В настоящее время в России возникают все новые и новые глобальные экономические проблемы. Однако, похоже, что на первое место постепенно выходит проблема неравномерности развития экономического пространства страны. Эта проблема имеет несколько измерений. Так, например, усиливается неравномерность распределения доходов по группам населения: богатые люди становятся еще богаче, а бедные – еще беднее. Одновременно с этим углубляется неравномерность развития российских регионов: богатые территории еще больше богатеют, а бедные – еще больше беднеют. Подобная концентрация богатства в относительно небольших социальных группах и регионах приводит к нарушению социального и регионального равновесия и провоцирует возникновение множества социально–экономических проблем. Особая роль в усилении региональной неравномерности развития принадлежит мегаполисам, в которых сконцентрирована основная часть экономических ресурсов страны, включая финансовые, трудовые и административные. В данной статье будут рассмотрены основные тенденции регионального развития в разных странах, включая Россию, а также влияние региональной дифференциации развития на экономический рост.

Как справедливо отмечал Б.Лавровский, до конца 90-х годов системные общероссийские факторы развития имели бесспорный приоритет перед местными, территориальными [1]. Так, до середины 90-х годов падение промышленного производства не знало региональных границ, однако в дальнейшем ситуация стала меняться и регионы страны стали распределяться на «растущие» и «падающие». В настоящее время исследования неравномерности экономического развития России и других стран приобретают все большую популярность. Далее кратко рассмотрим положение дел в данной области.

Расчеты, проведенные сотрудниками ИСПИ РАН, показывают, что неравномерность распределения доходов по основным социальным группам с 1991 г. в России непрерывно возрастала, но к 1996 г. наметилась тенденция к ее уменьшению [2]. Между тем расчеты, проведенные относительно России Ф.Н.Клоцвогом и Г.М.Магомедовым, показывают, что неравномерность региональных показателей валового регионального продукта (ВРП) на душу населения на протяжении 1996–2001 гг. неуклонно возрастала [3]. Таким образом, период усиления неравномерности распределения доходов по социальным группам (1991–1996 гг.) в России сменился на период возрастания неравномерности распределения доходов по территориям страны (1996–2001 гг.).

Об аналогичных тенденциях свидетельствуют и данные о возросших масштабах концентрации инвестиций, которые подтверждаются следующим примером. Семь регионов, включая столичный мегаполис (Москва, Московская область, Татарстан, Башкортостан, Свердловская и Тюменская области и Красноярский край со своими автономными округами), в 1997 г. «поглощали» чуть менее половины всех региональных инвестиций, в то время как в 1991 г. – примерно 1/4 и в 1993 г. – 1/3. Еще более впечатляет концентрация иностранных инвестиций. Так, на долю четырех регионов, включая опять–таки столичный мегаполис (Москва, Московская область, Татарстан и Тюменская область), в 1995 г. приходилось почти 2/3 всего их объема [4]. Более системное исследование процесса региональной концентрации инвестиций привело даже к построению модификации кривой Лоренца применительно к показателю удельных региональных инвестиций (на душу населения). Данная конструкция, построенная, в частности, Г.П.Литвинцевой для российской экономики, представляет собой кривую, являющуюся проранжированным в порядке возрастания рядом региональных значений удельных инвестиций [5]. Эмпирические расчеты показывают, что данная кривая буквально «стелится» вдоль координатных осей, что свидетельствует о чрезвычайно высоком уровне региональной неравномерности инвестиций.

Исследования неравномерности экономического развития регионов привели к формированию такого относительно нового понятия, как региональная асимметрия. Так, в соответствии с трактовкой Б.Лавровского, асимметричным (дисгармоничным) называется такой тип регионального развития за определенный период, при котором регионы, характеризующиеся относительным преимуществом по конкретному показателю в начале периода, в дальнейшем его наращивают, а регионы с относительным отставанием – его усугубляют; гармоничным (симметричным) называется такой тип регионального развития, при котором разрыв в уровне региональных показателей сокращается [6].

По основным экономическим показателям тип регионального развития в России на интервале 1990–1997 гг. может быть однозначно охарактеризован как асимметричный. По оценкам Б.Лавровского, интенсивность темпов регионального расслоения в среднегодовом выражении оценивается в пределах от 10 до 30%. Достаточно указать, что вариация потребления таких продуктов питания, как мясо, овощи, сахар и молоко к 1995 г. возросла по сравнению с 1990 г. соответственно на 25, 50, 85 и 127% [7].

Особый интерес представляют сравнительные страновые исследования. Так, например, Германия после объединения развивалась достаточно динамично. Причем в первые годы объединения разрыв в уровне экономического развития старых (западных) и новых (восточных) земель был весьма велик. В дальнейшем же он стал уменьшаться. Например, по всем федеративным землям вариация валового регионального продукта (ВРП) последовательно сокращалась от 1 в 1991 г. (база) до 0,67 в 1996 г. Аналогичный показатель по производственным инвестициям также снизился – от 1 в 1991 г. до 0,70 в 1996 г. Расчеты вариации ВРП по старым землям за 1975–1995 гг. показывает, что ее величина довольно стабильна и составляет 24–25%. Применительно к инвестициям данный показатель сократился в 1995 г. по сравнению с 1975 г. почти на 2/5, в результате чего вариации ВРП и инвестиций практически сравнялись [8]. Таким образом, региональное экономическое развитие России идет в разрез с тенденциями в развитых государствах мира, где действуют механизмы сглаживания и элиминирования региональных различий.

Вместе с тем следует отметить и тот факт, что впечатляющие результаты объединенной Германии в деле региональной гармонизации и подтягивании уровня жизни в восточных землях к западногерманским стандартам имеют оборотную сторону в виде замедления темпов экономического роста. Дальнейшим следствием этого является уменьшение возможностей перераспределения ресурсов в восточные земли и затухание процесса выравнивания социальных показателей регионов [9]. Тем самым мы наблюдаем отрицательное влияние уменьшения региональной дифференциации на экономический рост. Можно сказать, что издержки на региональную гармонизацию представляют собой своеобразный вычет из инвестиций, генерирующих экономический рост.

Еще одним направлением региональных исследований является изучение степени гетерогенности российского экономического пространства, наличие которой уже является неоспоримым фактом. Одним из наиболее ярких фактов, свидетельствующих о наличии разных воспроизводственных режимов в региональных экономиках, служит исследование, выполненное А.Г.Коровкиным, Ю.А.Подорвановой и И.Н.Долговой и устанавливающее зависимость между номинальной заработной платой и уровнем безработицы. Как оказывается, все регионы России могут быть разделены на два больших кластера: субъекты федерации, для которых номинальная заработная плата зависит от уровня безработицы (преимущественно западная часть страны); субъекты федерации, для которых данная связь не наблюдается (преимущественно восточная часть страны) [10]. Таким образом, в двух сегментах России действуют совершенно разные монетарные закономерности, что категорически отрицает унифицированную политику регулирования рынка труда в регионах, а следовательно, и политику стимулирования экономического роста. Указанный факт можно трактовать и так, что процесс усиления неравномерности развития российских регионов уже привел к тому, что само экономическое пространство страны как бы «распадается» на две почти независимые части, в которых действуют свои собственные экономические закономерности.

Следует отметить, что почти все отечественные исследования, посвященные неравномерности экономического развития, не привязываются к главной макроэкономической проблеме – проблеме экономического роста. Отчасти этот недостаток компенсируют зарубежные экономисты, рассматривающие более богатую палитру процесса региональной и социальной сегрегации. Так, П.Митра и Р.Емцов проводят аналогию между экономическим ростом в Китае, идущим на фоне увеличивающегося неравенства в доходах, и экономическим ростом в России, которая уже сейчас демонстрирует предпосылки для повторения китайской модели. Данные авторы выделяют, по крайней мере, 8 групп факторов, способствующих углублению неравенства в уровне потребления развивающихся и переходных экономик [11]. Укажем эти факторы: свободное формирование заработной платы и рост частного сектора; реструктуризация и безработица; изменения в государственных расходах; либерализация цен, инфляция и задолженность по зарплате; передача собственности и рост доходов от собственности; технологическое развитие; демографические изменения и рост мобильности; перемещение политических предпочтений в сторону равенства. Примечательно, что П.Митра и Р.Емцов полагают, что основным фактором, стимулирующим региональную дифференциацию в Китае, выступает разрыв в доходах сельского и городского населения. Характерно, что в России развиваются схожие процессы в отношениях между городом и деревней. Экстраполируя аналогию между Россией и Китаем на будущее, П.Митра и Р.Емцов делают вывод, что факторы, непосредственно связанные с переходным периодом, со временем будут оказывать все меньше влияния на уровень неравенства в России. Большее значение будут приобретать такие факторы, как технический прогресс, изменения в оплате квалифицированного труда, демографические изменения и миграция [12].

Особый интерес с точки зрения динамики неравномерности доходов представляет собой готовящееся вступление России во всемирную торговую организацию (ВТО). Теоретически либерализация международной торговли и снятие таможенных барьеров должны привести к снижению неравенства доходов в России. Однако, как отмечают Г.Перри и М.Оларрега, во второй половине 1980-х и в 1990-х гг. в большинстве латиноамериканских стран были резко снижены тарифные и нетарифные торговые барьеры, но во многих случаях это лишь увеличило неравенство доходов [13].

Даже если предположить, что новый этап развития российской экономики будет сопровождаться ростом регионального неравенства, то остается открытым вопрос, в какие формы «перельется» это неравенство. Здесь имеются разные пути и модели развития. Например, К.Гаджвани, Р.Канбур и К.Жанг обращают внимание специалистов на тот факт, что в Китае региональное неравенство зависит от географического положения региона (находится он в глубине страны или на побережье), в то время как в Индии относительные преимущества регионов зависят уже не от качества земель, как раньше, а от развития человеческого капитала (уровня образования и т.п.) [14].

Особый интерес представляет вопрос о взаимосвязи траектории экономического роста и неравномерности доходов. Например, в странах Центральной и Восточной Европы масштабные реформы в 1990-е гг. привели к глубокому спаду экономики, сопровождавшемуся ростом неравенства. Между тем в Китае ежегодный рост коэффициента Джини на 2 процентных пункта наблюдался на протяжении 1990–2001 гг. на фоне бурно растущей экономики [15]. Таким образом, дивергенция ходов может быть спровоцирована как экономическим спадом, так и ростом. Для России этот вопрос приобретает особую остроту и неоднозначность, так как для нее рост региональной неравномерности потребления наблюдался на временном интервале 1996–2001 гг. и тем самым захватывал как траекторию экономической рецессии, так и траекторию экономического роста [16].

Еще одним интересным явлением процесса дифференциации экономического роста является наблюдавшееся в Китае усиление дискриминации женщин на городских рынках труда. Так, исследование рынка труда в 2004 г. по выпускникам колледжей основных мегаполисов Китая – Пекине, Шанхае и Гуанчжоу – показывает, что число работодателей, считающих мужчин, окончивших колледж, более квалифицированными специалистами, в 46 раз превышает число работодателей, доверяющих квалификации женщин с таким же образованием. Как указывает Й.Хэ, в продажах эта пропорция составляет девять к одному, а в менеджменте – четыре к одному. Никто из работодателей не считает, что женщины, окончившие колледж, могут добиться большего успеха в производстве, чем их коллеги–мужчины. Поэтому число работодателей, готовых нанять специалиста–мужчину, в 14 раз выше числа готовых нанять на тех условиях женщину с таким же образованием. Считается, что экономический рост, сопровождающийся ростом доходов населения, должен способствовать уменьшению гендерного неравенства из-за того, что образование становится более доступным для женщин [17]. Однако сам факт усиления в мегаполисах гендерной дифференциации в оплате труда по мере экономического развития страны можно считать симптоматичным.

Любопытный факт из области развития региональных связей в Китае приводит К.Жонг. Как оказывается, межрегиональная трудовая миграция не ведет к сближению уровней заработков по регионам. Наоборот, за последние два десятилетия основной тенденцией был рост расхождения оплаты труда между городскими и сельскими работниками, а также между восточными и западными регионами. В основном это связано с тем, что сельские мигранты пришли на рабочие места, не занятые городскими жителями и не требующие квалификации: строителей, ремонтников, официантов, уборщиков и нянь, где они и заняли доминирующее положение. То, что сельские мигранты получают намного более низкую заработную плату по сравнению с городскими жителями, в основном связано с подобной профессиональной сегрегацией [18]. Однако обращает на себя внимание тот факт, что рост числа мигрантов не приводит к росту социальной напряженности. Как показывают проведенные К.Жонгом расчеты, приток рабочей силы в 1% по отношению к численности местного населения повышает темпы роста заработной платы местных рабочих приблизительно на 1%. Уже сейчас можно говорить, что в российских мегаполисах происходят аналогичные процессы.

С различием уровня регионального ВРП связана такая проблема, как оплата бюджетников в России. Например, в бедных районах России заработная плата бюджетников сопоставима с заработками аналогичных работников–небюджетников. Разрыв в уровне оплаты труда бюджетников и небюджетников растет от региона к региону по мере увеличения ВРП на душу населения. Так, например, расчеты, проведенные В.Гимпельсоном и А. Лукьяновой, показывают, что 10–процентное увеличение душевого ВРП ведет к увеличению «премии» небюджетников на 1,1 процентных пункта. Данная закономерность показывает, что существующая в России система оплаты труда бюджетников ориентирована на возможности самых слабых в финансовом отношении регионов и наказывает тех, кто живет на более зажиточных территориях [19].

Еще более сильная зависимость прослеживается между величиной межсекторного разрыва и региональным уровнем безработицы. Так, в соответствии с оценками В.Гимпельсона и А. Лукьяновой, прирост безработицы в регионе на 1 процентный пункт сокращает разрыв в заработках на 1,5 процентного пункта. Таким образом, напряженная ситуация на региональном рынке труда сдерживает рост зарплат в рыночном секторе, сближая их с оплатой труда в бюджетном секторе [20].

Любопытным аспектом региональной глобализации является аутсорсинг западноевропейских компаний научно–исследовательской деятельности в страны Восточной Европы. По данным Д.Марин австрийские и немецкие фирмы при аутсорсинге научно–исследовательской деятельности в страны Восточной Европы экономят от 37 до 73% стоимости рабочей силы из-за более низкой зарплаты работников восточноевропейских стран. Результатом таких тенденций является рост заработков квалифицированных кадров в странах Восточной Европы. Например, в Польше аутсорсинг равен процентному соотношению иностранных активов к местным. При ежегодных темпах роста коэффициента соотношения заработной платы и квалификации в 4,4% (всего на 41% с 1994 по 2002 гг.) Польша демонстрирует самое значительное увеличение оплаты труда квалифицированных работников с момента объявления о расширении ЕС. При этом в Австрии коэффициента соотношения заработной платы и квалификации снизился на 2% с 1995 по 2002 гг. [21] Таким образом, экономический рост может порождать региональную (страновую) неравномерность в росте оплаты труда различных контингентов работников.

Помимо анализа эмпирических фактов региональной дифференциации важное место в литературе уделяется вопросам государственного регулирования данного явления. Относительно практики выравнивания региональных различий можно сказать следующее. Имеются два основных механизма подобного выравнивания:

– административно–правовое регулирование взаимодействий центра и регионов, выражающееся в заключении соответствующих договоров между центром и субъектами федерации;

– перераспределение финансовых ресурсов между различными уровнями власти и оказание финансовой поддержки регионам на основе бюджетных и внебюджетных инструментов [22].

Однако, как подчеркивается многими исследователями, существующая российская практика предоставления федеральной поддержки регионам приводит не к ослаблению, а к усилению региональной дифференциации и требует все больших объемов перераспределения финансовых ресурсов при все меньших федеральных возможностях.

Не вдаваясь далее в подробности, связанные с конкретными инструментами государственного регулирования, остановимся коротко на самой необходимости такого регулирования. В настоящее время известны разные исследования, в которых обосновывается тезис о необходимости и полезности вариации многих экономических показателей. Так, в свое время Г.Элиассон в результате экспериментов с построенной им имитационной моделью шведской экономики выявил положительную зависимость между разнообразием микросистемы и устойчивостью развития макросистемы. В соответствии с его исследованиями, чем больше степень вариации предприятий по основным характеристикам – норма прибыли, темп роста и др., – тем устойчивей экономический рост на макроуровне. В то же время меры антициклической политики государства, направленные на сглаживание различий между предприятиями, могут приводить к резким спадам, происходящим неожиданно и повсеместно. Если дифференциация фирм по норме прибыли несущественна, то даже незначительные изменения в конкурентной ситуации могут привести к закрытию большого числа предприятий [23]. Аналогичные выводы были получены и К.Хансоном при рассмотрении влияния дифференциации фирм по их технологическим характеристикам на гибкость и устойчивость макроэкономики. Согласно его результатам, технологическая неоднородность фирм позволяет сглаживать экзогенные шоки, вызванные ростом или падением цен [24].

Указанные результаты получены применительно к отдельным фирмам, однако, в принципе их можно перенести и на регионы, которые аккумулируют на своей территории определенные группы таких фирм. Если же осуществить такую экстраполяцию, то это подведет нас к выводу, что борьба с региональной дифференциацией душевых ВРП не целесообразна, так как само наличие неравномерности доходов генерирует импульсы к экономическому развитию страны. При кажущейся спорности подобных обобщений имеющиеся данные отчасти подтверждают их. Так, в соответствии с нашими расчетами, на двух временных интервалах – 1998–2001 гг. и 2001–2004 гг. – более высокие показатели дифференциации доходов (3,22–4,32 и 4,32–4,43) соответствуют более высоким скорректированным темпам экономического роста (18,2% и 21,1%). В то же время номинальные темпы экономического роста противоречат указанной закономерности (23,9% и 22,0%).

Представлениям Г.Элиассона и К.Хансона о позитивной роли дифференциации развития отдельных элементов хозяйственной системы противостоит теория многоуровневой экономики Ю.В.Яременко. В соответствии с этой теорией в современной трактовке, устойчивый экономический рост экономики включает две фазы: первая фаза – подъем отдельных секторов (регионов) экономики на более высокий технологический уровень; вторая фаза – подтягивание секторов (регионов), отставших в развитии [25]. Как оказывается, на практике с фазой выдвижения процветающих секторов (регионов) вверх рыночные институты в основном справляются, а с подтягиванием отставших в развитии секторов (регионов) – не всегда. Вложения в «низовые» сектора (регионы) экономики невыгодны, рискованны и с помощью рыночных механизмов, порой, неосуществимы, даже если они являются жизненно необходимыми [26]. И чем больше разрыв между секторами (регионами) экономики, тем меньше шансов, что вторая фаза экономического роста будет реализована, а следовательно, и сам экономический рост рискует стать сначала «неполноценным», а затем и вообще прекратиться.

Таким образом, слишком большая дифференциация регионов по технологическим и доходным характеристикам «отрубает» часть слаборазвитых регионов от процесса экономического роста, что приводит к нарастанию диспропорций и неравновесия с последующим торможением экономического роста в масштабах всей страны. Данная теория подтверждается некоторыми эмпирическими данными. Так, уже сейчас имеются упоминавшиеся ранее плодотворные попытки построения аналога кривой Лоренца применительно к российским регионам относительно душевого показателя инвестиций, которые демонстрируют колоссальную поляризацию российских регионов; фактически все иностранные и отечественные инвестиции направляются только в Москву, Санкт–Петербург и в регионы, в которых осуществляется добыча экспортируемого сырья [27]. Остальные регионы не могут привлечь инвестиции, а следовательно, не имеют шансов для ускорения своего развития.

В описанном случае мы сталкиваемся с проявлением положительных прямых и обратных кибернетических связей. Так, рост дифференциации региональных душевых доходов приводит к большому разрыву в уровне инвестиционной привлекательности различных регионов. Большие перепады в привлекательности разных групп регионов приводят к сильной дифференциации в уровне душевых инвестиций регионов, что в свою очередь создает условия для закрепления разных темпов развития регионов в последующие периоды времени и, соответственно, для «замораживания» и углубления существующих региональных различий.

По всей вероятности, в отношении региональной неравномерности доходов действует сложная, нелинейная логика развития. В общем виде данное правило можно сформулировать следующим образом; уровень неравномерности не должен быть слишком высоким, но он не должен быть и слишком низким. Например, эмпирический анализ показывает, что коэффициент Джини в развитых странах, как правило, не опускается ниже отметки в 0,20, в то время как превышение отметки в 0,45 свидетельствует о кризисе в социальной сфере [28]. Таким образом, политика государственного регулирования не должна быть направлена на достижение полного выравнивания доходов, но она и не должна позволять реализовываться слишком сильному расслоению регионов. Похоже, что в настоящий момент в России сложилась ситуация, когда уровень дифференциации доходов стал слишком большим и препятствует дальнейшему поступательному развитию отечественной экономики, а следовательно, требует разработки адекватного инструментария анализа и оценки возникающих экономических эффектов, а также мер государственного вмешательства.

Таким образом, проблема взаимосвязи таких двух явлений, как экономический рост и дивергенция доходов имеет множество аспектов и ответвлений. Рассмотренные направления исследований названной проблемы не исчерпывают всего тематического многообразия. Между тем основные проблемные срезы нами указаны и именно они находятся в фокусе региональных исследований. Применительно к российской экономике проблема региональной дифференциации еще больше актуализируется в силу недостаточного числа работ, в которых она подвергается тщательному исследованию.