Неэргодическая экономика

Авторский аналитический Интернет-журнал

Изучение широкого спектра проблем экономики

Наука и технологии: новая модель отношений

В настоящее время наука претерпевает кардинальные изменения. Наука в традиционном понимании отмирает, а на смену ей приходит поток конкретных исследований, базирующихся на современных технологиях. Более того, сама наука должна генерировать новые технологии; в противном случае целесообразность ее существования оказывается под вопросом. В статье рассматривается фундаментальный сдвиг, произошедший в последние десятилетия, когда наука окончательно превращается в совокупность передовых технологий, позволяющих проводить исследования, направленные на решение актуальных проблем. Вместе с тем в последние десятилетия возникли такие технологии и изменения в информационном пространстве, которые сами меняют лицо традиционной науки. В статье рассмотрены некоторые из таких новаций.

В настоящее время наука претерпевает кардинальные изменения. Можно даже сказать, что наука в традиционном понимании отмирает, а на смену ей приходит поток конкретных исследований, базирующихся на современных технологиях. Более того, сама наука должна генерировать новые технологии; в противном случае сама целесообразность ее существования оказывается под вопросом. Таким образом, фундаментальный сдвиг, произошедший в последние десятилетия, заключается в том, что наука окончательно превращается в совокупность передовых технологий, позволяющих проводить исследования, направленные на решение актуальных проблем.

Вместе с тем в последние десятилетия возникли такие технологии и изменения в информационном пространстве, которые сами меняют лицо традиционной науки. Каковы же эти изменения и как именно меняется наука? В данной статье рассмотрим некоторые из таких новаций.

 

Английский язык как семантическая технология современной науки

 

Пожалуй, главное изменение, которое произошло в науке уже давно и которое сейчас можно лишь констатировать, состоит в том, что она стала англоязычной. К этому можно относиться по-разному: этот факт может нравиться или не нравиться, но независимо ни от чего он не перестает быть фактом. Сегодня на успех в науке может рассчитывать лишь тот, кто свободно владеет английским языком, кто все свои работы пишет и публикует на этом языке. Только войдя в англоязычное информационное пространство, человек может хоть на что-то претендовать в научном мире. Даже если современный ученый трижды гениален, но все свои гениальные разработки публикует на русском или китайском языке, он не будет оценен мировым научным сообществом. А без признания последним он так и будет оставаться доморощенным оригиналом. Как ни прискорбно это звучит, но без интеграции конкретного исследователя и всей страны в англоязычную среду никакого успеха в мире науки добиться нельзя.

Доказательств данного факта можно привести довольно много. Например, в соответствии с рейтингом, составленным британским Times Higher Education Supplement, в 2006 г. среди сотни лучших высших учебных заведений мира фигурируют 33 университета из США, 15 из Великобритании, по 7 из Австралии и Новой Зеландии, 3 из Канады. Итог – 65 вузов из первой сотни принадлежат англоязычным странам [1]. Если же сюда добавить и другие передовые вузы, которые полностью адаптировались к англоязычному информационному пространству (например, Национальный университет Сингапура, Токийский университет и т.д.), то этот процент станет еще выше. В данном рейтинге Московский государственный университет им. М.В.Ломоносова занял лишь 93-е место; другие вузы России вообще не попали в «золотую сотню».

Сегодня именно англоязычный мир генерирует все основные научные и учебные инновации. Если такие инновации возникают в стране с другим языком, то она должна «вставить» эти инновации в англоязычные информационные издания, чтобы ознакомить мировую общественность со своими достижениями. Осознание данной ситуации привело к тому, что многие научные и учебные структуры различных стран используют английский язык в качестве рабочего языка. Например, многие голландские и австрийские институты все свои научные отчеты готовят на английском языке, а в Японии большое количество экономических журналов издается только на английском языке. В России также сохраняется давняя традиция издания некоторых академических научных журналов параллельно на русском и английском языках. Однако эти традиции уже, мягко говоря, не поспевают за временем. Таких журналов нужно не просто больше, их нужно намного больше.

Сказанное подводит к следующему выводу: для того, чтобы современный ученый мог заниматься наукой, он в первую очередь должен овладеть ее семантической технологией – английским языком. Однако данный факт вносит очень серьезные коррективы в современную научную и общечеловеческую культуру. Например, если Россия хочет «застолбить» свои позиции на мировой научной арене, она должна хоть и не в полной, но в значительной степени отказаться от своего общегосударственного русского языка как в научных, так и в образовательных учреждениях. Подавляющая часть отечественных журналов по сути дела «вырезана» из мирового информационного пространства только потому, что они издаются на русском языке. Данная проблема, которую условно можно назвать «языковой дилеммой», сегодня очень остро стоит и перед конкретными учеными, и перед научными журналами, и перед вузами, и перед исследовательскими институтами. Работа в русскоязычной среде для многих современных российских ученых становится совершенно бессмысленной. В этом состоит одно из знамений XXI века.

 

Интернет-сайты как информационная технология современной науки

 

Еще одним новым веянием в науке является радикальный пересмотр отношения к печатной продукции. Если раньше все научные инновации должны были быть материализованы в изданных книгах и журналах, то теперь они материализуются гораздо быстрее и проще в электронных книгах и электронных журналах, размещенных в соответствующих Интернет-сайтах. Сейчас формируется новая культура, когда написанные книги, статьи и эссе «выбрасываются» в Интернет-пространство без предварительной публикации на бумажном носителе. Главной проблемой для ученого является закрепление за собой права на свою интеллектуальную собственность.

Что лежит в основе новой тенденции?

Дело в том, что выпуск печатной продукции является делом неизмеримо более трудоемким, дорогостоящим и длительным по сравнению с размещением информации в электронном виде во всемирной паутине. Кроме того, многие научные журналы осуществляют рецензирование поступивших к ним статей. Будет опубликована статья или нет зависит от мнения экспертов – анонимных рецензентов. Если они – беспристрастные профессионалы, то это как-то смягчает проблему, но если данные качества им хоть в какой-то мере не присущи, то велика вероятность, что полезная для науки работа будет отвергнута. Кроме того, даже самые квалифицированные рецензенты не гарантированы от ошибок при оценке той или иной работы. В этой связи размещение научной работы на специализированных Интернет-сайтах представляет собой более демократичную систему информирования общественности о своих результатах. В этом случае исследователя оценивает уже все научное сообщество, а не какие-то или какой-то эксперт сомнительной квалификации.

Целесообразность размещения научных статей в Интернет-сайтах детерминируется также и тем фактом, что официальная журнальная публикация для исследователя, как правило, не имеет коммерческого интереса. В большинстве случаев гонорары в научных печатных изданиях либо отсутствуют, либо носят чисто символический характер. Что касается электронных книг, то при желании к ним можно обеспечить платный доступ, который будет эквивалентен коммерциализации печатной продукции.

Осознание новой тенденции приводит к тому, что многие даже российские журналы официально регистрируют свою электронную версию и выходят параллельно на двух носителях: бумажном и электронном. Более того, в России уже есть и такие журналы, которые выходят только в электронном виде. К их числу относится, например, журнал «Экономическая социология», издаваемый Высшей школой экономики.

В качестве классического примера работы новых информационных Интеренет-технологий можно привести случай российского математика Г.Я.Перельмана, который доказал гипотезу А.Пуанкаре, относящуюся к числу семи важнейших математических проблем современности. Мировая научная общественность узнала о достижении Г.Я.Перельмана из двух препринтов (предварительных научных публикаций), размещенных автором в 2002 и 2003 гг. на сайте архива предварительных работ Лос-Аламосской научной лаборатории (США). В дальнейшем публиковать полученные результаты в каком-либо научном журнале Г.Я.Перельман так и не стал. Тем не менее, это не помешало ему стать призером всех наиболее значительных наград, включая присужденные ему в 2006 г. премию Математического института Клэя (Clay Mathematical Institute) и медаль Филдса. Последняя является самой значительной наградой за достижения в области математики, присуждаемой Всемирным математическим конгрессом раз в 4 года [1]. Любопытным фактом в этой истории являются бюрократические затруднения Математического института Клэя: согласно правилам Научного консультативного совета института, премия в 1 млн. долл. за новое доказательство гипотезы А.Пуанкаре присуждается только в том случае, если оно опубликовано в специализированном журнале, имеющем «международную репутацию». Работа Г.Я.Перельмана этому требованию не соответствовала [2].

В приведенном примере хорошо просматривается триумф современных технологий: семантической (английский язык) и информационной (интернет-пространство). Если бы работы Г.Я.Перельмана были написаны на русском языке и опубликованы в российском научном журнале, то можно только гадать, были бы они вообще замечены кем-нибудь. Более того, случай Г.Я.Перельмана явился для научного мира важным прецедентом и можно полагать, что в будущем Интернет-публикации будут оцениваться как абсолютно полноценные публикации.

Аналогичное использование Интернет-ресурса сегодня характерно для многих ученых. Например, в качестве типичного примера можно привести деятельность американских физиков-теоретиков: Б.Грина и его соавторов, а также их «конкурента» Э.Виттена. По свидетельству самого Б.Грина, после завершения своих трудоемких исследований подготовленные ими статьи тут же были размещены в электронном архиве статей в Интернете, из которого они моментально становятся доступными во всем мире [2, с.185]. Такие действия во многом детерминируются существующим мнением, что многие книги и статьи устаревают еще до того, как выйдут из печати; в лучшем случае устаревание наступает через год-два после выхода работы в свет.

Резюмирующий вывод: чтобы достигнуть успеха в науке современный ученый должен делать акцент на размещении своих работ не в обычных научных журналах, а на специализированных сайтах Интернет-пространства. Такая стратегия позволяет сократить сроки и минимизировать издержки по «продвижению» исследователем своих результатов.

 

«Принцип рядового исследователя» в качестве кадровой технологии современной науки

 

Еще одна интересная закономерность современной науки заключается в том, что ее наиболее видные представители довольно часто оказываются рядовыми учеными без солидного административного ресурса. Стало совсем необязательно занимать высокие должности для того, чтобы тебя признали в науке. Скорее, наоборот: активное администрирование уводит собственно от науки и только затрудняет продвижение вглубь. Для современного исследователя гораздо важнее участвовать в различных научных проектах, нежели занимать высокую позицию в университетских или академических структурах.

Примеров проявления указанной тенденции можно привести много. Так, упоминавшийся ранее Г.Я.Перельман является всего лишь кандидатом физико-математических наук и работает обычным научным сотрудником лаборатории математической физики Санкт-Петербургского отделения Математического института им. Стеклова. Оказывается, для мирового научного признания Г.Я.Перельману не потребовалось защищать докторскую диссертацию, не потребовалось ему и получать профессорское звание, оказалось не нужно становиться директором института или хотя бы заведующим лабораторией. Зато, сэкономив силы и время на кадровых интригах, Г.Я.Перельман очень точно выбрал направление научного поиска и преуспел в нем.

Нечто похожее имело место и с удостоившимся в 2005 г. Нобелевской премии по экономике Исраэлем (Робертом) Ауманом, который до самого выхода на пенсию был профессором при центре рациональных исследований в Еврейском университете (Израиль). Он также не удостоился высоких должностей. Он не стал ни ректором университета, ни деканом факультета, ни хотя бы заведующим кафедрой или директором исследовательского центра. Однако целенаправленное развитие выбранной научной тематики (теории игр) позволило ему «перескочить» все эти должности и подняться на вершину научного Олимпа.

Из сказанного следует вывод: чтобы максимизировать научные результаты современный ученый должен делать акцент на плодотворной тематике и конкретных научных проектах, а не на административной карьере. В противном случае творческие результаты могут быть не слишком впечатляющими. Значительно больше усилий исследователь должен тратить на «саморекламу» в смысле информирования общества о своих результатах.

 

Временные творческие коллективы как производственная технология современной науки

 

Принцип ухода исследователя от активного администрирования и карьерного роста отнюдь не означает, что он должен практиковать различные формы социального аутизма. Наоборот, чрезвычайно важной тенденцией современной науки является работа над проблемами не в одиночку, а коллективами. Никакая большая и по-настоящему масштабная работа не может быть проведена одним человеком. Гений-одиночка может выдвинуть оригинальную идею или концепцию, он может придумать оригинальный метод оценки или оригинальную модель, но он не может, например, сделать комплексный прогноз сложной социальной системы, провести всеобъемлющий маркетинг большого рынка или рассчитать все параметры сложной технической системы. Такие задачи под силу только исследовательским коллективам.

Указанная тенденция в гораздо большей степени характерна для прикладных исследований; для теоретических работ она присуща в меньшей степени. Однако в последнее время и здесь возобладали коллективы. Хрестоматийным примером данной тенденции может служить состав авторов статей в экономической науке. Расчеты убедительно показывают, что доля «сольных» статей с одним автором становится все меньше. Для примера укажем, что в соответствии с нашими оценками, доля статей, написанных в соавторстве (число авторов два и более человека), в таких ведущих теоретических журналах, как и «Journal of Political Economy» и «The Economic Journal», в 2003 г. составляла 73,5% [3] (табл.1). Таким образом, коллективные разработки явно доминируют над индивидуальными.

 

Таблица 1.

Структура журнальных статей по составу авторов в 2003 г., %.

Состав авторов статей

Название журнала

«Journal of Political Economy»

«The Economic Journal»

Всего

1 автор

26,7

26,3

26,5

2 автора

60,0

47,4

52,9

3 автора и более

13,3

26,3

20,6

 

 

Таблица 2.

Структура журнальных статей по составу авторов в 2005 г., %.

Состав авторов статей

Название журнала

«Общество и экономика»

«Вопросы экономики»

«Проблемы прогнозирования»

Всего

1 автор

67,3

67,6

50,0

63,2

2 автора

25,5

24,3

30,9

26,4

3 автора и более

7,2

8,1

19,1

10,4

 

Примечательно, что российские исследователи пока явно не перешли на новый – коллективный – стиль работы. Так, из табл.1-2 видно, что доля исследователей-индивидуалов среди россиян в среднем в 2,4 раза больше, чем среди англоязычных ученых [4]. Среди россиян научные коллективы (3 человека и более) представлены в 2 раза слабее, чем в англоязычном мире. Таким образом, Россия пока в этом отношении идет в разрез общемировым тенденциям. В данном случае речь идет, конечно, не о принципиальном противоречии российской и западной моделей научного поиска, а о том, что Россия идет по новому пути, но так медленно и непоследовательно, что можно говорить о ее «выпадении» из общемировой канвы технологии научных исследований. Кстати говоря, из табл.2 хорошо просматривается тот факт, что более масштабные и прикладные разработки, предполагающие работу с большими массивами информации и проведение трудоемких расчетов (представленные статьями журнала «Проблемы прогнозирования»), в большей степени соответствуют генеральной линии развития, нежели чисто теоретические изыскания (представленные статьями журналов «Вопросы экономики» и «Общество и экономика»).

В настоящее время довольно сложно выполнить в одиночку все этапы современного научного исследования. Сгенерировать идею, оформить ее математически, собрать и обработать эмпирический материал, проработать литературу по выбранной тематике, конечно, можно и одному, но это занимает слишком много времени и сил. Объединение исследователей в коллективы с соответствующим разделением труда приводит к возникновению так называемого синергетического эффекта (сумма и качество работ исследователей-одиночек будет меньше, чем сумма и качество работ коллектива из этих одиночек).

Еще одно любопытное наблюдение, подтверждающее «коллективный принцип»: среди нобелевских лауреатов по экономике просматривается явный «бифуркационный сдвиг»: начиная с 2000 г., «сольные» премии исчезают; вручаются только коллективные премии, причем число лауреатов явно тяготеет к трем. Иными словами, в XXI веке в экономике уже никто не «вытягивает» в одиночку свое научное направление до глобального уровня. В других науках дело обстоит примерно также.

Из сказанного следует принципиальный вывод: чтобы обеспечить себе плодотворную научную деятельность современный ученый должен научиться эффективно работать в научных коллективах. В противном случае исследователь рискует «закопаться» в своей теме и затеряться в информационном пространстве.

 

Прямые экспертные опросы как инструментальная технология современной науки

 

Еще одной чрезвычайно интересной инновацией современной науки является создание различного рода экспертных систем. Речь идет о том, что в рамках традиционной науки формируется нетрадиционное направление, связанное с созданием технологий прогнозирования и оценки различных явлений.

Типичным примером таких технологий может служить Форсайт-технология (foresight), которая предполагает создание картины будущего (как правило, на долгосрочный период). Подобное предвидение предполагает определение ключевых направлений развития, критических технологий, которые будут определять мир, глобальные проблемы и угрозы. Такого рода предвидение коренным образом отличается от традиционных процедур прогнозирования и планирования. Здесь все проблемы определяются на качественном, а не на количественном уровне, соответственно и обычный инструментарий здесь, как правило, не применим. Именно поэтому здесь используются эксперты в качестве исходной информационной основы. И хотя ни один из этапов Форсайта сам по себе не является сложным ноу-хау, вся технология от начала до конца оказывается весьма непростой, будучи многоуровневой, многошаговой и разветвленной системой. Здесь используются анкетирование, всевозможные методы фильтрации оценок экспертов, методы их приведения к единому знаменателю и т.п. Фактически при использовании Форсайт-технологии исследователь работает уже не столько с объективными фактами, сколько с их субъективными образами в головах экспертов, не столько с рациональными логическими схемами, сколько с интуитивными ощущениями и прозрениями специалистов. Можно сказать, что Форсайт-технология противостоит традиционной науке, в то же время сама Форсайт-технология представляет собой самостоятельное научное направление.

Надо сказать, что работа с экспертами вообще чрезвычайно активизировалась в последнее время и в значительной степени подминает под себя классические научные технологии. Например, практически весь исследовательский маркетинг сегодня основан на интервьюировании экспертов и социологических опросах населения, а не на каких-то изощренных математических методах прогнозирования. Если маркетинговые технологии используются в основном на уровне компаний, то Форсайт-метод – это фактически маркетинг на макроуровне и на уровне регионов, а иногда и на мегауровне. Заметим, что Форсайт-исследования по своим целям являются прикладными (маркетинговыми), однако по широте и масштабности изучаемых проблем они ориентированы на уяснение глобальных и фундаментальных аспектов общественного развития. Если сегодняшний исследователь «выпадает» из обоймы Форсайт-исследований, то он рискует не понять основополагающих сдвигов в окружающем мире.

Таким образом, сегодня значительные прикладные исследования требуют проведения исследований на основе современных нетрадиционных технологий. Овладение таковыми является необходимым условием участия исследователя в подобных исследовательских проектах. Резюме: чтобы интенсифицировать свое участие в важных исследовательских проектах современный ученый должен делать акцент на освоении технологии работы с экспертными оценками, а не на традиционном научном инструментарии. Разумеется, противопоставлять экспертные и традиционные методы исследования нельзя, но и не видеть принципиальной разницы между ними тоже нельзя.

Рассмотренные пять ключевых принципов современной научной деятельности не являются «безобидными» инновациями. Фактически они ведут к радикальной реструктуризации всего научного сообщества и научного информационного пространства. Данные принципы являются серьезным вызовом как для отдельных исследователей, так и для целых стран. Ответ на этот вызов каждый формирует сам.

 

От науки к исследованиям, от открытий к инновациям

 

Рассмотренные выше изменения в науке имеют своим следствием некий парадигмальный сдвиг в общественном сознании. Не будет ошибкой утверждение, что сегодня наука превратилась во что-то плохо понимаемое даже самими представителями науки. Что научно, а что ненаучно? Чем должна заниматься наука? Чем она не должна заниматься? На все эти вопросы нет общепринятых, разделяемых всеми ответов. Нет уже и никаких общепризнанных истин, на которые можно было бы опереться при проведении научных изысканий. Многие основы научного знания подверглись либо ревизии, либо жестокой дискредитации. Сейчас известно, что в Солнечной системе вовсе не столько планет, как это считалось 20 лет назад, да и сами планеты уже не совсем те же. Физики ухитрились остановить луч света, что, казалось бы, по определению невозможно. Многие биологи и антропологи отрицают эволюционную теорию Ч.Дарвина. Даже традиционные представления о древних цивилизациях подвергаются нападкам, вплоть до отрицания существования античного мира, личности Чингисхана и прочих хрестоматийных истин. И что характерно, во главе пересмотра истории встал, например, знаменитый математик А.Т.Фоменко, который в своей аргументации опирается на широкий арсенал точных методов.

Как во всем этом разобраться? Например, прав А.Т.Фоменко со своими коллегами при построении новой хронологии истории или нет? С одной стороны, применение математических методов к истории впечатляет и заставляет критически призадуматься над всем тем, что мы знали, а с другой стороны – против группы А.Т.Фоменко выступают не менее квалифицированные математики, которые отвергают исторические нововведения. Кому верить? Самому что ли перепроверить их выкладки? Это невозможно, ибо на это потребуются годы. Иными словами, грань между наукой и обычными гипотетическими построениями постепенно стирается.

Вместе с тем исчезли из обихода и научные открытия в традиционном смысле слова. Сейчас нет ничего сопоставимого с открытием всемирного закона тяготения, электромагнетизма, корпускулярно-волновой природы света, теории эволюции и других классических научных завоеваний. Все новое, что сейчас делается, трудно назвать открытиями.

Что же вытекает из сказанного?

Возникшие логико-фактологические коллизии преодолеваются научным сообществом и широкой общественностью стихийно и довольно оригинально. Невозможность отделить научное от ненаучного, фундаментальные открытия от обычных новых результатов приводит к семантическому сдвигу и определенному пересмотру некоторых понятий. Ключевыми здесь являются две семантические линии.

Первая – замена понятия научной деятельности более нейтральным и менее претенциозным понятием исследований. Исследования могут быть удачными и неудачными, они могут приводить к положительным и отрицательным результатам, они даже могут быть просто ошибочными. Наука же складывается только из удачных, «правильных» исследований. Сегодняшний этап развития человечества требует активной поисковой деятельности, но не вся она может рассчитывать на закрепление в науке. Хотя теперь это уже и не важно. Важно, чтобы эти исследования финансировались и проводились, чтобы они обеспечивали поступательное движение общества. Научность или ненаучность исследований уже не имеют значения, значение имеет сам факт наличия исследований [5].

Типичные примеры, когда исследования не тождественны научной деятельности, – проведение социологических опросов и маркетинга. Во многих случаях ни то, ни другое не предполагает большого научного потенциала от тех, кто такие исследования проводит, но, тем не менее, данный факт не умаляет нужности и важности этих исследований – осуществлять мониторинг рынка и настроений населения необходимо и, следовательно, надо проводить соответствующие исследования. Можно сказать и так: если раньше научная деятельность была шире процесса проведения исследований, то сейчас исследовательская деятельность стала шире научной деятельности. Если раньше первое включало второе, то теперь второе включает первое.

Вторая линия – замена понятия открытия более нейтральным и опять-таки менее претенциозным понятием инноваций. Инновации – это что-то новое (идея, технология, подход, товар, продукт, услуга и т.д.). Инновации могут быть принципиальными (базовыми, существенными) и улучшающими (вспомогательными, несущественными), но и те, и другие в равной степени являются инновациями. Сами различия между двумя типами инноваций сейчас становятся несущественными, главное – чтобы они были. Открытия же всегда носят прорывной, фундаментальный характер. Кроме того, инновации сегодня превратились в обыденное, часто встречающееся явление как в науке, так и в экономике, в то время как для научных открытий всегда характерно свойство редкости. Однако главное сейчас – не получение великих открытий, а обеспечение непрерывного потока инноваций [6].

Таким образом, наука как особый вид деятельности постепенно вымирает, уступая место перманентным исследованиям, генерирующим разнообразные инновации и позволяющим пополнить имеющийся объем знаний. Все претензии на уникальность и истинность, характерные для науки, снимаются. Налицо не просто парадигмальный сдвиг, а, скорее, уже метапарадигмальный, который не просто заменяет старый взгляд на некоторые процессы внутри науки на новый, а формирует совершенно иной взгляд на само восприятие окружающего мира.

 

Технологическая ценность знаний и инноваций

 

Хотя исследования и инновации сегодня воспринимаются как нормальное явление, они все очень строго дифференцируются по своей ценности. Что же лежит в основе их ценностных свойств?

Сегодня ответ на этот вопрос однозначен: ценность инновации определяется ее технологичностью, т.е. заложенным в ней технологическим потенциалом. На первый взгляд, может показаться, что ценность инновации должна определяться некими основополагающими идеями, которые собственно и генерируют данную инновацию. Однако сейчас данный тезис постепенно устаревает. До тех пор, пока идея не приобрела форму технологии, она воспринимается как «полуфабрикат» на рынке инноваций, который сам по себе никому не нужен. Когда же идея приняла форму технологии, она уже представляет собой «конечный продукт» рынка инноваций, который может быть востребован различными контингентами экономических субъектов. Таким образом, ценность инновации определяется на конечном этапе ее жизненного цикла, когда происходит ее непосредственная капитализация. Такой технологический критерий ценности инноваций вполне логичен для технологической цивилизации.

Выдвинутый нами тезис можно проиллюстрировать на двух примерах, которые являются чрезвычайно показательными и вбирают в себя суть произошедших изменений в исследовательской деятельности.

Первый пример. В 2005 г. Нобелевская премия по экономике была присуждена Исраэлю (Роберту) Ауману за вклад в понимание и анализ теории конфликтов и сотрудничества, разработанной на основе теории игр [1]. Хотя в такой формулировке фигурирует слово «понимание», которое предполагает некое глубокое идейное содержание, премия все же была присуждена за усовершенствование математического инструментария теории игр. Иными словами, И.Ауман создал новые технологии исследования, которые могут быть использованы для изучения широкого класса проблем. Именно этот факт был оценен научной общественностью. Об этом же свидетельствует и комментарий состоявшегося вручения Нобелевской премии самого И.Аумана, который признался, что в экономике как таковой он не слишком глубоко разбирается [3]. Таким образом, для сегодняшней экономической науки высшую ценность представляют не конкретные знания экономистов, а исследовательские технологии. По сути дела инновации в сегодняшней экономической науке – это математические и компьютерные технологии.

Второй пример. Сегодняшние западные традиции предполагают, что экономист-профессионал – это человек, владеющий одним из трех канонических направлений исследований. Первое предполагает скрупулезное математическое описание реальных экономических процессов. Данное направление, как правило, называется математической экономикой и мало чем отличается от собственно математики. Второе направление предполагает филигранное владение методами обработки эмпирического (статистического) материала. Данное направление называется эконометрикой и предполагает владение специфическими разделами математики и широким классом программного продукта. Третье направление предполагает построение компьютерных поведенческих (имитационных) моделей. Оно так и называется компьютерным моделированием и предполагает умение создавать сложный программный продукт. Таким образом, если человек хочет стать полноценным экономистом, он должен стать либо математиком, либо эконометриком, либо компьютерщиком. Такая довольно жесткая альтернатива обусловлена тем фактом, что для зарабатывания денег экономист-профессионал должен обладать специальными технологическими навыками, которыми владеет далеко не каждый человек. Фактически сегодняшний экономист – это исследователь, владеющий специальными исследовательскими технологиями. Если экономист не обладает специальными технологическими навыками, то он не имеет никакой ценности и платить деньги ему не за что. Есть и более прикладные экономические специальности, которые менее математизированы, например, специалист по финансовому инжинирингу. Однако такие специалисты точно так же являются технологами в области финансовых сделок и операций. Подобные примеры можно продолжать с одинаковым итогом – ценятся и оплачиваются сегодня только технологические навыки. Подытоживаем: процесс генерирования инноваций базируется на умении пользоваться существующими технологиями и развивать их в соответствии с решаемыми исследовательскими задачами.

Приведенные примеры касаются экономической науки, но для других наук ситуация обстоит таким же образом. В рассмотренных примерах примечательным является то, что в экономических исследованиях сейчас главенствует количественный подход, несмотря на то, что они по своей сути должны быть все-таки преимущественно качественными. Фактически речь идет о том, что сообщество экономистов готово мириться с подобным противоречием, лишь бы сохранить примат технологий над всеми остальными сторонами исследований.

Таким образом, триада «исследования-инновации-технологии» образует сложный методологический клубок, скрепленный жестким прагматизмом. Диалектическое взаимодействие между тремя составляющими примерно таково: исследования базируются на технологиях и своим итогом имеют инновации; конечным итогом инноваций являются новые технологии, которые служат основой для проведения новых исследований.

 

Сегрегация исследовательского контингента

 

Нынешняя эпоха – это, безусловно, эпоха глобализации. Наука и исследовательская деятельность охвачена этим явлением, пожалуй, в большей степени, чем любые другие виды человеческой деятельности. Между тем уже очень явственно проявляется и контртенденция – сегрегация научного сообщества на отдельные группы. Прежде, чем перейти к связи этого явления с триадой «исследования-инновации-технологии», рассмотрим его более подробно.

Сегодня наука характеризуется не просто высокой степенью специализации, но и существованием различных течений внутри каждого научного направления. Большинство кафедр, лабораторий, университетов и журналов придерживается своих собственных научных стандартов и традиций. Можно сказать, что все они работают в рамках неких научных групп (школ [7]), исследовательские нормы которых довольно сильно различаются между собой. Разумеется, некая общая основа между ними остается, но при рассмотрении конкретных вопросов они идут совершенно различными путями и используют разные инструменты и технологии, включая свою аксиоматику, терминологию, аргументацию и логику. Хотя данные научные школы как таковые не декларируются, но по факту они являются таковыми. Исследователь, не укладывающийся в стандарты, установленные определенной научной школой, данной школой будет отвергнут и ни о каком признании его заслуг не может быть и речи. Данный принцип соблюдается довольно строго и создает серьезные барьеры для формирования единого научного информационного пространства.

Расчленение больших научных направлений на субнаправления ведет к образованию, строго говоря, уже не научных, а исследовательских школ. Разумеется, не следует преувеличивать исследовательский антагонизм этих групп, но и не следует его отрицать как некую реальную, хотя и подспудную тенденцию.

Какова же причина указанной исследовательской сегрегации?

На наш взгляд, ответ таков. Утрата всеобщих, универсальных критериев научности и истинности знания приводит к тому, что данные критерии формируются местными исследовательскими сообществами. Фактически местные критерии истинности замещают и отчасти восполняют общие критерии. Но так как без исследовательских критериев и стандартов никакая осмысленная поисковая деятельность невозможна, то и исследовательская активность перемещается внутрь отдельных исследовательских школ. Соответственно отбраковка неудачных исследований и результатов происходит в рамках местных критериев истинности. Тем самым уменьшается ошибка первого рода, когда одобряется неверный результат. Но одновременно с этим растет вероятность ошибки второго рода, когда местные нормы и традиции в силу своей неадекватности могут приводить к отрицанию правильного результата.

Теперь выясним, почему и каким образом произошла сама утрата всеобщих критериев истинности и «правильности» научного знания. На наш взгляд, причина такого положения дел кроется в специфике нынешнего этапа развития общества: беспрецедентное расширение исследовательской деятельности привело к возникновению непрерывного потока инноваций; огромное число инноваций образует рынок инноваций, в основе которых лежат технологии; рынок технологий предполагает их конкуренцию; конкуренция технологий приводит к формированию механизмов селекции и закрепления технологий. И также как на обычном товарном рынке не всегда и не сразу плохой товар исчезает и может даже «победить» товар лучшего качества, так и на рынке инноваций не всегда и не сразу лучшая технология занимает монопольное положение. Результат – сосуществование большого числа исследовательских парадигм, критериев и традиций.

Примечательно, что в основе расширения исследовательской деятельности лежит колоссальное расширение и развитие экономических рынков, которые требуют своего оснащения, поддержки и осмысления в виде разнообразных исследований. Вместе с тем интенсификация исследований приводит к возникновению рынка инноваций и технологий. Тем самым формируется замкнутый цикл «рынок-исследования-рынок», ведущий к бесконечному саморазрастанию экономических рынков, включая рынок технологий.

Здесь уместна еще одна аналогия. В обыденной жизни существует мода, а в искусстве – стили. В исследовательской практике эквивалентом данных понятий выступает технология, которая, с одной стороны, всегда задает определенный стиль исследования, а с другой стороны – отражает определенную исследовательскую моду. Начиная со второй половины XX века, мода на различные продукты стала быстро меняться, а стили в искусстве – быстро множиться [8]. Сегодня данная тенденция распространяется на инновации и технологии – их много и они быстро меняются. Исследовательские инновации и технологии подпадают под это правило.

Факт сегрегации исследовательского сообщества имеет и одно чрезвычайно важное следствие, заключающееся в том, что адекватная оценка конкретного исследования и исследователя затруднена или даже невозможна. Так как каждая исследовательская школа задает свои критерии оценки, то исчезает методологическая основа для объективного определения значимости того или иного исследования (исследователя). В результате попытки содержательного анализа исследований квалифицированными экспертами часто наталкиваются на субъективность и тенденциозность, а попытки формализации процедуры оценки, например, путем учета индекса цитирования в последнее время дают еще худший результат [4]. И в том, и в другом случае огромную роль играет принадлежность исследователя к той или иной группе (школе). Данное положение дел уже приводит к тому, что Нобелевские премии иногда вручаются несправедливо – отнюдь не первооткрывателям и генераторам базовых инноваций [4]. Здесь опять-таки уместна экономическая аналогия с брендом: иногда худший товар стоит дороже лучшего и при этом лучше раскупается. Главными критериями оценки исследований становятся время и интуиция.

 

Анонимность и безымянность исследований

 

Еще одним новым явлением в исследовательской сфере становится анонимность и безымянность некоторых исследований. Пока, по-видимому, еще рано говорить о какой-то даже скрытой тенденции; речь идет о единичных случаях, но они уже есть и это нельзя игнорировать. В качестве примера подобного рода явления можно привести оригинальное философско-методологическое эссе под названием «Третий инстинкт», размещенное в Интернете [5]. Автор данной работы не указал ни своей фамилии, ни своих координат (по указанному адресу электронной почты связь отсутствует). Между тем в указанном эссе имеются великолепные догадки, которые вносят существенный вклад в теорию систем и теорию эволюции. Почему же тогда, казалось бы, не указать свое имя?

На наш взгляд, ответ опять-таки кроется в специфике современного рынка инноваций. Борьба за авторство имеет смысл только в том случае, если инновация предполагает дальнейшую капитализацию. Если таковой не предвидится, то и само авторство теряет смысл. В нашем примере новая философско-методологическая концепция (технология) познания и исследования социальной эволюции не предполагает дальнейшей коммерциализации – ее нельзя продать и за нее в будущем нельзя получить Нобелевскую премию. Остальные выгоды сейчас представляются эфемерными: при переполненности рынка инноваций соответствующими авторами и быстром устаревании инноваций еще одно имя ничего не решает и, скорее всего, быстро забудется. Кроме того, не исключено, что в ближайшее время предложенная схема будет кем-то усовершенствована или радикально пересмотрена, т.е. новая инновация «убьет» старую. В то же время указание авторства чревато жесткой и не всегда заслуженной критикой. Учет таких обстоятельств делает анонимность электронной рукописи вполне оправданной. Кроме того, тенденцию к анонимности исследований усиливает факт их коллективности, когда у инновации и нового результата, как правило, много имен.

Рассмотренный пример фиксирует еще один важный эффект на рынке исследований: в некоторых случаях исследователи отказываются от дивидендов, заложенных в создаваемых ими инновациях, в пользу общества. Вряд ли такое явление станет массовым, но не учитывать его нельзя. Само наличие такого явления – знамение времени.

Толерантное отношение к приоритету в интеллектуальной сфере со стороны авторов инноваций дополняется еще и пренебрежительным отношением к авторству со стороны потребителей интеллектуальной продукции. Например, сегодня большинство российских студентов пользуются информационными ресурсами Интернет-сети без всякой оглядки на то, кому принадлежит тот или иной информационный блок, «выдернутый» ими из информационного пространства Сети. Иногда такого рода процессы приводят к так называемому интеллектуальному пиратству и «Интернет-плагиату», которые сами по себе являются знамением нашего времени [6]. Также как уже давным-давно мало кого интересует, кто, где и как вырастил бананы, которые мы поедаем в любое время года, так и сейчас большинство людей уже не интересуется тем, кто, где и как сгенерировал ту или иную инновацию. Инновации превратились в массовый товар, создатель которого остается анонимным и сам по себе никому не интересен. Соответственно в таких условиях биться за свое авторство и научный приоритет имеет смысл лишь тогда, когда это сулит конкретные выгоды; в противном случае подобные действия сопряжены с бессмысленной тратой времени и сил.

 

Инновации и ценности

 

Анонимность исследований подводит к необходимости рассмотрения еще нескольких аспектов инноваций. Прежде всего, следует отметить, что знание может быть «активным» (алгоритмизированным, технологичным, направленным на достижение конкретной цели) и «пассивным» (общим, абстрактным). Технологичное знание есть ноу-хау и при наличии необходимого опыта оно превращается в навыки, которые на соответствующих рынках труда получают свою стоимостную оценку (капитализацию). Учитывая сказанное, можно утверждать, что сегодня мир отторгает «пассивное», абстрактное знание, и все больше требует технологического знания и конкретных навыков, которые могут быть использованы для дальнейшей созидательной деятельности. Соответственно, если человек является носителем полезных технологий, то его рыночная цена велика; если же он обладает лишь общими знаниями, то его цена близка к нулю. Обладатели технологий стараются их продать, владельцы общего знания стараются его просто передать. И в том, и в другом случае авторство носит подчиненный характер.

Еще одной стороной рассмотренной проблемы является парадокс, который можно назвать парадоксом инновационного агрегирования. Его суть состоит в том, что потребности общества в инновациях возросли колоссально и привели к тому, что инновации превратились чуть ли не в самую главную ценность современного мира. Вместе с тем огромное количество инноваций приводит к обесценению каждой конкретной инновации. Таким образом, возникший парадокс представляет собой наложение двух линий в развитии явления: инновация как мегатенденция (совокупность всех инноваций) обретает огромную общественную ценность, а инновация как микротенденция (отдельная конкретная инновация) ее теряет. Такой эффект связан с тем, что частные инновации, хаотично разбросанные по мировому информационному пространству, сами по себе не образуют систему и в связи с этим не имеют вектора развития. Между тем без такого вектора частные инновации не имеют глубинного смысла, а следовательно, и высокой общественной ценности. Вектор же инноваций формируется только при их мегаагрегировании [9]. Таким образом, на высокую общественную ценность претендует явление инноваций в форме мегатенденции, а инновации в форме микротенденции претендуют в основном только на коммерческую ценность.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. МГУ едва не вылетел из сотни лучших вузов мира// «Новые известия», 06.10.2006.

2. Грин Б. Элегантная Вселенная. Суперструны, скрытые размерности и поиски окончательной теории. М.: Едиториал УРСС, 2004.

3. Нобелевский потенциал Израиля// «Спектр», №10(088), октябрь, 2005 (http://spectr.org/2005/088/kanal2.htm).

4. Свердлов Е.Д. Миражи цитируемости. Библиометрическая оценка значимости научных публикаций отдельных исследователей// «Вестник РАН», №12, 2006.

5. Третий инстинкт (http://instinct3.narod.ru).

6. Константинов Г.Н., Филонович С.Р. Университеты, общество знания и парадоксы образования (http://new.hse.ru/sites/infospase/podrazd/facul/facul_men/kaf_oism/DocLib3).

 

[1] Иногда медаль Филдса называют «математической Нобелевской премией», однако на самом деле статус этой медали, может быть, даже выше обычной Нобелевской премии, так как последняя присуждается ежегодно, а медаль Филдса – раз в 4 года. В то же время вопрос о значимости этих премий остается открытым, т.к. за Нобелевской премией стоит значительное денежное вознаграждение, а за медалью Филдса – незначительное.

[2] Хотя Г.Я.Перельман отказался от всех своих денежных и почетных наград, а некоторые ему до сих пор так до конца и не подтвердили, это не меняет того факта, что все эти награды были ему присвоены.

[3]При проведении расчетов учитывались только «полноценные» статьи, в которых содержатся новые результаты; обзоры, рецензии и комментарии не учитывались.

[4] При проведении расчетов табл.2 так же, как и для табл.1 учитывались только «полноценные» статьи; статьи из рубрик «Письма и заметки» и «Критика и библиография» не учитывались.

[5] Впервые на семантическое деление «наука/исследования» автору указал Е.В.Семенов, который полагает, что со временем слово «наука» может даже вообще исчезнуть из активного обихода.

[6] Впервые семантическое деление «открытие/инновации» в явной форме в беседе с автором подчеркнул А.Ю.Дроздов.

[7] Научные школы здесь понимаются именно как научные группы, а не традиционные научные школы, понятие которых шире и имеет ярко выраженный положительный оттенок.

[8] Внимание автора на факт ускорения смены стилей в музыке, живописи и архитектуре обратил Г.А.Шнапир.

[9] Идею, связанную со структурированием инноваций в форме вектора их динамики, в беседе с автором высказал Л.А.Дедов.

 

 

Официальная ссылка на статью:

 

Балацкий Е.В. Наука и технологии: новая модель отношений// Науковедческие исследования. 2008: Сб. научн. тр. Отв. ред. А.И.Ракитов. М.: ИНИОН РАН, 2008. С. 132-150.

2717
5
Добавить комментарий:
Ваше имя:
Отправить комментарий
Публикации
В статье рассматриваются причины появления и теоретическое содержание новой политико–экономической концепции «продуктивизм», претендующей на доктринальность и замещающей «неолиберализм» и «вашингтонский консенсус». Показаны отличия продуктивизма от предыдущих консенсусных экономических доктрин, выявлены его внутренние противоречия, представлены основные критические замечания оппонентов. Несмотря на то, что некоторые авторы рассматривают продуктивизм в качестве «новой экономики предложения», мы считаем, что трактовать данную концепцию следует не в русле экономических теорий (поскольку она не обладает соответствующими парадигмальными характеристиками), а в рамках семейства политико–экономических доктрин, нацеленных на непосредственное обоснование экономической политики. В данном случае продуктивизм «вливается» в американское семейство доктрин национального девелопментализма, имеющего длительную историю и острую востребованность в настоящий период.
В статье описывается аналитический алгоритм расчетов с использованием эконометрических моделей для определения регионально–отраслевых кластеров с высоким значением технологического эффекта масштаба, что, в свою очередь, позволяет выделить производственные зоны на территории России с максимальными технологическими резервами и перспективами. Опираясь на традиционный инструментарий инвестиционного мультипликатора, авторы предлагают схему расчета капиталовложений, дающую возможность осуществить быстрый технологический рывок в идентифицированных регионально–отраслевых кластерах страны. Методические разработки апробированы на двух группах, относящихся к аграрному сектору, – основной и контрольной, включающих по семь субъектов Российской Федерации. Обсуждается вопрос о реализации селективной инвестиционной политики для поддержания экономического роста и обеспечения резкого увеличения эффективности действующих передовых производств.
В статье предлагается процедура распределения инвестиций между регионами на основе оценки их производственных достижений. Для этого учитывается отдача от инвестиций и эффект масштаба, что создаёт основу для построения технологических и инвестиционных матриц для последующего выявления наиболее перспективных регионально–отраслевых кластеров. Процедура апробирована на примере сельского хозяйства применительно ко всем субъектам Российской Федерации. Предлагаемая схема селекции инвестиционных потоков на разные нужды (расширение производства, исследования и разработки, заимствование и внедрение новых технологий) в разных регионах противостоит традиционной российской практике выравнивания регионального неравенства. Вместо субсидирования отстающих регионов предлагается стимулировать развитие регионов–лидеров с последующей передачей их прогрессивного опыта остальным территориям. В этом случае у каждого региона появляется своя миссия в терминах инновационной экономики: одни выполняют роль передовых производственных кластеров, обеспечивающих технологические прорывы, а другие – перенимают лучшие практики и тем самым улучшают качество экономического пространства страны. Обсуждается процедура межрегиональной диффузии передовых форм производства с учётом подотраслей и отдельных направлений производственной специализации.
Яндекс.Метрика



Loading...