Неэргодическая экономика

Авторский аналитический Интернет-журнал

Изучение широкого спектра проблем экономики

Институциональная поддержка государственного сектора экономики

В статье рассматриваются пути совершенствования нормативно–правовой базы вычленения госсектора в качестве самостоятельного элемента системы государственного регулирования, что должно заложить аналитические и статистические основы для дальнейшего взаимодействия государства и госсектора. Кроме того, на основе анализа зарубежного опыта авторы предлагают целый ряд организационных инноваций, которые могли бы уже в ближайшее время повысить эффективность деятельности российского госсектора.

Формирование в России работоспособного госсектора немыслимо без создания благоприятной институциональной среды и эффективных организационных механизмов. Фактически речь идет о построении системы разветвленной системы управления предприятиями госсектора, предполагающей многообразные экономические инструменты. На сегодняшний день становление такой системы только начинается и налицо огромные организационные и правовые резервы, активизация которых может дать совершенно новое качество госсектора [1–2]. Следует подчеркнуть, что институциональная поддержка госсектора является первоочередной задачей на нынешнем этапе, так как она не требует больших финансовых затрат. Сначала имеет смысл исчерпать организационные резервы развития и лишь затем по мере улучшения финансовой обстановки в стране переходить к изысканию денежных средств на поддержку предприятий госсектора.

Говоря об институциональной поддержке, целесообразно различать два аспекта проблемы: совершенствование непосредственно нормативно–правовой базы регулирования госсектора и внедрение новых механизмов и инструментов стимулирования его развития. Рассмотрим их более подробно.

 

Нормативно–правовое закрепление госсектора в качестве особого объекта государственного управления

 

Для проведения в жизнь эффективных управляющих воздействий в адрес госсектора необходимо, прежде всего, четкое определение самого госсектора как специфического объекта государственного регулирования. Без жесткого разграничения частного, государственного и муниципального секторов экономики невозможна нормальная деятельность по выработке адекватных мер вмешательства в их работу. Здесь следует рассматривать два уровня проблемы. Первый – определение сущности госсектора как некоего особого элемента национальной экономики, второй – определение состава госсектора с учетом всех хозяйственных единиц, его образующих. Ниже мы дадим свою версию решения накопившихся в этих сферах проблем.

Начнем с понятия госсектора. Однако здесь имеет смысл предварительно остановиться на таком смежном с ним понятии как государственная собственность. Эта категория чрезвычайно «опасна» для юридической системы, так как она очень часто используется в качестве синонима госсектора, в результате чего постоянно происходит неправомерная подмена двух понятий. В настоящее время основным источником подобных экономических и правовых коллизий служит «Концепция управления государственным имуществом и приватизации в Российской Федерации», утвержденная постановлением Правительства Российской Федерации от 9 сентября 1999 года № 1024. В самом начале ее текста имеется определение государственного сектора экономики как «совокупности экономических отношений, связанных с использованием государственного имущества, закрепленного за федеральными государственными унитарными предприятиями, основанными на праве хозяйственного ведения или оперативного управления, государственными учреждениями, государственной казны Российской Федерации, а также имущественных прав Российской Федерации, вытекающих из ее участия в коммерческих организациях (за исключением государственного имущества, вовлекаемого в соответствии с законодательством Российской Федерации в бюджетный процесс)».

Данное определение вызывает нарекания, по крайней мере, по двум направлениям.

Во-первых, здесь совершенно неправильно трактуется госсектор как таковой. Даже с чисто этимологической точки зрения определять какой–либо сектор экономики через совокупность отношений совершенно бессмысленно, ибо эти понятия противоречат друг другу. Либо это сектор как совокупность материальных объектов (своего рода «кусок» национального производства), либо это система отношений как совокупность юридически закрепленных норм, нематериальных по своей природе (некий «кусок» национального законодательства).

Во-вторых, само появление весьма странного понятия госсектора в «Концепции управления государственным имуществом и приватизации в Российской Федерации» представляет собой явный логический казус, который в своей основе имеет, по крайней мере, три момента.

Первый связан с тем, что в нормативном документе, посвященном государственной собственности, возникает ее совершенно неадекватный заменитель в виде госсектора. Между тем, как было указано выше, эти два экономических феномена принципиально различаются. Второй момент связан с тем, что введенное понятие госсектора фактически оказалось «мертвым», ибо нигде дальше в «Концепции управления государственным имуществом и приватизации в Российской Федерации» оно не используется. Следовательно, понятие госсектора для данного нормативно–правового документа является информационно избыточным. Наконец, третий аспект связан с тем фактом, что, несмотря на то, что указанный документ посвящен государственной собственности, корректного определения самой государственной собственности в нем нет.

Учитывая все вышесказанное, первый абзац текста «Концепции управления государственным имуществом и приватизации в Российской Федерации» целесообразно скорректировать и дать в следующей редакции: «Настоящая Концепция определяет основные цели, задачи и принципы государственной политики Российской Федерации в сфере управления государственной собственностью, под которой понимается совокупность федеральных государственных унитарных предприятий и государственных учреждений, государственная казна Российской Федерации, а также акционерный капитал, земля, недра, леса и другие природные ресурсы, принадлежащие Российской Федерации».

На наш взгляд, такое определение во многом снимает экономические и правовые неточности Концепции, устанавливая институциональные рамки для государственной собственности и вместе с тем не «замахиваясь» на более тонкое понятие госсектора.

Следующим шагом в деле совершенствования нормативно–правовой основы управления госсектором должно стать четкое определение самого госсектора, переработанное и скорректированное относительно существующих правовых понятий.

Для правильного понимания сущности госсектора следует исходить из того факта, что его отличительная черта заключается в возможности государства осуществлять прямое и оперативное управление хозяйствующими субъектами, входящими в его состав. Само управление хозяйствующими субъектами госсектора осуществляется государственными органами власти посредством своих представителей, участвующих в формировании стратегии и тактики деятельности предприятий госсектора.

Логика построения трехсекторной модели российской экономики нам видится следующей. Во-первых, должно быть институционально закреплен факт разделения всех субъектов национальной системы производства на три сектора: государственный, муниципальный и частный. Во-вторых, должны быть даны конструктивные определения государственного и муниципального секторов. В-третьих, частный сектор российской экономики должен быть определен как сухой остаток после вычитания из нее государственного и муниципального секторов. В-четвертых, на основе трех базовых секторов должны быть определены смежные понятия.

Национальная система производства России представляет собой совокупность всех хозяйствующих субъектов России, занимающиеся производством товаров и услуг на территории страны, к каковым относятся все юридические лица и физические лица, ведущие хозяйственную деятельность без образования юридического лица (лица, осуществляющие индивидуальную предпринимательскую деятельность). Соответственно национальная система производства делится на три сектора: государственный, муниципальный и частный.

Методологической основой определения государственного и муниципального секторов является понятие административно–хозяйственного управления юридическими лицами (хозяйствующими субъектами), под которым понимается воздействие со стороны управленца (руководителя данного юридического лица) на деятельность юридического лица, направленное на максимально быстрое достижение поставленной цели. На основе данного понятия легко дать определения всех секторов национальной экономики. Так, под государственным сектором следует понимать совокупность юридических лиц (хозяйствующих субъектов), административно–хозяйственное управление которыми осуществляется государством через федеральные органы власти и/или органы власти субъектов Российской Федерации. Административно–хозяйственное управление юридическими лицами (хозяйствующими субъектами) государственного сектора экономики в Российской Федерации осуществляется на основе права государственной собственности на имущество юридических лиц и на основе обязательного права.

Аналогичным образом под муниципальным сектором следует понимать совокупность юридических лиц, административно–хозяйственное управление которыми осуществляется органами местного самоуправления. Государственный и муниципальный сектора в совокупности образуют общественный сектор экономики страны.

Теперь на основе введенных определений легко определить частный сектор экономики, к которому относятся все юридические лица, не входящие в состав государственного и муниципального секторов экономики, а также физические лица, ведущие хозяйственную деятельность без образования юридического лица. В рамках частного сектора экономики следует отдельно выделять смешанный сектор, под которым понимается совокупность юридических лиц (хозяйствующих субъектов) частного сектора экономики, в которых недоминирующая (менее 50 процентов) часть собственности и/или акционерного капитала принадлежит федеральным органам власти и/или органам власти субъектов Российской Федерации. Соответственно частный и муниципальный сектора в совокупности образуют негосударственный сектор экономики страны.

Глубинный смысл введенной системы определений заключается в том, что предприятие попадает в госсектор только в том случае, если государство через своих уполномоченных представителей может осуществлять прямое управление его деятельностью. Право осуществления управления столь высокого уровня полноты государство получает либо на основе изначального статуса предприятия (например, государственное унитарное предприятие, государственное учреждение и т.п.), либо на основе доминирования в собственности или акционерном капитале предприятия.

Однако следует особо оговориться, что критерий административно–хозяйственного управления не предполагает «разрыва» в изначальном статусе предприятия. Так, например, при передаче предприятия госсектора в доверительное управление данное предприятие не уходит из состава госсектора, хотя государство официально отказывается от административно-хозяйственного управления им. Дело в том, что в этом случае изначальный статус предприятия не изменяется, а государство сохраняет за собой право на возврат своих полномочий на ведение административно–хозяйственного управления практически в любой момент времени. Аналогичная картина наблюдается при передаче предприятий госсектора в аренду. При передаче частных предприятий в аренду и доверительное управление государству или при введении государством внешнего управления на частных предприятиях данные хозяйственные структуры продолжают оставаться частными. Таким образом, принцип отсутствия «разрыва» в изначальном статусе предприятия симметричен для государственного и частного секторов.

Рассмотренный момент является ключевым в построении правильной системы классификации хозяйственных субъектов по секторам экономики, так как принцип административно–хозяйственного управления предприятием со стороны государства, положенный нами в основу определения госсектора, приобретает свою окончательную логичность и целостность только при совмещении с принципом недопустимости «разрыва» в изначальном статусе предприятия. В свою очередь сформулированные признаки госсектора позволяют построить функциональную классификацию юридических лиц, включаемых в состав государственного сектора экономики:

государственные унитарные предприятия;

государственные (бюджетные) учреждения;

акционерные общества, в уставном капитале которых контрольный пакет голосующих акций (более 50%) находится в государственной собственности (федеральной и/или субъектов Российской Федерации);

дочерние предприятия, основная (материнская) компания которых относится к госсектору;

предприятия, входящие в холдинг, головная компания которого относится к государственному сектору;

акционерные общества, в уставном капитале которых контрольный пакет голосующих акций (более 50%) находится в собственности государственных унитарных предприятий;

предприятия, в уставном капитале которых имеется «золотая акция», находящаяся в руках государства.

Данный состав госсектора требует определенных комментариев. Например, «полное» включение холдингов детерминируется тем фактом, что в соответствии с данной организационной формой головная компания выполняет управленческие и контрольные функции. В то же время такие корпоративные хозяйственные структуры, как финансово–промышленные группы не могут рассматриваться в подобном ключе, ибо в них, как правило, сохраняется самостоятельность отдельных, входящих в их состав юридических лиц. Кроме того, многие корпоративные структуры имеют данный статус неофициально.

Аналогичным образом должно происходить «расширение» госсектора за счет дочерних компаний. Так, в соответствии с п.2 ст.6 Гл.1 «Закона об акционерных обществах» от 24 ноября 1995 г. «Общество признается дочерним, если другое (основное) хозяйственное общество (товарищество) в силу преобладающего участия в его уставном капитале, либо в соответствии с заключенным между ними договором, либо иным образом имеет возможность определять решения, принимаемые таким обществом». Таким образом, основная (материнская) компания по своему изначальному статусу определяет политику своих дочерних компаний и, следовательно, они должны иметь тот же статус, что и основная (материнская) компания. В отличие от них зависимые общества не следует включать в составе госсектора, так как они не находятся в полном подчинении основной (материнской) компании.

Включение дочерних компаний в состав государственного сектора существенно расширяет его масштабы. Так, например, в таких хозяйственных структурах, как «Связьинвест», РАО «ЕЭС России», «Газпром» и др. практически 100% экономической деятельности сосредоточено именно в дочерних компаниях; основные (материнские) компании осуществляют в основном административные функции.

Еще одно расширение госсектора должно происходить за счет финансовых механизмов переплетения государственных и частных структур. В настоящее время государственным унитарным предприятиям, основанным на праве хозяйственного ведения, запрещено участвовать в создании различных финансовых структур. Однако данный запрет не распространяется на производственные структуры. Данный вопрос юридически не проработан, в связи с чем имеются различные примеры «агрессивных» действий унитарных предприятий. В этой связи целесообразно предусмотреть возможность расширения госсектора на акционерные общества, в определяющей степени зависимые от унитарных предприятий.

Рассмотренный расширенный состав госсектора предполагает также определенные корректировки институциональных основ госсектора. Прежде всего, данный состав госсектора должен быть закреплен путем соответствующих изменений в Постановлении Правительства Российской Федерации от 4 января 1999 г. №1 «О прогнозе развития государственного сектора экономики Российской Федерации», в которой фигурируют только первые три позиции, а другие четыре – отсутствуют.

Одновременно с этим необходимо привести в соответствие российскую и зарубежную трактовки понятия «золотой акции». Учитывая, что в большинстве европейских стран наличие у государства «золотой акции» дает ему право налагать вето на изменения в капитале или руководящих органах предприятия, необходимо в п.4 Указа Президента РФ от 16 ноября 1992 года №1392 «О мерах по реализации промышленной политики при приватизации государственных предприятий» помимо всех перечисленных там прав держателя «золотой акции» добавить еще и право на наложение вето при назначении руководителя предприятия. Такой подход позволит государству сохранить его эксклюзивные права при принятии управленческих решений в некоторых приватизированных компаниях, которые благодаря институту «золотой акции» по сути своей остаются в составе госсектора.

При отнесении дочерних компаний к государственному сектору в зависимости от статуса их основной (материнской) компании возникает статистическая проблема фиксирования статуса дочерних фирм как таковых. По нашему мнению, никакого разумного алгоритма по «сортировке» дочерних компаний, не имеющих формально закрепленного статуса как таковых, предложить нельзя. Никакие критерии отбора данных юридических лиц не дадут положительного результата. В связи с этим возникшую проблему следует решать не с помощью усовершенствования статистических алгоритмов, а с помощью организационных мер – путем совершенствования институциональной базы функционирования акционерных обществ.

По нашему мнению, для ликвидации возникшей проблемы следует дополнить «Закон об акционерных обществах» положением, в соответствии с которым все дочерние общества обязаны в своих учредительных документах отражать факт наличия у них основной (материнской) компании с указанием атрибутов данной компании, а также сообщать в органы Госкомстата России сведения о своей основной (материнской) компании. В этом случае проблема принадлежности дочерней компании к госсектору автоматически решается на основе анализа структуры акционерного капитала ее основной (материнской) компании. Непосредственную корректировку Федерального закона «Об акционерных обществах» целесообразно произвести путем добавления п.5 в статью 6 Главы 1 в следующей редакции: «Либо устав дочернего общества, либо его договор с основным обществом должен содержать сведения об основном обществе. Устав (основного) общества должен содержать сведения о его дочерних обществах. Сведения об изменениях в уставе общества, связанных с изменением состава дочерних обществ, представляются органу государственной регистрации юридических лиц в уведомительном порядке».

Предложенные меры по корректировке и расширению нормативной базы управления госсектором направлены на формирование аналитического ядра системы управления госсектором, на основе которого уже можно возводить более разветвленную и детальную систему институтов и организационных мероприятий.

 

Организационные механизмы совершенствования работы госсектора: что подсказывает зарубежный опыт

 

Помимо фундаментальных факторов, определяющих эффективность функционирования госсектора, огромное значение имеют «мелкие» организационные механизмы. Многие из них имеют частный характер, однако все вместе они зачастую дают синергетический эффект и ведут к формированию качественно иной национальной модели госсектора.

Особенность организационных методов совершенствования деятельности госсектора заключается в том, что они не требуют масштабных политических акций и экономических решений, могут быть реализованы в сжатые сроки в порядке возникновения благоприятных для них условий. В настоящее время в России имеются все предпосылки для внедрения в жизнь простых организационных инноваций, которые в обозримом будущем позволят повысить работоспособность отечественного госсектора. Одновременно с этим можно констатировать, что мировой опыт уже сейчас предоставляет широчайший спектр подобных методов, подходов, принципов и рекомендаций. Рассмотрим некоторые из них, которые нам представляются наиболее важными и плодотворными.

1. Стабильность институциональной среды управления госсектором. Многими специалистами отмечается, что в основе эффективной работы госсектора некоторых стран лежит высокая институциональная стабильность ведомств, ответственных за выработку и реализацию экономической политики. Наиболее впечатляющих результатов в этом направлении достигли Швеция, Германия и Япония, где проводится долгосрочная (на срок в 20 лет) политика управления технологическими ресурсами [3, с.99].

В противовес данному принципу в России наоборот происходила постоянная институциональная ломка. Типичным примером тому служит нынешнее Министерство экономического развития и торговли РФ, имеющее довольно богатую «историю». Так, первоначально центральный экономический орган страны в лице Госплана СССР был преобразован в Министерство экономики и финансов РФ. Затем новоявленное ведомство «развалилось» на два абсолютно самостоятельных ведомства: Министерство финансов и Министерство экономики РФ. Параллельно Министерство внешних экономических связей РФ преобразовалось в Министерство торговли, после чего слилось с Министерством экономики РФ с образованием нынешнего Министерство экономического развития и торговли РФ. Одновременно с этим в рамках бывшего Министерства экономики и нынешнего Министерства экономического развития и торговли происходили бесконечные рокировки функциональных департаментов, изменялись их функции и задачи, нарастала текучка кадров, менялась сама идеология государственного регулирования [4]. Все это отрицало возможность стабильной политики в отношении отечественного госсектора. В настоящее время продолжаются обсуждения возможной реорганизации Министерства экономического развития и торговли РФ, что создает нервозность как в кругах чиновников, так и в кругах руководителей государственных предприятий.

На наш взгляд, такой положение дел следует признать недопустимым. Например, в послевоенной Японии для проведения экономических реформ было создано Министерство внешней торговли и промышленности (МВТП), которое просуществовало более 50 лет. И лишь в 2000 г., когда назрела необходимость смены доктрины государственного регулирования, данное ведомство было преобразовано в Министерство экономики, торговли и промышленности (МЭТП) [3, с.201]. Причем, что крайне важно для России, сама «инаугурация» МЭТП Японии происходила не под знаком «реформирования» МВТП, а под лозунгом его «возрождения» в виде МЭТП [3, с.202]. Таким образом, в Японии любые институциональные преобразования предполагают преемственность в генеральной линии экономической политики, сохранение наработанных хозяйственных традиций, стратегическую нацеленность на самые решительные действия и тактическую осторожность при их проведении в жизнь [3, с.204].

Для обеспечения принципа стабильности институциональной среды управления госсектором, на наш взгляд, необходимо законодательно регламентировать минимальные сроки «жизни» Министерства экономического развития и торговли РФ, являющего головным в регулировании деятельности госсектора. Это можно сделать путем принятия специального закона, запрещающего серьезное реформирование данного министерства в течение, например, 10 или 15 лет. При необходимости данный закон может либо продлеваться, либо приниматься заново с необходимыми корректировками.

Параллельно с этим необходима регламентация и самой политики данного министерства в отношении госсектора. Это можно сделать путем подготовки и обнародования специального документа, где были бы указаны ориентиры, приоритеты, инструменты и характер государственного регулирования развития госсектора. Все эти моменты должны носить долгосрочный характер (10–15 лет) и не должны нарушаться. Таким документом могла бы стать «Концепция развития госсектора России».

Такая сопряженность стабильности ориентиров в развитии госсектора и методов его регулирования со стабильностью органа исполнительной власти, ответственного за достижение намеченных ориентиров, позволила бы нормализовать психологический климат как внутри госсектора, так и в системе государственного регулирования.

2. Дипломатическая поддержка предприятий госсектора за рубежом. Еще одним важным принципом поддержки эффективной деятельности госсектора является всемерная дипломатическая поддержка зарубежных филиалов его компаний. Во многих развитых государствах подобной поддержкой пользуются не только государственные, но и частные компании. Более того, международная дипломатия является каналом продавливания торгово–экономических интересов страны. Особую активность в использовании этого инструмента проявляют США и Япония. В других странах культивируется более взвешенный подход. Например, в Норвегии в нефтедобыче действует государственная компания–монополист «Статойл», которая в конце 80–х годов переуступила свои права на разведку месторождений нефти другим компаниям в целях расширения геологоразведочной деятельности за пределами страны. В это же время Министерство иностранных дел Норвегии получило директиву обеспечить дипломатическую поддержку деятельности компании «Статойл» за рубежом [3, с.164]. Таким образом, государство всеми возможными способами «охраняет» и стимулирует процесс транснационализации мощных компаний отечественного госсектора.

В России сейчас действует довольно любопытная система «лоббирования» внешнеэкономических интересов страны. Так, под эгидой Министерства экономического развития и торговли РФ находятся торговые представительства страны, располагающиеся в российских посольствах, находящихся в ведении Министерства иностранных дел РФ. Это создает организационную основу для оперативного проведения в жизнь активной политики экономической дипломатии в отношении государственных компаний. Между тем имеющиеся возможности пока никак не используются. В этой связи необходима активизация диалога между двумя названными российскими министерствами для совершенствования механизма дипломатической поддержки компаний госсектора России, начиная от момента возникновения такой потребности до момента ее осуществления.

Надо сказать, что роль российского Министерства иностранных дел РФ во внешнеторговой политике должна быть вообще переосмыслена. Например, во Франции внешнеторговая политика находится в основном в компетенции Министерства иностранных дел и, в частности, в его внешнеэкономических подразделениях. Материализуется эта политика в форме различных инструментов содействия экспорту: через торговые миссии, государственное страхование внешнеторговых операций, льготное кредитование экспортеров и т.п. [3, с.33]. Все эти примеры убедительно показывают, что в России роль международной дипломатии в активизации всех потенциальных инструментов активизации внешнеторговой деятельности страны вообще и компаний госсектора в частности пока нулевая. На наш взгляд, сложившееся положение дел надо срочно менять за счет пересмотра роли Министерства иностранных дел РФ и его связей с Министерством экономического развития и торговли РФ.

3. Создание «организационных буферов» для ускорения НТП. Сейчас уже считается самоочевидным тезис о том, что будущее любой страны зависит от того, насколько хорошо она сможет встроиться в международный рынок высоких технологий; без высокотехнологичного производства любая экономика обречена на второстепенную роль в мировом хозяйстве. Однако события последних лет показывают, что рынок высоких технологий является довольно хрупким и ненадежным. Из-за своей специфики он подвержен кризисам и спадам даже в большей степени, чем традиционные товарные рынки. По сравнению в 90–ми годами, когда фондовый рынок высокотехнологичных компаний был непомерно раздут, сейчас он находится в состоянии кризиса. Своего пика данный рынок акций достиг в 2000 г., после чего котировки упали в среднем на 70% и инвесторы утратили интерес к высокотехнологичным компаниям [5, с.23]. В 2001 г. объем операций на этом рынке в Германии сократился в 3 раза, во Франции – в 6 раз, в Италии – в 20 раз. С января 2003 г. в Германии рынок высокотехнологичных компаний официально закрыт; на грани закрытия находятся аналогичные рынки в других западноевропейских странах [5, с.23].

Сказанное недвусмысленно подводит к выводу, что сфера высоких технологий нуждается в государственной поддержке. На наш взгляд, здесь можно выделить два уровня проблемы – «товарный» и «ресурсный». На первом уровне государство должно оказывать помощь в «проталкивании» высокотехнологичного готового продукта на рынок для продажи, на втором – оно должно помочь в поддержании высокого технологического уровня традиционных производств и создании новых продуктов. Соответственно и меры государственной организационной поддержки дифференцируются в зависимости от указанных целевых установок.

Ярким примером «товарной» стратегии государства может служить Япония, где в период бурного развития электроники была создана Ассоциация по продвижению информационных технологий [6, с.59]. В этом же направлении действуют и другие страны. Например, в Великобритании в 1981 г. на базе государственных организаций была создана финансово–коммерческая «Британская технологическая группа», ставшая крупнейшей компанией по патентованию, лицензированию, передаче технологий и коммерционализации отечественных научно-технических достижений, в том числе за пределами Великобритании [3, с.149]. Таким образом, государство всячески старалось «пристроить» созданный в стране высокотехнологичный продукт и тем самым поддерживало сферу высоких технологий. Для России этот опыт особенно интересен, так как она имеет довольно большую массу разнообразных ноу–хау, большинство из которых сосредоточено на предприятиях госсектора. Создание на принципах самоокупаемости специальных центров маркетинга и накопления информации о потребностях рынка высоких технологий позволило бы поддержать многие потенциально перспективные предприятия российского госсектора.

Примером «ресурсной» стратегии государства служит созданное в Германии Общество им. Фраунгофера, которое объединяет около 60 исследовательских институтов. Задачей общества является сокращение разрыва между фундаментальными исследованиями и хозяйственной деятельностью промышленных фирм [3, с.128]. Для этих же целей в Германии созданы многочисленные отраслевые союзы и сеть торгово–промышленных и ремесленных палат, покрывающая всю страну. Членство в таких палатах и оплата членских взносов являются обязательными для всех фирм промышленности, что играет важную роль в активизации процесса передачи технологий и оказании технического консалтинга [3, с.129]. Так, не случайно, что 43% фирм обрабатывающей промышленности Германии сотрудничает с отраслевыми промышленными союзами в сфере передачи технологий и консалтинга, а 33% всех опрошенных фирм пользуются услугами торгово–промышленных палат [3, с.130].

В Великобритании для преодоления разрыва между высокоразвитой академической наукой и слабым хозяйственным использованием ее достижений по инициативе центральных и местных властей при университетах были созданы так называемые «научно-технические парки», в которых представители науки и промышленности проводят совместную работу над коммерциализацией научных исследований; к 2000 г. в стране насчитывалось 6 таких центров [3, с.149]. Помимо таких «крупных» организационных мероприятий в Великобритании были введены новые правила, которые облегчили и удешевили приобретение и использование частным сектором научно–технических результатов, полученных за счет бюджетного финансирования в государственных лабораториях и университетах. Были также введены правила, упрощающие временный переход ученых из бюджетных организаций в частные фирмы [3, с.149].

Любопытным «кадровым» дополнением к приведенным примерам может служить опыт Франции, где в 90–ые годы власти страны рекомендовали всем государственным структурам сформировать основной костяк лиц, ответственных за управление на предприятиях технологическими ресурсами [3, с.99]. В данном случае хорошо просматривается использование французским правительством факта высокой административной управляемости предприятий госсектора для налаживания персональной ответственности на таком ответственном участке, как управление нововведениями. К настоящему моменту, на наш взгляд, ничто не мешает внедрению этого опыта и в России.

Подчеркнем, что все рассмотренные организационные механизмы не предполагают прямой финансовой поддержки тех или иных предприятий госсектора. Речь идет о создании неких промежуточных звеньев хозяйственной системы, которые обеспечивают эффективное сотрудничество частного и государственного секторов. Именно поэтому подобные механизмы можно называть «организационными буферами» ускорения НТП. В настоящее время для России этот инструмент регулирования деятельности госсектора является наиболее насущным и перспективным.

4. Амортизационная политика, направленная на ускорение НТП в госсекторе. Применительно к функционированию госсектора данная проблема НТП преломляется следующим образом. Госсектор во всех странах мира аккумулирует львиную долю научного потенциала, что в принципе позволяет его предприятиям лидировать в области новых технологий. Однако дороговизна новых образцов производственных мощностей и несовершенство институциональной среды часто не позволяют госсектору в полной мере использовать существующие возможности. Низкая же восприимчивость госсектора к научно–техническим инновациям провоцирует аналогичные процессы и в частном секторе. Именно такая картина характерна для российской экономики.

Данная проблема усугубляется при плохом финансировании предприятий госсектора. Данный аспект можно хорошо проиллюстрировать и объяснить с использованием полученной в нашей предыдущей работе закономерности: при хорошей финансовой подпитке госсектор оказывается более эффективным, чем частный; в противном случае он уступает частному сектору по основным показателям экономической эффективности [7]. Данный факт предполагает следующую интерпретацию. При щедром финансировании со стороны государства госсектор может себе позволить активно обновлять основные производственные фонды и закупать новейшие образцы оборудования, что и позволяет ему добиться более высокой экономической эффективности. Если же денег на его поддержание государством выделяется недостаточно, то технологическое обновление застопоривается и госсектор становится менее эффективным, чем частный.

Учитывая, что в современных российских условиях делать ставку на улучшение финансирования госсектора в обозримой перспективе бесполезно, было бы логично попытаться компенсировать нехватку денежных средств прогрессивными изменениями в институциональной архитектуре экономики. Практически во всех странах одним из важнейших инструментов активизации НТП является политика ускоренной амортизации. Так, в Великобритании для информационного оборудования введена система 100%-ного амортизационного списания в первый же год его функционирования [3, с.140]. В Швеции действует система, в соответствии с которой компании, ведущие НИОКР, имеют право списать все некапитальные затраты на издержки данного года, включая приборы и оборудование с коротким сроком службы (до 3 лет) [3, с.182]. Для капитальных товаров с большим сроком службы применяются два метода амортизации: прямолинейное списание и фиксированный процент к уменьшающемуся остатку. Практически для всего производственного оборудования установлена норма прямолинейного списания в 20%. Метод фиксированного процента к уменьшающемуся остатку по сути своей представляет собой разновидность ускоренной амортизации основного капитала, позволяющую в первые же годы списать на издержки его основную часть; норма амортизации в этом случае установлена в 30% [3, с.183]. Столь гибкая система, применяемая к активной части основного капитала, новейшим видам техники, приборам и оборудованию, применяемым в НИОКР, стимулирует техническое обновление производства, внедрение прогрессивных технологических инноваций.

В России до сих пор все приведенные примеры воспринимаются как несбыточная мечта (период амортизации информационного оборудования составляет чуть ли не десятилетие). Между тем введению системы ускоренной амортизации ничто не мешает. Кроме того, на первом этапе эту систему можно было бы ввести применительно только к предприятиям госсектора; частный сектор можно было бы подключать к этой системе по мере ее «обкатки» в госсекторе. Такой подход, на наш взгляд, представляется вполне обоснованным по следующей причине. Дело в том, что закупка нового оборудования предприятиями госсектора в подавляющем большинстве случаев происходит на инвестиционные средства, полученные из бюджета. Поэтому, на наш взгляд, было бы целесообразно перейти от обычного субсидирования госсектора к его целевому кредитованию. Так, если государство выделяет средства для осуществления инвестиций в новое оборудование, то ускоренная амортизация этого оборудования будет служить гарантом того, что выданный кредит возвратится государству в сжатые сроки. В противном случае предприятиям госсектора придется годами «собирать» амортизацию с закупленного оборудования, а государству годами ждать возврата выданных средств.

Отсутствие системы ускоренной амортизации для предприятий госсектора в России говорит о том, что она пока очень сильно отстает от развитых государств в деле формирования развитого институционального обеспечения экономического роста. Например, Италия, отстававшая от других стран в части проведения прогрессивной научно–технической политики, уже в 1986 г. частично ликвидировала свое отставание путем введения в амортизационное законодательство положения о льготных условиях списания стоимости нового оборудования [3, с.109]. Таким образом, внедрение основ системы ускоренной амортизации является неизбежным, и чем скорее оно будет осуществлено, тем лучше.

Другим довольно интересным и плодотворным для российской практики примером представляется японская система селективной амортизационной политики, использованная еще в 50–ые годы. Так, при переоценке активов японских предприятий, обесцененных в результате инфляции, стоимость зданий и оборудования была существенно повышена. Однако данное повышение имело четкую отраслевую дифференциацию, ибо правительство решило некоторые отрасли экономики поставить в более выгодные условия для обеспечения их более быстрого развития. В соответствии с этой установкой активы предприятий строительной индустрии были увеличены в 9,9 раза, черной металлургии – в 7,2 раза, электроэнергетики – в 5,4 раза, электротехнического машиностроения – в 5,2 раза, горнодобывающей промышленности – в 1,8 раза [3, с.191].

Учитывая, что Россия так и не смогла за прошедшие годы выйти на «естественные» темпы инфляции в 2–3% годовых, такая система индексации основного капитала представляется вполне оправданной. Кроме того, дифференцированная индексация основных фондов различных отраслей российской экономики уже давно назрела по причине огромной недозагрузки их производственных мощностей. Причем большая часть основных фондов некоторых отраслей в принципе не может быть использована в дальнейшем производственном цикле по причине их безнадежного морального устаревания. В этих условиях было бы чрезвычайно полезно «разгрузить» имущественную часть активов многих российских предприятий и дать им возможность приступить к обновлению своей производственной базы на разумной финансовой основе. Предприятия же госсектора, оказавшиеся «изгоями» в период экономических реформ, не имели бюджетной подпитки для обновления своего производственного оборудования, в результате чего к нынешнему этапу они подошли с особо изношенными и морально устаревшими средствами производства. Кроме того, дифференцированная индексация основных фондов разных отраслей экономики является наиболее простым и безболезненным способом проведения структурной политики и проведения в жизнь отраслевых приоритетов государства, о которых в российском правительстве сейчас так много говорится и в отношении которых так мало делается.

Помимо всего сказанного, на наш взгляд, России было бы полезно позаимствовать еще один принцип японской системы селективной ускоренной амортизации, который предполагает ускоренное списание активов по строго определенному перечню, в который попадает оборудование научных лабораторий, опытных и экспериментальных цехов, отдельные виды нового отечественного оборудования [3, с.191]. Данный принцип позволил бы достаточно цивилизованным способом поддержать наукоемкое отечественное производство, подавляющую часть которого составляют предприятия госсектора. Фактически внедрение в практику указанного принципа привело бы к эффекту мультипликатора. С одной стороны предприятия госсектора, закупающие передовое оборудование других предприятий госсектора, получали бы возможность быстро возвращать свои инвестиционные вложения, а с другой стороны предприятия госсектора, на чье оборудование распространяется ускоренная амортизация, получили бы возможность более быстрой реализации своей продукции и, скорее всего, расширили бы свой рынок сбыта.

5. Формирование института доверительного управления предприятий госсектора. В настоящее время уже нет никакого секрета, что в большинстве случаев болевым местом всей системы управления российским госсектором является менеджмент конкретного предприятия. В силу специфики целей и задач государственных предприятий их руководство, как правило, скатывается к одной из крайностей: либо культивирование неэффективной «бюрократической» системы управления, либо построение псевдокапиталистической манеры управления на основе беспринципного «рвачества». Сегодня множество госпредприятий является фатальными банкротами, но по «высшим» соображениям закрывать их нежелательно.

В таких обстоятельствах, на наш взгляд, целесообразно передать их в частные руки в форме доверительного управления. Надо сказать, что данная форма вообще становится все более популярной практически во всем мире. Передача в доверительное управление пакетов акций предприятий, закрепленных за государством, сейчас воспринимается в качестве одного из важнейших инструментов формирования прогрессивной структуры крупных компаний [3, с.17].

Справедливости ради, следует сказать, что названный инструмент действительно является весьма плодотворным, так как в значительной мере снимает антагонизм между частным и государственным секторами. Фактически здесь происходит своеобразное слияние позитивных моментов двух секторов: стабильность функционирования и строгий контроль со стороны государства, присущие предприятиям госсектора, и свобода управленческих решений, присущая предприятиям частного сектора. Плюсом института доверительного управления является его чрезвычайная гибкость, являющаяся следствием контрактной системы. Так, условия передачи госпредприятия в доверительное управление могут гарантировать государству сохранение основного вида деятельности данного предприятия и даже определенной части персонала с последующим ежегодным доходом, зачисляемым в государственную казну, в зависимости от степени успешности деятельности предприятия. Доходы руководителя также могут быть поставлены в зависимость от его управленческих успехов.

6. Формирование дифференцированной системы контрактов с предприятиями госсектора. Передача предприятия госсектора в доверительное управление представителям частного сектора, надо признать, является все–таки довольно радикальным способом повышения эффективности госсектора. Между тем сейчас имеются и промежуточные формы, направленные на достижение тех же целей. Здесь наибольший интерес представляет опыт Франции, где существует дифференцированная система контрактов с предприятиями госсектора: контракт-план и целевой контракт [8, с.20].

Первый применяется к предприятиям, которые действуют в отраслях, где конкурентные процессы ограничены, а рынок стабилен. Это в основном предприятия транспорта и энергетики, причем организационная форма таких предприятий соответствует российским унитарным предприятиям и не предполагает акционерных (долевых) отношений. Контракт–план разрабатывается предприятием и детально согласовывается с курирующим министерством, после чего он должен быть одобрен правлением предприятия; впоследствии контракт-план включается в качестве соответствующего элемента в государственный план. Особенности контракт–плана заключаются в том, что он является довольно детальным, предусматривает количественные показатели деятельности предприятия и длительные сроки их планирования (3–5 лет).

Целевой контракт применяется к предприятиям, которые действуют в отраслях с высоким уровнем конкуренции и нестабильности рынка. Как правило, это промышленный и финансовый сектора национальной экономики. Целевые контракты не включаются в государственный план, содержат цели производственной и финансовой стратегии предприятия в более общей форме и подлежат оперативной (ежегодной) корректировке. Количественные показатели деятельности предприятия либо не устанавливаются, либо устанавливаются самим предприятием.

На наш взгляд, в России потребность в подобной системе дифференцированной контрактации уже давно назрела. Например, целевые контракты могли бы дать большую свободу предприятиям, которые, работая в конкурентной рыночной среде, сейчас обременены необоснованными и явно избыточными обязательствами по отношению к государству. В то же время контракт-план может быть с успехом применен к предприятиям, действующим в комфортной экономической обстановке, и позволил бы повысить ответственность их руководства за результаты производственной деятельности. Для России наиболее широкие возможности применения контракт–плана заложены в сфере образования, здравоохранения и науки, в которых пока безоговорочно доминируют государственные учреждения.

7. Формирование института правлений предприятий госсектора. По-видимому, не будет преувеличением сказать, что отсутствие квалифицированных менеджеров и отсутствие механизма согласования интересов государства, коллектива предприятия госсектора и его руководства является самой злободневной проблемой почти всех предприятий российского госсектора. Когда же речь идет о кадровых проблемах управления госсектором и повышении его эффективности, то довольно редко говорят о конкретных инструментах и механизмах. Между тем зарубежный опыт дает некоторую полезную информацию по этому вопросу. Например, позитивный опыт Швеции, являющейся, как известно, одним из мировых лидеров в деле построения эффективного госсектора экономики, позволяет нащупать некоторые «нетрадиционные» резервы нынешней российской системы управления госсектором.

Прежде всего, в России целесообразно внедрить институт правлений предприятий госсектора. Речь идет о том, что высшим органом, определяющим цели, задачи и общую стратегию каждого конкретного предприятия госсектора, должно быть его правление. Данный вопрос требует довольно серьезного нормативно–правового обеспечения. В частности, следует определить критерии для вхождения физических лиц в состав правления. Как правило, это общая высокая компетентность, предполагающая: знание текущей деятельности предприятия; знание особенностей данного вида бизнеса и отрасли; глубокие знания финансовых вопросов и т.д. Данный момент позволит хотя бы частично предотвратить вхождение в состав правлений лиц с низким профессионально–квалификационным цензом.

Особый интерес представляет вопрос о составе бизнес–представителей. По нашему убеждению, данные люди должны представлять хозяйственные структуры (предприятия, банки, страховые компании и т.п.), которые связаны с данным государственным предприятием непосредственными деловыми связями. Только представители предприятий–контрагентов могут быть действительно заинтересованы в успешной деятельности госпредприятия. В противном случае бизнес–представители превратятся в номинальных членов правления, не желающих проявлять активности в выработке прогрессивной политики развития предприятия.

Далее следует определить численность входящих в состав правления лиц. Так, например, в Швеции в 2000 г. размер правлений предприятий госсектора колебался в диапазоне от 3 до 14 человек; в среднем их численность составляла 7,6 чел. В России также имеет смысл ввести минимальное и максимальное число членов правления для предотвращения кадровых злоупотреблений. Параллельно необходимо разработать критерии по определению размера правления в зависимости от размера подопечного ему предприятия. Здесь можно осуществить привязку численности правления к численности предприятия. Например, для предприятий с числом занятых от 100 до 300 человек состав правление должно состоять из 3 человек; для предприятий с числом занятых от 301 до 1000 человек состав правления должен включать 4–5 человек и т.д.

Одновременно необходимо определить состав правлений. В Швеции в их состав обязательно входит один представитель канцелярии Правительства (кстати, в соответствии со шведским законодательством один и тот же человек канцелярии может входить в состав нескольких правлений); остальные члены правления, как правило, являются представителями деловых кругов. В России такая система, по-видимому, не пройдет ни по политическим, ни по организационным причинам – российские власти просто не готовы на такое «самоустранение», а деловые круги не упустят шанса подмять под себя интересы предприятий госсектора. В этой связи число представителей федеральных и региональных властей должно быть больше и обеспечивать перевес над представителями бизнеса. При этом желательно, чтобы это были сотрудники разных министерств и ведомств, курирующих соответствующую отрасль экономики. Дополнительно необходимо предусмотреть регламентирующую процедуру по выбору и утверждению председателя правления. На наш взгляд, таковым может быть как представитель властей, так и представитель бизнеса, но без особых прав при голосовании и принятии стратегических решений. Не исключено, что при общем перевесе числа государственных служащих в составе правления было бы более логичным председателя правления выбирать из числа представителей частного бизнеса.

Последним звеном в описанной системе должно стать определение системы номинаций членов правления. Здесь необходимо определить, какие структуры участвуют в выдвижении своих представителей и какие структуры участвуют в утверждении окончательного списка, а также механизм взаимодействия данных структур. Подобные нормы должны быть подкреплены разработкой форм и образцов документов, необходимых для номинации лиц в члены правления. В этой связи можно указать на шведский опыт, где «неформальные номинационные комитеты» создаются владельцами крупных предприятий, имеющих официальную биржевую регистрацию (их акции официально котируются на соответствующих биржевых рынках). Все номинации от соответствующих номинационных комитетов документированы и предполагают четкую мотивацию и аргументацию.

На наш взгляд, российская система номинаций членов правления может строиться по аналогии со шведской системой без каких–либо существенных корректировок. Единственным ограничением, пожалуй, должен выступать норматив размера организации, выдвигающих номинантов в состав правления. Это может быть численность занятых в организации (например, не менее 500 человек), годовой объем оборота, размер уставного капитала и т.д.

Другим важным резервом в управлении госсектором является оптимизация механизма взаимодействия между правлением предприятия и назначаемым им исполнительным директором. Здесь также необходимо дополнить существующую в России правовую систему новыми нормативными документами.

Основной идеей данного нововведения является разделение стратегических и оперативных полномочий по управлению госсектором. Например, в Швеции в соответствии с Законом об акционерных компаниях ответственность между правлением и исполнительным директором распределяется таким образом, что последний осуществляет текущее оперативное управление компанией в соответствии с основными направлениями и указаниями, подготовленными правлением. Аналогичная система должна быть внедрена и в России.

Следуя позитивному опыту Швеции, на правление предприятия целесообразно возложить функции по ведению переговоров, найму и увольнению исполнительного директора. При этом необходимо регламентировать два вопроса: квалификацию и оплату труда исполнительного директора.

Для решения вопросов первой группы следует определить профессионально–квалификационные критерии, которым должен соответствовать исполнительный директор. Для решения вопросов второй группы следует разработать принципы оплаты труда руководства предприятий госсектора. В Швеции в этой области действуют два взаимодополняющих принципа. Первый из них требует, чтобы зарплата и другие привилегии руководства предприятия госсектора были конкурентоспособными; второй принцип, наоборот, жестко ограничивает зарплату сверху: по заработкам руководства предприятие госсектора не должно быть лидером в своей отрасли по сравнению с аналогичными предприятиями частного сектора. Для России данные принципы, конечно же, являются слишком общими и нуждаются в конструктивной конкретизации. По всей вероятности, здесь, как и во многих других случаях, можно воспользоваться заданием скользящей величины заработка руководителя предприятия госсектора с помощью официально установленного минимального размера оплаты труда (например, 300 минимальных размеров оплаты труда); данная величина должна быть дифференцирована по отраслям и периодически пересматриваться.

8. Предотвращение неоправданной диверсификации деятельности предприятий госсектора. При управлении предприятиями госсектора следует в полной мере задействовать принцип минимизации диапазона направлений их деятельности, который активно претворяется в жизнь практически во всех развитых странах мира. В данном случае речь идет о том, что многие предприятия госсектора со временем склонны расширять свою деятельность за пределы оговоренных базовых направлений. Это способствует распылению ресурсов и может губительно сказаться на достижении основной цели. Сказанное особенно актуально для предприятий госсектора с общественными целями.

В связи с этим одним из руководящих принципов управления предприятиями госсектора указанной группы должен стать принцип минимизации диверсификации их деятельности. Именно такой принцип активно проводился Правительством Швеции в 1999–2000 гг. Так, Шведские Железные Дороги ликвидировали такие непрофильные виды своей деятельности, как ресторанное обслуживание и паромные перевозки. Фирма «Telia» расширила свою основную деятельность, перенеся побочные виды в специально созданное для этого самостоятельное предприятие, а фирма «Vattenfall» ограничила даже свою географическую диверсификацию, ликвидировав собственные филиалы за пределами Европы.

Применительно к России принцип минимизации диверсификации деятельности предприятий госсектора должен активно проводиться в жизнь курирующими министерствами и ведомствами в отношении низкоэффективных предприятий. По сути дела данный принцип должен играть роль организационной санкции. На наш взгляд, концентрация усилий на основных направлениях деятельности предприятий госсектора позволит в значительной мере упорядочить процесс управления и будет препятствовать распылению государственных ресурсов.

9. Создание системы государственного франчайзинга. Среди современных методов повышения эффективности госсектора имеются уже и такие, которые пока выглядят как довольно экзотичные. К числу таковых относится государственный франчайзинг, который уже реально работает на транспорте в некоторых районах Великобритании, где лейбористы имеют большинство в местных органах власти [3, с.145].

Данная система возникла как альтернатива примитивным методам приватизации и национализации. Ее смысл заключается в том, чтобы мощная государственная компания продавала свою франшизу частным лицам (включая торговую марку, свои технологии организации бизнеса и оказывала организационные и консультационные услуги). В результате образуются самостоятельные частные предприятия, которые выступают как некое организационно–производственное продолжение государственной компании и по сути своей играют роль дочерних фирм. Такая система позволяет специфическим образом решить две противоречивые проблемы. С одной стороны, государство набирает под свои нужды предприятия частного сектора, которые осуществляют необходимые инвестиции и тем самым ликвидируют ту неподъемную инвестиционную нагрузку, которую госсектор был бы вынужден нести в отсутствие франчайзинга. С другой стороны, франшиза позволяет государственной компании проверять и требовать соблюдения должного качества работы «своих» частных предприятий. Кроме того, государственная компания и частные фирмы, выкупившие у нее франшизу, как правило, образуют некий хозяйственный симбиоз, что еще больше связывает их и делает «прозрачными» друг для друга.

Хотя система государственного франчайзинга еще довольно молодая, уже сейчас ясно, что в ней заложены большие возможности. Так, например, одна из сложнейших сегодняшних проблем России, связанная с распадом РАО «ЕЭС России», может быть решена путем внедрения государственного франчайзинга. Не исключено, что в нынешних условиях это единственно приемлемое решение.

 

* * *

 

Предложенные выше механизмы регулирования деятельности госсектора являются довольно простыми и вместе с тем довольно действенными. Во всяком случае, они позволяют надеяться, что при их внедрении масштабы и структура госсектора станут более сбалансированными, а его эффективность – выше. Главное – они не требуют больших финансовых затрат, которыми грешат почти все традиционные методы поддержки госсектора. Разумеется, всегда есть вероятность, что вполне разумные организационные схемы и институты, дающие положительный результат в других странах, в России не приживутся. Однако внедренные в жизнь хозяйственные механизмы в дальнейшем можно будет корректировать и усовершенствовать, а при необходимости и отбрасывать, что значительно лучше, чем не иметь вообще никаких механизмов, а именно это и характерно для сегодняшнего российского госсектора.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. Балацкий Е.В. Государственный сектор в системе макроэкономического регулирования// «Проблемы теории и практики управления», №1, 2001.

2. Балацкий Е.В. Особенности российской модели управления государственным сектором// «Проблемы теории и практики управления», №2, 2002.

3. Национальная промышленная политика конкурентоспособности: опыт Запада – в интересах России. М.: ИМЭМО РАН. 2002.

4. Балацкий Е.В., Конышев В.А. Диспропорции в развитии промышленного госсектора России// «Вестник РАН», №12, 2003.

5. Доронин И. Современные финансовые рынки: тенденции и перспективы// «Мировая экономика и международные отношения», №6. 2003.

6. Зелтынь А.С. Государственная промышленная политика в рыночных экономиках// «ЭКО», №3, 2003.

7. Балацкий Е.В., Конышев В.А. Роль государственного сектора в национальной экономике: общемировые тенденции// «Общество и экономика», №7, 2003.

8. Рассадина А. Государственный сектор в развитых странах (опыт Франции и Великобритании)// «Экономист», №6, 2002.

 

 

 

Официальная ссылка на статью:

 

Балацкий Е.В., Конышев В.А. Институциональная поддержка государственного сектора экономики// «Вестник Российской академии наук», Том 74, №4, 2004. С. 291–300.

1554
6
Добавить комментарий:
Ваше имя:
Отправить комментарий
Публикации
В статье рассматривается институт ученых званий в России, который относится к разряду рудиментарных или реликтовых. Для подобных институтов характерно их номинальное оформление (например, регламентированные требования для получения ученого звания, юридическое подтверждение в виде сертификата и символическая ценность) при отсутствии экономического содержания в форме реальных привилегий (льгот, надбавок, должностных возможностей и т.п.). Показано, что такой провал в эффективности указанного института возникает на фоне надувающегося пузыря в отношении численности его обладателей. Раскрывается нежелательность существования рудиментарных институтов с юридической, институциональной, поведенческой, экономической и системной точек зрения. Показана опасность рудиментарного института из–за формирования симулякров и имитационных стратегий в научном сообществе. Предлагается три сценария корректировки института ученых званий: сохранение федеральной системы на основе введения прямых бонусов; сохранение федеральной системы на основе введения косвенных бонусов; ликвидация федеральной системы и введение локальных ученых званий. Рассмотрены достоинства и недостатки каждого сценария.
The article considers the opportunities and limitations of the so-called “People’s capitalism model” (PCM). For this purpose, the authors systematize the historical practice of implementation of PCM in different countries and available empirical assessments of the effectiveness of such initiatives. In addition, the authors undertake a theoretical analysis of PCM features, for which the interests of the company and its employees are modeled. The analysis of the model allowed us to determine the conditions of effectiveness of the people’s capitalism model, based on description which we formulate proposals for the introduction of a new initiative for Russian strategic enterprises in order to ensure Russia’s technological sovereignty.
The paper assesses the effectiveness of the Russian pharmaceutical industry so as to determine the prospects for achieving self–sufficiency in drug provision and pharmaceutical leadership in the domestic market, more than half of which is occupied by foreign drugs. Effectiveness is considered in terms of achievements in import substitution (catching–up scenario), and in the development of domestic drugs (outstripping scenario). A comparison of the main economic indicators for leading foreign and Russian pharmaceutical companies reflects a disadvantaged position of the latter. The governmental target setting for domestic pharmaceutical production is compromised by interdepartmental inconsistency in the lists of essential drugs. A selective analysis of the implementation of the import substitution plan by the Ministry of Industry and Trade of Russia since 2015 has revealed that, even on formal grounds, Russia still has not established a full–fledged production of many drugs (in particular, the dependence on foreign active pharmaceutical substances still remains, and there are very few domestic manufacturing companies). The premise concerning fundamental impossibility to implement the outstripping scenario is substantiated by the fact that there is an insignificant number of original drugs for which Russian developers initiated clinical trials in 2020–2022. The results obtained show that the current situation in the Russian pharmaceutical industry does not promote the achievement of drug self–sufficiency. A proposal to consolidate assets, coordinate production programs and research agendas for accelerated and full–fledged import substitution was put forward. Prospects for research in the field of import substitution are related to deepening the analysis of production indicators, increasing sales, as well as enhancing clinical characteristics of reproduced drugs compared to foreign analogues. In the sphere of analyzing the innovativeness of pharmaceutical production, it seems advisable to methodologically elaborate on identifying original drugs and include this indicator in the industry management.
Яндекс.Метрика



Loading...