Промышленная политика в условиях новой индустриализации

Под ред. д.э.н., проф. С.А. Толкачева.

Авторский коллектив:

Маликова О.И. д.э.н. проф. – разделы 1.2, 1.4, 2.1-2.3, глава 4;

Побываев С.А. к.э.н. – раздел 3.1;

Тепляков А.Ю. к.э.н. – разделы 1.1-1.2, 2.4;

д.э.н., проф. Толкачев С.А. – раздел 1.3, главы 3, 5;

Цветкова Т.Н. – разделы 3.2, 4.1-4.2.

Монография подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 15-02-00354 «Промышленная политика в условиях новой индустриализации и становления шестого технологического уклада».

Содержание

Введение

Современной экономической наукой не выработано единого определения промышленной политики. Термин «промышленная политика» – проник в российский экономический лексикон на заре рыночных реформ конца 80-х начала 90-х годов 20 века вместе с набором других устойчивых выражений, характеризующих экономическую политику стран с развитой рыночной экономикой, т.е., кредитно-денежная, фискальная политика. И сразу же возникла путаница, связанная с переводом англоязычного термина industrial policy, точнее его дословный перевод как «промышленная политика» породил всю ту палитру оттенков данного понятия, которая до сих пор приводит к его неоднозначной трактовке у разных авторов. Дело в том, что термин industry по своему значению шире русских слов «промышленность» и «индустрия» и обозначает, по сути дела, любую область производственной деятельности, в том числе и сферу услуг, термин industry трактуется как «отрасль». Например, в определении Систем национальных счетов 2008 года под термином industry понимается группа организаций, занимающихся одинаковой или аналогичными видами (производственной) деятельности.

Поэтому промышленная политика в зарубежном понимании распространяется на более широкий спектр отраслей. Поэтому, оригинальному англоязычному понятию «industrial policy» в русском языке соответствует несколько выражений: «промышленная политика», «структурная политика» и «отраслевая политика». Закон №488-ФЗ от 31.12.2014 г. «О промышленной политике в Российской Федерации» исходит из узкого значения и буквального перевода данного термина. В статье 3 провозглашается, что «промышленная политика - комплекс правовых, экономических, организационных и иных мер, направленных на развитие промышленного потенциала  Российской  Федерации, обеспечение производства конкурентоспособной промышленной продукции».

Первоначально на Западе промышленная политика подразумевала поддержку развития приоритетных промышленных отраслей, повышения конкурентоспособности отдельных производителей на мировых рынках или создания дополнительных конкурентных преимуществ отечественных производителей. При этом такая селективная поддержка получила в иностранной литературе название «отбора победителей». В послевоенный период ускоренный рост комплекса машиностроительных отраслей рассматривался как залог повышения конкурентоспособности всей экономики, т.к. именно машиностроение в лице ведущих отраслей – автомобиле и тракторостроение, энергомашиностроение, станкостроение и др. – являлось локомотивом четвертого технологического уклада, обеспечившим процветание 50-60-х гг. Технологические закономерности организации машиностроительных отраслей базировались на укрупнении производства, т.е. на объединении в рамках одного производственного комплекса все более мощных машин и механизмов. Строились заводы-гиганты, возникали сложные производственно-технологические комплексы в рамках крупных корпораций. Было очевидно, что пресловутый рыночно-конкурентный механизм экономики, не способен обеспечить быстрые темпы концентрации производственного капитала и правительства западных стран совершенно справедливо прибегли к интенсификации этого процесса, создавая дополнительные стимулы для концентрации промышленных комплексов. Образцовым примером здесь послужила Франция, где собственно и возник сам термин «национальные чемпионы» для обозначения крупнейших корпораций народнохозяйственного (отраслевого) значения, создаваемых при непосредственном участии государства и даже нередко имеющих смешанную частно-государственную форму собственности. Сказалась давняя французская (кольберовская) традиция централизации бизнеса при поддержке и под контролем государства.

Американский вариант промышленной политики середины двадцатого века, или индустриальной политики содействия развитию отраслей четвертого ТУ отличался от западноевропейского более скромными масштабами непосредственного государственного активизма и характеризовался скорее известными протекционистскими мерами тарифной и нетарифной защиты определенных отраслей и государственными заказами в оборонных отраслях. Все-таки, под промышленной политикой на Западе стали понимать выбор приоритетных отраслей промышленности для дальнейшего ускоренного развития в условиях уже созданного индустриального базиса. Промышленная политика стала на Западе неким видом искусства государственного управления, способного лучше, чем пресловутый рыночный механизм определить такие точки роста и включить такие рычаги стимулирования, которые способны обеспечить больший прирост общественного благосостояния, чем обещают теоремы Парето.

В 1980-90-х годах в период расцвета надежд на информационную революцию и становление некоего постиндустриального общества проблематика промышленной политики на Западе была отброшена соответствующие экономисты и исследовательские центры подвержены остракизму.[1] Но на современном этапе обострения финансово-экономического кризиса и переоценки господствующих концепций постиндустриализма вновь предстает очевидной значимость промышленного развития для России. Ведь лидерами мировой экономики всегда были и остаются промышленно-развитые страны, в которых высокоразвитая промышленность является локомотивом их экономического развития и обеспечивает им ведущие позиции на мировых рынках, а также влияние на мировой политической арене. Многие страны мира (в т.ч. все ведущие развитые) давно реализуют активную системную государственную промышленную политику, причем на постоянной основе. В США последние годы после отрезвляющего влияния финансового кризиса 2008-09 гг. активно осуществляется настоящая реиндустриализация, и уже достигнуты определенные успехи.

Опыт ведущих стран мира указывает на использование механизмов государственной промышленной политики в целях обеспечения устойчивого ускоряющегося роста промышленного производства и всей национальной экономики в целом, содействия национальному промышленному экспорту, сохранения и рационализации использования национальных природных и иных ресурсов, обеспечения стабильности и роста внутреннего рынка. В России ускорение экономической динамики тоже должно стать результатом прагматичной концентрации усилий на решении конкретных социально-экономических задач^[2].

В то же время тренды промышленного развитии России движутся в обратном направлении. В России крайне низкие темпы роста промышленного производства, которые явно недостаточны для того, чтобы приступить к техническому перевооружению и обеспечить возрождение отечественной промышленности. С момента публикации в журнале «Эксперт» памятной по данной теме статьи с красноречивым названием^[3] промышленное развитие страны отнюдь не улучшилось.

Несмотря на акцентированный курс на «стратегизацию» и модернизацию национальной экономики РФ: (Стратегия 2020, Стратегия инновационного развития РФ до 2020 г; принятые государственные программы РФ «Развитие промышленности и повышение ее конкурентоспособности», «Развитие науки и технологий» и др.), Россия до сих пор живет, прежде всего, на доходы от экспорта углеводородного сырья, доля которых в экспортной выручке составляет около 2/3. На фоне всех сложностей, с которыми в последнее время столкнулась российская экономика - информационная и санкционная война, снижение мировых цен на нефть, секвестр бюджетных расходов - актуализация промышленной политики несомненна и неизбежна.

Глава 1. Эволюция теоретических подходов к промышленной политике

1.1 Понятие «промышленная политика»: попытка систематизации

При употреблении понятия «промышленная политика», прежде всего, необходимо отметить его исторически сложившуюся дискуссионность. В дореволюционной России в рамках курса экономической политики, который профессор И.М. Гольдштейн читал в Московском университете, утверждалось, что экономическая политика охватывает несколько связанных между собой подотделов: промышленную политику, социальную политику, торговую и таможенную политику, аграрную политику и др.^[4]

Таким образом, промышленная политика определялась как важный (в перечне указана первой), но лишь один из многих векторов экономической политики. В целом такой же подход сохранился и в СССР, хотя промышленная политика, учитывая «догоняющий» характер развития советской экономики, приобрела статус безусловного хозяйственного приоритета. При этом под ней понималась «государственная поддержка промышленности», «государственная политика в области промышленности», «политика промышленного развития» и т.п.

Нам представляется, что такое понимание промышленной политики не лишено смысла только в определенных институциональных условиях, а именно, в период создания базовых промышленных производств, или проведения индустриализации, которую можно назвать первичной. Впоследствии же стимулирование промышленности в целом может привести к воспроизводству устаревшей отраслевой структуры, что и наблюдалось в период кризиса советской экономики 1970-80-х гг. Поэтому при трактовке промышленной политики, очевидно, целесообразно сделать акцент на отраслевой структуре промышленности.

Такое смещение акцентов мы как раз и наблюдаем с момент начала радикальных рыночных реформ в России. Термин «промышленная политика» в российских постсоветских официальных документах впервые вошел в оборот в связи с утверждением концепции промышленной политики в ОПК РФ (1993)^[5]. Однако ни в законодательной практике, ни в научной среде до сих пор не выработано более или менее единого понимания данного термина (см. Табл.1.1).

Для полноценного понимания сути и роли промышленной политики (ПП) в системе государственного регулирования экономики проведем небольшой методологический экскурс. Существует весьма большое число определений того, что есть государственная ПП.

• Комплекс мер государственного воздействия на распределение ресурсов общества в целях совершенствования структуры национальной экономики, поддержания конкурентоспособности отдельных отраслей и предприятий, а также экономики в целом на мировых рынках, корректировки негативных последствий действия механизма рынка^[6].

• Политика, которая строится на непосредственном участии и активной роли государства в формировании структуры и организации промышленности с целью стимулирования экономического роста^[7].

• Государственная политика, направленная на стимулирование эффективности промышленного производства, поддержание конкурентоспособности отдельных отраслей и предприятий, обновление и расширение производства, а также создание новых рабочих мест^[8].

• Наиболее развернутое определение: ПП можно определить как комплекс долгосрочных экономических политических и организационных мероприятий государства на разных уровнях национальной экономической системы, направленных на:

• развитие и эффективное использование промышленного потенциала;
• совершенствование промышленной организации (размещение производства, стимулирование инвестиционной и производственной деятельности, формирование промышленных групп, поощрение мелкого и среднего бизнеса, санацию неэффективно действующих предприятий);
• улучшение отраслевой структуры экономики за счет создания более благоприятных условий для развития приоритетных секторов (с точки зрения социально-экономического значения, научно-технических перспектив, высокого потенциала роста и конкурентоспособности), и создания новых отраслей;
• разработку и освоение научно-технических достижений, реализацию масштабных общенациональных программ НИОКР;
• развитие экспортного потенциала;
• компенсацию недостатков рыночного механизма в определенных случаях распределения ресурсов (инфраструктура, экологические воздействия, межотраслевые перемещения ресурсов и т.п.)
• поддержание оптимальной конкуренции в отраслях (квотирование производства, антимонопольная политика, стимулирование конкуренции)^[9].

• Наиболее точным является взгляд на ПП как на последовательное воздействие на государственный и частный секторы в области производства и инвестирования, развития инфраструктуры и человеческого капитала, а также условия внешней торговли в целях активного стимулирования отечественного производства.

Таблица 1.1
Определения промышленной политики: российские подходы

Источник: таблица составлена авторами на основе: Татаркин А.И., Романова О.А. Промышленная политика: генезис, региональные особенности и законодательное обеспечение // Экономика региона. – 2014. - № 2. – С.10-11. Федеральный закон Российской Федерации от 31 декабря 2014 г. № 488-ФЗ «О промышленной политике в Российской Федерации». - Ст.3; Кондратьев В. Промышленная политика или политика конкурентоспособности. Структурные и секториальные аспекты // ЭКО. – 2008. - №3. - С.120-131; Калинин А. Построение сбалансированной промышленной политики. Вопросы структурирования целей, задач, инструментов // Вопросы экономики. – 2012. - №4. – С.132-146. Смирнов Е. Инновационный вектор промышленной политики Европейского Союза // Международная экономика. – 2007. - №2. – С.54-59; Завадников В. О промышленной политике в Российской Федерации // Промышленная политика в Российской Федерации. – 2007. - №5. – С.3-9; Промышленная политика европейских стран = Industrial policy of the European countries / [под ред. Н.В. Говоровой.]. – М.: Ин-т Европы РАН: Рус. сувенир, 2010. - С.7.

Безусловно, это далеко не полный перечень определений промышленной политики, но даже он демонстрирует, сколь неоднозначно может быть толкование этого понятия. Попробуем обобщить данные таблицы:

1. Интересно, что среди определений есть и такие, которые совсем не упоминают промышленности (ТПП РФ). Вероятно, такие формулировки имеют право на существование, однако в контексте, скорее, политики экономического роста или инновационной политики. Сама логика требует того, чтобы промышленная политика осуществляла регулирование именно промышленной деятельности (РСПП), содержание которой определено на основе Общероссийского классификатора видов экономической деятельности. Такое понимание промышленного производства и заложено в Законе о промышленной политике.

2. Необходимо разобраться, чем, прежде всего, является промышленная политика, а точнее, любая политика. В знаменитом трактате Аристотеля «Политика» мы можем прочитать: «Поскольку, как мы видим, всякое государство представляет собой своего рода общение, всякое же общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и называется государством или общением политическим»^[10]. Иными словами, политика в первоначальном понимании – прежде всего, общение, направленное на решение проблем всего полиса, или города-государства. В связи с этим, очевидно, и промышленная политика должна быть «общением» по поводу проблем промышленной деятельности. Экономические субъекты, общаясь, вступают в определенные отношения. Поэтому нам представляется правильным определять промышленную политику как систему отношений между всеми причастными к промышленной деятельности агентами – государственными и муниципальными органами власти, хозяйствующими субъектами, научными организациями и гражданскими институтами (А.И. Татаркин, О.А. Романова). При этом государство, безусловно, играет ведущую (направляющую) роль в этих отношениях.

3. Чтобы данная система отношений была продуктивной, она должна иметь определенный вектор, а именно воздействие на отраслевую структуру промышленности (А. Калинин и Е. Смирнов), о принципиальной важности чего уже было сказано выше. Причем развитие новейших технологий (ТПП РФ), повышение эффективности работы субъектов промышленной деятельности (Проект ФЗ о ПП 2004), обеспечение производства конкурентоспособной промышленной продукции (ФЗ о ПП в РФ), инновационное развитие промышленности (В. Кондратьев), формирование структурно сбалансированной, конкурентоспособной промышленности (А.И. Татаркин, О.А. Романова), диверсификация производства (Н.В. Говорова), по нашему мнению, явления вторичные по отношению к трансформации отраслевой структуры промышленного производства. Кроме того, промышленная политика по самым различным причинам (от стремления сохранить технологическое лидерство до желания снизить социальные издержки) может быть направлена не на трансформацию, а на стабилизацию отраслевой структуры.

4. Значение имеет, конечно же, не изменение промышленной структуры само по себе, а его адекватность, прежде всего, технологическим вызовам современности. В этом смысле промышленная политика должна ориентироваться на такие структурные изменения, которые соответствуют новейшему технологическому укладу (А.И. Татаркин, О.А. Романова).

5. В рамках указанной выше системы отношений, имеющей своей целью определенное воздействие на отраслевую структуру, определяются конкретные цели, приоритеты, инструменты, программы и мероприятия промышленной политики. Данный набор элементов не должен терять системный характер, а потому требуется приложить усилия по их согласованию между собой (РСПП и Проект ФЗ о ПП 2004).

6. Учитывая современный уровень глобализации экономических отношений, грозящий недоучетом или даже игнорированием национальных интересов, весьма уместно в определении промышленной политики выглядят такие формулировки, как: «развитие национальной экономики» (ТПП РФ), «развитие промышленного потенциала РФ», «в целях социально-экономического развития и обеспечения безопасности РФ» (Проект ФЗ о ПП 2014), «национальные интересы» (Н.В. Говорова).

Таким образом, методологически категория ПП не имеет строгого определения.

Все перечисленные определения верны только отчасти, поскольку оставляют за скобками ряд моментов принципиально важных для понимания смысла рассматриваемого феномена.

Первое. Промышленная политика рассматривается как универсальный для всех экономик процесс вне зависимости от ее успешности. В то же время число стран, успешно практиковавших промышленную политику, достаточно ограничено. Это главным образом «азиатские тигры», к которым сегодня можно добавить Индонезию, Таиланд и, отчасти, Бирму (Мьянму).

Второе. Промышленная политика в развитых и развивающихся странах носит принципиальные различия.

Третье. Промышленная политика догоняющего типа и промышленная политика опережающего технологического развития различны.

Четвертое. Отсутствует связь между категориями промышленная политика, экономическая политика, инфраструктурная политика, структурная политика, внешнеэкономическая стратегия.

Пятое. Не определен источник и главный компонент успешной промышленной политики.

Все это говорит о том, что определение ПП может быть дано только на основе развернутой типологии и рассмотрения различных случаев экономической практики последнего времени в различных странах.

Если говорить об успешной ПП стран Юго-Восточного региона, то нельзя не отметить ряд общих элементов, без которых она не была бы возможна.

1. Формирование конкурентной среды в области большого бизнеса.

2. Создание механизмов согласования интересов бизнеса и государства.

3. Создание государственного органа большой мощности для планирования и прогнозирования экономических процессов.

4. Привлечение аналитических возможностей большого бизнеса к формированию государственной экономической стратегии.

5. Формирование финансовой системы, обладающей инвестиционными возможностями.

6. Установление договорного климата между государством и бизнесом, который бы позволял осуществлять быстрые структурные преобразования.

Необходимо отметить, что все перечисленное относится не только к успешной ПП, но и к экономической политике, структурной политике, инвестиционной политике и т.д.

В этой связи имело бы методологический смысл рассматривать ПП в ее отношениях с прочими видами стратегии в хозяйственной области.

Таким образом, мировая практика показывает, что ПП относится ко всем прочим видам хозяйственной политики как завершающая стадия государственной стратегии к фундаментальным основаниям. Успешная ПП в конечном счете является инструментом и выражением роста национальной конкурентоспособности. В то же время никакая успешная ПП не может быть таковой без прочного основания общеэкономической и структурной политики. Ситуация, когда меры ПП собираются применить без достаточных для того экономических оснований, чревата большим числом рисков ее успешности.

Таким образом, мы предлагаем авторское понимание промышленной политики, учитывающее все отмеченные выше замечания. Промышленная политика – это система отношений между государственными и муниципальными органами власти, хозяйствующими субъектами, научными организациями и гражданскими институтами, имеющая своей целью воздействие на отраслевую структуру промышленной деятельности через определение и реализацию согласованных между собой принципов, целей, приоритетов, инструментов, программ и мероприятий с учетом современных технологических и социально-экономических вызовов, а также национальных интересов.

При анализе содержания термина «промышленная политика» не случайно в первую очередь были рассмотрены российские подходы к трактовке. Дело в том, что попытка подобрать точный эквивалент данному термину в английском языке натолкнется на определенную методологическую трудность. В западной экономической науке наиболее близкое по смыслу к промышленной политике понятие – это «industrial policy». Часто его переводят буквально как «промышленная политика». Вместе с тем, англоязычное слово “industry”, скорее, эквивалентно понятию «отрасль» в русском языке[11]. В этом смысле “industrial policy” может быть направлена не только на стимулирование промышленности, но и на развитие индустрии питания, индустрии моды, индустрии транспорта и т.д. Поэтому неудивительно, что из 16 отобранных определений “industrial policy” (см. Табл.1.2 ) только 4, так или иначе, упоминают собственно промышленный сектор (№ 1,7,15), причем по большей части не как самостоятельный объект регулирования, а в контексте эффективности и конкурентоспособности национальной экономики.

Таблица 1.2

Определения “Industrial Policy”: зарубежные подходы

Источник: таблица составлена авторами на основе: Warwick K. Beyond Industrial Policy: Emerging Issues and New Trends. OECD Science, Technology and Industry Policy Papers. 2013, № 2, OECD Publishing. P.15.

Более последовательная общеэкономическая направленность данной политики наблюдается в определениях № 1,3,4,15,16. Вместе с тем, нужно признать, что большинство исследователей все же склонны в “industrial policy” видеть способ либо повлиять на развитие отдельных отраслей и секторов (№ 5,6,7,10,11,12,13), либо осуществить желательные для экономики и общества в целом структурные (отраслевые) сдвиги (№ 2,9,14). Нельзя обойти вниманием и определение №8, демонстрирующее явно негативное отношение автора к политике такого рода. Для конца 1980-х – начала 1990-х гг. в зарубежной и отечественной научной среде это было неким каноном теоретической безупречности. Однако, как уже было указано выше, данный безапелляционный подход к государственному регулированию экономики в целом и промышленной деятельности в частности в настоящее время уже не имеет такой широкой поддержки, как четверть века назад.

После анализа российских трактовок промышленной политики и зарубежных толкований «industrial policy» встают закономерные вопросы: в какой степени эти понятия совпадают? В каких случаях их можно использовать как синонимы для научных и практических целей? Безусловно, западная «industrial policy», будучи отраслевой политикой или политикой структурных сдвигов, на разных стадиях экономического развития в зависимости от формулируемых обществом приоритетов получала свое теоретическое и практическое наполнение. Поэтому в те периоды, когда развитие промышленного сектора или отдельных его отраслей признавалось первоочередной задачей, происходило сближение смысловых нагрузок, заложенных в терминах «промышленная политика» и «industrial policy».

1.2 Теоретические подходы к государственному регулированию промышленного развития

В настоящее время не существует единой позиции относительно целесообразности и эффективности проведения промышленной политики в условиях открытой экономики, базирующейся на рыночных принципах организации хозяйственной деятельности. Во многих исследованиях высказывается скептицизм в отношении эффективности проведения промышленной политики, подчеркиваются негативные последствия подобной политики, связанные с искажением структурных пропорций и низкой эффективностью государственных инвестиций (World Bank, 1993; Noland and Pack; Pack and Saggi, 2006). С другой стороны, распространена и противоположная точка зрения, сторонники которой указывают на значительную пользу промышленной политики и возможности ускорения развития экономики за счет использования различных механизмов поддержки и «выращивания чемпионов» (Stiglits, 1996; Hausman and Rodrick, 2003; Rodrick 2008)^[12].

Вместе с тем, на наш взгляд, любая страна, имеющая в структуре своего экспорта значительную долю минерально-сырьевых ресурсов и испытывающая влияние на экономическое развитие конъюнктуры сырьевых рынков, сталкивается с необходимостью проведения промышленной политики. Острота стоящих в данном случае перед экономикой проблем очевидна и подчеркивается многими специалистами, стоящими подчас на диаметрально противоположных позициях относительно общего характера развития экономики и методов решения существующих проблем. По мнению ряда авторов, проблем, связанных со структурными диспропорциями не избежать и нашей стране. «В среднесрочной перспективе Россия, ориентирующаяся на сырьевой экспорт, будет жить под постоянными угрозами внезапной безработицы, платежного кризиса и структурной перестройки в результате изменений в отношениях и силах, находящихся за пределами ее влияния»^[13].

Необходимость осуществления целенаправленной структурной политики применительно к нашей стране подчеркивалась еще несколько десятилетий назад. Так, один из основоположников исследований структурных пропорций в советской экономике Ю.В. Яременко в 1988 году писал: «Главными целями структурной политики в стратегии экономического развития СССР в ближайшей и долгосрочной перспективе является ускорение научно-технического прогресса, создание материальных предпосылок действенного хозяйственного механизма, мобилизация резервов социальной активности населения, органичного включения нашей страны в систему мирохозяйственных связей. Центральная задача перспективной структурной политики – придать существенное ускорение сдвигам в структуре производства, ориентированным на ликвидацию глубокого технологического неравенства нашей экономики…»^[14]. Фактически в данном случае речь шла о необходимости постепенного ухода от сырьевой направленности и о развитии высокотехнологичных производств.

Необходимость проведения именно государственной политики, направленной на ликвидацию структурных диспропорций, была обусловлена тем обстоятельством, что автоматически действующих механизмов, способных компенсировать структурные диспропорции, как правило, не возникает. Так, в 80-е годы «давление ресурсных ограничений, не сопряженное с усилиями по качественной перестройке ресурсопотребляющих отраслей, оказалось недостаточным условием для формирования нового устойчивого режима ресурсосбережения в технически отсталых отраслях экономики»^[15].

Более того, складывавшееся развитие событий позволяло сделать и следующий более общий вывод. Если в экономике страны возникают неблагоприятные структурные изменения, например, формируется отсталая, утяжеленная структура экономики, то, в конечном счете, это может оказывать и крайне неблагоприятное влияние на всю систему управления в стране, поскольку структура экономики часто определяет структуру и систему управления. В микроэкономических исследованиях влияние экономической структуры на модель поведения хозяйствующих субъектов было подробно описано еще в 50-60-е годы ХХ века. Очевидно, что на макроуровне также существует непосредственная взаимосвязь между экономической структурой и управлением. «…Систему управления экономикой нельзя рассматривать изолированно от всех других аспектов реальной экономической деятельности. Можно утверждать, что эта система жестко приспособлена к возникшим в стране формам развития производства»^[16]. Это может приводить в частности к тому, и это наблюдалось в нашей стране в 80-е годы, что сложившаяся, консервативная структура управления, формировавшаяся для решения актуальных для своего времени задач, в новых условиях начинала препятствовать развитию в экономической системе новых элементов, искусственно тормозить изменения и консервировать устаревшую структуру экономики. Проведение реформ в таких условиях оказывается возможным именно за счет государственного вмешательства, модернизации или слома старой системы управления, формирования круга управленцев, понимающих необходимость реформ и видящих варианты их осуществления, и при признании обществом факта необходимости подчас болезненных, но неизбежных изменений.

Рассматривая возможные варианты проведения экономической политики, направленной на ликвидацию структурных диспропорций и изменение модели экономического роста, целесообразно проанализировать существующие концептуальные подходы к определению принципов экономической политики: макроэкономической политики в целом и промышленной политики в частности.

Анализируя общие подходы к реализации макроэкономической политики необходимо отметить, что в рамках разных экономических школ, в частности в кейнсианской, неоклассической и институциональной, сложились различные, а подчас и диаметрально противоположные точки зрения относительно роли государства в осуществлении экономических реформ и проведения макроэкономической и, в том числе, структурной и промышленной политики. Еще в XIX веке, фундаментальные принципы проведения промышленной политики были сформулированы немецким экономистом Ф.Листом.

Фридрих Лист (1789-1846 гг.) – ученый, которого по праву можно назвать одним из основоположников учения о развитии национальной экономики, был одним из первых наиболее ярких идеологов и апологетов промышленной политики. Ф. Лист высказывал особую озабоченность по поводу проблемы неразвитости национальной промышленности. Он считал, что неразвитость промышленности опасна и губительна для национальной экономики, поскольку отсутствие развитой промышленности ведет «к национальной слабости: материальной, умственной и политической».

Причем особенно губительными и опасными последствия неразвитости национальной промышленности и однобокой специализации экономики оказываются в том случае, когда у страны есть экономически развитые соседи. Отсутствие развитой обрабатывающей промышленности начинает оказывать негативное влияние не только на экономическое, но и на социальное развитие, меняя, в том числе, и менталитет граждан страны. В частности, Ф. Лист писал: «Такие результаты могут быть особенно опасными в том случае, когда соседние народности следуют другому пути, когда они идут во всех отношениях вперед, тогда когда мы идем назад; если там надежды на лучшее будущее возбуждают у граждан бодрость, силы и дух предпринимательства, то здесь, напротив, ум и бодрость при взгляде на ничего не обещающее будущее все более и более замирают. История представляет даже примеры гибели целых наций, которые не умели в благоприятное время разрешить великую задачу обеспечения умственной, экономической и политической самостоятельности посредством создания собственных фабрик и заводов и прочного промышленного и торгового положения».

По мнению Ф. Листа, более высокое состояние экономического развития не может совершиться само по себе посредством свободы обмена, так же как не может совершиться в отсутствии национального единства. В связи этим политике фритредерства Лист противопоставил идею «воспитательного протекционизма»  таможенной защиты молодых отраслей национальной промышленности, пока они не достигнут уровня международной конкурентоспособности. В противовес учению о разделении труда и принципу сравнительных преимуществ Ф. Лист предложил концепцию национальной ассоциации производительных сил, подчеркивая приоритет внутреннего рынка над внешним.

Ф. Лист утверждал, что, при гораздо большей полезности развития и удержания за собой внутреннего рынка сравнительно с поисками богатств вне страны во внешней торговле, достичь большего значения может та нация, которая довела свою промышленность до степени высшего развития. Сама по себе торговля редко оказывается источником развития государства. «Купец может достигать своих целей, заключающихся в приобретении ценностей путем обмена, даже в ущерб земледельцам и мануфактуристам, наперекор производительным силам и не щадя независимости и самостоятельности нации. Ему безразлично, да и характер его операций и его стремлений не позволяет ему заботиться о том, какое влияние оказывают ввозимые или вывозимые им товары на нравственность, благосостояние и могущество страны. Он ввозит как яды, так и лекарства. Он доводит до изнурения целые нации, ввозя опиум и водку».

Вместе с тем, Ф. Лист утверждал, что протекционизм оправдан лишь в качестве «воспитательного» средства для выравнивания уровней экономического развития стран, а нация, достигшая уровня перворазрядной промышленно-торговой державы, должна перейти к свободе торговли.

В XIII главе своей знаменитой работы «Национальная система политической экономии» (1841) он, отталкиваясь от идеи разделения труда, приходит к мысли о том, что последовательное углубление разделения труда имеет своим следствием образование национальной ассоциации производительных сил^[17]. В XV Главе, опираясь на опыт Англии, создавшей «огромный собственный внутренний рынок, который дает английским мануфактуристам средства для более обширного, а следовательно, и для более дешевого производства, лучшие приемы в самом производстве», Ф. Лист дает положительную оценку заключению германской нацией таможенного союза. Однако для дальнейшего развития национальной фабрично-заводской ассоциации, по его мнению, требуется расширение этого союза. Еще одним важным фактором, способствующим становлению германской промышленности, Ф. Лист объявляет «усовершенствованные пути сообщения, каковы каналы и железные дороги, пароходные линии, хорошие шоссейные дороги». Это побуждает его выступить инициатором строительства сети железных дорог при активной поддержке государства^[18]. Помимо этого, полемизируя со школой классической политической экономии, он заявляет, что, в отличие от модели английской «всемирной мануфактурной монополии», «протекционная система… стремится к развитию фабрично-заводских сил всего умеренного пояса» ^[19].

Выход из ситуации технологической отсталости страны ученый видел в поддержке и развитии промышленности, кооперации промышленников, таможенном протекционизме зарождающейся, но пока еще слабой национальной промышленности.

Аналогичных взглядов придерживался и российский государственный деятель С.Ю. Витте. В своем «Конспекте лекций о народном и государственном хозяйстве, читанных его императорскому высочеству великому князю Михаилу Александровичу в 1900-1902 гг.»^[20] он пишет о торгово-промышленной политике и подразумевает под ней следующий комплекс мер:

- таможенную защиту отечественных отраслей от иностранной конкуренции;

- заключение торговых трактатов в целях создания благоприятных условий для экспорта;

- запрет транзита иностранных товаров, которые могли бы составить национальным товарам конкуренцию на внешних рынках;

- возврат некоторых налогов (пошлин, акцизов) тем производителям, которые экспортируют товары

- развитие сети шоссейных и железных дорог, способствующих упрочению роли России в качестве посредника в торговом обмене произведений азиатского Востока и европейского Запада.

В конце XIX в. идеи Ф.Листа оказали немалое влияние на становление единого немецкого государства и реализацию промышленной политики внутри этой страны. Однако, немецкая историческая школа, к числу наиболее ярких представителей которой относился Ф.Лист, не вошла в число ведущих экономических течений ХХ века. Идеи Ф.Листа способствовали развитию германской экономики и становлению единого немецкого государства, но оказали относительно локальное влияние на мировую экономическую мысль. Более заметным на протяжении ХХ века в сфере государственного регулирования экономики было влияние других экономическим школ – кейнсианской, неоклассической и институциональной.

Идеи, высказанные Листом, не нашли понимания в магистральном течении экономической науки, однако уже в XX веке они получили развитие в работах Ф. Броделя, И. Валлерстайна. Таким образом, в экономической науке ХХ столетия стал подниматься вопрос об альтернативности развития государств.

Многие идеи Ф.Листа, сформулированные в первой половине ХIХ века, оказываются и сегодня актуальными для стран, имеющих недостаточно развитию промышленность, но стремящихся стремительно вписаться в мировую экономическую систему. По своей природе рынок и, в том числе, мировая экономика являются идеальной системой естественного отбора, а любая система естественного отбора предполагает, что сильные индивиды закрепляют свои конкурентные преимущества и начинают доминировать, а слабые индивиды постепенно теряют свои позиции. С этой точки зрения, сильные страны, вписываясь в систему международного разделения труда, получают, как правило, дополнительные преимущества, а выигрыш слабых весьма неоднозначен.

В 30-е годы ХХ веке, особый подход к реализации экономической политики государства сложился в рамках одной из ведущих экономических школ прошедшего века, оказавшей в целом огромное влияние на формирование принципов макроэкономической политики государства – кейнсианской школы. Кейнсианство как целостное экономическое учение начало формироваться в 30-е годы ХХ века и центр внимания основоположника этого учения – Джона Мейнарда Кейнса (1883-1946 гг.) был прикован к проблемам преодоления последствий экономического кризиса начала 30-х годов и роли государства в регулировании деловой активности в экономике. Позднее на базе идей Дж.М.Кейнса сложилось кейнсианское направление в экономической науке, для которого было характерно признание сильной роли государства в регулировании экономических пропорций. По мнению представителей кейнсианской экономической школы, государство должно не только «выполнять роль арбитра на футбольном поле», самостоятельно не осуществляющего хозяйственную деятельность, а лишь следящего за тем, чтобы все хозяйствующие субъекты не нарушали установленных правил и не препятствовали свободной добросовестной конкуренции, а, напротив, за счет использования механизмов денежно-кредитной, налоговой политики, поддерживать занятость, влиять на деловую активность, а в некоторых случаях, как полагал Дж.М.Кейнс, и прибегать к политике умеренного протекционизма с тем чтобы защитить отечественных производителей и обеспечить граждан своей страны работой. Поскольку основная работа Дж.М.Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег», 1936 г., создавшая фундамент для формирования кейнсианской школы, была посвящена анализу экономических проблем стран, возникших в результате Великой депрессии, и разработке принципов экономической политики государства в условиях глубокого экономического кризиса, акцент в раннем кейнсианстве делался на проблемах сглаживания циклических колебаний экономики, оживления экономики в период спада производства, решении проблемы массовой безработицы населения.

Вопросы осуществления экономического прорыва, изменения структурных пропорций в экономике, поддержания высоких темпов экономического роста в рамках кейнсианской школы стали ставиться позднее, уже последователями Дж.М.Кейнса в 50-60-е годы ХХ века. В 50-60-е годы на базе кейнсианства активно разрабатывались вопросы обеспечения стабильного экономического роста, а в отношении развивающихся стран концепции экономического прорыва. Применительно к развивающимся странам, столкнувшимся с проблемой необходимости осуществления ускоренной индустриализации экономики, распространение получила разработанная в рамках кейнсианской школы т.н. концепция «большого толчка». Одним из родоначальников этой концепции был австрийский экономист Пауль Н. Розенштейн-Родан (1902-1985), а теоретически эта концепция была сопряжена с идеей т.н. «порочного круга нищеты».

Идею «порочного круга нищеты» выдвинул американский экономист Рагнара Нурксе (1907-1959). По мнению Р.Нурксе, порочный круг нищеты предполагал такое расположение сил, что они имеют тенденцию воздействовать друг на друга и противодействовать одна другой таким образом, что удерживают бедную страну постоянно в состоянии бедности. Например, бедняк слаб потому, что возможно из-за его физической слабости низка его работоспособность. Но если он беден, то это в свою очередь означает, что у него нет достаточного количества пищи и так далее. Ситуацию подобного рода применительно к какой-либо стране в целом можно подытожить с помощью банального выражения: «Страна бедна потому, что она бедна». В результате подобного соотношения сил может возникнуть «кумулятивное движение к упадку». Чтобы разорвать «порочный круг нищеты» и создать предпосылки для возрождения необходимо «создать кумулятивное движение к подъему» путем повышения производительности труда^[21]. Для этого необходимы первоначальные инвестиции. Однако поскольку мобилизовать ресурсы на добровольной основе представлялось нереальным, акцент часто делался на принудительных сбережениях, формировавшихся в результате государственной налоговой и кредитно-денежной политики^[22]. В результате роль генератора изменений, ориентирующего экономическое развитие в направлении прогрессивных структурных изменений отводилась государству.

Практически для всех кейнсианских концепций экономического роста, разрабатывавшихся в 50-60-е годы как для развитых государств, так и для развивающихся стран типична ориентация на значительную роль государства в регулировании экономической конъюнктуры, ориентация на аккумулирование дополнительных финансовых ресурсов в государственном бюджете для реализации общенациональных проектов и развития перспективных секторов экономики. Кейнсианские концепции воздействия на экономическую динамику и структурные пропорции оказали значительное влияние не только на экономическую политику развивающихся стран, сталкивавшихся с проблемой необходимости преодоления экономической отсталости и поиском ресурсов для индустриализации экономики, но и даже в большей степени, на развитые государства. Достаточно длительный период – со второй половины 30-х годов до начала 70-х годов – экономическая политика США и многих европейских государств формировалась под влиянием кейнсианской школы, предполагавшей активную роль государства в формировании основных экономических пропорций.

Иная, и более распространенная в современных условиях, точка зрения относительно общих принципов реализации экономической и структурной политики сложилась в рамках другой ведущей экономической школы – неоклассической. Для неоклассической школы, сформировашейся в конце ХIX века и впитавшей в себя идеи саморегулируемости рыночной экономики, сформулированные еще в XVIII в. А.Смитом, вопрос о роли государства в экономике и возможности реализации промышленной политики решался в контексте сохранения максимальной рыночной свободы. Неоклассики всегда считали и считают идеальным регулятором всех экономических пропорций рынок и придерживаются взгляда о нецелесообразности вмешательства государства в рыночную экономику, поскольку рыночная экономика функционирует на основе естественных законов развития. Концепции неоклассиков акцентируют внимание на проблеме рациональности использования имеющихся ресурсов и ведущей роли предпринимателей в организации производства.

Как правило, неоклассические концепции создавались и наиболее успешно применялись на практике в сильных, экономически развитых государствах. Вместе с тем, эта школа внесла определенный вклад и в создание концепций экономического прорыва государств. В 50-е годы ХХ века достаточно типичную для неоклассики концепцию ускорения экономического развития развивающихся, аграрных стан предложил профессор Принстонского университета, лауреата Нобелевской премии по экономике (1979г.) Уильям Артур Льюис. Его концепция была применима в отношении тех стран, где «плотность населения высока, капитал дефицитен, а естественные ресурсы ограничены». Для успешного экономического развития таких государств необходимо было стимулировать переток рабочей силы из аграрного сектора в сферу промышленности, где, как правило, применяются более высокие технологии. В качестве генератора перетока ресурсов рассматривался слой предпринимателей. Именно предприниматели должны были стать той силой, которая нанимает на работу вчерашних крестьян (избыточных для аграрного сектора работников) и находит для них работу в промышленном производстве. Предприниматели рассматривались как сила, обеспечивающая в условиях рынка рационализацию использования трудовых ресурсов, а промышленность должна была развиваться на основе использования трудоемких и трудоинтенсивных технологий^[23].

В целом для неоклассической школы более типично отрицание целесообразности вмешательства государства в рыночную экономику и нежелательность регулирования с помощью государства каких-либо структурных пропорций, поскольку именно рынок за счет ценового механизма и конкуренции лучше всего определяет какие товары производить, какие факторы производства использовать для изготовления товаров и кто, в конечном счете, более всего нуждается в товарах и становится их покупателем. В современных условиях подобная точка зрения о недопустимости всякого вмешательства государства в регулирование экономических пропорций находит достаточно большое число сторонников, как в нашей стране, так и за рубежом.

В качестве показательных для данной позиции примеров можно привести несколько цитат. Так, Рудигер Дорнбуш – автор одного из наиболее известных учебников по макроэкономике пишет: «…сейчас мировая экономика взяла новый курс, который ведет нас туда, откуда мы пришли: к экономическому либерализму и индивидуализму, конкуренции и открытию новых возможностей». «По мере того как истекает столетие, приходит конец и идеи экономического государства, одной из самых плохих идей этого века. Мир без границ, конкуренция на нерегулируемых государством рынках и быстрое отступление государства всеобщего благоденствия видятся как новая база для процветания и гибкости в обстановке непрерывно растущего числа проблем, связанных с появлением все новых технологий и миллиардами людей на планете»^[24].

Схожую точку зрения разделяют и некоторые отечественные специалисты: «Протекционизм – это социальный строй, при котором некоторые лица получают законное право вечно взимать дань со всех потребителей»…«Единственным результатом протекционизма является отвлечение производства от тех направлений, где оно могло бы произвести больше на затраченную единицу капитала и труда, туда, где оно производит меньше. Это делает людей беднее, а не богаче». В конечно итоге «государство может расходовать или инвестировать только то, что оно отняло у своих граждан, и эти дополнительные расходы и инвестиции сокращают расходы и инвестиции граждан ровно на такую же величину»^[25].

Вместе с тем, несмотря на кажущуюся неактуальность ряда рекомендаций неоклассической школы применительно к условиям российской экономики – в условиях нашей страны отказ государства от участия в перераспределении ресурсов приводит к резкой и необоснованной социальной и территориальной дифференциации, провоцирует усиление центробежных тенденции, в идеях неоклассической школы есть много рационального.

Одним из наиболее сильных тезисов в неоклассических концепциях, очевидно, можно признать акцент на необходимости обеспечения гибкости национальной экономики. Современная неоклассическая концепция принимает во внимание формирование новой модели экономики, т.н. «новой экономики»^[26], для которой типично не только стремительное развитие и увеличение доли в промышленном производстве высокотехнологичных отраслей, но и ускорение всех экономических процессов. Характерная черта новой экономики заключается в том, что «темпы совершенствования товаров и услуг повышаются быстрее, чем в прошлом»^[27]. Это действительно, предполагает рост мобильности факторов производства, акцентирует внимание на проблеме обеспечения роста конкурентоспособности национальной экономики.

Применительно к условиям России сторонниками неоклассического, либерального подхода нередко подчеркивается значимость фактора обеспечения однородности экономического пространства. «В России налогово-бюджетное неравенство регионов возрастает с расширением бюджетной децентрализации: более богатые регионы богатеют, более уязвимые – беднеют»^[28]. Между тем, необходимым фактором успешного экономического развития, и это показал опыт экономических реформ стран Восточной Европы, является однородность экономического пространства. В частности, важна возможность свободного перемещения людей и производственных ресурсов по всей территории страны, возможность найти работу в том регионе, где человек оказывается наиболее профессионально востребованным, независимо от первоначального места рождения и жительства. Мобильность производственных факторов считается одним из условий, обеспечивающих способность реагирования на движение цен и гарантирующих адекватное распределение ресурсов. По мнению представителей либеральной точки зрения, создавая такие условия, Россия сможет воспользоваться «эффектом масштаба», преодолеет такие препятствия как монополизм, сможет добиться максимального прироста избыточного продукта. Если экономическое пространство неоднородно, добиться этих результатов невозможно^[29].

Очевидно, акцент на проблеме мобильности факторов производства и решении вопроса о рационализации использования ресурсов во многом оправдан. Строго говоря, эффективность любой экономической системы в немалой степени зависит именно от решения проблемы рационального использования ресурсов и максимизации на этой основе выпуска товаров и услуг. Эта проблема важна и в силу того, что у любого государства всегда возникает проблема смены технологий и перехода от одного доминирующего технологического уклада к другому укладу.

Этот аспект проблемы особенно важен для стран экспортеров энергоресурсов. Как отмечается некоторыми специалистами, страна, специализирующаяся на экспорте на мировой рынок нефти, в ближайшие десятилетия может столкнуться с проблемой необходимости кардинальной перестройки экономической структуры и структуры экспорта. По мнению этих авторов, в ближайшие 10-15 лет можно ожидать начала отказа от нефти в пользу более дешевых заменителей. Вместе с тем, «стихийное внедрение дешевых заменителей, способных расширить зону освоения и помочь прокормить растущее население Земли, приведет к началу девальвации мировой энергетической инфраструктуры на базе нефти»^[30].

Как показывают исторические примеры, переход с одного энергоносителя на другой на десятилетия предопределял и лидерство тех или иных государств. В свое время в результате более быстрого перехода на уголь Великобритания обогнала Францию, а при более быстром переходе на нефть Великобританию обогнали США. Возникновение схожих проблем может стать характерным и для России. «Инфраструктура природного газа – риккардианское преимущество России. Отказ от старой инфраструктуры, переутяжеленной расходами на глобализацию, типичен для конца эпохи. Тут есть победители и побежденные. Исторически, стареющий доминант не способен на реструктуризацию под новый энергоноситель»^[31]. В случае изменения структуры потребления энергоносителей процесс структурной перестройки российской экономики, очевидно, будет протекать достаточно болезненно.

Следует отметить, что современные разработки неоклассической школы, акцентирующие внимание на проблемах мобильности и рационального распределения и использования ресурсов достаточно тесно смыкаются и с теориями технологического развития, позволяющими объяснить процессы смены технологических укладов и технологического лидерства тех или иных государств^[32]. Именно подходы неоклассической школы к промышленной политике в наибольшей степени акцентируют внимание на проблеме конкурентоспособности национальной экономики и создании условий для внедрения инноваций за счет частной инициативы людей. Это позволяет утверждать, что рекомендации этой школы несомненно должны рассматриваться в качестве базовых при разработке принципов промышленной политики для страны, реализующей промышленную политику, направленную на сглаживание структурных диспропорций и перестройку структуры экономики в направлении сокращения доли в национальном производстве отраслей сырьевого сектора и развитии высокотехнологичных производств.

Наконец, очень своеобразный и интересный взгляд на роль государства в осуществлении экономической политики, проблему экономического прорыва и, соответственно, на промышленную политику государства сложился в раках институциональной школы. Изначально институциональная школа в экономической науке стала формироваться как альтернатива, своего рода противовес неоклассике. Если неоклассическая школа стремилась к абстрактному анализу экономических явлений, позволявшему широко применять в экономических исследованиях математику, подчеркивала роль естественных вечных законов развития, то представители институциональной школы, напротив, выступали за широкую трактовку предмета исследования экономической науки. Институционалисты полагали, что для формирования объективных представлений об экономическом развитии общества необходимо принимать во внимание не только абстрактные экономические законы, но и учитывать роль и влияние институциональной среды: взглядов, обычаев, традиций, сложившихся в обществе и влияющих на поведение людей.

Для институциональной школы было типично рассмотрение общества как развивающейся системы, имеющей много схожего с живыми организмами. В процессе эволюции общества, по мнению приверженцев идей этой школы, происходит постепенное отмирание старых, отживших институтов и зарождение новых традиций, обычаев и порядков. Для раннего институционализма типична острая критика существующего общественного строя, а основоположника институциональной школы – американского экономиста Торстейна Веблена (1857-1929 г.) нередко называли «американским Марксом».

Представители институциональной школы внесли значительный вклад в практику государственного регулирования экономики. Особенно заметным влияние этой школы на экономическую политику было в 30-е и 40-50-е годы ХХ века. Именно представители институциональной школы, в частности Р.Тагвелл, оказали влияние на разработку экономической политики нового курса Ф.Д.Рузвельта. В 30-е годы ХХ века большой вклад в формирование американского трудового законодательства внес представитель правого направления институциональной школы Джон Коммонс.

Помимо США институциональная школа оказала большое влияние и на экономическое развитие европейских стран, в частности, Франции. Франция всегда была страной с сильными левыми традициями и идеи государственного участия в экономическом развитии активно дискутировались еще в 30-е годы ХХ века. В конце 40-х и в 50-х во Франции реализовывалась политика дирижизма, предполагавшая практически всестороннее участие государства в регулировании экономических процессов. Теоретическое обоснование, «корни» дирижизма можно найти в работах Поля Гове (1843-1917), который уже на рубеже ХIХ и ХХ веков рассматривал государство в качестве активного агента социального прогресса. По мнению П.Гове, деятельность государства могла носить дополнительный характер, заменяя частную инициативу там, где последняя доказывает свою слабость (например, в развитии инфраструктуры); вспомогательный характер, когда государство придавало частной инициативе импульс, толчок, поощряя ее с помощью субсидий, премий и т.д.; и покровительственный (опекунский) характер, когда государство могло осуществлять контроль над контрактами, в частности для того, чтобы помешать эксплуатации потребителей и рабочих^[33].

Позднее эти идеи были развиты одним из наиболее ярких представителей французской институционально-социологической школы Франсуа Перру (1903-1987). Как и другие ученые, принадлежавшие к институциональной школе, Ф.Перру опровергал ряд положений неоклассической теории, в частности ключевое положение неоклассики о наличии совершенного рынка. По мнению Ф.Перру, неоклассическая школа исходит из принципа совершенной конкуренции, но совершенная конкуренция не свойственна современной экономике. «Экономические единицы не равны в отношении их места и принципа деятельности в экономической системе, в отношении их силы, а также в отношении их способности получать, использовать, производить и распространять информацию»^[34].

Отношения между неравными экономическими единицами строятся как отношения господства и подчинения. «Эффект господства», преднамеренный или непреднамеренный, заключается в асимметричном, необратимом влиянии. Эффект господства может наблюдаться не только в области отношений экономических единиц в национальной экономике но и в отношении отдельных стран.

По мнению Ф.Перру доминирующие, активные единицы, сами создают себе условия роста и получения прибыли, активно воздействуя на другие фирмы и потребителей и заставляя их принять чужие «правила игры». Концепция активных единиц и «доминирующей экономики» была тесно связана с идеями индикативного планирования и дирижизма, определяла необходимость проведения структурной политики экономического роста, селективного планирования, создания полюсов роста и поддержки отраслей–моторов.

После Второй мировой войны проблемы послевоенного восстановления и «догоняющего развития» целого ряда стран (Франции, Японии, Южной Кореи, Индии и др.) стали причиной активизации промышленной политики. Ф. Перру в своей работе «Экономика XX века» (1961) описал эффект поляризации пространства вокруг доминирующих единиц («полюсов роста»)^[35]. Под «полюсом роста» можно понимать и фирму, и отрасль, и комплекс отраслей, обладающих сильным «эффектом увлечения». Его суть заключается в том, что, попадая в поляризованное пространство, фирма должна при принятии решений учитывать прямое или косвенное принуждение, исходящее от «доминирующей единицы». Последняя же стремится обеспечить наибольшую эффективность всей бизнес-группировке, превращая ее в макроединицу.

Концепция «Полюсов роста» включала в себя три основных элемента. Основным генератором роста была ведущая отрасль, отрасль-мотор, обладающая мощным потенциалом роста и высокой способностью к нововведениям, иначе говоря, отрасль с большим мультипликативным эффектом. Развитие ведущей отрасли стимулировало развитие отраслей местного значения, связанных с ведущей отраслью системой отношений типа «затраты-выпуск». Эти отношения служили средством передачи эффекта ведущей отрасли на все народное хозяйство. Наконец, третьим элементом была пространственная агломерация производства, которая обеспечивала предприятиям получение «внешней экономии». Благодаря таким взаимосвязям возникала серия взаимосвязанных эффектов, при благоприятных условиях способных сильно изменить экономическое пространство регионов. «Полюса роста» выступали своеобразными генераторами нововведений и обеспечивали диффузию и распространение нововведений по другим сегментам экономики.

Базируясь на концепции «доминирующей экономики», французский экономист, пришел к следующим выводам. Во-первых, политика роста - это всегда политика неравномерного роста независимо от того, достигается ли она сознательно или происходит стихийно. Во-вторых, политика роста, осуществляемая как структурная политика, направлена не на приспособление к существующим структурам, а на активное преобразование структур в желаемом направлении. В-третьих, поскольку рост неравномерный, структурная политика должна быть избирательной, а не глобальной, как в рекомендациях кейнсианцев. Таким образом, по мнению Ф. Перру, важнейшая задача экономической политики государства заключается в создании «полюсов роста» и сознательном управлении средой распространения их эффекта.

Среди активных экономических единиц Ф. Перу особо выделял государство, обладающее монополией законного принуждения и призванного выполнять роль координатора в национальной экономике. Государство должно было вносить динамику в экономическую жизнь, способствовать структурной перестройке промышленности и осуществлять региональную политику, содействуя «гармонизированному» росту. В итоге должна была реализовываться политика «гармонизированного роста» – достижение «максимального продукта общественно-оптимальной структуры», а в качестве института, с помощью которого могла осуществляться политика гармонизированного роста, рассматривался план.

По мнению Ф.Перру, экономику можно было считать прогрессивной, если эффект инноваций распространялся в рамках национальной экономики с наибольшей скоростью и наименьшими социальными издержками. Причем общественные инновации и общественные инвестиции рассматривались в качестве «инициатора» всех остальных инвестиций и инноваций. Крупные инновации в экономике, как полагал Ф.Перру, т.е. создание новых отраслей, использование новых, мощных источников энергии, например создание атомных станций, во многом определяются общественными инвестициями. «Полезный эффект общественных суперинвестиций измеряется не только объемом общественных инвестиций, но и совокупностью эффективных инноваций, вызванных ими». Общественные инвестиции и инновации увеличивают зону максимального использования ресурсов. Они не зависят и от ритма циклических колебаний^[36]. Вместе с тем частные инвестиции чаще эффективнее с точки зрения коммерческой эффективности и «показывают примеры поразительной эффективности»

По мнению сторонников дирижизма, принципы индикативного планирования и дирижизма были достаточно универсальными и могли быть применены и в отношении развивающихся стран, сталкивающихся с проблемами технологической модернизации и решением проблемы разрыва «порочного круга нищеты и бедности».

Проблемы модернизации экономики развивающихся стран входили в число активно дискутируемых тем в 50-60-е годы ХХ века и также затрагивались в работах представителей институциональной школы. Среди приверженцев институционального направления, внесшего значительный вклад в исследование проблем трансформации экономик развивающихся стан, необходимо, прежде всего, назвать лауреата Нобелевской премии (1974 г.) шведского экономиста Гунара Мюрдаля. Как и многие представители институционализма Г.Мюрдаль в своих ранних работах подчеркивал, что его исследования строятся на «отрицании классических теорий в качестве подходящей основы для … исходных принципов оценки»^[37]. Хотя в целом значимость классической теории не отвергалась.

По мнению Г.Мюрдаля, экономическая интеграция и усиление участия развивающихся стран в международных экономических связях были объективными тенденциями рассматриваемого исторического периода, однако, усиление процессов интеграции государств в мировую экономику без регулирования со стороны государства приводило к росту неравенства. «Большая свобода торговли» сама по себе вела бы даже к увековечиванию стагнации в слаборазвитых районах»^[38].

Одними из центральных проблем, решение которых необходимо для успешного включения развивающихся стран в систему мировой экономик, по мнению Г.Мюрдаля были:

- обеспечение экономической интеграции внутри самих стран. Экономическая слабость развивающихся государств часто была связана со слабой внутренней интеграцией. «…Основная слабость этих стран, несомненно, состоит в том, что они плохо интегрированы даже в национальных рамках»^[39];

- расширение производства на внутренний рынок и стремление к большей самообеспеченности национальной экономики;

- форсирование развития национальной промышленности^[40].

Г. Мюрдаль разделял точку зрения Р.Нурксе, в соответствии с которой для быстрого развития национальной экономики необходимо увеличивать долю сбережений за счет налогов и осуществлять развитие национальной промышленности на основе планирования. «Любая национальная политика внутренней стабилизации должна опираться на план развития, устанавливающий главные цели экономической политики вообще»^[41].

Г.Мюрдаль писал и о проблемах формирования резервных стабилизационных фондов. «Меры по контролю над национальными сбережениями в условиях широких колебаний экспортной выручки должны иметь своим результатом накопление валютных резервов при повышении экспортных цен и их постепенное расходование при понижении цен. Эта политика может сочетаться или, вернее, включать в себя внутреннюю систему стабилизации доходов, на основе которой изымались бы экспортные поступления при их росте, а при их падении выплачивались бы субсидии»^[42]. Однако проведение в жизнь подобной системы – чрезвычайно тонкое дело. Одна из проблем, по мнению Г.Мюрдаля, заключалась в том, что изъятие валюты, как правило, приводит к отвлечению средств от закупки оборудования и, соответственно, модернизации производства. В целом, концепция экономического прорыва развивающихся стран Г.Мюрдаля предполагала активное государственное участие в хозяйственной жизни, направленное на форсированное развитие национальной промышленности и национальную интеграцию.

Одной из принципиальных особенностей институциональных концепций модернизации экономики можно считать и типичный для этой школы акцент на необходимости качественных изменений в хозяйственной жизни, привлечение внимания к институциональным реформам, подтверждение необходимости осуществления социальных изменений и важности социальной направленности реформ.

В рамках институциональной концепции сложилась и одна из наиболее интересных современных идей обеспечения экономического развития и модернизации экономики - концепция человеческого капитала. Ее автор - Теодор Шульц, за работы по экономике развивающихся стран в 1979 г. был удостоен Нобелевской премии. Книга Т.Шульца «Инвестиции в человеческий капитал: роль образования и научных исследований», 1971г. положила начало многочисленным работам, посвященным проблемам развития человеческого капитала. По мнению Т.Шульца, именно вложения в «человеческий капитал» и повышение ценности человеческого труда в современных условиях могут рассматриваться в качестве одного из важнейших факторов модернизации экономики^[43].

Можно констатировать, что в рамках различных экономических школ сформировались отличные, подчас диаметрально противоположные точки зрения относительно участия государства в регулировании структурных пропорций в экономике, влиянии на темпы и качество экономического роста. Для наиболее популярной в последние три десятилетия неоклассической школы типично отрицание активной роли государства в регулировании экономических пропорций. Акцент в экономической политике, как правило, ставится на необходимости стимулирования предпринимательской активности и создании условий для мобильности и эффективного использования ресурсов, упрощении условий для внедрения инноваций.

Вместе с тем, длительный период времени - на протяжении индустриального этапа развития государств, с 30-х по начало 70-х годов ХХ века, т.е. в период, когда государствам приходилось решать масштабные задачи, связанные с индустриализацией экономики, обеспечением экономического прорыва, послевоенным восстановлением народного хозяйства, более популярными были позиции других экономических школ – кейнсианской и институциональной. И та и другая школы предполагали активную роль государства в регулировании экономических пропорций. Использование разработок этих школ позволило обеспечить эффективное решение проблем ускорения социально-экономического развития многих государств в середине ХХ века.

Очевидно, что популярность и степень влияния на экономическую политику различных школ в немалой степени обусловлена складывающейся в тот или иной исторический период экономической ситуацией. Острота и сложность проблем в середине ХХ века, необходимость реализации мобилизационных сценариев для восстановления разрушенной экономики, преодоления кризиса, ускоренной индустриализации обусловили популярность течений, выступавших за активное государственное вмешательство в экономическую жизнь и концентрацию ресурсов. Современная ситуация, предполагающая интернационализацию хозяйственной жизни и глобализацию мировой экономики – тенденции, ставшие заметными с середины 70-х годов ХХ века и обострившие проблему конкурентоспособности национальной промышленности на мировом уровне и рационализацию использования ресурсов, вывели на первые позиции представителей неоклассической школы, акцентировавших внимание на проблемах гибкости экономической системы и создании условий для активизации частной инициативы.

При выборе моделей экономического развития немалую роль играла и степень развитости национальной экономики и производственная специализация того или иного государства. Страны, имевшие развитую обрабатывающую промышленность и мощный финансовый сектор, объективно были заинтересованы в реализации неоклассических сценариев, предусматривающих развитие рыночных механизмов. Являясь идеальным механизмом естественного отбора, рынок всегда позволяет закреплять имеющиеся у страны конкурентные преимущества и помогает усилить экономические позиции мощных государств.

Одновременно слабые государства, в естественных условиях обреченные на отставание в социально-экономическом развитии, объективно были заинтересованы в реализации мобилизационных сценариев, ориентирующих на концентрацию ресурсов для решения ключевых задач и искусственный слом складывающихся неблагоприятных тенденций в своем развитии.

1.3 Промышленная политика в плену мэйнстрима

Российская практика постоянно демонстрирует нам, что реальная государственная экономическая политика причудливо сочетает рыночный фундаментализм с жёстким административно-силовым воздействием на бизнес. Формирование и реализация промышленной политики происходит латентно. Отдельных примеров промышленной политики в России, разнонаправленных ее проявлений – множество, но официально проведение такой политики до недавнего времени на высшем политическом уровне не декларировалось. При этом приоритеты (мотивации), демонстрируемые для объяснения необходимости активных мер государства, и реальные цели и задачи собственно промышленной политики зачастую расходятся. Промышленная политика в нашей стране характеризуется эпизодичностью и сильной конъюнктурностью, нет независимой и регулярной оценки достигнутых результатов, изменений, сдвигов, и в целом она фрагментарна, внутренне противоречива и непоследовательна.

На наш взгляд столь странное и непоследовательное отношение государственных деятелей и ведомых ими органов к насущной и злободневной проблеме по сути цивилизационного для России характера можно объяснить продолжающимся существованием либеральных идиологем, взращенных на полях сражений с монстром государства в конце 80-х – начале 90-х гг., когда ударными темпами, которым могли бы позавидовать инициаторы первых советских пятилеток, в общественно-политическое и образовательное пространство страны были засеяны мощные семена антиэтатизма, особенно «на грядках» экономической теории и смежных общественных наук. Действительно, разве не подспудными ссылками на некое «научное обоснование», почерпнутое из нетленной сокровищницы фонда либеральных идей, сооруженного плеядой выдающихся мыслителей от Смита до Хайека, можно объяснить официальные позиции ведущих государственных деятелей – проводников экономической политики в областях, связанных с активным государственным присутствием в экономике. Антиэтатизм курса реформ до сих пор впрыскивается в общественно-экономическое сознание масс. Прогресс и перспективы экономического развития по-прежнему связываются с сокращением государственного присутствия в экономике во всех формах.

Чем иным кроме как верой в мифологию «невидимой руки» можно объяснить основные достижения реформ последнего десятилетия – с треском провалившаяся и уже подзабытая «административная реформа», «монетизация» льгот, сокращение административных барьеров, и пр. Единственным «теоретическим» обоснованием подобной «стратегии реформ», тем единым взаимоувязывающим элементом, придающим целостность и системность преобразований, может быть только научное наследие классиков либеральной мысли, дополненное экономико-математическими «фокусами» г-на А. Илларионова, умудрившегося доказать чрезмерные размеры государства в экономике России.

Если рассматривать ПП абстрактно как экономическую категорию, вне конкретного экономико-политического контекста, следует указать на те типовые поверхностные аргументы против ПП, которыми оперирует либеральный истэблишмент в сфере государственного управления. Наиболее «убийственным» среди них является «кража государственных денег», на страже которых стоят доблестные рыцари «либерального ордена». Как говорил один из «магистров» этого ордена «промышленная политика – это воровство», и добавлял другой «девальвация валюты лучше, потому что её нельзя украсть». Не открещиваясь напрочь от необходимости государственной поддержки отечественных товаропроизводителей творцы либеральной экономической политики переводят её в плоскость тех финансово-кредитных инструментов, которые им лучше известны и менее обременительны. Разумеется, легче пройти сквозь «Сциллу» инфляции и «Харибду» валютного курса, чем заниматься тяжелейшей организационно-управленческой работой по формированию бизнес-плана инвестиционного проекта национальной экономики. Тем более что интеллектуальный бэкграунд «чикагских мальчиков» никак не соответствует данному виду квалификации государственных служащих. Мэйнстрим экономической науки, являющийся идейной Alma Mater либерал-реформаторов снисходительно-враждебно относится к попыткам встроить проблематику промышленной политики в «Зал Славы» экономических идей. Как отмечает С.Ю. Глазьев «Либертарианская идеология очень удобна для ухода от ответственности за результаты экономической политики, провалы которой списываются на стихийное движение рыночных сил. … В действительности олигархический капитализм вырастает на одновременном провале как механизмов рыночной самоорганизации, так и институтов государственного управления»^[44].

Между тем все более очевидный интеллектуальный кризис мэйнстрима заставляет пристальнее проанализировать те идейные, социальные, политико-экономические причины отвержения ПП как равноправной наряду с фискальной и кредитно-денежной компоненты экономической политики государства.

Критика парадигмы неоклассического направления экономической теории как концептуального и мировоззренческого выбора экономистов-исследователей не может обойти вниманием проблему трактовки ПП как составной части экономической политики государства. Известно, что в начальных курсах экономикс подобная проблематика даже не упоминается, а на более серьезных уровнях анализа ПП рассматривается как один из примеров «искажения рынка», «злоупотребления государством экономической властью» и т.д. С точки зрения апологетов рыночной саморегуляции эксперименты с ПП куда более худший вариант государственного вмешательства по сравнению с кейнсианской политикой фискального активизма и «тонкой настройки» денежных рынков.

Скептицизм неоклассического синтеза по поводу ПП ясен и очевиден – все подобные концептуальные построения не укладываются в систему принципов и категорий микро и макроанализа, разработанного неоклассическим синтезом. По этой же причине в экономикс нет места описанию проблем структурных диспропорций экономики, нет объяснения тому, почему одни отрасли могут длительное время развиваться опережающими темпами за счет других, почему происходит деиндустриализация экономик развитых стран, прежде всего, США. Подобные вопросы относятся к компетенции тех направлений экономической теории, которые в последнее время прокладывают себе дорогу в отечественной литературе под условным названием «Мезоэкономика», т.е. экономика крупных отраслей и межотраслевых комплексов.

Да, неоклассическая экономическая теория с 50-х гг. двадцатого века исследует закономерности развития рынков, отраслей и государственных методов их регулирования в рамках исследовательской программы Industrial Economics. Микроэкономический анализ выходит здесь за рамки отдельных фирм и потребителей, что делает курсы экономики отраслевых рынков более адекватными реалиям и интересными для студентов и ученых. Этим объясняется растущая популярность данных курсов, что нужно только приветствовать. Однако мировоззренческая платформа, понимание предмета и выбор методов исследования, другими словами исследовательская парадигма «теории отраслевых рынков» не выходит за рамки общего микроэкономического мировоззрения. Рынки и отрасли здесь рассматриваются изнутри, а не извне. Не ставится задача объяснить, какие динамические и общеэкономические причины управляют стагнацией одних и процветанием других отраслей. Ну а межотраслевые комплексы с их взаимосвязями даже не входят в предметную область теории организации промышленности.

В этом плане проблематика исследований ПП гораздо более соответствует последнему варианту перевода неоклассического Industrial Economics. На самом деле, организация и осуществление целенаправленной и долговременной стратегии развития важнейших народнохозяйственных отраслей, чем и является предмет промышленной политики, предполагает знание реальных (а не «модельных» как в микроэкономике и теории отраслевых рынков) основ функционирования отраслей и межотраслевых комплексов, т.е. это и есть настоящая теория организация промышленности.

Парадигма неоклассического синтеза, сводящая роль государства в экономике к производству общественных товаров и нейтрализации внешних эффектов, органически не приемлет никакой теории промышленной политики. Для этого она использует четко структурированную «защитную систему», основанную на гносеологических, онтологических и методологических аргументах.

Неоклассика на гносеологическом уровне отвергает возможность кого-то еще, кроме рынка, правильно разобраться в «организации промышленности», расставить приоритеты и наметить план действий. Фридрих Хайек описывая это, критично замечает: «Правительственные планирующие органы не могут обладать всем знанием необходимым для эффективного распределения ресурсов. Только рынок и система цен могут эффективно перерабатывать необходимый огромный массив информации». Представление о том, что группа государственных администраторов может сымитировать рыночное распределение ресурсов, является тем, что Хайек называет "заносчивым самомнением"^[45].

Современные отечественные последователи Хайека, с гордостью примеряющие тогу рыцарей либерализма, спешат впрыснуть в массовое сознание похожие мыслительные штампы. Например, П.Теплухин так перефразирует «руническое» наследие отца либерализма двадцатого века: «Подумайте, что такое промышленная политика? Это значит, кто-то где-то там - в министерстве или в правительстве - лучше знает, что где-то существует какая-то уникальная прорывная технология или производство, и стоит капнуть туда чуть-чуть денежек, и это все расцветет и потянет всю экономику вперед. …Но чудес не бывает. Если они такие умные, то давно бы пошли и частным образом вытянули эту отрасль, или это предприятие, или эту технологию и заработали бы гораздо больше денег, чем чиновничья зарплата. А если они не такие умные, тогда о чем мы собственно говорим? В рыночной экономике не может быть промышленной политики. Она может существовать только в плановой экономике»^[46].

Нет нужды детально и подробно опровергать гносеологическую апологетику рынка, которая взывает не к разуму и здравому смыслу, а, скорее, к области слепой веры читателя. Практика хозяйствования бессчетное количество раз показывала «слепоту» рынка, его желание следовать сиюминутной выгоде и не заниматься теми технологиями, которые не обеспечивают немедленной отдачи. Миллионы подобных примеров приведены в тысячах книг по истории хозяйственного развития, они проникли даже в учебнике, но критики ПП упорно не замечают, казалось бы, очевидные факты. Забавно узнать, как тот же П.Теплухин отрицает очевидные примеры успеха развития экономик Израиля и Финляндии на основе программ ПП в последние десятилетия. На прямой довод интервьюера: «Мировой банк приводит пример Израиля и Финляндии, которые в середине прошлого века торговали, главным образом, лесом и апельсинами, а теперь, благодаря грамотно выстроенной государственной промышленной политике, торгуют высокотехнологичной продукцией», следует фантастически простой ответ: «В Израиле никакой промышленной политики в принципе не существует. Там политика только внешняя, все остальное построено на грантах американских фондов. Там государство выполняет другую функцию. Финляндия, да, там государство сильное, дорогое, собирает много налогов, но я не слышал, чтобы оно проводило какую-то целенаправленную промышленную политику».^[47] Что на это можно ответить, кроме «блаженны верующие». Критикам ПП ничего не остается кроме как утверждать, что ПП не существует, потому что они не верят, что она существует. Например, У. Грейдер, автор книги об оценке рыночной системы в условиях глобального капитализма, объясняет гносеологические позиции сторонников неоклассики следующим образом: «Абстрагированные от человеческой реальности, внутренние механизмы рынка создают завораживающее ощущение совершенства, логического и самокорректирующегося. Многие умные люди стали обожествлять эти рыночные принципы как своего рода духовных кодекс, который будет разрешать для нас все важнейшие вопросы, социальные и моральные, пока никто не будет нарушать его власть. В наш современный светский век многие люди, считающие себя рациональными и культурными, с тем же благоговением уверовали в идею самокорректирующегося рынка, как другие уверовали в Бога»^[48].

А.Шаститко и С.Авдашева в очень разумной и взвешенной статье о соотношении конкурентной и промышленной политики не упустили возможность указать на риски осуществления ПП. Рассматривая ПП как стратегию развития, основанную на предоставлении привилегированных условий развития «локомотивным отраслям» за счет угнетения прочих отраслей, авторы отмечают, что «само определение «приоритетных» отраслей является результатом политического процесса, и потому не свободно от воздействия «групп влияния»…. Во-вторых, даже при абсолютной свободе стратегического выбора правительства от воздействия со стороны «групп влияния» наиболее перспективные отрасли могут быть выбраны неверно.»^[49] И снова здесь авторы связывают подобный провал государства с его недостаточной информированностью относительно технологических перспектив отраслевого развития.

Да, государственные инвестиционные проекты много раз оказывались неэффективными и средства растрачивались впустую с точки зрения рыночных критериев окупаемости, примеров неудач можно привести немало. Но применительно к необходимости ПП здесь происходит подмена понятий. Вместо того, чтобы поставить вопрос о повышении уровня технологической осведомленности государства ради минимизации рисков при выборе «локомотивных» отраслей, по умолчанию предлагается освободить соответствующие госорганы от выработки технологической стратегии. Тем самым, предлагается передать функции субъекта при разработке технологической стратегии другим более осведомленным «агентам», т.е., называя вещи своими именами, крупнейшим ТНК, поскольку иного субъекта представить невозможно. По сути, в России таким образом уже решена проблема технологического развития легкового автомобилестроения. Сообщество ведущих мировых автоконцернов организовало промышленную сборку своих моделей на российской территории, а концерн «Рено-Ниссан», став собственником «Автоваза», превратился в головного управляющего агента всего бывшего отечественного автопрома.

Подобный вариант технологического развития получает политико-экономическое обоснование. Среди сценариев инновационной политики России, концептуализированных авторами статьи в журнале «Эксперт», сформулирован сценарий («быстрое преследование»), который «связан с отказом от попыток стать мировым лидером нового технологического уклада. Вместо этого следует создавать условия для переноса в Россию производств и технологий предыдущего уклада, которые, как показывает исторический опыт, мировые лидеры вполне охотно передают следующим в их фарватере странам. Именно такой сценарий был базовым все последнее десятилетие, его апологетом является большая часть российского политико-управленческого истеблишмента, условно определяемая как либеральная»^[50].

Государственные инвестиционные проекты всегда должны быть долгосрочными и указывать бизнесу направления развития технологий, беря на себя самые затратные области. Успех того или иного технологического направления совсем не очевиден и зависит от множества как объективных закономерностей технико-экономического развития, так и от субъективных действий всех экономических агентов, включая зарубежных конкурентов. Многое зависит также от последовательности действий самих государственных органов управления НТП. Тем самым, ПП служит действенным инструментом преодоления фундаментальной проблемы неопределенности и информационной асимметрии рынка.

Известный гарвардский профессор Д.Родрик в работе «Промышленная политика в XXI веке» по этому поводу отмечает: «…промышленную политику следует рассматривать как исследовательский процесс, в ходе которого компании и правительство узнают об основных затратах и возможностях и вовлекаются в стратегическое взаимодействие. Традиционные возражения против отраслевой политики при рассмотрении ее в таком разрезе теряют свою силу. Например, становятся несостоятельными популярные соображения о неспособности правительства определить самые успешные компании. Информационные внешние эффекты обусловлены неполнотой информации в частном секторе, что создает поле для деятельности правительства – даже в тех случаях, когда государственный сектор хуже информирован, чем частный»^[51].

Родрик показывает необходимость проведения промышленной политики с точки зрения устранения «провалов рынка» при осуществлении предпринимателями т.н. квазииноваций^[52]. Квазиинновация отличается от традиционных инноваций тем, что речь идет не о запуске в производство новых товаров с применением новых технологий, но о том, что уже известный и распространенный на мировых рынках товар может производиться в данной стране с более низкими издержками. Основная проблема предпринимателя, осуществляющего квазиинновации, состоит в том, что эта деятельность, с одной стороны, очень важна для общества, а с другой, крайне скудно вознаграждается. Если предприниматель в своем начинании терпит неудачу, на него полностью ложится весь ущерб. Если же он успешен, то тогда он вынужден делить свое открытие с другими производителями, приходящими в новую отрасль. В конце концов, при свободном входе на рынок, издержки по осуществлению такого рода деятельности берет на себя частный предприниматель, а выигрыш достается обществу.

Поскольку для осуществления квазиинноваций предпринимателям необходима гарантия получения ренты, то ПП, предлагаемая Родриком, условно названа им политикой «кнута и пряника». «Пряником» являются определенные субсидии, протекционистские меры или же предоставление венчурного капитала. При этом необходимо, чтобы возможность извлечения ренты предоставлялась лишь первым инвесторам, а не подражателям. Чтобы исключить оппортунистическое поведение получателей ренты-пряником нужен «кнут» - определенные требования к ходу производственного процесса (например, к условиям экспорта), либо контроль над использованием полученных средств. Успех ПП в странах Юго-восточной Азии Родрик связывает с наличием обоих компонентов, а неуспех в странах Латинской Америки недостатком «кнута»^[53].

Таким образом, гносеологическая аргументация отвержения ПП со стороны неоклассики выглядит как замшелая догматика, многократно опровергнутая современными концепциями соотношения государства и рынка. Однако против очевидной необходимости переосмысления роли ПП в теоретическом здании мэйнстрима встает линия аргументации, которую мы относим к пониманию сути предмета экономической науки, т.е. к онтологии.

Онтологическая причина неприемлемости ПП для мэйнстрима заключается в принципиальной несовместимости программ ПП с основополагающим бытийно-сущностным принципом теории рыночной экономики – конкуренцией. Экономическая теория рынка для представителей неоклассики – это священный механизм конкуренции, обеспечивающий равновесие и наилучший способ распределения ресурсов. Не случайно, интеллектуальной вершиной неоклассики считаются модели Вальраса –Парето - Дебре, описывающие высшую эффективность механизма конкурентных рынков без участия государства. Однако, серьезным экономистам (т.е. здравомыслящим исследователям, не пораженных слепой верой в идеальную конкуренцию) везде в мире уже давно понятно, что абстрактная красота моделей конкурентных рынков – не более чем интеллектуальное развлечение для «посвященных» и украшение все более виртуального здания экономико-математических построений. Известный отечественный специалист по теории конкуренции Ю.В. Тарануха отмечает: «Используя склонность людей к восприятию абстрактных и простых объяснений экономических процессов, «мейнстрим» предложил концепцию конкуренции, которая претендовала не только на универсальность, но и на теологическую истинность, упирая при этом на присущую концепции строгость»^[54].

Современная рыночная конкуренция на Западе коренным образом отличается от представлений 100-150 летней давности, почему-то прочно укоренившихся в учебной литературе и оказывающих влияние на общественное мнение. Конкуренция с девизом «Laizzer faire», которую можно условно назвать «Разрешено все, что не запрещено» уже давно уступила место конкуренции «Разрешено только то, что разрешено». Иными словами, огромная государственная законодательно-нормативная база регулирования конкуренции плюс напластованная в результате нескольких столетий непрерывного капиталистического развития система институтов рынка втискивают современный конкурентный процесс западных компаний в такое прокрустово ложе социально-экономических и юридических обязательств, какое не приснится нашему истовому либералу в самом кошмарном сне. Для поддержания конкурентного процесса и сохранения экономики в координатах моделей Вальраса-Парето современные западные правительства вынуждены жесткими мерами принуждать компании к выполнению стандартов производства, реализации и послепродажного обслуживания. Современная конкуренция – это соперничество компаний в рамках узкого поля стандартов, установленных государством. Советник президента Финляндии проф. В.В. Овчинников не устает отмечать, что сутью современной международной конкуренции является борьба стандартов развитых стран.^[55] Именно стандартам отводится первое место среди всех факторов конкурентоспособности, определяемых экспертами Всемирного экономического форума. Применение международных стандартов, выстроенная и интегрированная на их основе инфраструктура технического регулирования (включая аккредитацию, сертификацию и стандартизацию) повышает конкурентоспособность и капитализацию предприятий, отраслей и стран в целом, снижая издержки и риски, упрощает транснациональное перемещение товаров и услуг, способствует взаимовыгодному сотрудничеству.

Международная сертификация стала неотъемлемой составляющей инвестиционных и инновационных процессов, повышения капитализации и конкурентоспособности. Она является одним из основных инструментов нетарифного регулирования, повышения безопасности и качества продукции/услуг. Именно сертификация на соответствие требованиям международных стандартов устраняет барьеры между странами, реально интегрируя их, значительно снижая и распределяя издержки и риски.^[56]

Отечественным либералам, напротив, конкуренция видится как полная свобода от каких-либо стандартов и правил поведения, установленных государственной властью. Критика «Большого правительства», которое якобы угнетает некую абстрактную «свободу рынка» и тем самым снижает эффективность экономики – вот излюбленный полемический довод противников ПП. Для утверждения своей точки зрения в ход идут эффектные приемы: «У нас отсутствует банковская система, потому что у нас существует Сбербанк. В свое время у кого-то рука дрогнула, не взял он на себя ответственность приватизировать и ликвидировать Сбербанк, в результате 10 лет спустя банковская система в России так и не сформировалась. Потому что конкуренции нет. То же самое с Газпромом. У кого-то дрогнула рука создать в газовой отрасли конкуренцию, такую же, как в нефтяной. В результате в стране, которая является самым крупным в мире производителем газа, дефицит газа. Абсурд. Все это результаты промышленной политики в рыночных условиях»^[57]. Возникает ощущение, что автор этих строк не прагматичный финансист, знающий реальную хозяйственную практику, а зашоренный профессор экономики, пораженный неизлечимыми штампами химер рыночных свобод. Интересно, как бы выглядели с точки зрения подобного «теоретика» последствия дефолта 1998 г. и банковского кризиса 2008 г., если бы все сбережения граждан были вложены в «конкурирующие» мелкие банки, созданных на базе разрушенного «монстра» Сбербанка? Или как бы вел переговоры Газпром с Украиной и другими странами по поводу тарифов на газ, если бы вместо монопольного чудовища нашему «вечному стратегическому партнеру» противостояли бы «конкурентные производители»? Хорошо еще, что наш бодрый сторонник рыночной конкуренции не привел примеры «оглушительного» успеха ликвидации монополии «Аэрофлота» и создания «конкурентной среды» в сфере пассажирских авиаперевозок в результате чего россиянину дешевле долететь до Лондона и Нью-Йорка, чем до Новосибирска и Комсомольска-на-Амуре, не говоря уже о полном развале отечественной авиапромышленности^[58].

Ужаснее всего, что подобные дремучие представления о «свободной рыночной конкуренции» воздействуют на формирование реальной экономической политики, подчиняя её представлениям о возможности движения в сторону Парето-эффективности и Коузианского распределения прав собственности. «Ряд экспертов, разрабатывающих рекомендации по проблемам приватизации в странах восточной Европы, исходили из логики, согласно которой вопрос о том, кто непосредственно окажется частным владельцем приватизируемого имущества, не столь важен. «Цепь» рыночных сделок, повышающих стоимость приватизируемых активов, в конечном счете сможет обеспечить наиболее эффективное их использовании»^[59].

Бурно развивающееся в России институциональное направление экономической теории в таких аспектах как защита прав собственности, культура контрактов, предпринимательское доверие и др. убедительно показывает наличие устойчивых механизмов, противодействующих достижению Парето-оптимальности и выполнению теоремы Коуза в российской практике. Именно отсутствие стандартов рыночного поведения компаний, устанавливаемых государством и подкрепляемых механизмом инфорсмента контрактных прав приводит в отечественных условиях к повсеместному утверждению монопольной власти наших «конкурентных производителей».

Можно назвать еще одну, методологическую причину игнорирования мэйнстримом исследований промышленной политики. Те или иные варианты разработки и осуществления государственных программ развития отраслей, регионов, отдельных производств и групп предприятий осуществляются в тесном взаимодействии всех заинтересованных групп общества. Например, наши исследования зарубежного опыта конверсии военных производств показали, что «…успешное перепрофилирование малых оборонных компаний требует согласия всех влиятельных региональных институтов, частичной утраты владельцами конверсируемой компании прав частной собственности на активы фирмы»^[60]. Наемные работники, менеджеры, государственные администраторы, банковские служащие, и др. участники программ промышленной политики работают совместно, коллективно, выдвигая на первый план не индивидуальные, а общественные ценности. Коллективизм берет верх над индивидуализмом. Разумеется, отражение подобных экономических отношений в стандарте категорий мэйнстрима просто невозможно. Это же опровержение исходного постулата методологического индивидуализма, завещанного еще Адамом Смитом. Ни один сторонник неоклассики не может признать, что коллективные и общественные экономические интересы выше индивидуальных, а, поэтому, никакая промышленная политика невозможна, потому что она ненаучна. Неоклассическая экономическая теория настолько привыкла рассматривать все концепции сквозь призму эгоистических интересов отдельных экономических агентов и групп общества, что просто не может представить как эти «рациональные максимизаторы» собственного благополучия могут добровольно поступиться индивидуальными интересами ради достижения неких общественных целей. Поэтому наиболее острые и уничижительные аргументы противников промышленной политики касаются сравнений её с различными вариантами социализма.

В середине 1970-х известный экономист Василий Леонтьев учредил "Инициативный комитет по национальному экономическому планированию", который оказался нереализованным. Фраза "национальное экономическое планирование" слишком напоминала "плановые" экономики в Восточной Европе, Советском Союзе и где-нибудь еще, а американское общество не хотело даже и части этого.

Известный американский идеолог, Томас Дж. Лорензо провел ретроспективный анализ понятия «промышленная политика» и истоков его происхождения, которые он обнаружил в экономиках Италии и Германии в 1920-х и 30-х годах.^[61]

Итак, мэйнстрим не любит ПП за то, что она указывает, на возможность иного, коллективного взаимодействия основных рыночных агентов, что никак не укладывается в стандарты методологического индивидуализма.

Подытоживая все вышеизложенное, можно заключить, что проблематика ПП не укладывается в парадигму неоклассической теории, но является действительно политэкономической, т.к. затрагивает реальные экономические отношения и интересы действительных, а не смоделированных экономических агентов. Стойкая неорганичность ПП парадигме экономикс лишь оттеняет неадекватность современной неоклассики реальным процессам экономического развития отраслей и государств. Возникает насущная необходимость инкорпорировать проблематику ПП в предметно-исследовательскую область обновляющейся политической экономии как науки о социально-экономических интересах людей в процессе хозяйственной деятельности. Думается, не стоит оставлять ПП в поле зрения других прикладных экономических дисциплин, которые желают и могут, в отличие от экономикс, заниматься разработкой теории государственной стратегии развития отраслей экономики. Например, специалисты по стратегическому менеджменту и маркетингу не первый десяток лет работают в рамках представлений о национальных индустриальных кластерах и конкурентных преимуществах наций. Насколько же смешна будет та экономическая теория, которая, закрыв глаза на реальные механизмы промышленного развития, будет ритуально повторять заклинания двухсотлетней давности о «невидимой руке» совершенно конкурентных рынков.

1.4. Промышленная политика сквозь призму интересов основных социально-экономических групп современной России

Взгляды на механизмы и принципы реализации промышленной политики менялись под влиянием изменений условий функционирования экономики, перехода от индустриальной стадии развития к постидустриальной, увеличении степени открытости национальных границ государств.

Традиционно под промышленной политикой понимается совокупность мер государственно-правового регулирования деятельности хозяйствующих субъектов, связанная с регулированием приобретения факторов производства, организации производства, распределения и реализации товаров и услуг на разных фазах жизни хозяйствующего субъекта и жизненного цикла его продукции.

К методам промышленной политики обычно относят:

- политику протекционизма, направленную на защиту отечественных производителей от конкуренции со стороны иностранных производителей на территории собственной страны;

- стимулирование экспорта;

- поддержку ключевых отраслей («точек» или «локомотивов роста»), а также предприятий и регионов, признанных государством наиболее перспективными, с помощью субсидий и льготных кредитов;

- использование государственного заказа для расширения производства общественно-значимых товаров и услуг;

- производство продукции на государственных предприятиях;

- частичное регулирование цен и тарифов;

- государственное финансирование научных исследований т.д.

Относительно эффективности применения различных механизмов регулирования в рамках промышленной политики и самой целесообразности проведения промышленной политики как таковой можно встретить противоположные мнения. Ряд авторов подчеркивает необходимость проведения жесткой промышленной политики, включающей инновационную, структурную и инвестиционную составляющие и ориентированную на решение как тактических, так и стратегических задач на 10-15 лет вперед. «Главным фактором формирования и реализации такой промышленной политики должна быть активная роль государства как носителя общенациональных интересов, которые всегда должны иметь приоритет над корпоративными»^[62].

За рубежом рядом авторов, в частности Дж. Брандером и Б.Спенсером доказывалось, что политика поддержки отдельных отраслей протекционистскими методами в условиях несовершенной конкуренции на мировых рынках может приводить к повышению национального благосостояния. Впоследствии на тех или иных аспектах целесообразности государственного вмешательства, в частности тарифной защиты национальной промышленности, останавливались: Дж.Итон, Г.Гроссман, А.Диксит и А.Кайл^[63].

Вместе с тем существует и другая точка зрения, согласно которой активное вмешательство государства в хозяйственную жизнь посредством промышленной политики может вызвать ряд негативных побочных явлений: снижение уровня жизни и платежеспособного спроса на отечественную продукцию со стороны населения; снижение конкурентоспособности «защищенных» отраслей промышленности, вследствие лишения их стимулов к инновациям и повышению эффективности; повышение издержек в отраслях, использующих в качестве факторов производства продукцию «защищенных» отраслей; риск торговых войн.

По мнению сторонников данной точки зрения, передача полномочий по принятию решений о производстве некоторых видов продукции от руководителей предприятий к государственным чиновникам вряд ли оправдана, поскольку порождает сильные стимулы к коррупции. У государственных служащих нет материальных стимулов к правильному определению перспективных сфер производства, что приводит к просчетам и разбазариванию государственных средств. В итоге это может приводить к финансовой дестабилизации, производству некачественной и слишком дрогой продукции, дефициту товаров и услуг или затовариванию рынка, консервации монопольного положения и т.д. В целом, в соответствии с данной точкой зрения, государственные предприятия, как правило, менее эффективны, чем частные компании^[64]. «Единственным результатом протекционизма является отвлечение производства от тех направлений, где оно могло бы произвести больше на затраченную единицу капитала и труда, туда, где оно производит меньше. Это делает людей беднее, а не богаче»^[65].

Сторонники подобной точки зрения выступают, в том числе, и против государственной поддержки научной сферы – направления, которое, как правило, в большинстве стран, ориентированных на развитие, получает немалую государственную поддержку. В качестве обоснования этой точки зрения приводятся такие аргументы как: «нелинейный» характер научного знания, т.е. невозможность точного предвидения; возможность развития фундаментальной науки за счет стимулов, идущих от прикладной науки и более высокой эффективности поддержки фундаментальной науки негосударственными организациями и, наконец, возникающая в случае государственной поддержки высокая степень зависимости от государства и, как следствие, политизация^[66].

Анализ структурных проблем, возникающих в отечественной экономике вследствие значительной доли сырьевых материалов в структуре экспорта и доминирования в промышленном производстве предприятий энергосырьевого сектора, доказывает целесообразность проведения в нашей стране промышленной политики и большую обоснованность первой точки зрения, предполагающей активную роль государства в осуществлении структурных реформ. Нерегулируемое развитие на основе естественных законов применительно к нашей стране приводит к закреплению за государством в системе международного разделения труда места поставщика энергосырьевых ресурсов и возникновению комплекса структурных проблем.

Необходимость промышленной политики, направленной на стимулирование благоприятных структурных изменений, обусловливается не только очевидностью проблем, возникающих вследствие сырьевой направленности экспорта, но и нарушениями во внутренних механизмах рыночного саморегулирования. Как отмечалось ранее, быстрое развитие добывающего сектора и рост экспорта на внешний рынок сырьевых ресурсов, в частности нефти, приводит к появлению отрицательных внешних эффектов, дополнительных издержек общества, никак не оплачиваемых хозяйствующими субъектами, получающими прибыль за счет экспорта энергоресурсов. Внешние эффекты всегда искажают объективные представления о необходимых для общества объемах производства товаров и услуг. Наиболее очевидными проявлениями отрицательных внешних эффектов применительно к нашей стране, является снижение качества образования и рост экологических проблем – т.е. двух факторов, непосредственно влияющих на качество жизни. Одновременно признанным является тот факт, что внешние эффекты – это одно из классических проявлений неэффективности рыночного механизма саморегулирования, разновидность так называемых провалов рынка, и именно наличие и интенсивность проявления внешних эффектов в значительной степени обусловливает необходимость, границы и интенсивность вмешательства государства в экономику.

Внешние эффекты искажают объективные ценовые критерии относительно целесообразных для общества объемов производства товаров. То есть та функция, которую обычно, как считается, идеально выполняет именно рыночной механизм регулирования, в случае проявления внешних эффектов, не выполняется. Заменителем рыночного механизма регулирования в таких случаях должно становиться государство, которое либо начинает искусственно создавать эффективные рыночные механизмы регулирования в сфере проявления внешних эффектов, либо через налоговые механизмы берет на себя функции по координации объемов производства. Таким образом, и с теоретической точки зрения быстрое развитие энергосырьевого сектора экономики обусловливает необходимость относительно большего вмешательства государства в процессы регулирования экономических пропорций.

К настоящему времени сложилось несколько основных подходов относительно возможностей реализации промышленной политики, ориентированной на обеспечение структурных трансформаций экономики. Выше были описаны некоторые особенности двух основных подходов к реализации промышленной политики: либерального, ориентированного на невмешательство государства в складывающиеся в рамках национальной экономики структурные пропорции, и прогосударственного, ориентированного на установление желательных пропорций экономического развития с помощью тех или иных инструментов макроэкономической и структурной политики.

Либеральный подход, в силу особенностей функционирования российской национальной экономики, чреват для страны закреплением на современном этапе роли поставщика минерально-сырьевых ресурсов. В соответствии с неоклассической теорией страна вписывается в систему международного разделения труда с продукцией тех отраслей, где используются избыточные по мировым меркам факторы производства и соответственно складываются относительно более низкие издержки производства. Поскольку в современных условиях таким избыточным фактором в России являются энергоресурсы, место России оказывается предопределенным мировым рынком.

Вместе с тем, из либерального подхода, несомненно, должны заимствоваться идеи относительно целесообразности обеспечения максимальной мобильности факторов производства и эффективности их использования, создания условий для развития конкуренции и проявления частной инициативы.

Сторонники прогосударственного подхода и активной промышленной политики в своей основной массе, как правило, полагают, что формирующаяся мировая глобальная система «новой экономики» создает механизм перераспределения конечного мирового продукта в пользу Запада. На Западе растет доля занятых в сфере услуг и «чистого» интеллектуального производства, которые, в основном, не производят реального продукта. Тяжелые же, «грязные» (традиционные) отрасли материального производства переводятся на периферию мирового хозяйства. Но именно эти отрасли содержат в значительной мере западных «белых воротничков». Без использования ресурсной базы всего мира западная «постиндустриальная» цивилизация не может долго существовать в своем сегодняшнем виде. Новая экономика обеспечивает «новую реальность» - мировое хозяйство без таможенных границ и национального регулирования. Одновременно новые технические и технологические возможности являются средством обеспечения новой экономики быстродействием всех видов связи и финансовых операций, резким снижением всех трансакционных издержек, позволяющим обеспечить мобильность перемещения товаров и услуг по всему миру^[67].

Вместе с тем, среди сторонников прогосударственного подхода к реализации промышленной политики также отсутствует единство мнений. В частности, в нашей стране выделялись несколько заинтересованных групп, имевших разные представления о роли государства в регулировании структурных пропорций.

Представители старой промышленности, как правило, поддерживали проведение традиционной промышленной политики. Выступали за переориентацию производства в направлении импортозамещения, введение таможенных барьеров, субсидирование экспорта, создание резерва времени для модернизации отечественной промышленности. «Базой технологического роста видился научно-технический задел НИОКР, выполненный еще в советское время («критические технологии», «закрывающие технологии» и т.д.). Источником средств обычно называли бюджет.

Несколько отличную позицию занимали представители крупных интегрированных российских бизнес групп, уже адаптировавшихся к рыночной экономике и, как привило, имеющих сырьевую специализацию. Наиболее острыми проблемами для них являются: недостаточная развитость инфраструктурных мощностей, невозможность разделить бюджетное бремя с другими налогоплательщиками, отсутствие внутри страны объектов для реинвестирования прибыли от сырьевого экспорта. Представители крупного бизнеса нередко стремятся достроить вертикально интегрированные комплексы, передать в их ведение инфраструктуру, снять фискальную нагрузку на капитал, облегчить доступ к сырьевым ресурсам, удерживать валютный курс, стимулирующий экспорт.

Определенный взгляд на промышленную политику имели и представители старых промышленных регионов. Промышленная политика рассматривалась ими, прежде всего, с точки зрения возможности введения государственного заказа на технологическую реконструкцию старых территориально-производственных комплексов.

Наконец, технологическое лобби выступало за государственный протекционизм инновационным разработкам и внедрению новых технологий^[68].

Вместе с тем, несмотря на столь различные подходы к реализации промышленной политики и разные точки зрения даже в рамках одного теоретического подхода, можно утверждать, что в реализации промышленной политики существуют определенные закономерности, определяемые не только внутренним развитием страны, но и закономерностями развития мирового хозяйства. Оказывается, что возможности применения некоторых желательных в условиях нашей страны подходов к реализации промышленной политики ограничены тенденцией к глобализации мирового хозяйства и особенностями современного технологического этапа развития.

Считается, что «Промышленная политика как самостоятельный государственный инструмент управления окончательно сформировалась только в индустриальном обществе и зиждится на вере в способность решения экономических и социальных задач за счет технико-технологических мероприятий, реализации инженерных решений»^[69].

В подходах и механизмах реализации промышленной политики достаточно четко прослеживаются два основных этапа. Эпоха «жесткой промышленной политики» – с ХIХ века – до 70-х гг. ХХ века. Центральным элементом такой политики выступали инженерные решения, инициированные или поддержанные государством и имеющие общенациональное значение. Промышленная политика часто рассматривалась как всеобъемлющая экономическая политика, центральным элементом которой выступало централизованное управление промышленностью. Она включала бюджетную поддержку предприятий через систему госзаказов, госинвестиций, субсидирование и налоговые льготы, предполагала торговый протекционизм (установление таможенных барьеров, субсидирование экспорта, квотирование, тарифное регулирование), селекцию национальных чемпионов (технологий, отраслей, фирм).

В значительной степени идеология и механизмы реализации жесткой промышленной политики диктовались задачами индустриализации национальной экономики. Типичным направлением реализации промышленной политики было создание и развитие так называемых жестких инфраструктур (hard infrastructure): строительство дорог, обеспечение промышленности и городов водой, обустройство производственных территорий и т.д. Осуществлялась политика поддержки регионального развития. Типичной была поддержка оборонного комплекса^[70].

Реализация тех или иных жестких вариантов промышленной политики имела место на протяжении длительного исторического периода и во многих случаях давала хорошие результаты. Черты классической жесткой промышленной политики были свойственны «новому курсу» Рузвельта в США, периоду индустриализации и послевоенного восстановления советской экономики, политике дирижизма во Франции в 50-е годы ХХ века и т.д.

Вместе с тем, в последние два десятилетия стала очевидной смена приоритетов и механизмов реализации промышленной политики. Более того, сам термин промышленная политика industrial policy, по мнению ряда специалистов, стал заменяться в литературе термином industrial competitiveness policy. Современную промышленную политику нередко называют мягкой промышленной политикой, поскольку государство стало в меньшей степени вмешиваться в процедуры принятия хозяйственных решений, касающихся регулирования структуры и объемов производства. В новых условиях государство начало выпадать из цепочки «проектирование-финансирование-производство-сбыт»^[71]. Акцент в промышленной политике переносится на повышение конкурентоспособности национальной экономики в условиях открытого рынка. Таким образом, для современной промышленной политики типично использование институциональных и косвенных финансовых механизмов регулирования. Акцент переносится на реализацию мер поддержки наукоемкой сферы, в частности системы подготовки кадров, внедрение современных мер патентной защиты, создание условий для упрощения процессов распространения и внедрения инноваций.

Изменение приоритетов в реализации промышленной политики было обусловлено рядом факторов. Во-первых, технологическими сдвигами, заключавшимися в увеличении доли не только высокотехнологичной и сложной продукции, но и резким расширением разнообразия товаров, переходом от рынка продавца к рынку покупателя, предполагающего более полный учет в производстве запросов конкретных потребителей. В этой связи обострилась проблема обеспечения гибкости и частой трансформации производства. Типичной стала конкуренция цепочек добавленной стоимости производства товаров и скорость доставки товаров от производителей до розничной сети. Очевидно, что в таких условиях расширилось число технических и организационных решений, принимаемых на микроуровне. Одновременно быстрая реализация мелких управленческих решений на государственном уровне всегда была затруднительной.

Во-вторых, значительное влияние на выбор методов и инструментов реализации экономической и, в том числе, промышленной политики в последние десятилетия оказывает глобализация. Одной из сущностных черт глобализации является «глобализация» производственных ресурсов. «Ресурсы, ранее собиравшиеся государством для промышленной политики, интернационализировались»^[72]. Мобильнее в масштабах мировой экономики стала рабочая сила, технологии, сырьевые ресурсы. Сформировался глобальный энергетический рынок. В таких условиях все сложнее оказывать влияние на процессы перераспределения факторов производства при реализации промышленной политики.

Поскольку глобализация приводит к унификации, своего рода «объединению стандартов, норм, стоимостей и механизмов регулирования», при котором постепенно исчезает дифференциация территориально зафиксированных национальных границ, а также национальных различий^[73], то все большее число решений, касающихся развития реального сектора производства внутри страны, начинает регулироваться международными нормами права. В условиях превалирования международных норм права над национальными правовыми нормами реализация классической промышленной политики и вмешательство государства в регулирование условий хозяйствования на национальных рынках представляется затруднительным.

Раскрывая особенности подходов к реализации промышленной политики на современном этапе, необходимо подчеркнуть, что многие авторы, поддерживая идею проведения промышленной политики в условиях России, акцентируют внимание на специфичности экономической ситуации в стране и обусловленности проведения активной промышленной политики в нынешних условиях именно особенностями российской экономики. Так, одной из причин более активной роли государства в регулировании экономических процессов в Российской Федерации называют то обстоятельство, что прошедший экономически кризис «особенно сильно затронул страны с не вполне самостоятельной экономической политикой, страны максимально открытые внешним рынкам и не отличающиеся высокой диверсификацией производства»^[74]. Замедление производства в начале текущего десятилетия и стагнация, а, по мнению ряда экспертов, и рецессия современной российской экономики снова актуализируют проблему реализации промышленной политики.

В ряде исследований отмечается, что уже «к середине 90-х годов стало ясно, что значительная часть российских экономических агентов… не могут участвовать не только в международной конкуренции, но иногда и в конкуренции на внутренних рынках. Следовательно, для развития конкуренции в России требуются как инвестиции со стороны поставщиков, так и целенаправленная политика со стороны государства.»^[75] Более того, в 90-е годы, по сути, «была законсервирована неконкурентоспособная в условиях открытой экономики институциональная структура российской обрабатывающей промышленности»^[76]. В подобных условиях становится очевидной необходимость реализации промышленной политики, направленной на поддержку перспективных секторов экономики, сглаживания структурных диспропорций и создание условий для ускорения развития перспективных сегментов промышленности. «Таким образом, эффективная промышленная политика для современной России не имеет альтернативы»^[77].

Раскрывая роль государства в регулировании экономических процессов на современном этапе экономического развития отечественные авторы подчеркивают необходимость учета ряда факторов:

- кардинальных сдвигов в технико-экономической основе развитых стран, «втаскивающих» их в постиндустриальную стадию роста;

- глобализацию, оказывающую огромное влияние не только на модель постиндустриального капитализма, но и на формы и методы государственного вмешательства в экономику;

- ориентацию значительной части общественных ресурсов на создание человеческого капитала;

- расширение партнерских отношений между государством, частным и некоммерческим секторами в осуществлении крупных совместных программ и проектов^[78].

С точки зрения представителей бизнес сообщества, промышленная политика должна предполагать:

- выделение приоритетных отраслей;

- создание равных условий конкуренции для отраслей и продуктов, получивших высокий приоритет;

- четкую публичную стратегию по созданию, развитию и приватизации корпораций с государственным участием;

- разумную налоговую политику;

- разумный подход к использованию углеводородов и других сырьевых продуктов;

- международную политику, основанную на учете экономических интересов партнеров^[79].

Таким образом, по сути, формулируются ключевые параметры современной промышленной политики для России. С одной стороны, необходимость учета объективного фактора глобализации мировой экономики, роста международной конкуренции и экономической открытости. С другой стороны, необходимо создание условий для роста конкурентоспособности национальных производителей за счет использования механизмов стимулирования экономического роста в приоритетных отраслях.

Поскольку современное экономическое развитие является чрезвычайно стремительным и динамичным и современные рынки в большей степени являются рынком покупателя, а не продавца, то при реализации промышленной политики должны учитываться изменения в потребительском спросе и, следовательно, могут использоваться стандартные методы, применяемые в корпоративном управлении. В частности, по мнению А.Г. Комарова, «в основу развития стратегии промышленности важно положить маркетинговый подход к формированию промышленной политики». Т.е. «при определении будущей структуры промышленности и инвестиционной политики, при разработке мер государственного управления необходимо учитывать потребности внутренних рынков в товарах и услугах, возможности выхода на мировые рынки с конкурентоспособными товарами, сложившуюся технологическую специализацию промышленности, инвестиционные возможности предприятий, государства и коммерческих структур для развития производства конкурентоспособной продукции»^[80]. Такой подход представляется нам рациональным, поскольку позволяет ориентировать промышленные предприятия на выпуск востребованной рынком продукции, а государство в некоторой степени страхуется от инвестирования тупиковых отраслей производства.

Очевидно, изменение условий конкуренции на современном рынке, переход развитых стран к постиндустриальной стадии развития, предполагающей ускоренное развитие высокотехнологичных сегментов производства, гибкость выпуска продукции, мобильность факторов производства и изменчивость окружающей среды бизнеса будет предполагать и трансформацию методов реализации промышленной политики. Вместе с тем, нецелесообразно отказываться и от некоторых стандартных, хорошо зарекомендовавших себя инструментов старой промышленной политики.

Глава 2. Зарубежный опыт поддержки реального сектора экономики и активизации промышленного развития

2.1. Политика стимулирования промышленного роста в Китайской народной республике

В последние годы публикуется значительное число исследований, посвященных обсуждению различных аспектов реализации промышленной политики в развивающихся и в новых индустриальных странах. Так, в работе Т.Клака (Klack, 1995) раскрываются особенности проведения промышленной политики в странах Карибского бассейна; Ю.Хуанг (Huang, 2002) оценивает эффективность проведения промышленной политики в КНР в сфере развития автомобилестроения, сравнивает опыт КНР и Республики Корея; в статье Ю.-Ш. Ву (Y.-S. Wu, 2007) показывается влияние азиатского кризиса и политического кризиса в Тайване на проводимую в стране промышленную политику; в статье Р.В. Лопеса (López, 2012) сравнивается опыт проведения промышленной политики в Мексике и в азиатских странах; в работе (Felipe J.; Kumar U.; Abdon A., 2013) показывается взаимосвязь между возможностями расширения экспорта и промышленной политикой современной Индии, в статье Е.Барбиери, М.Ди Томмасо, С. Боннини (Barbieri E. Di Tommaso M. R.; Bonnini S., 2012) рассматриваются особенности реализации промышленной политик в южных провинциях Китая. [81]

Внимание к проблемам реализации промышленной политики в развивающихся и новых индустриальных странах неслучайно. Именно новые индустриальные страны, пережившие в свое время эпоху сырьевого развития и зависимости от развитых индустриальных государств, смогли наиболее рациональным способом адаптировать стандартные рекомендации промышленной политики к собственным условиям, модернизировать национальные экономики, вплотную приблизиться к странам-лидерам, а в некоторых сегментах производства обогнать ранее лидировавшие государства.

Стратегия модернизации национальной экономики и развития национальной промышленности, как правило, включала несколько этапов (См Таблица 2.1).

Таблица 2.1
Этапы промышленной политики в новых индустриальных странах

На первом этапе – импортозамещении, государство, как правило, прибегало к жесткой защите внутреннего рынка, использовались стандартные инструменты промышленной политики, позволявшие создать привилегированные условия для отечественных производителей, и производилась стандартная продукция, предполагающая наличие дешевых трудовых ресурсов. Позднее накопленные в трудоемких отраслях капиталы позволяли создать материальную базу для развития более сложных капиталоемких производств и выпуска товаров длительного пользования, комплектующих, а позднее и товаров инвестиционного назначения.

Нередко развивающиеся страны, осуществляющие политику импортозамещения, сталкивались с проблемой узости внутреннего рынка. Выход из этой ситуации многие стремились найти за счет развития экспортоориентированных производств. Новая стратегия строилась на поддержке экспортоориентированного роста, предполагающего экспорт высокотехнологичной готовой продукции. Приоритетную поддержку получали экспортоориентированные отрасли, реализующие на внешнем рынке готовую продукцию с высокой долей добавленной стоимости. По мере укрепления на рынке национальных производителей, происходил отказ от государственной поддержки, сокращение государственного присутствия в экономике, либерализация торговой и финансовой политики. Благодаря этому происходила минимизация издержек национальных компаний и повышение конкурентоспособности производства.

В итоге экспортоориентированная стратегия индустриализации государств подразделялась на две стадии. На первой стадии в экспорте превалировали трудоемкие изделия, на второй, более поздней стадии развития, акцент делался на экспорте капитало- и техноемких изделий. Одновременно трансформировалась роль государства. Если для ранних этапов развития типична была протекционистская политика и концентрация ресурсов в руках государства, то на второй стадии, при увеличении доли сложной продукции, большую популярность приобретали либеральные идеи, предполагавшие сокращение роли государства, отказ от протекционизма и акцент на создании условий для роста конкурентоспособности производства.

В настоящее время, по мнению ряда специалистов, многие новые индустриальные страны сумели осуществить в своем развитии последовательно стадии импортозамещающего и экспортоориентированного роста. В качестве классического примера подобного варианта развития обычно рассматривают новые индустриальные страны Восточной Азии, сумевшие практически с нуля развить высокотехнологичные производства и войти в число стран мировых лидеров развития[82].

На сегодняшний день наиболее успешную модернизацию национальной экономики осуществил Китай. На наш взгляд, экономическая политика Китая последних лет предполагала использование именно стратегии догоняющего развития и многих элементов из арсенала современной промышленной политики. Сегодня Китай, наряду с Индией и рядом других Восточно-Азиатских стран, стал одним из лидеров мирового экономического роста и рассматривается в качестве наиболее привлекательного места вложения иностранных инвестиций.

По мнению экспертов инвестиционной компании Ernst & Young, повышение инвестиционной привлекательности Китая сегодня обусловлено следующими обстоятельствами:

- повышением положения Китая в мировой экономике. «В ходе привлечения иностранных инвестиций Китай уже прочно вошел в глобальную производственную сеть и стал одним из важных и незаменимых членом глобальной производственной системы»;

- появлением принципиально новых возможностей использования транснациональных инвестиций, связанных с интернационализацией работ по исследованию и освоению новых технологий, развития услуг аутсорсинга, перехода высокотехнологичных проектов промышленности транснациональных корпораций в Китай;

- интернационализацией исследовательских проектов крупных транснациональных корпораций. «В настоящее время в Китае работает почти тысяча научно-исследовательских организаций, созданных на иностранные инвестиции, наблюдается быстрое повышение уровня научного исследования и освоения этих структур»[83].

Успехи в области обеспечения высоких темпов экономического роста, привлечения иностранных инвестиций, развития высокотехнологичных сегментов экономики стали возможны благодаря государственной политике, направленной на модернизацию национальной экономики.

В экономической политике Китая четко прослеживаются два этапа развития. На первом этапе – создание льготных условий, направленных на привлечение инвестиций в экспортоориентированные отрасли, т.е. фактически реализация политики экспортоориентированного роста, на втором, современном этапе – селективная поддержка высокотехнологичных и приоритетных для экономики Китая отраслей.

Для обеспечения успешности современного развития важно, что в Китае постоянно осуществлялся и осуществляется диалог с инвесторами, происходит расширение степени открытости экономики и совершенствование законодательной среды для привлечения зарубежных инвестиций. Так, после вступления в ВТО китайское правительство, по оценкам экспертов, внесло поправки почти в 3000 законодательных актов, ведомственных правил, регламентов и инструкций и заметно усилило прозрачность соответствующих политических установок. Были созданы более совершенные институты и в области интеллектуальной собственности, на которую обычно обращают большее внимание иностранные предприниматели[84].

Наиболее важными, заложившими основы для будущих успехов, были первые этапы экономических реформ. Именно тогда формировались контуры промышленной политики. Изначально, уже на первых этапах проведения реформ, при привлечении иностранных инвестиций выдвигались определенные условия. Инвестиции должны благоприятствовать развитию народного хозяйства Китая и удовлетворять следующим условиям: необходимо, чтобы применялись передовые технологии, соответствующие международному уровню, и экспортировалась вся или большая часть производимой продукции.

Привлечение иностранных инвестиций в Китае регламентировано рядом законов: «Законом Китая о совместных предприятиях с китайским и иностранным капиталом» (от 1 июля 1979 года), «Законом Китая о договорных совместных предприятиях» (от 13 апреля 1988 года), «Законом Китая о предприятиях со 100 % иностранным капиталом» (от 12 апреля 1986 года), «Положением Государственного Совета Китая о поощрении иностранных инвестиций» (от 11 октября 1986 года), «Законом о внешней торговле Китая» (от 12 мая 1994 года) и др.

В одном из первых законов Китая, регулировавших условия привлечения иностранных инвестиций, - законе «О предприятиях со 100% иностранным капиталом», отмечалось, что «Создаваемые предприятия со 100% иностранным капиталом должны способствовать развитию экономики КНР. Такие предприятия должны использовать современные технологии и оборудование или сбывать всю или большую часть своей продукции за пределами КНР».[85] Одновременно в 17-й статье того же закона предлагалась весьма удобная для инвесторов формулировка, также способствовавшая стимулированию экономического роста Китая: «Если предприятие со 100% иностранным капиталом реинвестирует часть оставшихся после уплаты налогов прибылей в Китае, то оно, в соответствии с действующими государственными положениями, может обратиться за возмещением уплаченного подоходного налога на сумму вновь сделанных инвестиций»[86].

Схожее положение содержится и в статье 4 Закона КНР «О кооперативных предприятиях с китайским и иностранным участием». В соответствии со статьей 4, «Государство поощряет создание кооперативных предприятий, ориентированных на экспорт своей продукции, и кооперативных предприятий высокой технологии»[87].

Достаточно жестко отстаивается идея привлечения к управлению совместными предприятиями китайских кадров. Статья 6 Закона КНР «О совместных предприятиях с китайским и иностранным капиталом» предусматривает, что «должности заместителей главного управляющего (либо заместителей директора предприятия) разделяются между представителями сторон», т.е. Китая и страны-инвестора[88].

Несмотря на общую ориентацию на интенсивное привлечение иностранных инвестиций в экономику, далеко не все отрасли экономики Китая открыты для иностранных инвестиций. По сути, существует четкое разграничение отраслей на поощряемые, ограничиваемые и запрещенные для иностранных инвестиций. Схожая градация существует и для выделения приоритетных для инвестирования территорий Китая.

Одним из механизмов привлечения иностранного капитала в экономику Китая было создание большого количества особых экономико-административных образований – инвестиционных зон, в которых действовал режим льготного налогообложения. На сегодняшний день в Китае выделяются следующие зоны, инвестирование в которые происходит на основе льготного режима:

- специальные экономические зоны в Китае (Шеньчжэнь, Чжухай, Шаньтоу, о. Хайнань, Сямэнь и район Пудун (Шанхай);

- зоны экономического и технологического развития (Пекин, Шанхай, Тяньцзинь, Харбин, Далянь, Ханчжоу, Шэнъян, Чунцин, Нинбо, Урумчи, Нанкин и др.);

- зоны приграничного экономического сотрудничества (Суйфэньхэ, Маньчжоули, Эрлянь и др.);

- зоны свободной торговли (Шанхай, Тяньцзинь, Далянь, Гуанчжоу, Нинбо, Чжанцзяган, Хайкоу, Сямэнь, Фучжоу, Циндао, Шаньтоу, Чжухай, Шэньчжэнь);

- технопарки[89].

Одновременно заметные экономические льготы для инвесторов имеются и при инвестировании средств в слаборазвитые регионы страны. Например, в менее экономически развитых центральных и западных районах Китая проводится более мягкая политика по сравнению с восточными районами в отношении ограничения иностранных инвестиций или доли иностранного капитала в определенных отраслях. По истечении периода освобождения от налогов, налог с прибыли предприятий с участием иностранных инвестиций, расположенных в центральных и западных районах и работающих в отраслях, поощряемых для иностранных инвестиций, исчисляется по льготной ставке в 15% в течение 3 лет. Для предприятий с иностранным капиталом, доля которого в уставном фонде превышает 25%, предоставляются такие же налоговые льготы при реинвестировании ими средств в проекты центральных и западных районов страны. Если предприятие со 100 % иностранным капиталом импортируют продукцию, оборудование и технологии для реализации поощряемых проектов, и если это оборудование, технологии и запасные части не могут быть произведены в Китае, то импортеры освобождаются от уплаты импортных пошлин[90].

Столь же селективна и экономическая политика Китая при поддержке определенных отраслей и производств.

В последние годы в Китае проводилась политика по созданию равных условий предпринимательства для отечественных и иностранных компаний, точнее были отменены многие налоговые льготы, ранее действовавшие для иностранных инвесторов, введена единая налоговая ставка для китайских и иностранных предприятий. Однако налоговые льготы были отменены далеко не все.

Традиционно в Китае ставка подоходного налога до 2008 года составляла 33%, из которых 30% отчислялись в госбюджет, а 3% – направлялись в местный бюджет. Одновременно, с целью поощрения иностранных инвестиций, применялись особые налоговые режимы в отношении предприятий, созданных в специальных экономических зонах и районах. Ставка налога на прибыль для таких предприятий составляла 15% и 24%.

В марте 2007г. был принят новый закон о единой налоговой ставке для китайских и иностранных предприятий. После принятия закона единая ставка налога на прибыль в Китае стала составлять 25%, а льготные налоговые режимы были отменены.

Вместе с тем, были проведены некоторые изменения, позволяющие сохранить приток инвестиций в приоритетные отрасли:

- иностранным предприятиям, созданным до 1 января 2008 года и пользовавшимся льготными налоговыми режимами, был предоставлен переходный период в пять лет для адаптации к новым налоговым ставкам. В этот период налоговая ставка должна была повышаться ежегодно на 5%;

- для компаний, занятых в высокотехнологичных областях и в аэрокосмическом строительстве, а также для компаний, которые, по мнению государства, нуждаются в поддержке, по-прежнему сохранялся льготный налоговый режим в 15 %;

- для мелких низкорентабельных предприятий была установлена льготная ставка в размере 20 %;

- предполагалось сохранение некоторых налоговых льгот для компаний, инвестирующих средства в защиту окружающей среды, в проекты по сокращению потребления энергетических и водных ресурсов, в обеспечение безопасности труда;

- сохранялись в силе прежние налоговые льготы для предприятий, вкладывающих средства в проекты по строительству портов, доков, аэропортов, железных дорог, высокоскоростных дорог, получивших поддержку государства;

- были также сохранены налоговые льготы для компаний, занятых в сельском хозяйстве, лесной промышленности и рыболовстве;

- была отменена ранее существовавшая 50% налоговая льгота для экспортно-ориентированных иностранных предприятий и льготные налоговые режимы для производственных иностранных предприятий;

- прямых налоговых льгот были лишены предприятия, эффективно использующие природные ресурсы и сырые материалы, и предприятия, оказывающие социальные услуги;

- переходные налоговые режимы были предоставлены новым предприятиям, занятым в сфере высоких технологий и расположенным в специальных экономических зонах типа Шэньчжэнь и особых районах типа район Пудун в Шанхае;

- были сохранены существовавшие налоговые льготы для предприятий, создаваемых в экономически отсталых западных районах страны[91].

Таким образом, при реализации современной налоговой политики Китая явно прослеживается нацеленность на реализацию промышленной политики, направленной на поощрение развития приоритетных, в особенности высокотехнологичных отраслей, развитие разнообразных инфраструктурных проектов, сглаживание территориальных диспропорций. С одной стороны, Китай активно организует диалог с инвесторами, стремится, во всяком случае в декларациях, соблюдать права интеллектуальной собственности, вносит изменения в законодательство в связи с вступление страны в ВТО. С другой стороны, четко просматривается тенденция к жесткому соблюдению национальных приоритетов и селективной поддержке избранных отраслей и видов деятельности.

Подобная избирательная политика позволила получить достаточно ощутимый результат. По объемам экспорта Китай занимает третье место в мире. По объемам экспорта более чем 770-ти товарных позиций – перовое место. В перспективе Китай сможет стать крупнейшим экспортером планеты на фоне постоянного расширения объемов внутреннего рынка.

Второй крупной страной-лидером в Азиатском регионе является Индия. Во второй половине ХХ века перед этой страной также стояла задача модернизации национальной экономики, развития обрабатывающей промышленности и снижения степени экономической зависимости от сырьевого экспорта. Данные задачи решались путем реализации промышленной и инвестиционной политики, создания в последние годы благоприятных условий для привлечения иностранных инвестиций.

В последнее десятилетие в Индии были существенно либерализированы условия привлечения иностранных инвестиций в такие сферы как автомобилестроение, производство бытовой электроники, пищевая промышленность. Транснациональным компаниям было разрешено репатриировать дивиденды. Промышленные предприятия в большинстве отраслей освобождены от получения лицензий на осуществление производственной деятельности. Сохранилась лишь необходимость регистрации в Списке промышленных предпринимателей (IEM — Industrial Entrepreneur Memoranda) и в Секретариате промышленного содействия (SIA — Secretariat of Industrial Assistance) Департамента промышленной политики Министерства торговли и промышленности.

Вместе с тем, предварительное разрешение требуется при осуществлении прямых инвестиций в сферы деятельности, имеющие стратегическое значение, такие как: гражданская авиация, разведка и переработка нефти, жилищное строительство, атомная энергетика и связанные с ней отрасли, производство вооружений, периодическая печать, телевидение, почтовая служба. Практически автоматическое одобрение получают проекты, финансируемые индийцами-нерезидентами, а также проекты, реализуемые экспортно-ориентированными предприятиями и предприятиями, создающимися в Экспортно-производственных зонах (EPZ — Export Processing Zones), Специальных экономических зонах (SEZ — Special Economic Zones), Парках электротехнологического оборудования (EHTP — Electronic Hardware Technology Parks) или Парках по производству программного обеспечения. Таким образом, стимулируется привлечение инвестиций в высокотехнологичные сегменты экономики.

Существуют определенные ограничения на привлечение иностранных инвестиций в торговый сектор. Иностранное инвестирование в торговлю разрешается автоматически лишь в том случае, если иностранная акционерная собственность не превышает 51%. Определенными льготами пользуются иностранные инвесторы, развивающие систему электронной торговли. Таким образом, опыт Индии также, по сути, демонстрирует избирательную политику привлечения инвестиций в перспективные секторы экономики и создание максимально благоприятных условий для развития высокотехнологичных сегментов экономики.

2.2. Опыт Республики Корея в реализации промышленной политики

Интересную модель промышленной политики реализует Республика Корея. Основные особенности этой политики заключаются в следующем:

- непрерывная модернизации экономики в соответствии с требованиями общества знаний;

- приоритетное внимание к программам, реализуемым на региональном уровне;

- активное взаимодействие деловых кругов, общественности, научно-исследовательских учреждений и вузов;

- акцент на формировании прогрессивных структурных сдвигов в национальной экономике.

По мнению специалистов, при создании программы развития в Республике Корея отталкивались от наиболее острой проблемы государства – значительной территориальной дифференциации регионов по уровню социально-экономического развития. Исторически основная часть промышленности была сосредоточена в Сеуле и прилегающих к нему районах. Одновременно в стране существовало много отсталых регионов. В результате прообразом для современной промышленной политики Кореи стал пилотный проект, подготовленный в 1999 году для оказания помощи развитию промышленности в крупнейших городах – Дэгу (текстильная промышленность), Пусан (производство обуви), Кванджу (оптоэлектроника), провинция Кёгсаннам-до (машиностроение). В начале двухтысячных годов этот проект, получивший название «4+9» был распространен на ряд крупных территорий Республики Корея[92].

Программа формировалась следующим образом: на основе определения ключевых отраслей, выбранных исходя из темпов их роста, нормы прибыли и доли соответствующего сегмента рынка, был составлен профиль национальной промышленности на 2020 год и определены перспективные секторы новой инновационной индустриальной экономики. Перечень выбранных секторов для Республики Корея представлен в таблице 2.2

Таблица 2.2
Перспективные секторы национальной экономики Республики Корея в 2020 году

¹ Рентабельные и общественно значимые продукты, обладающие высоким потенциалом роста.

² Продукты с относительно низкой рентабельностью и потенциалом роста, но имеющие стратегическое значение для страны.

Источник: Абдурасулова Дж. Республика Корея: промышленная политика в условиях глобализации. // Мировая экономика и международные отношения. 2009, № 5. С. 102.

Новая стратегия промышленного развития, разработанная в 2004 году, предполагала три этапа модернизации экономики и базировалась на идее инновационного развития экономики (рис. 2.1).

Республика Корея: промышленная политика

I этап (2004-2008 гг.)

Цель - создание и распространение инновации в масштабе национальной экономики

Задачи:

- формирование инновационных систем в регионах;
- содействие развитию инновационных кластеров;
- перемещение административных инстанций в регионы;
- строительство городов инноваций.

II этап (2009-2013 гг.)

Цель - укрепление роли инноваций в национальной экономике

Задачи:

- поддержка нового поколения отраслей промышленности, выступающих движущими силами экономики знаний;
- повышение уровня национальных кластеров до мирового;
- завершение строительства новой административной столицы страны.

III этап (2014-2018 гг.)

Цель - развитие передовых инноваций

Задачи:

- укрепление региональных инновационных систем;
- повышение конкурентоспособности и крупнейших национальных кластеров по объемам привлекаемых ресурсов, уровню осуществляемых НИОКР и степени коммерциализации их результатов;
- раскрытие и полномасштабное использование потенциала роста национальной экономики на базе нового технологического уклада.

Рисунок 2. 1. Стратегия промышленного развития Республики Корея в условиях нового технологического уклада

Источник: Абдурасулова Дж. Республика Корея: промышленная политика в условиях глобализации. // Мировая экономика и международные отношения. 2009, № 5. С. 103.

На первом этапе, реализованном в 2004-2008 годах, предполагались следующие действия:

1. Формирование основ инновационно-ориентированной национальной экономики:

- создание инновационных систем регионального уровня с учетом имеющегося потенциала регионов. Для реализации этой задачи был создан Совет по региональным инновация, включавший представителей предприятий, вузов, НИИ каждой из провинций. С целью обмена и распространения передовых идей и инноваций проводились ярмарки инноваций.

- расширение инновационного потенциала регионов. Предполагалось укрепление инновационного потенциала и кадрового состава региональных вузов. На поддержку региональных вузов было выделено около 1 млрд. долл. Почти на треть были увеличены бюджетные ассигнования на НИОКР, в особенности на работы, выполняемые на региональном уровне. На территории страны были организованы точки технических инноваций – технопарки, центры технологических инноваций, региональные исследовательские центры.

- укрепление контактов между предприятиями, вузами, научно-исследовательскими институтами. Предусматривалась поддержка вузов, успешно совмещающих подготовку специалистов с проведением прикладных исследовательских программ, поощрение промышленно-образовательных кооперативов, коммерциализирующих научные разработки.

- развитие в регионах инновационных кластеров. Осуществлялось создание кластеров на безе научно-исследовательских центров (технополис Дэдук), преобразование промышленных комплексов в инновационные комплексы.

2. Сглаживание территориальной дифференциации и поддержка ранее отсталых регионов включала:

- поддержку выполнения уже существующих программ развития конкретных территорий;

- развитие локальных инновационных систем в небольших населенных пунктах, создание системы пожизненного обучения занятых;

- стимулирование роста экономик регионов за счет использования имеющихся у них ресурсов и преимуществ, формирование особой субкультуры регионов.

3. Переход от количественных к качественным изменениям в развитии крупных городских агломераций с целью достижения гармонизации социально-экономического развития:

- рассредоточение столичных функций, в частности строительство новой административной столицы страны – города Седжон.

- использование в управлении столичным округом среднесрочных и долгосрочных программ развития. Прекращение бессистемного сооружения в крупных городах жилых и административных зданий, более жесткий учет требований охраны окружающей среды.

4. Формирование новой территориальной структуры, развитие новой транспортной системы, строительство сети автодорог, создание инфраструктуры для развития внешнеэкономических связей[93].

На наш взгляд, именно республика Корея в последние десятилетия наиболее близко приблизилась к реализации современной версии очень жесткой промышленной политики, сделав одновременно акцент на развитии высокотехнологичных производств и сглаживании территориальных диспропорций.

2.3. Опыт европейских стран, США и Японии в поддержке промышленного сектора в период финансово-экономического кризиса 2008-2009 гг.

В последние годы появилось много публикаций, раскрывающих особенности реализации политики, направленной на поддержку различных секторов промышленности в развитых и новых индустриальных странах[94]. Определенный ренессанс промышленной политики в развитых странах связан с необходимостью преодоления последствий финансов-экономического кризиса 2008-2009 годов и с обострением условий конкуренции в сфере производства с компаниями из стран Восточной Азии, которые все заметнее улучшают свои позиции не только в сфере выпуска продукции обрабатывающей промышленности, но и в высокотехнологичных областях.

Опыт европейских стран, США и Японии в области стимулирования промышленного роста должен представлять для нас особый интерес, поскольку эти государства уже длительное время являются членами Всемирной торговой организации и, соответственно, располагают значительным опытом реализации экономической политики с учетом ограничений, накладываемых данной организацией. Особого внимания заслуживает опыт последних пяти лет. Финансово-экономический кризис конца прошлого десятилетия реанимировал интерес к проведению политики стимулирования промышленного развития и вернул к жизни казалось бы давно исключенные из хозяйственной практики развитых стран механизмы поддержки реального сектора экономики.

Если рассматривать политику стимулирования промышленного роста и поддержки производства в секторальном разрезе, прежде всего, в разрезе отельных отраслей, реализовывавшуюся в период финансово-экономического кризиса, и в последующий период, то можно выделить отрасли, получившие наиболее весомую экономическую поддержку со стороны государства. К ним можно отнести: автопром, энергетику, транспорт, строительство.

К числу основных мер поддержки автомобилестроителей, применявшихся в 2008-2009 гг., относятся:

• предоставление средств в виде кредитов или субсидий для разработки новых моделей, особенно для создания экологически чистых автомобилей. Подобная практика, фиксировалась в США, Великобритании, странах Евросоюза, Швеции, Китае, Южной Корее;

• предоставление льготных кредитов финансовым институтам для стимулирования автокредитования (США, Великобритания, Южная Корея); выделение средств поставщикам автопроизводителей (США);

• государственные заказы на закупку транспортных средств (преимущественно топливосберегающих) (США);

• реализация программ по повышению спроса на новые автомобили путем выкупа у граждан старых автомобилей при приобретении новых машин (США, Великобритания, Япония, Китай, Германия, Нидерланды, Польша).

Последняя мера стала широко применяться в Российской Федерации начиная с 2008 года и, по оценкам экспертов, за счет системы зачета стоимости старых автомобилей при покупке новых и системы рассрочки платежей при покупке новых автомобилей реализовывалась почти каждая вторая отечественная автомашина, т.е. введение этой меры позволило, в значительной степени, сохранить объемы производства и получить положительные косвенные эффекты – в автомобилестроении и смежных отраслях не наблюдалось масштабного сокращения занятости, новые машины смогли приобрести имеющие сравнительно небольшой доход жители регионов. Вместе с тем, в последнее время применение именно этой меры стало вызывать значительные нарекании в связи со вступление Российской Федерации в ВТО и накладываемых на страну новых обязательствах.

Государственную поддержку получала электроэнергетика. Отмечается, что государственную поддержку в связи с ситуацией нестабильных цен, прежде всего, получили производители экологически чистых видов энергии и новые проекты в области энергосбережения. Такая практика была типична для США, Франции, Японии, Китая, Швейцарии, Норвегии. Вместе с тем, на наш взгляд, важно отметить, что сегодня практически вся альтернативная электроэнергетика в Европе дотационна. Государственная поддержка производства электроэнергии из альтернативных источников считается одной из ключевых задач энергетической политики объединенной Европы и полностью вписывается в стратегию ЕС по формированию низкоуглеродной экономики.

В транспортном секторе заметная помощь была оказана авиационной промышленности, железнодорожному и речному транспорту. В Канаде, Франции, Китае, Южной Корее, Гонконге, Аргентине государственные инвестиции направлялись на модернизацию авиационной промышленности, морских и речных портов, поддержку авиаперевозчиков, судоходной индустрии и железнодорожного транспорта. Так, во Франции правительство объявило о предоставлении средств на модернизацию портов в размере 445 млн. евро. Средства планировалось выделить до 2013 года. Правительство Южной Кореи через Экспортно-импортный банк Кореи и Корейскую корпорацию страхования экспорта обеспечивало финансирование судостроительной отрасли в размере 7,1 млрд. долл. в виде займов и гарантий. Франция оказала помощь авиаперевозчикам посредством финансирования трех крупных банков страны, которым было выделено 5 млрд. евро с целью оказания помощи клиентам, заинтересованным в покупке новых самолетов и уже связанных обязательствами с поставщиками. В ряде стран наблюдалось усиление присутствия государства в управлении активами. В период финансово-экономического кризиса правительство Аргентины национализировало крупнейшего авиаперевозчика страны и его дочернюю компанию, которые ранее контролировал испанский туристический консорциум, 10% акций национализированной компании получили ее служащие.

Помощь получал строительный сектор. Например, в Великобритании правительством, в рамках антикризисной политики, было выделено 400 млн. ф. ст. на поддержку покупателей первого жилья. Средства передавались специально отобранным девелоперским компаниям, которым надлежало построить до 18 тыс. объектов жилой недвижимости. Кроме того, согласно программе молодым семьям предоставлялась 30%-ная скидка на жилье. В связи со сложностью с финансированием проектов со стороны частных банков был создан специальный фонд объемом 13 млрд. ф. ст. для финансирования государством уже имеющихся проектов, в том числе проектов по ремонту дорог, школ и больниц.

Реализовывавшиеся меры поддержки были нацелены на получение не только экономического, но и социального эффекта. По оценкам правительства США, только развитие инфраструктуры в стране должно было позволить создать около 400 тыс. рабочих мест; в Финляндии в результате реализации инфраструктурных проектов должно было быть создано примерно 25 тыс. новых рабочих мест. В Австралии увеличение финансирования строительства жилья, новых школ и других инфраструктурных проектов, а также новых технологий должно было сохранить до 90 тыс. рабочих мест и увеличить темпы роста экономики с 0,5 до 1 %.

В рамках реализации антикризисных программ государственную помощь получали также такие отрасли как горнодобывающая отрасль и металлургия (Канада, Китай); нефтяная и нефтехимическая промышленность (Китай); оборонная промышленность (Франция); легкая промышленность (Китай); лесоперерабатывающая промышленность (Канада, Китай); агропромышленный комплекс. Поддержка сельхозпроизводителей осуществлялась за счет выделения субсидий, содействия экспорту, стимулирования частного кредитования фермеров, повышения закупочных цен на продукцию, строительства новых ферм, элеваторов, овощехранилищ, мини-заводов по переработке сельхозпродукции, а также инфраструктурных объектов в сельской местности (Канада, Китай, Казахстан).

Вполне логичной представлялось и оказание помощи высокотехнологичным отраслям, в частности, телекоммуникационной отрасли и цифровым технологиям. Такая политика проводилась в Германии, Японии, Австрии, Китае.

Для оживления промышленного производства оказывалась не только прямая помощь бизнесу, но и стимулировался потребительский спрос, так в Китае населению предоставлялись субсидии на покупку бытовой техники, а местные власти должны били закупать продукцию отечественных производителей. В США была оказана поддержка небанковским организациям, работавшим с потребительскими кредитами и лизингом.

Значительные налоговые льготы, позволяющие снизить долговую нагрузку на семьи, вводились в США, Великобритании, Германии, Франции, Дании, Японии, Китае, Южной Корее. Например, в США налоговая льгота в сумме 1 тыс. долл. была предоставлена 95% американских семей, во Франции налоговые послабления коснулись примерно 4 млн. семей. Снижению подлежали в основном подоходный, транспортный налог, налог на недвижимость. Снижение подоходного налога производилось либо в виде уменьшения самой ставки налога (в большинстве антикризисных планов), либо понижения порога налогообложения (например, в Дании). В некоторых странах такие льготы предоставлялись определенным категориям граждан. Например, в США в программе сокращения налогообложения физических лиц речь шла в основном о гражданах, относящихся к среднему классу, сумму налоговых выплат которых предполагалось сократить на 736 млрд. долл. Одновременно в США и Канаде было увеличено число сберегательных счетов, освобождаемых от уплаты налогов, уменьшены или отменены штрафы за преждевременное снятие средств с личных пенсионных сберегательных счетов.

Поскольку для эффективного функционирования современной экономки необходимы кооперационные производственные цепочки между крупным, средним и малым бизнесом и, одновременно именно малый бизнес бывает наиболее уязвим в период кризиса, оказывалась поддержка малым предприятия, особенно работающим в производственном секторе. Так, во Франции малым и средним предприятиям, пострадавшим от экономического кризиса, была выделена помощь в размере 2 млрд. евро для увеличения собственного капитала. В Германии 7,5 млрд. евро было направлено на займы для малых и средних предприятий. В Японии правительство выделило 54 млрд. долл. на кредиты малому бизнесу и пособия увольняемым сотрудникам. В Венгрии был выделен льготный кредит мелким и средним предпринимателям для пополнения оборотных средств в размере около 700 млн. долл. Увеличивались государственные гарантии по займам представителям малого и среднего бизнеса, предоставлялись гарантии финансовым учреждениям, кредитующим малый и средний бизнес. В некоторых странах меры по поддержке малого бизнеса вводились с учетом особенностей местной специфики предпринимательства. Так в Казахстане был введен временный (с 17 февраля по 1 июля 2009г.) мораторий на проверки субъектов малого и среднего бизнеса.

Под решение задач стимулирования промышленного роста корректировалась налоговая система. В США, Великобритании, Канаде, Германии, Франции, Швейцарии, Венгрии, Норвегии, Дании, Китае, Индии, Тайване, Казахстане реализовывалась программа снижения налогов и обязательных взносов для юридических лиц. Данная мера касалась в первую очередь налога на прибыль, налога на добавленную стоимость, взносов в фонд социального страхования, акцизных сборов и распространялась, прежде всего, на небольшие предприятия.

В реформировании налога на добавленную стоимость выделялись два подхода. Первый подход был связан с ускоренной заменой НДС налогом на потребление (Китай, Индия). Второй подход заключался в снижении самой ставки налога (Китай, страны Евросоюза, Великобритания). Например, в Великобритании ставка НДС была временно снижена с 17,5 до 15%. В Индии НДС сначала был снижен на 4%, а потом был заменен налогом на товары и услуги. В Китае реформа НДС предусматривала переход со схемы начисления НДС на единицу продукции на схему начисления НДС на единицу потребления, в результате фирмы смогли вычитать из налогооблагаемой базы свои затраты на капитальное оборудование. Косвенным образом введение данной меры было направленно на поддержку национальных производителей. После введения такой процедуры импортируемое оборудование больше не могло освобождаться от НДС, а компании, финансируемые из-за рубежа, не имели права на возврат сумм НДС, уплаченных с покупок оборудования внутри страны.

Для сохранения высоких объемов промышленного производства стимулировалась инвестиционная активность. Во Франции и Великобритании были предоставлены льготы и налоговые вычеты компаниям, осуществляющим целевые инвестиции. В частности, крупные и средние предприятия Великобритании на один год были освобождены от уплаты налога на зарубежные дивиденды. В Канаде для компаний была продлена на три года ускоренная линейная амортизация оборудования.

Как уже отмечалось выше, во многих странах вводимые меры принимали во внимание специфику экономических процессов, свойственных конкретному государству. Так, Аргентина объявила о налоговых льготах для граждан страны, решающих вернуть в Аргентину вывезенные за рубеж капиталы.

Следует заметить, что далеко не все отрасли экономики приобрели налоговые льготы. Некоторые сферы деятельности, связанные с использованием природно-ресурсного потенциала, исключая случаи использования нетрадиционных источников сырья или энергии, напротив, получили более значительную налоговую нагрузку. Так, в США были отменены налоговые льготы для нефтедобывающих компаний, налоговые преференции при осуществлении международных инвестиций, был введен запрет на перевод в оффшоры прибыли от инвестиций за рубежом. В Китае было объявлено о повышении НДС для компаний, осуществляющих добычу полезных ископаемых (ставка налога на минеральные продукты была повышена с 13 до 17%). Повышение налоговой нагрузки на нефтедобывающие компании с учетом специфики конъюнктуры энергетического рынка представлялось вполне оправданным, одновременно возникали дополнительные возможности для роста поступления средств в государственный бюджет, стимулировалось развитие альтернативной энергетики.

В ряде стран была временно повышена ставка налога на премии высшему руководству компаний, получавших государственную помощь. Такая мера использовалась в частности в Словении. В соответствии с изменениями в законодательстве в компаниях, получающих государственную помощь, налог на доходы топ-менеджеров возрос до 90%. Такая ставка действовала с 1 января 2009 г. по конец 2010 г. или до тех пор, пока компания не прекращала получать помощь со стороны государства.

Для стимулирования промышленного роста и смягчения социальных проблем практически все страны прибегали к практике расширения предложения денег. Снижение ставки рефинансирования было типично для Японии (ставка снизилась до 0,1%), США, Канады, Швейцарии, Швеции – 0, 25%, Великобритании – 0,5%. Повышение ставки, как правило, с целью сокращения оттока средств из страны, осуществлялось в Венгрии, Исландии, Белоруссии, Бразилии. Практику снижения курса национальной валюты использовали Венгрия и Польша. Снижение нормы обязательного резервирования применили Болгария, Индия и Китай.

Применение тех или иных механизмов государственной поддержки промышленности в разных странах имело заметные различия. Особого внимания заслуживает опыт США, страны, имеющий конкурентную рыночную экономику и традиционно ассоциирующуюся со свободным рынком, европейских стран, а так же Китая, идущего по отличной от Запада траектории развития.

28 января 2009 года Конгресс США одобрил в определенной мере беспрецедентный для современной американской истории пакет налоговых стимулов, направленных на стабилизацию экономики и создание условий для будущего экономического роста. Общий размер бюджета реализуемой программы должен был составить 819 млрд. долл., из которых 275 млрд. представляли собой сокращения налогов. Планировалось следующее использование бюджетных средств: 275 млрд. долл. выделить на финансирование новых налоговых вычетов домохозяйств, налоговых послаблений для семей с низкими доходами, для расширения программы налоговых кредитов компаниям, осуществляющим наем и инвестиции в капитал; 36 млрд. долл. направить на увеличение пособий по безработице и расширение доступа к медицинским услугам для безработных; 166 млрд. долл. использовать на помощь штатам и муниципалитетам для реализации образовательной программы (79 млрд.) и программы медицинской помощи малоимущим (87 млрд.); 350 млрд. направить на инвестиции в инфраструктурные проекты; 25 млрд. долл. должны были составить налоговые стимулы для развития альтернативных источников энергии; 69 млрд. долл. - снижение налоговой нагрузки для среднего класса; в рамках программы предполагалось увеличить налоговые вычеты на детей, а также ввести налоговые кредиты для семей при покупке первого дома в размере 7,5 тыс. долл.

Перечисленные меры налоговых стимулов, на первый взгляд, мало затрагивали промышленный сектор экономики. Существенно в большей степени просматривалась социальная направленность принимавшихся мер. Вместе с тем, отмеченные налоговые стимулы очень логично укладываются в кейнсианскую концепцию стимулирования экономического роста, базирующуюся на тезисе о возможностях обеспечения роста экономики за счет расширения совокупного спроса. Действительно, практически все указанные меры конечным итогом имели не только смягчение социальных проблем, повышение уровня оказания социальных услуг гражданам, но и увеличение реальных доходов населения, прежде всего, граждан с невысоким доходом, как правило, тратящих все свои средства на текущее потребление. Принимаемые меры, с точки зрения экономической логики, действительно, должны были препятствовать снижению совокупного спроса.

Одновременно, как отмечается в различных источниках, поддерживалась и промышленность. Только на поддержку автопрома в США было потрачено около 17,4 млрд. долл.

Аналогичную политику проводила Германия. Помощь была оказана финансовому и социальному секторам. Значительные инвестиции были направлены также в развитие автопрома.

Во Франции, стране с сильными левыми традициями, степень участия государства в стимулировании экономического роста и промышленного развития прослеживалась в более ярко выраженной форме. Так, планировалось создание стратегического инвестиционного фонда в размере 175 млрд.евро. Его средства должны были использоваться на развитие цифровых технологий, образования, поддержку научных исследований. 10,5 млрд. евро планировалось потратить на развитие инфраструктуры, поддержку местных властей; 4 млрд. евро предполагалось выделить железнодорожным, энергетическим, почтовым компаниям; 4 млрд. евро на поддержание устойчивого развития, развитие образования, оборону. 5-6 млрд. евро должен был получить автопром; 5 млрд. евро планировалось выделить концерну Airbus.

Наконец, пожалуй, наиболее амбициозная программа поддержки экономики и развития промышленности планировалась и была реализована в Китае. По оценкам экспертов, именно китайский план поддержки экономики в период кризиса показал наиболее хорошие результаты, особенно в сфере обеспечении роста производства. «Положительную динамику в реальном секторе первым продемонстрировал Китай, поскольку изначально направлял государственную помощь преимущественно на поддержку производственных компаний, а не в банковские структуры»[95]…

В рамках программы государственной помощи были приняты следующие меры:

• 586 млрд. долл. направлено на строительство дорог, жилья, внедрение инновационных технологий;
• 40 млрд. долл. выделено на развитие мобильной связи;
• снижены налоги на малый бизнес;
• снижен налог при покупке новых транспортных средств;
•введены льготы национальной авиаиндустрии (360 млн. долл. кредиты авиакомпаниям, 26 млрд. долл. производителю самолетов. В том же году был декларирован отказ от закупки авиатранспорта за рубежом);
• 1,5 млрд. долл. было направлено в Фонд по разработке новых технологий, включая возобновляемые источники энергии;
• 584 млн. долл. составили субсидии в производстве электроники;
• реализовывалась пилотная программа по предоставлению 13% субсидий на покупку бытовой техники жителям «глубинки»;
• разработан план поддержки электронной и информационной индустрии (интегральные схемы, мобильная связь, цифровые цветные телевизоры, компьютерные сети и др.).

В рамках второго этапа программы экономических стимулов было:

• запланировано выделение 19 млрд. долл. на строительство жилья, развитие электро- и водоснабжения, дорог, здравоохранения, образования, реализацию крупных инфраструктурных проектов;
• составлен план стимулирования нефтяной и нефтехимической промышленности предполагающий выделение 260 млрд.долл;
• запланировано создание государственного фонда, финансирующего операции по слиянию и поглощению активов зарубежных горно-металлургических компаний[96].

Об определенных экономических успехах и дальнейшей нацеленности страны на расширение международных связей и экономическую экспансию в мире свидетельствует и факт признания юаня в качестве международного платежного средства. 07.05.09 власти Китая объявили об официальном разрешении использования китайской валюты в качестве международного платежного средства.

Вводимые в европейских странах и в США меры по поддержке промышленного сектора носили временный характер, и опыт стран с другими экономическими пропорциями и иной хозяйственной культурой не может быть автоматически перенесен на российскую почву. Вместе с тем, многое, после корректировки с учетом особенностей российского макроэкономического развития может быть учтено в отраслевой и региональной промышленной политике.

В ближайшие годы Российской Федерации с высокой степенью вероятности придется стимулировать развитие промышленного сектора экономики. Вместе с тем, государственная политика, направленная на стимулирование промышленного развития будет наталкиваться на объективные ограничения, связанные с приобретением Российской Федерацией черт малой открытой экономики. В условиях малой открытой экономики с плавающим валютным курсом возможности государственного воздействия на макроэкономические пропорции весьма ограничены. Практически все меры государственного влияния на экономику обеспечивают получение либо нейтрального экономического эффекта, либо изменение лишь номинальных денежных пропорций. Так, рост государственных расходов может сопровождаться вытеснением инвестиций и сокращением чистого экспорта. Кредитно-денежная политика, с точки зрения долгосрочного аспекта, также оказывается неэффективна: при снижении процентных ставок в конечном итоге изменятся не реальные, а номинальные показатели. Наконец, протекционизм во внешней торговле оказывает также лишь временное экономическое воздействие вследствие последующей корректировки курса национальной валюты.

В таких условиях Российской Федерации предстоит всё активное искать косвенные варианты воздействия на экономку, применять инструменты, оказывающие положительное воздействие на факторы производства, прежде всего качество трудовых ресурсов.

2.4. Промышленная политика Бразилии на современном этапе: уроки для России

Промышленное развитие Бразилии в XX – начале XXI в. шло довольно противоречиво[97]. На рубеже XIX-XX вв. она принадлежала ко второму эшелону капиталистического развития. В 1930-е гг. там начали проводить политику индустриализации, в которой важную роль играло государство. Пришедший в 1964 году к власти военно-бюрократический режим проводил модернизацию, носящую преимущественно элитарный характер. Продемонстрировав в конце 1960-х – начале 1970-х гг. «экономическое чудо» (по объему ВВП страна поднялась с 28 места в мире в 1968 году на 8-е в 1973-м), Бразилия уже в середине 1970-х годов столкнулась с серьезными экономическими трудностями. Деиндустриализацию конца XX века обычно связывают с либеральными реформами, сокращением государственного участия в экономике и существенным повышением курса бразильского реала. Так, доля про­мышленности в формировании ВВП снизилась с 42,3 % в 1985 го­ду до 31,4 % в 1995 году, а доля обрабатывающей промышленности упала с 31,6 % до 20,6%.

Позитивные социально-экономические изменения, касающиеся, в том числе и промышленного развития начались в Бразилии с приходом к власти Партии трудящихся во главе с ее лидером, известным теперь как Лула. В настоящее время Бразилия уверенно входит в десятку наиболее крупных экономик мира и имеет довольно внушительный собственный инновационный задел[98]. Наряду с базовыми отраслями промышленности, она обладает развитым информационно-телекоммуникационным сектором и располагает комплексом передовых с точки зрения использования новейших технологий производств, продукция которых экспортируется, в том числе в Европу и США. При этом страна является не только региональным лидером в области инновационного развития, но и единственным государством Латинской Америки, которое может вести исследования по всем направлениям современной науки и техники.

Она занимает одно из передовых мест в авиастроении, причем освоение этого рынка Бразилией произошло всего около двух десятилетий назад. Так, сегодня самолеты “Embraer” - самые продаваемые региональные летательные аппараты в мире. В 2006 году Бразилия присоединилась к «клубу» обладателей ядерных технологий. В штате Рио-де-Жанейро был открыт центр по обогащению урана, где производится топливо для атомной энергетики. Бразильские специалисты преуспели в области глубоководного бурения, разведки и эксплуатации месторождений на океанском шельфе. Месторождения, открытые ими в течение последних лет, серьезно усиливают экономический потенциал страны, ликвидируя былой изъян - энергодефицитность национальной экономики. По таким направлениям нового технологического цикла, как биотехнологии и генная инженерия, Бразилия входит в десятку ведущих стран мира. Опираясь на собственные разработки, она стала мировым лидером по технологиям производства биоэтанола и использованию биотоплива в качестве альтернативного источника энергии.

Безусловно, современная бразильская экономика имеет и свои проблемы. К ним можно отнести: высокие предпринимательские риски, нехватку квалифицированных кадров, неэффективность налоговой системы, недостаточный уровень капиталовложений в целом и инвестиций в НИР в частности; низкую производительность труда, ограничения по продвижению высокотехнологичных товаров на внешний рынок, где существует жесткая конкурентная борьба[99]. Институциональной подоплекой такого положения вещей выступает сосредоточенность бразильской инновационной системы на академических научных исследованиях и недостаточная координация между НИР, производством и коммерциализацией разработок, что ведет к низкому уровню конвертации знаний в инновационную продукцию[100]. Так, по доле продукции высокотехнологичных отраслей в общем объеме производства обрабатывающей промышленности Бразилии отрыв от промышленно развитых стран составляет примерно 1,6 раза[101].

Весьма похожие проблемы промышленного развития испытывает и российская экономика. Можно сказать, что это не просто совпадение, поскольку Бразилия и Россия имеют много общего (см. Табл.2.3). Поэтому, вероятно, опыт Бразилии по преодолению или ослаблению отмеченных выше проблем может представлять интерес для России.

Таблица 2.3
Бразилия и Россия: общие черты

Источник статистических данных: Россия и страны мира: Статистический сборник / Федеральная служба государственной статистики. М., 2014; The Global Competitiveness Report 2014–2015: Insight Report / Klaus Schwab, World Economic Forum, 2014; 2015 Index of Economic Freedom / The Heritage Foundation. http://www.heritage.org/index/ranking.

Преодолев либеральный тренд конца XX века, Бразилия делает решительные шаги, формулируя и реализуя активную политику развития производства. Конечно, постановка вопроса о возвращении к активной промышленной политике не означает автоматического возвращения к ее формам 1930-1970-х гг.

Прежде под ней зачастую понималось прямое вмешательство государства в производство, стимулирование отдельных отраслей, а также высокий уровень протекционистской защиты национальных предприятий. В последнее же время преобладают стратегии, ориентированные на повышение общей конкурентоспособности экономики. Так, акценты смещаются в сторону так называемых нейтральных методов стимулирования, направленных на строительство объектов инфраструктуры, создание частных предприятий и их агломераций, поощрение инноваций, повышение конкурентоспособности национальных промышленных товаров, как на внешних, так и на внутренних рынках в условиях открытой экономики.

С точки зрения правил ВТО, членом которой Бразилия стала в 1995 году, такие методы считаются более легитимными[102]. Вместе с тем используются и такие экономические методы, как государственные субсидии, кредиты по сниженным ставкам, импортные ограничения. Данные рычаги повышения конкурентоспособности обычно не приветствуются Всемирной торговой организацией, поэтому их применение не слишком афишируется[103].

Большое влияние на современных теоретиков и практиков промышленной политики оказала концепция международной конкурентоспособности М. Портера. Так, его кластерный подход к развитию промышленности получил государственную поддержку во многих странах, в том числе и в Бразилии. Там на уровне отдельных регионов он в первую очередь реализуется как политика создания агломераций малых и средних предприятий[104].

Одна из важнейших составляющих промышленной политики в Бразилии - привлечение капиталовложений, в том числе иностранных. При этом большое значение придается встраиванию национальных предприятий в глобальные производственные цепочки иностранных компаний, так как это обеспечивает стабильные позиции на внешних рынках. Совершение сделок с участием иностранного капитала, особенно крупных, правительство жестко увязывает с решением фундаментальных экономических задач, в частности, с выходом на внешние рынки, локализацией «верхних этажей» производственного цикла и обретением ноу-хау[105].

В модернизации экономики научное сообщество и государственная элита Бразилии видят также и средство решения социальных проблем, поскольку создание качественных высокотехнологичных рабочих мест способно обеспечить стабильную занятость и социальные гарантии[106].

Одним из ключевых элементов новой промышленной политики Бразилии выступает министерство науки, технологий и инноваций (Ministcrio da Ciencia, Tecnologia e Inovacao, MCTI), созданное еще в 1985 году. Его основные функции: разработка, планирование и координация национальной политики в области науки, технологий и инноваций. В систему министерства входят Центр управленческих и стратегических исследований, Национальный комитет по ядерной энергии, Бразильское космическое агентство, 19 центров науки, технологии и инноваций, в также 4 государственных предприятия, занимающихся исследованиями в области мирного атома, космоса и передовых электронных технологий. При министерстве действует Национальный совет по развитию науки и технологий, являющийся консультативным органом администрации президента республики в области разработки и осуществления политики национального развития науки и техники. В его состав входят представители федерального правительства, промышленного сектора, а также университетов и научно-исследовательских центров.

Бюджетное финансирование НИР осуществляется через 16 отраслевых фондов, входящих в Национальный фонд развития науки и технологий. Например, в 2010 году около половины бюджета министерства было направлено на финансирование приоритетных отраслевых программ[107].

Основным инструментом финансовой поддержки предприятий, университетов, технологических институтов и других государственных и частных организаций, осуществляющих инвестиции в НИР, является Агентство по финансированию исследований и проектов (Financiadora de Estudos e Projetos, FINEP). Помимо предоставления финансовых средств на безвозвратной основе государственным исследовательским институтам агентство оказывает финансовую поддержку предприятиям на всех стадиях создания инновационного продукта - от проведения фундаментальных и прикладных исследований до внедрения новых технологий в производство продуктов, процессов или услуг. К инвестициям на таких направлениях, как аэронавтика, энергетика, биотехнологии, ИТ, особенно в стартапах, подключается и мощный госсектор. Поддержанные государством проекты и начинания активно кредитуют как национальные банки развития, так и региональные, прежде всего в Амазонии и на Северо-Востоке. Важным направлением деятельности FINEP является финансирование создания бизнес-инкубаторов и технопарков[108].

Последние, наряду с инновационными центрами, кластерами и другими элементами инновационно-промышленной инфраструктуры, организационно способствуют формированию инновационной цепочки и созданию устойчивых связей между различными агентами инноваций, прежде всего учеными и предпринимателями. Инновационные кластеры, как правило, создаются вокруг ведущих университетов, что позволяет решить проблему нехватки квалифицированных кадров и развернуть на их территории научные центры и лаборатории известных ТНК и ведущих бразильских компаний. На сегодняшний день во всех регионах страны реализуется более 70 проектов технопарков. Порядка трети от этого количества активно работают, остальные находятся в стадии проектирования и реализации проекта.

Одним из крупнейших инновационных кластеров является технопарк на базе Федерального университета Рио-де-Жанейро, занимающего ведущие позиции в исследованиях и разработках для нефтяной отрасли, в области инжиниринга, а также программного обеспечения и компьютерной графики. В штате Сан-Пауло правительство финансирует программы развития технопарков в Сан-Пауло, Кампинасе, Сан-Жозе-дос-Кампосе и Сан-Карлосе, центральным элементом которых являются исследовательские центры ведущих университетов, институты прикладных исследований и высокотехнологичные компании, такие как “Embraer”. Так, университет Сан-Пауло специализируется на разработках в области инжиниринга, энергетики и финансового программного обеспечения. В штате Минас-Жерайс одноименный университет входит в число крупнейших бразильских вузов и объединяет 547 исследовательских групп, работающих преимущественно в области биотехнологий и программного обеспечения.

Согласно рейтингу, приведенному в докладе «Руководство по созданию и развитию инновационных центров», опубликованном фондом «Сколково» и агентством «Эксперт РА», технопарк «Кампинас» в Бразилии, наряду с тайваньским парком «Синьчжу», исследовательскими парками «Киото» и «Иокосука» в Японии и парком «Идеон» в Швеции, входит в число лидирующих инновационных центров мира. Технопарк «Кампинас» (так называемая «Кремневая долина Бразилии») основан в 1970-х гг. на базе местного университета. Данный университет лидирует в исследования, связанных с развитием телекоммуникаций и программного обеспечения, а также в области биотехнологий, в том числе в переработке сахарного тростника и производстве этанола.

Помимо государства, активное участие в финансировании создания инновационных центров и бизнес-инкубаторов высокотехнологичных производств в Кампинасе приняли госкомпании “Petrobras” и “Telebras”. В этом районе открыли офисы такие крупные компании, как IBM, "Lucent", "Samsung", "Nortel", "Compaq", "Motorola", "Dell", "Fairchild Semiconductor", "Huawei", 3M, "Texas Instruments", "Celestica", "Solectron" и "Bosch". Сегодня в 67 компаниях-резидентах и исследовательских центрах технопарка Кампинаса работают более 5,5 тыс. сотрудников.

В конце 2011 года министерство науки, технологий и инноваций завершило исследование результатов деятельности бизнес-инкубаторов в Бразилии. По данным этого ведомства, в 384 инкубаторах работают 2640 предприятий (16394 рабочих мест). Большинство из них (55%) производят продукцию для национального рынка, 28% ориентируются на местные рынки и 15% - на международные. Финансирование осуществляется федеральными и региональными агентствами при поддержке Ассоциации предприятий, продвигающих инновационные знания (Associacao Nacional de Entidades Promotoras dc Empreendimentos Inovadores, ANPROTEC).

Тесное взаимодействие между бизнесом и университетами привело к успеху ряда инкубаторов. На территории технологического парка Флориа-нополис (штат Санта-Катарина), основанного в 1993 году, располагается 60 компаний, работающих в сфере высоких технологий, с совокупной выручкой около 150 млн. долл. Инкубатор CELTA, созданный фондом CERTI (штат Санта-Катарина), выпустил некоторые из наиболее влиятельных технологических компаний в стране, например, компанию "Nano" (Endoluminal), которая разрабатывает и производит медицинские приборы из титана. В инкубаторе Технологического института штата Парана была основана крупная международная компания "Bematech". Инкубатор INOVA (инновационное агентство Университета Кампинас) имеет наибольшее количество патентов в Бразилии. Инкубатор CIETEC, расположенный в «золотом треугольнике» между Университетом Сан-Пауло, Исследовательским институтом ядерной энергии, Институтом технологических исследований штата Сан-Пауло, является центром создания, развития и консолидации микро- и малых технологических компаний, работающих в таких областях, как электроника, биотехнология, химия, ИКТ, “life sciences” и защита окружающей среды.

Город Манаус представляет собой кластер, развившийся на базе зоны свободной торговли, созданной в 1967 году. Сегодня в индустриальной зоне Манауса насчитывается около 450 компаний, пользующихся налоговыми льготами, включая производителей аналоговых и цифровых телевизоров. Доля этих компаний в ВВП Бразилии составляет примерно 1,4%.

В 2003 - 2011 гг. объем инвестиций профильного министерства, федеральных и региональных агентств в бизнес-инкубаторы составил 30 млн. долл. по курсу 2011 года. Годовой оборот предприятий, работающих на их территории, в 2011 году достиг 298 млн. долл., при этом 29205 компаний, которые были созданы и вышли из бизнес-инкубаторов, сегодня имеют оборот свыше 2,3 млрд. долл.

Модернизационный опыт Бразилии показывает, что решение задачи технологического прорыва по ряду стратегических отраслей и производств было бы невозможным без активной политики государства в области НИР. Последняя предполагает создание институциональной и законодательный основы национальной инновационной системы, а также применение эффективных механизмов финансовой и налоговой поддержки инноваций на всех уровня - от исследовательского центра, осуществляющего разработки, до организации высокотехнологичного производства и продвижения «новой» продукции на внутреннем и внешнем рынках[109].

В Бразилии постепенно совершенствуется правовой фундамент новой промышленной политики. В 2004 году вступил в силу Закон №11.079, регламентирующий частно-государственное партнерство.

Важным шагом в направлении расширения взаимодействия государства и бизнеса в данной сфере и создания условий для инновационного развития предпринимательского сектора стало принятие в 2004 году Закона об инновациях (№10.973 от 02.12.2004). Он призван способствовать передаче технологий, разрабатываемых в исследовательских центрах университетов и государственных НИИ, в массовое производство. Согласно документу, федеральное правительство получило возможность предоставлять финансирование в форме грантов и субсидированных кредитов, участвовать на миноритарных условиях в капитале частных компаний, занимающихся внедрением инноваций. В частности, в Банке социально-экономического развития Бразилии (Banco Nacional de Desenvolvimento Economico e Social, BNDES) была открыта специальная программа финансирования предпринимателей и предприятий, которые хотят увеличить расходы на НИР, вводят новые продуктивные бизнес-процессы или производят новую высокотехнологичную продукцию.

Принятый в 2005 году так называемый «Хороший закон» (№11.196 от 21.11.2005) создал основу для применения фискальных механизмов поддержки инновационных предприятий, включая существенное снижение налога на прибыль и отчислений в фонды социального страхования с доходов, получаемых в результате инвестирования в НИР, а также возврат налогов на приобретаемое технологическое оборудование. Данный акт существенно ускорил процесс создания технопарков на территории Бразилии, предоставив компаниям, внедряющим технологические инновации, возможности получения налоговых льгот.

Согласно принятому в 2007 году закону №11.487, практически вдвое уменьшаются налоги, выплачиваемые частными компаниями на инвестиции в НИОКР, выполненные самостоятельно или во взаимодействии с университетами. Малым компаниям, сделавшим такого рода ассигнования, предоставляются субсидии.

В Бразилии нормативно-правовая практика направлена на формирование долгосрочной государственной политики в сфере развития науки и технологий. С конца 1990-х годов принят ряд законов, формирующих правовое поле для увеличения количества научных учреждений, стимулирования инноваций в частном секторе и установления партнерских отношений между научными институтами и бизнесом[110].

Хотя тенденция к развитию промышленного производства характерна для всего региона Латинской Америки, Бразилия от большинства стран-соседей отличается тем, что здесь сложилось долгосрочное видение перспектив промышленной политики, закрепленное в официальной, подготовленной на правительственном уровне стратегии индустриального развития, принятой в 2003 году. В ней отмечено, что поддержка будет оказываться многим современным производствам, нередко развивающимся практически с нуля (в том числе в области био- и нанотехнологий, фармацевтики, ИТ) [111].

В 2003 - 2007 гг. основой стратегии развития стала программа под названием «Промышленная, технологическая и внешнеторговая политика». В качестве главных были избраны четыре направления: производство инвестиционных товаров, медикаментов, полупроводников и программного обеспечения. Особое внимание уделялось технологической культуре производства. Реализация программы дала определенные положительные результаты. К концу прошлого десятилетия за счет местного производства обеспечивалось свыше 90% внутреннего спроса на промышленные изделия, в том числе более 80% - на машины и оборудование. О растущем качестве бразильских готовых изделий свидетельствует тот факт, что на середину 2008 года свыше 8 тыс. предприятий выпускали почти 8,8 тыс. наименований промышленных товаров, отмеченных сертификатом качества Международной организации стандартов ISO 9001[112].

Согласно принятой в 2007 году бразильским правительством «Программе ускорения развития» (Programa de Aceleração do Crescimento, PAC), к приоритетным направлениям развития страны отнесено сооружение автомобильных, водных и железнодорожных путей сообщения; строительство и реконструкция портов и аэропортов; строительство санитарно-очистных сооружений; сооружение объектов электроэнергетики[113].

Развитие промышленного производства в 2008 - 2010 гг. было связано с реализацией отраслевых программ в рамках «Политики развития производительности». Программы охватывают три основных направления научно-технического и промышленного развития, при определении которых учитывалось значение отрасли или конкретного сегмента с точки зрения социально-экономического развития страны, ее специализации в рамках МРТ, повышения конкурентоспособности, а также перспектив мирового лидерства.

Первое направление включает так называемые «стратегические» области - здравоохранение, ИКТ, ядерную энергетику, оборонный комплекс, нано- и биотехнологии. Во второе направление вошли программы, направленные на укрепление лидирующих позиций Бразилии в таких отраслях, как аэрокосмический комплекс, нефтегазовая промышленность, нефтехимия, производство биоэтанола, горнодобывающая промышленность, металлургия, производство целлюлозы и бумаги, мяса и мясопродуктов. Программы третьего направления решают задачи повышения конкурентоспособности Бразилии в следующих областях: автопром, выпуск современного промышленного оборудования, продукции деревообработки, пластмасс, парфюмерии и косметики, текстиля и обуви, оказание строительных услуг, судостроение и агроиндустрия.

Основными методами реализации программ промышленного развития стала налоговая и кредитная поддержка со стороны государства частных инвестиций в модернизацию производства и расширение экспорта, включая предоставление субсидированных кредитов малым и средним предприятиям по линии BNDES.

В ноябре 2007 года стартовал четырехлетний План действий в области науки, технологий и инноваций, который вошел в пакет программных документов, определивших основные направления развития страны на период второго срока президентства Лулы (2007 - 2010 гг.). Среди приоритетных направлений национальной политики в области науки, технологии и инноваций, сформулированных на 2007 - 2010 гг., следует отметить следующие:

- расширение и консолидация национальной системы науки, технологий и инноваций, развитие НИР на региональном уровне, подключение правительств штатов к формированию национальной научно-технологической базы;

- создание механизмов (законодательных, налоговых и финансовых), направленных на обеспечение внедрения технологических инноваций на предприятиях;

- поддержка исследований, разработок и инноваций в стратегических отраслях, обеспечивающих национальный суверенитет, таких как аэрокосмическая сфера, энергетика, общественная и национальная безопасность, биотехнологии и биотопливо, развитие Амазонии и сохранение биоразнообразия;

- применение НИР в целях социального развития страны, популяризация науки и распространение технологических знаний для улучшения условий жизни населения.

Реализация плана позволила существенно увеличить объемы государственного финансирования НИР. Размер инвестиций, осуществленных Федеральным правительством в рамках плана, достиг 40,3 млрд. реалов к 2010 году. В период 2007 - 2010 гг. бюджетное финансирование MCTI возросло с 3,6 млрд. до 6,2 млрд. реалов в текущих ценах. В 2010 году около половины бюджета министерства было направлено на реализацию отраслевых программ в рамках Национального фонда развития науки и технологий. В результате в 2003 - 2010 гг. совокупные инвестиции в науку, исследования и разработки возросли с 0,96% ВВП до 1,25% ВВП[114].

По завершении РАС-1, в 2010 году в Бразилии был принят новый этап данной программы - PAC-2, где к приоритетным отраслям также отнесены гражданское строительство - программа «Мой дом, моя жизнь» (Minha Casa, Minha Vida) - имеющая целью строительство доступного жилья для средних и малоимущих слоев населения. Помимо указанных отраслей, за счет крупных государственных и частных инвестиций, а также адресных налоговых льгот, в стране продолжали активно развиваться автомобилестроение, химическая и горнодобывающая промышленность, медицина, авиастроение и использование космического пространства в мирных целях, добыча углеводородов, информатика, телекоммуникации, агропромышленный комплекс и производство вооружений. Современным оборудованием оснащены предприятия транснациональных компаний в пищевой промышленности, выпускающие продукцию на уровне мировых стандартов. Продолжает уделяться внимание традиционным отраслям с экспортным потенциалом – обувной, текстильной, швейной промышленности, туризму.

Глобальный кризис 2009 года породил проблемы, связанные с деиндустриализацией экспорта и усилением конкуренции со стороны иностранных промышленных товаров на внутреннем и региональном рынках. В попытке повысить конкурентоспособность бразильской экономики президент Д. Руссефф, преемница Лулы, в свою очередь выдвинула в 2011 году рассчитанный на период 2011-2014 гг. амбициозный план «Растущая Бразилия»[115] (см. Табл.2.4). Его целям являются развитие высокотехнологичных отраслей; подготовка для них специалистов высшего и среднего звена; создание госкомпаний и лабораторий в фармацевтике; обеспечение доступа к ИТ и широкополосному интернету почти 50 млн. человек, главным образом учащихся. Выдвинут лозунг: "Inovar para competir. Competir para crescer" («Инновации для повышения конкурентоспособности. Повышение конкурентоспособности для ускорения роста»).

Таблица 2.4
Некоторые целевые показатели плана «Растущая Бразилия»

Источник: Piano Brasil Maior 2011/2014. Texto de Referenda www.mdic. gov.br/brasilmaior; Piano Brasil Maior 2011/2014. Conjunto de medidas: 03/04/2012. - www.brasilmaior.mdic.gov.br; MCTI. Estrategia Nacional de Ciencia, Tecnologia e Inovacao 2012 - 2015. Brasilia - DF 2012.

Пакет мер по стимулирования перехода промышленности на инновационные рельсы, принятый федеральным правительством в апреле 2012 года, включает снижение налоговой нагрузки, льготное кредитование МСП, осуществляющих инвестиции в модернизацию производства, расширение государственных программ поддержки экспорта и экспортных производств, защиту внутреннего рынка от недобросовестной конкуренции, стимулирование развития информационных технологий и связи, поддержку национальных производителей через систему госзакупок. Организационной основой для выработки и реализации комплекса мер по поддержке инновационного развития предприятий стало создание отраслевых советов по повышению конкурентоспособности производимых товаров и услуг, в которые наряду с представителями министерств и ведомств вошли представители бизнес-сообщества.

В рамках плана «Большая Бразилия» приняты изменения в налогообложении предприятий. Прежде всего, в целях снижения себестоимости производства (в том числе, экспортных товаров) для компаний, работающих в 15 приоритетных секторах экономики, временно отменен 20%-й налог на фонд заработной платы, выплачиваемый в фонд социального страхования. Кроме того, снижены ставки двух других федеральных социальных налогов, начисляемых с валовой прибыли компаний (с максимальных 6,67% до 1 - 2% в зависимости от сегмента производства).

Среди принятых в конце 2012 - начале 2013 гг. стимулирующих мер финансового и налогового характера, затрагивающих интересы всего предпринимательского сегмента, следует назвать снижение процентных ставок по кредитам; упрощение системы налогообложения и снижение налоговых платежей для производителей промышленных товаров (охватывает около 50 отраслей и производств); понижение тарифов на электроэнергию (с начала 2013 года в промышленности - на 32% и в жилищном секторе - на 18%); поощрение частных инвестиций в создание современной транспортно-логистической инфраструктуры, в том числе в рамках концессионных соглашений (льготное финансирование, увеличение сроков кредитования до 25 лет, предоставление госгарантий в рамках проектного финансирования и др.).

В рамках плана «Большая Бразилия» в конце 2011 года министерством науки, технологий и инноваций была принята «Национальная стратегия в области науки, технологии и инноваций на 2012 - 2015 гг.». Стратегия определяет приоритетные программы развития отрасли, основные проблемы, источники финансирования и цели на ближайшие четыре года. На ее реализацию планируется выделить около 40 млрд. долл., из них 16 млрд. долл. составят средства MCTI, 12 млрд. долл. - других министерств и ведомств, 7 млрд. долл. - федеральных госкомпаний (BNDES, "Petrobras" и "Eletrobras") и 5 млрд. долл. - средства штатов, управляемые местными фондами поддержки науки и технологий. В стратегии выделены отрасли, научно-техническое развитие которых имеет приоритетное значение для экономики: ИКТ, фармакология и медицина, нефтегазовый и военно-промышленный комплексы, авиация и космос, а также сферы, связанные с созданием и использованием экологически чистых источников энергии и поступательным социально-экономическим развитием страны.

Стратегическим направлением государственной политики в области НИР является повышение уровня образованности населения и качества образования, особенно в естественных науках и инженерном деле. Принятая в декабре 2011 году программа «Наука без границ» предусматривает предоставление государственных стипендий студентам, аспирантам и научным работникам, проходящим обучение или стажировку за рубежом (период обучения - 1 год), и обеспечивает финансирование зарубежных специалистов, участвующих в реализации совместных исследовательских проектов как в Бразилии, так и в других странах. До 2014 года более 100 тыс. бразильских студентов и исследователей, согласно программе, смогут получить образование и повысить квалификацию в ведущих университетах Франции, Германии, Италии, Великобритании и США.

В июне 2012 года палата депутатов национального конгресса одобрила план увеличения расходов на образование с сегодняшних 5,1% до 10% ВВП к 2020 году. Значительная часть выделяемых средств должна быть использована для повышения качества образования.

Усилия правительства направлены сегодня на перестройку национальной экономики на новой технологической основе, стимулирование научных исследований и разработок на уровне предприятий, совершенствование механизмов по ускорению инновационного процесса и конвертации знаний в инновационную продукцию. Однако успешность решения задачи экономической модернизации на основе инноваций в значительной степени будет определяться прогрессом в преодолении традиционных для бразильского общества проблем, связанных с незавершенностью реформ предшествующего поколения.

Создание современной инфраструктуры и вовлечение в процесс модернизации МПС, повышение эффективности государственного управления и снижение бюрократических барьеров, реформирование налоговой системы и формирование благоприятных условий для инвестиций, ликвидация нищеты и повышение качества образования - таков неполный перечень насущных задач, которые пытается сегодня решать Бразилия (с различной долей успеха) в комплексе с развитием высокотехнологичных и инновационных секторов экономики.

В целом активизация промышленной политики в Бразилии - это, отчасти, результат ее предшествующего практически полного свертывания, своего рода «эффект низкой базы». Однако основная причина активизации, безусловно, заключается в необходимости привлечь инвестиции и ноу-хау, т.е., в конечном счете, коренится в капиталоемкости и сложности нынешнего этапа догоняющего развития, связанного с модернизацией и технологическим обновлением, в том числе промышленности и сферы отношений государства и бизнеса[116].

Несмотря на рост финансирования НИОКР (на 72% в реальных ценах в 2000 - 2010 гг.), Бразилия продолжает отставать от развитых стран по объему инвестиций предпринимательского сектора в НИР. По данным министерства науки, технологий и инноваций, в 2010 г. расходы на исследования и разработки составили 1,19% ВВП (см. Табл. 2.5) при этом более половины (0,62% ВВП) приходилось на государственное финансирование, осуществляемое преимущественно за счет средств федерального бюджета. В США, в ряде стран Евросоюза, а также в Японии и Южной Корее доля предпринимательского сектора в национальных расходах на НИР превышает 70%, а совокупный объем инвестиций колеблется от 1,77% ВВП в Великобритании, до 2,8 - 2,9% в Германии и США и 3,74% ВВП в Южной Корее. Для Китая данный показатель в 2010 г. составил 1,75% ВВП.

Таблица 2.5
Расходы на исследования и разработки в ряде стран мира в 2000-2010 гг. (в % к ВВП)

Источник: Organization for Economic Cooperation and Development, Main Science and Technology Indicators, 2011/12; India: Research and Development Statistics 2007 - 2008; Brasil: Coordenacao-Geral de Indicadores (CGIN) - ASCAV/SEXEC - Ministerio da Ciencia, Tecnologia e Inovacao (MCTI). - http://www.mct.gov.br/index.php/content/view/336625.html.

Сохраняется серьезный разрыв между уровнем развития науки (научной продуктивности) и созданием собственно технологий: доля Бразилии в мировом потоке научных публикаций в конце 2000-х годов превысила 2,5%, при этом ее участие в мировом банке патентов, зарегистрированных патентным бюро США, составило менее 0,1%. По данным Национального института индустриальной собственности (Instituto Nacional da Propriedade Industrial, INPI), в 2011 г. из 3,8 тыс. зарегистрированных в стране патентов лишь 0,7 тыс. (19%) были получены резидентами Бразилии.

По числу патентов лидирует государственная нефтяная компания "Petrobras": в 2001 - 2010 гг. ею зарегистрировано 1349 патентов в Бразилии и 2530 за рубежом (данные INPI). "Petrobras" также занимает первое место среди бразильских компаний в рейтинге инновационных компаний по версии "Thomson Reuters". В десятку лидеров по этому показателю также входят такие ведущие компании, как "Semeato Industria e Comercio", "Maquinas Agricolas Jacto", "Vale и Usiminas".

Как правило, в частном секторе высоких технологий Бразилии доминируют крупные международные компании, у которых нет собственных исследовательских центров в Бразилии. До середины 2000-х годов исключение составляла отрасль информационных технологий и коммуникаций (ИКТ). Вслед за первым исследовательским центром IBM, появившимся в стране еще в 1970-х гг., собственные центры в Бразилии открыли "Motorola", "Samsung", "Nokia". Одним из стимулов для создания центров был так называемый "Закон об информатике" (1991 г.), который освобождал от некоторых налогов высокотехнологичные компании в области телекоммуникаций, производства компьютерной техники, цифровой электроники и т.д. Закон привлекает ежегодно более 1,5 млрд. долл. инвестиций в бразильский сектор частных НИР. Сегодня успехи страны в деле освоения информационных технологий несомненны, она лидирует в регионе не только по автоматизации банковских операций, но и по развитию электронной торговли и коммуникаций. По уровню развития информационно-коммуникационных технологий (ICT Index) Бразилия в 2011 г. заняла 60-е место (из 115-ти), поднявшись на 7 позиций с 2010 г. (для сравнения: США - 15, Китай - 78, Индия - 119)[117].

С научной точки зрения, довольно интересно, что Бразилия и Россия сегодня испытывают похожие проблемы промышленного развития. Это можно объяснить тем обстоятельством, что обе страны имеют много общих культурно-исторических черт и особенностей социально-экономического развития. Поэтому бразильской опыт промышленной политики и ее результатов представляет несомненный интерес для России.

И Российская Федерация, и Бразилия с начала 2000-х гг. осуществляют промышленную политику в рамках доктрины глобальных цепочек стоимости (ГЦС), стремясь к сосредоточению на своих территориях максимального количества элементов данных цепочек, как правило, не располагая пока возможностями выступить в роли концентраторов наиболее продуктивных «звеньев». Под термином «цепочка добавленной стоимости» понимается последовательность основных бизнес-функций (или стадий производственного цикла) – проектирования, производства, маркетинга, дистрибуции и послепродажного обслуживания. Эти функции могут выполняться как в рамках одной компании, так и распределяться между рядом фирм^[118]. При этом Россия уже заметно опережает Бразилию по индексу участия в ГЦС (см. Рис.2.2).

Рисунок 2.2. Индекс участия развивающихся стран в
глобальных цепочках добавленной стоимости в 2013 году

Источник: Кондратьев В. Мировая экономика как система глобальных цепочек // Мировая экономика и международные экономические отношения. 2015. №3. С.8.

После мирового финансового кризиса в мире стал наблюдаться процесс так называемого «сжатия» одних глобальных цепочек, в то же время возросшие трудности с финансированием и рост трансакционных издержек вследствие неопределенности поставок сырья и материалов привели к разрушению других цепочек. По всей видимости, эта тенденция будет усиливаться в связи с постепенным переходом мировой экономики к освоению достижений шестого технологического уклада. Подтверждением данной тенденции является процесс реиндустриализации в США, который осуществляется, в том числе и за счет «решоринга», т.е. возврата на американскую территорию ранее выведенных за рубеж предприятий и рабочих мест^[119].

Таким образом, очевидна необходимость коррекции общей идеологии, промышленной политики в таких развивающихся странах, как Россия и Бразилия. Важно осуществить сдвиг в пользу инструментов, которые бы содействовали возникновению критически важных элементов ГЦС на территории страны, либо под контролем национально-ориентированных ТНК. Эти элементы могут быть связаны с концентрацией НИОКР завершенного цикла (а не отдельных мелких элементов), финансово-управленческими компетенциями, контролирующими всю ГЦС, организацией на территории страны значительного сектора производства добавленной стоимости с высокой долей локализации и т.д. Без активной роли государства сделать это не представляется возможным.

Накануне очередного технологического «рывка», связанного с радикальным изменением основ производственного процесса (освоение NBIC-технологий, переход от субтрактивного к аддитивному производству, формирование электронных систем управления всем жизненным циклом продукции), требуются беспрецедентно высокая концентрация усилий научно-технических специалистов и предельная минимизация барьеров для технологического трансфера. Отдельные компании оказываются не в состоянии решить такую масштабную задачу. Поэтому в некоторых странах (например, Общество Фраунхофера в Германии; Национальная сеть инноваций в обрабатывающей промышленности США^[120]) в настоящее время государство активно способствует формированию инновационно-промышленных сетей, объединяющих наиболее значимые для развития критических технологий научно-исследовательские институты и промышленные компании.

Безусловно, ни Бразилию, ни Россию нельзя отнести к числу стран - признанных инновационных лидеров. Высокая зависимость от импорта технологий не позволит им самостоятельно решить задачу перехода на VI технологический уклад. Вместе с тем, обе страны имеют свои собственные инновационные заделы: для России это, прежде всего, военная и космическая промышленность; Бразилия же делает успехи в самолетостроении, разработке биотехнологий, производстве органического топлива и др.

Поэтому позволим себе выдвинуть гипотезу о том, что для эффективного ответа на глобальные технологические вызовы сегодняшнего дня традиционный инструментарий промышленного стимулирования необходимо дополнить элементами сетевой политики, направленной на формирование как национальных, так и международных инновационно-промышленных сетей. Тем более что определенная взаимодополняемость в сфере высоких технологий двух стран создают значительный потенциал для научно-технического сотрудничества, как на двустороннем уровне, так и на более многочисленных площадках (например, в рамках БРИКС).