В настоящее время развернувшийся процесс глобализации мировой экономики радикально меняет все экономические отношения и механизмы. В этих условиях перед национальными правительствами встает задача адекватного ответа новому явлению. В чем же заключаются те новые опасности, которые несет в себе глобализация, и какова роль государственного сектора в политике обеспечения национальной безопасности и развития экономики? Насколько эффективно Россия подстраивается под новые мирохозяйственные тенденции? Что можно сделать для ослабления негативных эффектов глобализации? Рассмотрим эти вопросы более подробно.

Глобализация и деятельность транснациональных корпораций

В экономической литературе постоянно отмечается, что одним из важнейший проявлений глобализации, а может быть, и ее сущностью, является деятельность крупных транснациональных корпораций (ТНК). Что же несут в себе ТНК? Какие угрозы и позитивные сдвиги исходят от них? Рассмотрим некоторые из них с учетом того, что все плюсы и минусы ТНК неразрывно связаны и часто переходят друг в друга.

1. Сосредоточение в руках крупных корпораций огромного экономического потенциала. Возможности ТНК определять лицо национальных экономик, а теперь и всей мировой экономики, тесно связаны с концентрацией в их руках чудовищной экономической мощи. Современные ТНК обладают огромными финансовыми средствами, которые могут быть пущены не только на производственные нужды, но и на лоббирование своих интересов вплоть до подкупа соответствующих должностных лиц и формирования благоприятной институциональной среды. Данный факт дает им колоссальные преимущества в конкурентной борьбе и ставит их в привилегированное положение.

Однако «выбивание» крупными корпорациями для себя особых хозяйственных условий базируется на их вполне объективных преимуществах. Так, в США и Великобритании в компаниях с числом занятых более 10 тыс. человек проводится 80% всех НИОКР, в то время как на предприятиях с числом занятых до 1 тыс. человек – менее 5%. Аналогичным образом обстоят дела и в Японии, где крупные фирмы с капиталом более 1 млрд. иен осуществляют 86% всех НИОКР [1]. Обладая подобной инновационной мощью, крупный бизнес способен поддерживать свое финансовое лидерство сколь угодно долго, трансформируя его в дальнейшее наращивание технологических и организационных преимуществ.

Помимо инновационного потенциала крупные компании обладают еще и колоссальной «объемной» мощью, предполагающей захват подавляющей части рынков сбыта и ресурсов. Так, в США на долю 100 крупнейших корпораций приходится не только 90% научно–исследовательских разработок страны, но 60% ВНП и 45% всей рабочей силы [2]. Проведенные нами на основе приведенных данных расчеты показывают, что производительность труда на 100 крупнейших корпорациях США в среднем на 82% выше, чем на остальных предприятиях страны. Таким образом, масштабная экспансия крупного бизнеса сопровождается существенным преимуществом в эффективности производства, которое в конечном счете воплощается в экономию на производственных издержках.

Как же данная тенденция накладывается на российскую специфику?

Из-за незавершенности процесса формирования крупных корпораций Россия в процессе глобализации почти не участвует. Так, на долю США, Японии, Германии, Великобритании и Франции приходится 90% всех самых крупных компаний мира [3]; Россия в этой иерархии не занимает значимой позиции. Частично это связано с тем, что российские власти совершили стратегическую ошибку, пойдя на приватизацию и разукрупнение крупных монополий. Между тем в России наблюдается та же экономическая закономерность: крупные хозяйственные структуры более эффективны и конкурентоспособны, чем мелкие и средние. Так, по имеющимся данным в 1991 г. крупные финансово–промышленные группы России имели производительность труда в 3,4 раза выше, чем прочие хозяйственные структуры страны; в 1999 г. данный разрыв сократился до 2 раз [4].

В данном случае хорошо просматривается отсутствие в политике российских властей ставки на крупный бизнес. Желание правительства создать в стране конкурентную среду выродилось в то, что, согласно нашим расчетам, в течение 1991–1999 гг. средний размер российского предприятия уменьшился в 11,4 раза, а размер финансово–промышленных групп за 1993–1999 гг. сократился в 1,9 раза. Таким образом, борьба с монополизмом в России сопровождалась вымыванием из экономики национальных лидеров, что идет в разрез с требованиями глобализации мировой экономики. Для примера укажем, что японские власти при реализации в 70-х годах стратегического плана по построению информационного общества наоборот всячески стимулировали укрупнение небольших фирм [5]. В этой связи можно констатировать, что российские власти пока не могут дать достойный ответ новому явлению в мировой экономике – формирование крупных российских компаний-лидеров явно отстает от требований времени.

2. Агрессивная политика крупных корпораций. Глобализация предполагает открытие национальных рынков, а открытие национальных рынков стимулирует их «заполнение» крупными ТНК. В настоящий момент Россия уже в полной мере испытывает на себе последствия вхождения в мировую экономику. Так, значительную долю рынка безалкогольных напитков захватили два мировых гиганта – «Coca–Cola» и «PepsiCo»; более половины пивного рынка контролируется иностранными компаниями [6]. Причем многие иностранные компании идут не по пути создания новых производственных мощностей, а по пути поглощения российских производителей. Примером особо агрессивной стратегии является фирма «Nestle», которая за короткий промежуток времени поглотила шесть российских предприятий. Аналогичная ситуация имеет место с «British American Tobacco», которая приобрела 3 табачных фабрики – в Москве, Санкт–Метербурге и Саратове.

Имеются примеры превращения российской экономики в конкурентную площадку для иностранных ТНК. Так, два энергетических гиганта – шведско–швейцарская «ABB» и немецкая «Siemens» – соперничали между собой за покупку пакета акций не только крупнейшего производителя электрооборудования в Чехии «Scoda Plzen a.s.», но и крупнейшего производителя генераторов в России АО «Электросила». Причем, если «Siemens» более лояльна к местным компаниям, то «ABB» обычно стремится к приобретению полного контроля над ними. Данный пример интересен еще и следующим: страны с открытой экономикой вынуждены перенимать международные стандарты качества, соответствующим образом модернизируя свои энергосистемы. Данный факт открывает широкие возможности для внедрения иностранных компаний, обеспечивающих данные стандарты.

В ряде случаев неготовность российской экономики в части рыночной инфраструктуры придает дополнительный импульс экспансионистским тенденциям зарубежных ТНК. Так, компания «McDonalds», будучи крупнейшим в мире франчайзером, из-за недостаточного распространения франчайзинга в России и слабо развитой сети поставщиков и дистрибъюторов была вынуждена сама вести весь бизнес. В результате все рестораны сети «McDonalds» в 22 городах России принадлежат самой компании и эффективно эксплуатируются. Для примера: прибыль «McDonalds» в России только в 2000 г. составила 100 млн. долл. Столь впечатляющие доходы, упускаемые отечественным производителем, обостряют вопрос о «защите» национального рынка.

3. Формирование «корпоративной модели» функционирования криминальной сферы. Укрупнению капитала подвергаются практически все виды деятельности. Не составляют исключения и их криминальные разновидности. Результатом подобных интеграционных процессов становится возрастание числа всевозможных международных криминальных группировок. Россия оказалась в полной мере захвачена новой тенденцией. Так, по имеющимся данным в России за 90-ые годы преступность в экономической сфере возросла в 3 раза, а за границу оказалось вывезено около 300 млрд. долл. [7]. В настоящее время в России существует 10 крупных транснациональных преступных сообществ, действующих на территории 44 стран мира.

Даже из приведенных данных видно, какой экономический урон наносит стране процесс «транснационализации» криминального бизнеса. Большинство криминальных структур выступает в качестве канала межстранового вывоза национальных ресурсов (капитала, природных ресурсов, культурных ценностей и т.п.). В данном примере, пожалуй, наиболее ярко проявляется вызов российским властям со стороны глобализации мировой экономики.

4. Изменение характера государственного регулирования. Перечисленные выше «нововведения» тенденции глобализации мировой экономики предусматривают радикальный пересмотр концепции государственного регулирования. В основе самой необходимости такого пересмотра лежат специфические отношения между национальными интересами и интересами ТНК.

Дело в том, что, как уже говорилось выше, современные ТНК обладают огромной экономической мощью, формируя ядро мировой экономической системы. Сегодня ТНК контролируют более половины оборота мировой торговли и финансов, наиболее прибыльные отрасли экономики разных стран. Многие ТНК по экономическому обороту превосходят крупные страны, подчиняют своему влиянию национальные правительства, решающим образом воздействуют на формирование международного права и работу международных институтов. Ведущие 500 ТНК охватывают более 1/3 экспорта обрабатывающей промышленности, 3/4 мировой торговли сырьевыми ресурсами, 4/5 торговли новыми технологиями, около половины мирового ВВП [8]. Подобная экономическая мощь ТНК логичным образом приводит к навязыванию ими отдельным государствам своей модели международного разделения труда, порой крайне невыгодной этим государствам.

В сложившихся условиях роль государства в определенном смысле возрастает, так как на него ложится обязанность и ответственность по обеспечению национальных интересов страны. По мнению некоторых исследователей, государство несет ответственность за социальные последствия экономической политики, регулирует процесс концентрации экономической власти в руках крупных корпораций и монополий [9]. Более того, для трансформирующихся экономик данная проблема еще больше актуализируется и предполагает тонкую балансировку властями национальных и корпоративных интересов [10]. Сам же факт наличия серьезных противоречий в национальных и корпоративных интересах обусловлен географической асимметрией самого процесса глобализации. Так, подавляющее число наиболее могущественных ТНК – американские либо контролируемые американским капиталом. Следовательно, и основные выгоды от глобализации мировой экономики получают в основном США.

Однако цивилизованная «борьба» государства с ТНК в условиях глобализации чрезвычайно осложнена. Это связано с тем, что идеология, лежащая в основе глобализации мировых рынков, предполагает либерализацию государственного регулирования, минимальное вмешательство национальных властей в работу рыночного механизма. В таких условиях любое грубое давление государства на ТНК, во-первых, как правило, вступает в противоречие с нормами международного права, а во-вторых, инициирует контрнаступление ТНК по всему фронту их экономических связей с национальной экономикой. В то же время принципиальная возможность взятия ТНК под государственный контроль остается. Об этом говорит тот факт, что наряду с географической асимметрией самого процесса глобализации наблюдается географическая асимметрия в построении национальных систем государственного регулирования. Так, если в странах экономического ядра – США, Японии и ведущих стран Западной Европы – продолжается формирование разветвленной системы механизмов государственного регулирования, в том числе корпоративного, то в странах экономической периферии насаждается идеология тотальной либерализации экономики.

Таким образом, учитывая проводимую ТНК политику «двойных стандартов» в отношении государственного регулирования, государство сейчас должно и, главное, может формировать и проводить в жизнь довольно тонкую политику по врастанию в корпоративную мировую экономику. Как же в этом смысле обстоит дело в России?

Сейчас здесь, как правило, наблюдаются две крайности. Либо государство бездействует, в результате чего агрессивная политика крупных иностранных компаний и ТНК успешно завершается, о чем говорят приведенные ранее примеры поглощения российских предприятий, либо государство использует грубые запреты на участие иностранного капитала, как, например, в банковском секторе. Все это говорит о том, что российские власти пока не овладели даже начальными навыками эффективной работы с ТНК в условиях экономической открытости. Совершенно очевидно, что сохранение такого положения дел в течение еще некоторого времени приведет к потере Россией своих позиций в мировой экономике в качестве одной из ведущих технологических держав и к превращению страны в рынок сбыта продукции иностранных ТНК.

«Корпоративная модель» госсектора как инструмент государственного регулирования

Давление на Россию со стороны процесса глобализации накладывается на отсутствие у страны определенной стратегии экономического развития. Технологическая и организационная отсталость многих отраслей экономики и отсутствие отраслевых приоритетов делают Россию особенно уязвимой для захвата ее внутреннего рынка иностранными ТНК. Что же можно противопоставить угрозе экспансии извне?

Разумеется, адекватный ответ российских властей должен предусматривать разнообразные мероприятия. Однако мы сконцентрируем наше внимание на такой специфической форме воздействия государства на экономику как госсектор.

Как правило, в госсектор входят либо очень крупные предприятия, либо огромные сети хозяйственных структур. Это вполне естественно, так как контроль мелких объектов для государства слишком обременителен и в стратегическом плане не оправдывает себя. Поэтому в подавляющем большинстве случаев госсектор строится на основе «корпоративной модели», предполагающей включение в состав госсектора относительно небольшого числа сверхкрупных предприятий, имеющих решающее значение для всей национальной экономики. Например, все атомные электростанции (АЭС) Великобритании подчинены компании «Нуклеар электрик», в которой государство является единственным акционером.

В экономике современной Франции крупные государственные промышленные группы играют еще более значительную роль. По данным на начало 1999 г. в списке тридцати крупнейших в мире по размерам активов компаний, находящихся в государственной собственности, видное место занимают такие французские промышленные группы, как «Томсон» (аэрокосмическая промышленность и оборона), «Аэроспасьяль» (аэрокосмическая промышленность), «Газ Франции» и «Электрисите де Франс» (энергетика), «CEA-Indastrie» (химическая промышленность). При этом группа «Томсон» занимает первое место в Европе и третье место в мире по производству электронной продукции военного назначения, а в производстве бытовой электроники ей принадлежит четвертое место в мире. Группа «Томсон» по существу является государственным холдингом, 75% активов которого принадлежит государству. Группа «Аэроспасьяль» занимает первое место во Франции и третье место в Европе среди производителей аэрокосмического оборудования. Государству принадлежит в этой группе 62,2% капитала непосредственно и 20% через еще одну компанию со 100-процентным государственным участием. На долю государственной компании-монополиста в электроэнергетике «Электрисите де Франс», в которую входят 54 АЭС, приходится 90% производства электроэнергии и 95% электроснабжения. Компания является монополистом не только в области производства и распределения электроэнергии, но ее импорта и экспорта: примерно 12% производимой электроэнергии поставляется компанией в соседние страны. Монопольное положение «Электрисите де Франс» сохраняется, прежде всего, для того, чтобы обеспечить в перспективе долгосрочное планирование развития атомной энергетики [11].

В России в ходе приватизации стихийно сложился экономический сегмент государственных корпораций. Например, около 80% услуг электросвязи оказывается национальным инвестиционным холдингом «Связьинвест», который был создан в 1994 г. Правительством РФ со 100–процентным государственным участием. Компания владеет контрольными пакетами 82 региональных телекоммуникационных компаний, включая компанию «Ростелеком», являющейся российским оператором междугородной и международной связи. Через ОАО «Связьинвест» обеспечивается государственное управление практически всей электросвязью страны. Аналогичная ситуация сложилась в электроэнергетике, где бесспорным лидером является РАО «ЕЭС России», которое находится в составе государственного сектора (государственный пакет его акций составляет 52,7%). В оборонном комплексе насчитывается 35 вертикально интегрированных структур, которые почти полностью определяют состояние отрасли.

Хотя по некоторым признакам российский госсектор напоминает «корпоративную модель» развитых государств, он все же пока еще слишком несовершенен. Это, в частности, проявляется в том, что правительству пока так и не удалось обеспечить ориентацию менеджмента крупнейших национальных компаний на снижение издержек производства [12]. До сих пор даже самые мощные предприятия госсектора не используют в полной мере свои преимущества, оставаясь менее производительными, чем частные хозяйственные структуры [13]. Однако, пожалуй, самая главная проблема заключается в другом – на самом высоком правительственном уровне проводится линия на разукрупнение и постепенную приватизацию находящихся в руках государства крупнейших компаний. Если такая политика будет претворена в жизнь, то, на наш взгляд, Россия потеряет один из важнейших механизмов противодействия негативным последствиям процесса глобализации мировой экономики.

Какое же значение имеют крупные национальные компании (КНК) для национальной экономики? Рассмотрим этот вопрос подробнее.

1. Создание КНК как способ предотвращения негативных тенденций и источник позитивных сдвигов в экономике. Национализация некоторых отраслей экономики с выделением в этих отраслях так называемых «национальных чемпионов», представляющих собой сверхкрупные государственные компании, всегда имеет под собой историческую подоплеку. Наиболее яркие примеры того дает Франция. Так, во время второй мировой войны руководство Германии, обещая французским промышленникам большие выгоды после окончания военных действий, подталкивало их действовать вопреки интересам Франции. Чтобы не потерять в подобной обстановке контроль над важнейшими отраслями промышленности, французскому правительству пришлось национализировать многие предприятия, что и явилось непосредственной причиной возникновения в стране довольно массивного государственного сектора [14]. Таким образом, за счет создания «своих» мощных промышленных компаний Франция смогла отстоять национальные экономические интересы и обеспечить национальную безопасность. В данном случае мы видим, как формирование корпоративного госсектора воспрепятствовало развитию негативной тенденции в «перекупке» французской промышленности немецкими властями.

Другой пример относится к 1963–1969 гг., когда Франция ускоренно реализовывала программу независимых ядерных сил. За эти годы французское правительство потратило несколько миллиардов франков на развитие национальных компаний в отраслях высоких технологий, в результате чего французская оружейная промышленность добилась высокой конкурентоспособности на мировых рынках [15]. За счет подобных действий Франции удалось «запустить» отечественное производство современного вооружения.

В это же самое время во Франции имелась и другая проблема – развитие ядерного оружия тормозилось из-за отсутствия адекватного компьютерного обеспечения. За счет закупок извне решить эту проблему не удавалось, так как США отказывались поставлять Франции новые образцы вычислительной техники. В создавшихся условиях управление французской электронной промышленностью, находившейся под национальным контролем, пошло не по жесткой административной схеме, а на основе либеральной политики регулирования и децентрализации промышленной политики. В результате отставание французского производства компьютеров от американских стандартов так и не было преодолено. Таким образом, недостаточно последовательная «корпоративная» политика в отношении госсектора электронного машиностроения привела к нежелательным для Франции последствиям.

В настоящее время перед Россией помимо проблемы глобализации стоят примерно те же задачи по поднятию стратегически значимых отраслей экономики, которые стояли перед Францией в 60-е годы. Решить эти задачи без опоры на КНК практически невозможно.

2. Создание КНК как способ ускорения развития отдельных участков экономики. В предыдущих работах, посвященных проблеме госсектора, нами было показано, что в подавляющем большинстве европейских стран он выступает в качестве генератора инвестиционной активности[16]. Однако внутри самого госсектора инвестиционная активность хозяйственных структур также неодинакова. Исключительная роль здесь принадлежит КНК. Наиболее ярко этот тезис может быть проиллюстрирован на примере Франции, где как сам госсектор, так и КНК занимали традиционно сильные позиции (табл.1). Так, в период ликвидации последствий нефтяного шока французское правительство вновь перешло к активной промышленной политике, и позиции КНК возросли настолько, что они обеспечили 4/5 всех капиталовложений госсектора. Если же рассматривать традиционный коэффициент инвестиционной активности «капиталовложения/добавленная стоимость», то позиции КНК выглядят поистине фантастическими. В соответствии с нашими расчетами в конце 70-х годов инвестиционная активность французских КНК была более чем в 4 раза выше, нежели на всех прочих предприятиях (табл.2).

Таким образом, в периоды, когда необходимо быстрое «продвижение» определенных отраслей национальной экономики вперед, КНК обеспечивают такую инвестиционную активность, которая даже не на 10–20%, а в несколько раз(!) выше, чем в частном секторе. При прохождении кризисных периодов экономического развития инвестиционная активность КНК падает, пока снова не возникает потребность в акселерации развития каких-либо хозяйственных участков. Подобная гибкость инвестиционных программ КНК превращает их в поистине уникальный инструмент государственного регулирования национальной экономики. В этой связи можно констатировать, что в настоящее время Россия, идя по пути приватизации КНК, обрекает себя на потерю такого мощного регулятора, который впоследствии может оказаться невосполнимым.

Таблица 1. Показатели участия госсектора и КНК Франции в национальной экономике.

Источник: Бизаге А. Государственный сектор и приватизация. М.: Композит. 1996. С.59, 61.

Таблица 2. Относительная инвестиционная активность КНК Франции.

* Под относительной инвестиционной активностью сектора понимается отношение секторального показателя «капиталовложения/добавленная стоимость» к аналогичному показателю для всей экономики, выраженное в процентах; рассчитано по данным табл.1.

3. Создание КНК как способ повышения стабильности экономики. Как справедливо отмечалось в литературе, роль КНК не исчерпывается их удельным весом в общенациональных экономических показателях. Во-первых, КНК закрепляются, как правило, в базовых, системообразующих отраслях экономики (энергетика, транспорт и т.п.), от которых зависит устойчивость и эффективность работы всех остальных отраслей. Контроль со стороны государства за подобными «узлами» экономики позволяет избежать стихийных перебоев и кризисов. Во-вторых, в структуре КНК значительное место занимают предприятия военно–промышленного комплекса (ВПК), роль которых далеко не исчерпывается их оборонными задачами. Как правило, предприятия ВПК являются источником научно–технических инноваций, которые со временем переходят в гражданскую сферу. Это позволяет достичь непрерывности внедрения НТП в гражданских отраслях экономики и избежать периодических технологических застоев. В-третьих, КНК в силу своей специфики призваны повысить стабильность деятельности малых и средних предприятий, находящихся с ними в хозяйственной связке. Данный подход активно отстаивался, в частности, президентом Франции Ж.Помпиду, полагавшим, что «национальные чемпионы» должны защищать мелкие и средние компании–контрагенты, которые либо поставляли бы крупным предприятиям сырье, материалы и т.д., либо закупали их продукцию. Таким образом, стабильность деятельности КНК выступала в качестве залога стабильной деятельности массы других фирм.

4. Создание КНК как способ повышения оперативности и гибкости системы государственного регулирования.         Наличие в экономике страны крупных государственных компаний помимо всего прочего повышает управляемость национальной экономики. Наличие подотчетных государству крупных компаний облегчает процесс регулирования, перенося центр тяжести на методы «точечного» управления отдельными предприятиями. Этой схеме следует, в частности, Франция, где государство, формируя оптимальную структуру госсектора в промышленности, устанавливает контроль, прежде всего, над крупными компаниями, занимающими ведущие позиции в новых и новейших наукоемких и высокорентабельных отраслях, получая тем самым возможность определять направления и контролировать развитие стратегически важных отраслей производства в интересах всего общества.

Место КНК в экономической политике правительства определяется, прежде всего, тем фактом, что в отличие от общих мер макроэкономического регулирования, относящихся преимущественно к косвенным методам, государственный сектор, находящийся под непосредственным контролем государства, предполагает широкие возможности в плане мер прямого (административного) регулирования. Это позволяет непосредственно, причем максимально сильно и точно, воздействовать на объемы, структуру (ассортимент) и цены производимой государственным предприятием продукции. Кроме того, прямая (административная) корректировка деятельности предприятия госсектора позволяет повысить оперативность внедрения в практику принимаемых стратегических решений. Одновременно с этим предприятия госсектора обладают большими возможностями в формировании долгосрочной производственно–инвестиционной стратегии. Эффект «корпоративной модели» госсектора заключается в том, что число государственных предприятий, за которыми необходим особо строгий контроль, уменьшается; проводя консультации с руководством всего лишь нескольких крупных компаний, власти могут быстро корректировать направление развития всей отрасли, к которой относятся эти КНК. В данном случае происходит своего рода экономия административного ресурса государства за счет отсутствия его распыления по огромному числу производственных объектов.

К сожалению, Россия в ходе масштабной приватизации уже в значительной мере потеряла преимущества управления госсектором путем контроля за КНК, а эффект «корпоративной модели» госсектора постепенно истощается. Однако пока эти возможности все еще достаточно обширны и предполагают активизацию инструментов корпоративного управления государственными компаниями.

5. Создание КНК как способ активизации методов индикативного планирования. Некоторыми авторами было совершенно верно подмечено, что современное управление транснациональной корпорацией основано скорее на плановых, нежели на рыночных принципах. Вся экономическая деятельность внутри ТНК осуществляется по существу на основе принципов планового хозяйства, в то время как взаимодействие с внешним окружением осуществляется по законам рынка [17]. Таким образом, все современные крупные компании внутренне тяготеют к методам индикативного планирования, остро нуждаются в этой системе, реализованной на государственном уровне. Применительно к КНК данная тенденция действует с еще большей силой. Соответственно «провязывание» экономики сетью информационно прозрачных КНК способствует построению более эффективной системы индикативного планирования, что в свою очередь придает процессу развития национальной экономики более определенную направленность. Это, в частности, подтверждается практикой разработки 5–летних индикативных планов в Южной Корее, где одним из обязательных «цементирующих» элементов таких планов выступали экономические показатели крупных объектов, возводимых в рамках планируемой пятилетки [18]. Во Франции в рамках так называемых «отраслевых планов», то есть государственных планов по рационализации структуры тех или иных отраслей, происходило планирование создания «национальных чемпионов» (крупнейших предприятий отрасли); финансовая помощь государственным предприятиям также оформлялась в рамках отраслевых планов.

Принципы построения «корпоративной модели» госсектора в России

Резюмируя все сказанное ранее можно констатировать следующее: экспансии ТНК иностранного происхождения можно противопоставить только столь же мощные отечественные компании. Причем, чтобы обеспечить себе контроль над такими компаниями, а также их высокую управляемость государство должно в первую очередь создавать КНК, которые и будут служить основным противовесом иностранным ТНК. На наш взгляд, создание конкурентной среды, какой бы совершенной она ни была, само по себе не может обеспечить баланс интересов государства и транснациональных корпораций. В то же время создание КНК и их неприкрытая поддержка со стороны государства не соответствует современным международным стандартам в области государственного регулирования. Подобные «националистические» методы, как правило, отпугивают зарубежных инвесторов и препятствуют притоку иностранных капиталов. Поэтому подобная политика предполагает множество деликатных моментов. Рассмотрим некоторые из них, с учетом которых Россия, на наш взгляд, могла бы существенно усовершенствовать свою корпоративную модель госсектора, в настоящее время находящуюся в стадии разрушения.

Одним из принципов построения корпоративной модели госсектора является требование «конкурентного сосуществования» КНК и ТНК. Создание крепкого госсектора на базе КНК ни в коей мере не предполагает бездумного «выкорчевывания» из национальной экономики всех ТНК иностранного происхождения. Наоборот, КНК и ТНК должны функционировать в единой рыночной среде на конкурентной основе. Например, в Норвегии, имеющей чрезвычайно развитый корпоративный госсектор, один из принципов промышленной политики предполагает равные условия функционирования для предприятий всех форм собственности. Надо сказать, что подобный подход вовсе не так сильно ущемляет национальные интересы государства. С помощью разумной налоговой, лицензионной, кадровой и социальной политики Норвегии удалось создать такую систему, при которой международные нефтяные монополии, допущенные на норвежский сырьевой рынок, работают на благо всего норвежского народа. В Великобритании «Закон о конкуренции» 1980 г. также распространяет обязательное соблюдение конкурентного поведения на национализированные отрасли и КНК.

В ряде случаев антагонизм между КНК и ТНК вообще трансформируется в систему взаимного сотрудничества. В этой связи показателен пример Франции, где правительство Ф.Миттерана поощряло государственные предприятия к повышению рентабельности всеми возможными способами, в том числе путем установления кооперационных связей с зарубежными ТНК. Хрестоматийным примером подобной кооперации может считаться британская компания «Инмос», которая была создана на государственные средства для работы в области передовых электронных схем и начинала свою деятельность в США в качестве поставщика «IBM».

Другим принципом корпоративной модели госсектора в России должен стать принцип «конкурентного сосуществования» КНК и крупных частных компаний (КЧК) отечественного происхождения. В данном случае речь идет о построении такой системы государственного регулирования, которая опиралась бы не только на КНК госсектора, но и на местные КЧК. В современной литературе отмечалось, что создание государственных промышленных компаний – отнюдь не единственный, а может быть, и не самый лучший инструмент воздействия государства на структуру экономики страны. В данном случае госсектор выполняет в основном роль противовеса чрезмерной концентрации собственности в частных руках. В этом отношении интересен опыт Японии, которая на всем протяжении послевоенной истории реструктуризировала свою экономику, опираясь в основном именно на крупные частные фирмы, и лишь в особых случаях создавала государственные промышленные компании. Упор в японской системе государственного регулирования был сделан на достижение эффективного «диалога» правительственных структур с КЧК. В таких случаях КНК и КЧК являются скорее взаимодополняющими элементами хозяйственной системы, нежели ее конкурентными звеньями.

В ряде случаев диалектика КНК и КЧК приобретает еще менее ярко выраженную конкурентную окраску. Например, при полной или частичной приватизации предприятий госсектора КНК принимают форму КЧК. По этому пути неоднократно шла Франция. Так, только за 1986–1988 гг. там было приватизировано 31 предприятие, большинство из которых были высококонкурентными и приносили прибыль. Так как продаваемые предприятия были достаточно привлекательными, то их акции пользовались широким спросом как у мелких акционеров, в том числе у самих работников данных предприятий, так и у иностранных инвесторов. В данном случае мы наблюдаем очень интересный подход, который можно охарактеризовать как механизм «временного владения» государством КНК. Речь идет о том, что государство создает предприятие (иногда в форме КНК) в соответствующей отрасли, выводит его на высокий уровень эффективности и рентабельности, обеспечивает заполнение соответствующей отраслевой ниши, а затем передает это предприятие в частные руки.

Таким образом, государство берет на себя труд по ликвидации «пробелов» национальной экономики путем создания КНК, после чего, когда рынок уже стабилизирован, оно «сбрасывает» КНК со своего баланса, чем зачастую добивается дополнительного роста эффективности ее работы. Примером тому служит английская компания «Бритиш Стил», которая в результате санации с привлечением государственных средств и закрытия ряда предприятий стала одной из самых рентабельных и конкурентоспособных металлургических корпораций мира. При национализации КЧК имеет место прямо противоположный процесс – образование КНК.

В Японии существует практика создания федеральными министерствами целевых и временных предприятий – коданов (источники их финансирования разнообразны). Их разновидностью являются джигоданы (источником их финансирования выступают соответствующие министерства) [19]. По мере выполнения своих целей данные предприятия расформировываются. Таким образом, сформулированный выше принцип может быть дополнен еще одним принципом – принципом динамичности формы собственности крупных компаний местного происхождения.

В качестве еще одного принципа должно выступать требование строгого ограничения числа КНК. Дело в том, что переполнение экономики крупными предприятиями госсектора отрицательно сказывается на всей рыночной среде и этот процесс должен ограничиваться. Чрезмерное число КНК во многих отраслях приводит к «зарегулированности» экономики и должно строго регламентироваться. Подобного подхода придерживается, в частности, Швеция, где регулирующая роль государства реализуется не через массовое огосударствление производственной сферы, а через масштабное перераспределение бюджетных доходов и дозированное участие государства в работе крупных компаний некоторых базовых отраслей промышленности. Примечательно, что в Швеции проблема крупных фирм имеет своеобразное институциональное закрепление. Так, в Министерстве промышленности Швеции имеются специальные отделения: по проблемам развития крупных предприятий и по проблемам развития государственных предприятий. Кроме того, к компетенции Министерства промышленности относится проблема приобретения шведских предприятий иностранным капиталом и ТНК.

Упорядочение дел в сфере КНК привело к тому, что в Швеции действует холдинг «Procordia AB», который объединяет 15 государственных компаний химической, фармацевтической и машиностроительной промышленности. Кроме того, в Швеции имеются компании ряда базовых отраслей, которые в данный холдинг не входят: LKAB (добывающая промышленность), ASSI и NCB (целлюлозно-бумажная), SSAB (черная металлургия), CELSIUS (судостроение), PKBANKEN (финансы) и др. Таким образом, перечень КНК вполне обозрим, что позволяет сохранять их высокую управляемость.

Еще одним важным принципом организации корпоративной модели госсектора должно стать требование оптимальной (высокой) концентрации производства в рамках КНК. Дело в том, что концентрация производства на крупных компаниях является самостоятельным и чуть ли не самым важным фактором не только эффективности самого производства, но деятельности всей отрасли и решений социальных проблем. Так, во Франции в 1986–1988 гг. реструктуризация французской промышленности не дала тех позитивных результатов, которые от нее ожидали, в основном из-за нерешенной проблемы повышения концентрации производства и капитала, которая была недостаточной в сравнении с аналогичными показателями других стран. Правительство Великобритании долгое время умышленно не препятствовало слияниям компаний, ведущим к монополизации соответствующих рынков, считая подобные укрупнения необходимыми с точки зрения структурных преобразований и повышения международной конкурентоспособности. В результате такой политики по числу отечественных компаний среди 500 крупнейших компаний мира Великобритания занимает 3–е место после США и Японии и имеет корпорации-лидеры в сфере финансовых услуг, а также в области телекоммуникаций, химического, фармацевтического, нефтяного и пищеперерабатывающего производства. Для промышленности Норвегии характерны три особенности: глубокая специализация, экспортная направленность и высокая концентрация производства. К примеру, Норвегия имеет нефтяную КНК «Статойл», через которую получается соответствующая продукция и прибыль, осуществляется контроль всех трубопроводных систем страны, обеспечивается экспорт нефти и газа и осуществляется участие в крупных национальных и международных проектах. Что касается Южной Кореи, то в отношении нее считается общепризнанным, что в основе ее успешной индустриализации лежит опора государства на корпоративный сектор экономики на протяжении последних 40 лет. По существу ставшие уже легендарными крупные концерны–конгломераты – чеболи – были созданы правительством и впоследствии стали проводниками его промышленной политики. О производственно–экономической мощи чеболей говорит тот факт, что в середине 80–х годов 8 ведущих чеболей контролировали половину всего экспорта страны.

Как правило, укрупнение капитала, ведя к росту экономической эффективности, способствует получению выигрыша и в социальной сфере. Например, уровень оплаты труда на крупных фирмах в Германии на 10–15% выше, чем на мелких и средних, в Великобритании и Франции – на 20–25%, в США – на 30%. Таким образом, большая доля экономики, «оккупированная» крупными компаниями, при прочих равных условиях означает более высокий уровень жизни населения.

Обеспечение высокой концентрации производства в рамках КНК предполагает введение в практику государственного регулирования принципа жесткого контроля головных (материнских) предприятий КНК с предоставлением им большой свободы в управлении дочерними предприятиями. Данный принцип развязывает руки руководству КНК для проведения эффективной политики слияний и поглощений. Примером такой системы служит практика управления КНК во Франции, где действовала система жесткого ограничения выхода из-под государственного контроля предприятий госсектора «первого ранга» (материнских компаний) при одновременном предоставлении этим предприятиям большой свободы в отношении покупки и продажи своих филиалов. Такая система позволяет оперативно оптимизировать структуру КНК. Так, за 1988–1991 гг. в госсектор Франции вошло 1100 предприятий, а вышло из него – примерно 500, вследствие чего их число возросло с 2,0 тыс. до 2,6 тыс. Аналогичная свобода действий головных компаний практиковалась и в Италии, где головной холдинг «ЭНИ» решал крупные финансовые вопросы, связанные со слияниями и поглощениями, а также с контролем положения дел в дочерних фирмах; ему, в частности, принадлежал пакет акций 13 частных компаний, включая один финансовый холдинг.

Дополнением к рассмотренному выше принципу должен служить принцип обеспечения высокой интернационализации КНК. В данном случае речь идет о максимальном расширении географической зоны сети филиалов КНК для осуществления экспансии своей деятельности в масштабах мирового рынка. Данный принцип является краеугольным, так как КНК призваны именно для более успешной борьбы государства на мировых рынках. Игнорирование названного принципа, как правило, губительно сказывается на развитии национальной экономики. Например, как указывалось выше, во Франции в 1986–1988 гг. реструктуризация французской промышленности частично «захлебнулась» из-за низкого уровня интернационализации крупных компаний страны. Примером успешной интернационализации служит итальянская производственная группа «ЭНИ», находящаяся под контролем государства, в состав которой в середине 80-х годов входило 280 компаний, из которых 120 действовали за рубежом.

Мировой опыт последнего десятилетия позволяет сформулировать еще один принцип построения системы КНК – принцип высокой отраслевой специализации как самих КНК, так и системы их государственной финансовой поддержки. Этому принципу следовала, в частности, Южная Корея, где в 90-х годах государство и крупные компании совместно определили отраслевые приоритеты, закрепляющие за конкретными лидерами бизнеса их специализацию. Иногда число стратегических отраслей вырастало до 8–10, однако, южнокорейский опыт показал, что оптимальным является выбор 2–3 магистральных направлений развития бизнеса. В дополнение к указанной макроэкономической стратегии специализации с 1998 г. в Южной Корее развернулся аналогичный процесс на микро– и мезоуровне – началось сужение специализации чеболей. Крупнейшие компании проводят своеобразную чистку своих рядов, избавляясь от хозяйственных структур–филиалов, малоперспективных с точки зрения повышения конкурентоспособности на мировых рынках. Во Франции в 1993–1996 гг. проводилась похожая «чистка» КНК – произошел отказ от побочных производств с одновременной концентрацией усилий на основной специализации. Действуя в этом направлении, компания «Эльф Акитэн» продала контрольные пакеты акций в фирмах «Пино-Прентан» и «Компани Женераль дезо», а компания «Пешинэ» сократила свое участие в капитале фирмы «Карбон Лорен» до 40%.

Еще один принцип системы регулирования КНК состоит в том, чтобы при создании или реорганизации КНК отдавать приоритет государственным смешанным компаниям по сравнению с автономными государственными предприятиями. Опыт показывает, что позитивное воздействие КНК на национальную экономику не является вечным – на определенных этапах подобные структуры начинают тормозить экономическое развитие страны. Здесь следует учитывать, в частности, опыт Италии, свидетельствующий, что отрицательное воздействие в большей степени присуще автономным государственным предприятиям (аналогам унитарных предприятий в России), нежели государственным смешанным компаниям (в России это акционерные общества с доминирующим участием государства). Применительно к условиям России это означает приоритет в создании акционерных КНК (неважно, открытого или закрытого типа), по сравнению с унитарными предприятиями. Последние себя оправдывают, пожалуй, лишь в военно–промышленном комплексе.

Кроме того, общемировой тенденцией последних десятилетий является постепенный переход от доминирования государства в КНК, когда государству принадлежит контрольный пакет акций, к участию в их деятельности, когда доля в акционерном капитале является значительной, но не доминирующей. Так, в Германии число фирм, в которых федеральному правительству принадлежало не менее 25% акций, в 1970 г. составляло 697, а в 1982 г. – уже 958. Такая политика, на наш взгляд, должна проводиться на этапах, когда национальная экономика достаточно окрепла и ее дальнейшее функционирование предпочтительнее вести на основе либеральной политики государственного регулирования. Разумеется, данный тезис распространяется и на отдельные отрасли. Это означает, что переход от политики государственного доминирования к политике участия в разных отраслях может быть не синхронизирован во времени. Учет данного факта для России особенно актуален.

Важным принципом построения системы КНК, препятствующим распылению государственных ресурсов, является принцип приоритета КНК при распределении бюджетных и кредитных средств. Хотя данный принцип почти нигде и никогда официально не провозглашался, проводился в жизнь он практически везде и всегда. Так, во Франции в конце 70-х годов, не отличавшихся активностью процесса национализации, на долю госсектора приходилось около 80% субсидий, предназначенных для промышленности. В это же время аналогичная концентрация средств наблюдалась и в сфере государственных закупок: около 60% их объема пришлось на таких гигантов, как «Элекрисите де Франс», Министерство обороны, службы почты и связи. Причем 50% всех закупок приходилось на крупные контракты стоимостью более 10 млн. фр. В Японии при проведении реструктуризации экономики основным кредитором крупных корпораций являлся Японский банк, ресурсы которого в то время не использовались на нужды мелких хозяйственных объектов. Кроме того, крупные японские корпорации получали долгосрочные и относительно дешевые кредиты от крупных частных банков страны. Понятно, что подобные условия кредитования мелкие фирмы получить не могли. В Южной Корее в середине 70-х годов 75% всех банковских кредитов, предоставленных частному сектору, пошло по настоянию правительства на поддержку чеболей, выступавших мощными проводниками государственной политики. Таким образом, явно или неявно, крупные частные и государственные компании оттягивали на себя основную часть финансовых ресурсов страны.

Выше мы рассматривали наиболее важные принципы создания и организации системы КНК. Однако не менее важное значение имеют стратегические принципы оперативного функционирования КНК. Одним из таких принципов в условиях глобализации должен стать принцип приоритетной поддержки КНК крупных отечественных производителей. Классическим примером проведения данного принципа в жизнь служит японская государственная компания «Ниппон телефон энд телеграф», которая до ее приватизации в 1985 г. много лет осуществляла крупные закупки исключительно у крупнейших японских фирм. Лишь с начала 80-х годов государственный рынок телекоммуникационного оборудования начал открываться для иностранных фирм. Однако даже при этом к середине 80-х годов им удалось поставить лишь 5% телекоммуникационного оборудования на японский рынок. Благодаря такой негласной системе приоритетов одной из крупнейших японских государственных компаний страна смогла построить собственную систему телекоммуникационной связи.

Еще один важный принцип заключается в создании эффективной системы взаимодействия КНК и мелких фирм. Образцом в проведении такой политики может служить английская компания «Бритиш текнолоджи», финансируемая из государственного бюджета, которая активно инвестировала в акции небольших инновационных фирм. Кроме того, «Бритиш текнолоджи» гарантировала займы, предоставленные таким фирмам частными банками. «Довеском» к такой системе служила политика правительства М.Тэтчер, предполагающая значительные налоговые льготы инвесторам, вкладывающим средства в небольшие инновационные фирмы. Следует отметить, что игнорирование указанного принципа может незаметно подорвать всю национальную экономику. Примером тому служит Южная Корея, которая в 90-х годах потеряла динамичность развития, как считают эксперты, в значительной степени именно из-за разобщенности крупного и мелкого бизнеса, узости сферы их взаимной кооперации и технологической отсталости малого предпринимательства.

* * *

Реализация всех выше перечисленных принципов, на наш взгляд, позволит сформировать вполне конкурентоспособный госсектор, основу которого будут составлять КНК. Все перечисленные принципы являются достаточно простыми как с содержательной точки зрения, так и с позиции их практической реализации. Однако само принятие «корпоративной модели» российского госсектора пока отсутствует и требует пересмотра властями нынешней идеологии экономического развития страны.

Справедливости ради следует заметить, что мощный госсектор, функционирующий на базе корпоративной модели и реализующий все выше перечисленные принципы, в значительной мере противоречит и существующим международным регулятивным императивам. Однако это противоречие вообще неустранимо. Вопрос лишь в том, в каких формах это противоречие будет выступать. На наш взгляд, создание и развитие сети КНК, ограничивающих деятельность иностранных ТНК, является в любом случае более предпочтительным, нежели такие «грубые» методы как введение таможенных пошлин, которые используют российские власти сегодня.