5, №4, с. 1263–1276. DOI: 10.18334/et.5.4.39640.

19. Валлерстайн И. Миросистемный анализ: Введение. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2006. 248 с.

20. Балацкий Е.В. Глобальные вызовы четвертой промышленной революции. Terra Economicus, 2019, том 17, №2, с. 6–22. DOI: 10.23683/2073-6606-2019-17-2-6-22.

 


[1] Информация о принятых региональных программах представлена на сайте Министерства экономического развития Российской Федерации (http://economy.gov.ru/minec/activity/sections/lp/201819022).

[2] Производительность труда в Российской Федерации. Аналитический центр при Правительстве Российской Федерации: Социальный бюллетень, июнь 2017. URL: http://ac.gov.ru/files/publication/a/13612.pdf.

[3] Decent Work and the Sustainable Development Goals: A Guidebook on SDG Labour Market Indicators, Department of Statistics (STATISTICS), Geneva: ILO, 2018. URL: https://www.ilo.org/wcmsp5/groups/public/---dgreports/---stat/documents/publication/wcms_647109.pdf.

[4] https://www.oecd-ilibrary.org/economics/gdp-per-hour-worked/indicator/english_1439e590-en.

[5] http://www.gks.ru/.

[6] Трунина А. Медведев предсказал сокращение рабочей недели до четырех дней// РБК, 11.06.2019. URL: https://www.rbc.ru/society/11/06/2019/5cff7c999a7947dbc95eed6e

[7] Вардуль Н. Медведев предложил работать четыре дня: когда ждать заветных изменений// «Московский комсомолец», №27999, 18.06.2019. URL: https://www.mk.ru/economics/2019/06/17/medvedev-predlozhil-rabotat-chetyre-dnya-kogda-zhdat-zavetnykh-izmeneniy.html?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop.

[8] Там же.

[9] Там же.

 

 

 

 

Официальная ссылка на статью:

 

Балацкий Е.В., Екимова Н.А. Россия в мировой системе производительности труда// «Мир новой экономики», Т.13, №3, 2019. С. 14–28.

4260
44
Добавить комментарий:
Ваше имя:
Отправить комментарий
Публикации
В статье обсуждаются основные идеи фантастического рассказа американского писателя Роберта Хайнлайна «Год невезения» («The Year of the Jackpot»), опубликованного в 1952 году. В этом рассказе писатель обрисовал интересное и необычное для того времени явление, которое сегодня можно назвать социальным мегациклом. Сущность последнего состоит в наличии внутренней связи между частными циклами разной природы, что рано или поздно приводит к резонансу, когда точки минимума/максимума всех частных циклов синхронизируются в определенный момент времени и вызывают многократное усиление кризисных явлений. Более того, Хайнлайн акцентирует внимание, что к этому моменту у массы людей возникают сомнамбулические состояния сознания, когда их действия теряют признаки рациональности и осознанности. Показано, что за прошедшие 70 лет с момента выхода рассказа в естественных науках идея мегацикла стала нормой: сегодня прослеживаются причинно–следственные связи между астрофизическими процессами и тектоническими мегациклами, которые в свою очередь детерминируют геологические, климатических и биотические ритмы Земли. Одновременно с этим в социальных науках также утвердились понятия технологического мегацикла, цикла накопления капитала, цикла пассионарности, мегациклов социальных революций и т.п. Дается авторское объяснение природы социального мегацикла с позиций теории хаоса (сложности) и неравновесной экономики; подчеркивается роль принципа согласованности в объединении частных циклов в единое явление. Поднимается дискуссия о роли уровня материального благосостояния населения в возникновении синдрома социального аутизма, занимающего центральное место в увеличении амплитуды мегацикла.
В статье рассматривается институт ученых званий в России, который относится к разряду рудиментарных или реликтовых. Для подобных институтов характерно их номинальное оформление (например, регламентированные требования для получения ученого звания, юридическое подтверждение в виде сертификата и символическая ценность) при отсутствии экономического содержания в форме реальных привилегий (льгот, надбавок, должностных возможностей и т.п.). Показано, что такой провал в эффективности указанного института возникает на фоне надувающегося пузыря в отношении численности его обладателей. Раскрывается нежелательность существования рудиментарных институтов с юридической, институциональной, поведенческой, экономической и системной точек зрения. Показана опасность рудиментарного института из–за формирования симулякров и имитационных стратегий в научном сообществе. Предлагается три сценария корректировки института ученых званий: сохранение федеральной системы на основе введения прямых бонусов; сохранение федеральной системы на основе введения косвенных бонусов; ликвидация федеральной системы и введение локальных ученых званий. Рассмотрены достоинства и недостатки каждого сценария.
The article considers the opportunities and limitations of the so-called “People’s capitalism model” (PCM). For this purpose, the authors systematize the historical practice of implementation of PCM in different countries and available empirical assessments of the effectiveness of such initiatives. In addition, the authors undertake a theoretical analysis of PCM features, for which the interests of the company and its employees are modeled. The analysis of the model allowed us to determine the conditions of effectiveness of the people’s capitalism model, based on description which we formulate proposals for the introduction of a new initiative for Russian strategic enterprises in order to ensure Russia’s technological sovereignty.
Яндекс.Метрика



Loading...