1. Введение
Непосредственным поводом для данной статьи послужил выход в свет новой книги Н.Талеба [1]. Ее название недвусмысленно говорит о поднимаемой в ней проблематике – речь идет о хрупкости (и антихрупкости!) социальных систем. Насколько же актуален очередной фолиант данного автора величиной в 762 страницы увеличенного формата?
На наш взгляд, полностью оправдать такой объем книги в нынешнее время ничем нельзя. И надо сказать, что прочтение книги не меняет этого мнения – она явно рыхлая; читателя не оставляет ощущение, что все это можно было изложить намного короче и четче. Разумность выбранного автором стиля написания гигантского эссе в любом случае остается под сомнением. Не удивительно, что многочисленные отзывы в адрес книги содержат упреки автора в утрате свежести, избытке апломба и вольных обобщений – «700 страниц самолюбования»; есть восторги и дифирамбы стилю и содержанию со стороны поклонников Талеба – «новый уровень понимания мира» [2]. Все это действительно в той или иной степени присутствует в книге и многократно усиливает эмоции читателей из-за бесконечных философско-литературных пассажей автора. Однако у всей этой научно-литературной смеси есть оборотная сторона – надо признать, что поднимаемые в книге вопросы действительно являются суперактуальными и архиважными. И Талебу в очередной раз удается сказать кое-что новое и важное, в связи с чем его книга заслуживает самого пристального внимания.
Оговоримся сразу, что обсуждение книги имеет смысл и потому, что многие мысли и пассажи Талеба предполагают определенное логическое упорядочивание, дополнительные примеры и интерпретации. В этом смысле «Антихрупкость» выступает в качестве мощного сигнала, способного пробудить разнообразные плодотворные «доработки». Пожалуй, в этом и состоит ее истинная ценность.
Если же вернуться к главному вопросу книги, то он буквально на глазах приобретает все большее значение – уже после выхода издания в свет. Это связано, прежде всего, с политической и экономической обстановкой в мире. Генеральный тренд в развитии почти всех стран выражается фразой «колосс на глиняных ногах». Сегодня трудно найти государство, к которому нельзя было бы применить эту сакраментальную формулу. Мы наблюдаем метания политического истеблишмента США, гибель Украины как суверенного политического субъекта; видим, как трещит по швам Евросоюз и как лихорадит Россию. И этот список можно продолжать и детализировать почти бесконечно. Тем самым можно констатировать, что все части мировой экономики обрели качество повышенной хрупкости, грозящей в любой момент проявиться в полной мере. В связи с этим логично задать вопросы: что произошло? Чем все это грозит? И что можно сделать для предотвращения катастрофических событий?
В книге Талеба имеются ответы на поставленные вопросы. Возможно, они не являются исчерпывающими и не всех устроят, однако это лучше, чем ничего. Рассмотрим основные вехи новой доктрины Талеба.
2. Потеря термина для эволюционирующих систем
Если абстрагироваться от разных мелочей, то вся теория Талеба – это теория эволюции. И здесь, как оказывается, имеются удивительные провалы в науке. Речь идет, прежде всего, об отсутствии термина для эволюционирующих систем. И Талеб пытается заполнить выявленную лакуну, введя термины хрупкости и антихрупкости. Если термин «хрупкость» достаточно понятен и не требует серьезных комментариев, то его антипод оказывается просто-напросто новым словом почти во всех языках; его аналоги, как правило, отсутствуют в словаре современных языковых систем. Близкими по смыслу к антихрупкости являются такие понятия, как устойчивость, гибкость, эластичность, неуязвимость, жизнеспособность. Однако все-таки они не эквивалентны новому термину, под которым Талеб понимает свойство системы не просто восстанавливаться после стресса (внешнего возмущения), но и повышать свою функциональность относительно исходного состояния. Иными словами, под антихрупкостью понимается способность системы самосовершенствоваться (усиливаться) под воздействием неблагоприятных обстоятельств. Соответственно наличие такого свойства позволяет системам эволюционировать. Тем самым свойство антихрупкости выступает в качестве признака (и, может быть, даже критерия) эволюции. Такими чертами обладают лишь достаточно сложные системы живой природы.
Введя определение антихрупкости и связав его с эволюцией, Талеб в дальнейшем вполне разумно концентрирует свои интересы на изучении этого свойства, которое способно пролить свет на многие таинственные эффекты развития. Прежде всего, надо понять из-за чего оно возникает. Ответ прост – антихрупкость есть результат гиперреакции (гиперкомпенсации) системы на возникший стресс, т.е. реакции, настолько мощной, что она с лихвой компенсирует урон, нанесенный стрессом.
Но какова природа гиперреакции? По мнению Талеба, гиперреакция на неудачи высвобождает избыточную энергию. На самом деле данное утверждение можно немного обобщить: гиперреакция на неудачи высвобождает скрытые резервы системных ресурсов. А это в свою очередь означает, что до момента наступления стресса система обладала избытком (резервом) ресурсов. Отсюда вытекает важный вывод: к эволюции не способны системы, функционирующие на пределе своих возможностей. Следовательно, непременное условие эволюции и антихрупкости – наличие избыточных ресурсов. Это очень сильное утверждение, ибо оно вполне резонно противопоставляется Талебом принципу максимизации экономической эффективности. Дело в том, что данный принцип требует ликвидации всех резервов, ибо в противном случае ресурсы простаивают и используются неэффективно. Однако в этом случае система становится хрупкой и любой даже незначительный стресс способен погубить ее. В этой точке анализа Талеб подходит к главной проблеме современности – примату краткосрочной экономической эффективности в ущерб долгосрочной. Более того, традиционная концепция экономической эффективности не учитывает влияние непредвиденных стрессов и сопротивляемость системы таким испытаниям.
Забегая вперед, подчеркнем следующее: эволюция невозможна без понятия резерва, а динамическая эффективность системы должна характеризовать способность системы к эволюционным подвижкам. В свою очередь эволюция происходит под воздействием стрессов, следовательно, динамическая эффективность подразумевает эволюционную стрессоустойчивость системы в течение длительного периода времени на базе имеющихся резервов; такое понимание является новым подходом в социальном анализе.
Для появления свойства антихрупкости наличие стрессора и гиперреакции выступает не в качестве неустранимого зла, а чем-то желанным и благотворным. Без этих эффектов улучшение систем невозможно. Примеров тому масса. Например, посттравматический рост, закон Вольфа (кости становятся крепче, если их подвергать эпизодическим нагрузкам), прием яда малыми дозами усиливает иммунную систему, периодическое голодание укрепляет здоровье и т.д.
3. Общая схема эволюции
Сказанное позволяет довольно подробно схематизировать процесс эволюции системы на рис.1. Поясним логику разворачивающегося процесса.
Начальное состояние системы характеризуется неким уровнем ее функциональности (результативности) F0. В момент времени Т1 возникает стресс величиной S, понижающий функциональность системы до уровня F1, который все же остается выше критически допустимого FКР. После определенного периода адаптации системы в момент времени Т2 возникает гиперкомпенсация силой H, которая переводит систему на более высокий уровень функциональности F2. При этом соблюдается следующая система неравенств: F2>F0>F1>FКР. Весь этот процесс можно разбить на три эффекта, которые являются необходимыми слагаемыми любой эволюционного движения: эффект стресса – F0>F1 (∂F/∂S<0); эффект резерва – F1>FКР (ΔF=F1–FКР>0); эффект гиперкомпенсации – F2>F0 (∂F/∂H>0). Отсутствие хотя бы одного из названных эффектов блокирует эволюционный прогресс.
Интересно, что эффект резерва в жизненных ситуациях часто игнорируется. Например, его роль огромна в профессиональной сфере. В данном случае можно указать на традиционные жалобы специалистов по поводу того, что их обширные знания на практике используются с небольшим коэффициентом полезного действия, т.е. реальные жизненные ситуации гораздо проще тех задач, которые способен решать специалист. Однако эффект резерва требует именно этого; если же все-таки возникнет сложная ситуация, то специалист с ней скорее всего справится, ибо у него есть резерв знаний и навыков. Если бы у работника отсутствовал такой резерв и он работал на пределе своих профессиональных возможностей, то любая немного более сложная проблема приводила бы к непоправимому ущербу или вообще к катастрофе. Наиболее ярко данный эффект проявляется для врачей и летчиков-испытателей.
Самым таинственным из всех трех эффектов является эффект гиперкомпенсации, который в свою очередь можно разложить на три составляющие: эффект потери (неудачи) (N=F0–F1>0; N – потери); эффект мобилизации (∂H/∂N>0); эффект перестройки (∂E/∂H>0; E – эффективность системных ресурсов R). В данном случае подразумевается, что осознание потерь, вызванных стрессом, приводят к мобилизации возможностей системы (H). В абстрактной кибернетической трактовке данную величину можно назвать способностью системы к перестройке. Если же говорить о реальных социальных системах, то под этой величиной понимаются такие человеческие качества, как мотивация, дух и воля. Активизация этих качеств приводит к реструктуризации ресурсов и росту внутренней отдачи (эффективности) системы. Если функциональность системы (F) выражается в виде произведения массы ресурсов (R) на их эффективность (E), т.е. F=ER, то эффект перестройки можно выразить так: E2–E1>0 (E1 и E2 – эффективность системы в момент времени Т1 и Т2 соответственно).
Теперь можно констатировать, что наиболее туманным среди последних трех эффектов является эффект перестройки, ибо не ясно, как и за счет чего происходит такая реструктуризация системы. Чтобы понять это, надо отдельно рассмотреть два аспекта проблемы – структурный и информационный.
Структурный аспект подразумевает, что все системы неоднородны и состоят из элементов, которые могут быть совершенно не равны по своим функциональным качествам. Грубо говоря, система может состоять их «хороших» и «плохих» элементов. Естественно, что наличие плохих элементов ухудшает функциональные способности системы и от таких элементов желательно избавиться, заменив их новыми – хорошими. Именно это и происходит при оздоровлении любой системы. И Талеб указывает несколько ярких примеров такой системной перестройки. Например, при принятии человеком яда малыми дозами в его организме происходит замещение слабых белков более молодыми и сильными, что в целом укрепляет организм. То же самое происходит при периодическом голодании – запускается процесс аутофагии, когда организм в первую очередь разрушает и поглощает плохие белки [1, с.117]. В социальных системах происходят аналогичные процессы. Например, в кризис разоряются плохо работающие и неэффективные предприятия, а на их место приходят более успешные компании. Но здесь следует заметить, что в социальных системах процесс замены элементов может выглядеть гораздо масштабнее. Например, фирма, старающаяся преодолеть кризис, меняет партнеров, клиентов, ассортимент услуг, способы производства и реализации продукции и т.п. Тем самым происходит отмирание старых социальных связей и технологий и внедрение новых, более прогрессивных. Таким образом, сама эволюция есть процесс ликвидации низовых (слабых) звеньев системы и приумножение верхних (сильных). В этом и состоит эффект реструктуризации системы. Если же учесть, что низовые звенья системы являются хрупкими, а верхние – антихрупкими, то и эволюцию можно трактовать как процесс уничтожения хрупких элементов с их замещением на антихрупкие; результат – рост антихрупкости всей системы. Таким образом, двигатель усовершенствования – безжалостность [1, с.123]; «что меня убивает, делает других сильнее» [1, с.108].
Информационный аспект подразумевает, что перестройка системы происходит на основе новых знаний, за счет чего и достигается ее прогресс в смысле роста эффективности. В этом случае три субэффекта гиперкомпенсации имеют свои информационные аналоги: эффект потери переходит в эффект ошибки, когда возникшая неудача обнажает допущенную ошибку; эффект мобилизации трансформируется в эффект обучения (экспериментирования), когда начинается переосмысление случившегося и поиск выхода из создавшейся ситуации; эффект перестройки превращается в эффект инноваций, когда рождается и внедряется в жизнь новое решение. Запускает всю эту цепочку эффектов факт появления ошибки, которая, по Талебу, всегда несет в себе информацию. В этом состоит благотворность ошибок – они порождают процесс обучения, что и приводит к прогрессу системы.
Все сказанное нуждается в комментариях и дополнениях.
Во-первых, во всех рассуждениях речь идет о строго дозированных стрессах, которые ослабляют систему, но не убивают ее. Если стрессы будут слишком мощными и слишком частыми, то у системы не хватит ресурсов, чтобы противостоять им, и она погибнет. В этом смысле речь идет и об относительно небольших ошибках, которые можно исправить. Однако стрессы не должны появляться и слишком редко, ибо в этом случае система успевает потерять свойство сопротивляемости неблагоприятным обстоятельствам. Типичный пример: человек, периодически теряющий работу, приобретает свойство адаптивности к изменчивому рынку труда; человек же, проработавший почти всю жизнь на одном рабочем месте, в момент его потери оказывается уже, как правило, не в состоянии куда-либо переобустроиться. Фактически речь идет о том, что долгое отсутствие стресса означает долгое отсутствие информации, а это ведет к деградации любой системы.
Во-вторых, позитивными могут быть только периодические стрессы, но не хронические (перманентные). Лучше иногда голодать, а потом объедаться, чем постоянно недополучать питательные вещества. Лучше изредка здорово поскандалить с женой (а потом помириться), чем месяцами с ней не разговаривать и жить под давлением постоянного взаимного раздражения. Лучше физически сильно напрячься, а потом несколько дней полностью отдыхать, чем на протяжении многих дней выматывать свой организм монотонной работой.
В-третьих, стресс может выступать в потенциальной форме и тем самым повышать мотивацию людей. В этом случае нависающая над человеком потенциальная угроза заставляет его мобилизоваться. Например, повысить мотивацию студентов к учебе может только реальная угроза отчисления из вуза. Аналогичным образом работник начинает нормально выполнять свою работу только в том случае, когда возникает реальная опасность быть уволенным.
В-четвертых, способность к укреплению духа представляет собой проявление свойства гибкости человеческой натуры. Дело в том, что этот вывод отнюдь не тривиален: укрепление духа под воздействием стресса выражается в упорстве (консервативности), которое лишь через некоторое время позволяет субъекту измениться и адаптироваться к внешним возмущениям, проявив тем самым гибкость своих жизненных стратегий.
4. Диалектика части и целого
Сказанное уже подвело нас к теме взаимодействия части и целого, однако Талеб на страницах своей книги существенно и очень удачно углубляет ее. В частности, он предлагает нам ряд новых и очень плодотворных интерпретаций.
Прежде всего, заслуживает внимания новая трактовка взаимной ненависти коллектива и индивида. Помимо всех известных объяснений, мы получаем от Талеба эволюционное звучание данного противостояния применительно к экономике. Логика здесь примерно такова. Экономическая система в целом проявляет свойство антихрупкости и эволюционирует благодаря тому, что ее отдельные элементы – предприниматели – являются хрупкими, уязвимыми. Они постоянно экспериментируют с новыми товарами и технологиями, в результате чего некоторые из них разоряются. Однако в целом этот поток бизнес-экспериментов дает обществу массу новых и полезных продуктов. Иными словами, общество (целое) заинтересовано в том, чтобы его индивидам (частям) был причинен вред [1, с.123]. Это и есть источник диалектического антагонизма социума и личности.
Этот ракурс проблемы позволяет по-новому посмотреть и на проблему личности и толпы. Объединяясь в большие группы для массовых беспорядков или войны, люди (части) утрачивают свои собственные интересы, а на смену им приходят интересы толпы (целого). Такая метаморфоза приводит к конверсии индивидуальной психологии в психологию коллективную. Именно этим обстоятельством объясняется тот факт, что в толпе человек может совершить то, на что в обычном состоянии он не способен. Нанося вред отдельным людям, он отстаивает интересы социальной группы, которая, как мы видели выше, всегда требует индивидуальных жертв [1, с.127].
Следующий шаг в развитии данной логики связан с пониманием героизма. Так, по Талебу, герой приносит себя в жертву ради обеспечения интересов общества [1, с.126]. Иными словами, герой (часть) сознательно берет на себя издержки по отстаиванию интересов общества (целого) и тем самым становится «реализатором» эволюционных процессов. Однако эту схему можно дополнительно углубить, отталкиваясь от представления о том, что каждый элемент системы принимает рискованные решения. Следовательно, риски всегда «размазаны» по системным элементам. Но иногда риски (проблемы) накапливаются и становятся опасными для существования самой системы. В этом смысле герои сознательно берут на себя риски (проблемы) системы и других ее элементов. Иногда это приводит к жертвам героев при одновременной «очистке» системы от накопившихся рисков. В этом собственно и состоит подвиг героев. И в этой точке Талеб затрагивает болевую точку современной экономической жизни.
Во-первых, в правовой сфере регулирующие органы придерживаются прямо противоположного принципа – позволяют одним элементам перекладывать свои проблемы на другие элементы, в том числе на саму систему. Например, наемный менеджер банка при банкротстве своей кредитной организации получает многомиллионные бонусы, тогда как было бы логично его отдать под суд и заставить компенсировать потери подотчетного ему банка; все свои управленческие проблемы он безнаказанно перекладывает на клиентов банка. Ректор государственного университета, осуществлявший бездарную политику управления вузом и доведший организацию до полного истощения, получает от государства огромную зарплату и не несет за происходящее никакой финансовой и уголовной ответственности; все свои проблемы он перекладывает на налогоплательщика (народ). Обанкротившийся частный гигантский банк получает финансовую помощь от государства и тем самым сбрасывает свои проблемы опять-таки на налогоплательщика. Проведение политики по наращиванию государственного долга означает перекладывание проблем текущего поколения на следующее. Таких примеров можно привести бесконечно много. Главное в них – отсутствие ответственности отдельных лиц (элементов) за свои решения и действия. При таком развитии событий риски и проблемы могут бесконечно нарастать вплоть до крушения всей системы. При этом все действия экономических агентов являются вполне легитимными, законными.
Во-вторых, в идеологической сфере действует деформированная система ценностей. Отныне герои, которые берут на себя системные риски, не ценятся и не уважаются. Более того, они вызывают насмешки и презрение, тогда как в качестве главного мерила правильности жизни используется понятие успеха. Однако этот пресловутый успех, как было показано выше, зачастую достигается за счет стратегии антигероизма, когда люди перекладывают свои риски на других и толкают общество к катастрофе. При этом успех в основном случаен, тогда как героизм основан на сознательном выборе, исключающем случайность. Несмотря на все это, неправомерный перенос рисков получает этическое оправдание. Тем самым регулирующие органы позволяют, а общественное мнение одобряет опасные для всех экономические стратегии. В этом состоит один из главных парадоксов современной стадии развития цивилизации.
Из сказанного вытекает важная, хотя и очевидная, макроэкономическая рекомендация: регулирующие органы должны запретить перекладывание рисков с одних элементов экономической системы на другие. Это означает регламентирование персональной ответственности почти каждого человека и организации. Несмотря на кажущуюся очевидность данного тезиса, он на протяжении нескольких десятилетий повсеместно и регулярно нарушался. Видимо, настало время выправить ситуацию.
Сейчас все больше голосов звучит в пользу широкомасштабного усиления ответственности. Наверное, одним из первых применительно к сфере международных финансов об этом заговорил Дж.Сорос. Уже в конце XX века он поставил вопрос об асимметрии в отношениях кредиторов и должников [3, с.346]. Так, он справедливо отмечал, что Международный валютный фонд (МВФ), осуществляя регулирование отношений между банками и странами-должниками, все издержки возлагает на заемщиков [3, с.348]. Например, в период мексиканского кризиса 1994 г. иностранные владельцы тесобонос (мексиканских казначейских облигаций) вышли сухими из воды: когда Мексика оказалась не в состоянии погашать свой долг, последовало вмешательство МВФ, в результате чего иностранные инвесторы были спасены, а все издержки по этой операции были переложены на мексиканских налогоплательщиков [3, с.349]. Похожая ситуация повторилась в России в 1998–1999 гг. В результате таких событий возникло политическое движение против помощи инвесторам, участвовавшим в спекулятивных операциях.
В России главным поборником политической ответственности является Ю.И.Мухин, который в качестве средства борьбы от глупости предлагает закон, предусматривающий, что каждый избиратель на выборах помимо бюллетеня с новым составом власти получал бы проект вердикта в отношении старого состава власти, в котором предусмотрено три строки: «Достоин поощрения», «Достоин наказания» и «Без последствий». И если большинство избирателей выберет второй вариант, то президент и члены Федерального собрания сядут в тюрьму на срок своего пребывания у власти [4, с.283]. Несмотря на некоторую утопичность такого предложения, оно направлено на блокирование эффекта перекладывания рисков.
Примечательно, что Талеб с убийственной критикой обрушивается на современных ученых – они, мол, ни за что не отвечают. И далее скандирует принцип: тот, кто делает прогноз или проводит экономический анализ, обязан что-то потерять в случае, если его экспертиза ошибочна [1, с.569]. Однако, как это ни парадоксально, но данный принцип в той или иной форме был реализован в Советском Союзе, по крайней мере, в сфере технологий. В этой связи уместно привести пример из биографии нобелевского лауреата по физике Ж.И.Алферова. Так, будучи еще младшим научным сотрудником Курчатовского института, он работал над проектом германиевых вентилей, когда в один прекрасный день ему позвонил Д.Ф.Устинов – первый заместитель председателя Совета министров СССР и председатель Военно-промышленной комиссии. Д.Ф.Устино;в лично попросил Ж.И.Алферова о том, чтобы ускорить завершение работы на полмесяца. В результате такого разговора Ж.И.Алферов привез в лабораторию одеяло и подушку, стал жить на работе и спать по 4–5 часов, но поручение выполнил в срок. В этом примере видно, что персональная ответственность пронизывала систему от самого верха (Д.Ф.Устинов) до самого низа (Ж.И.Алферов); контролировались и сроки, и качество [5]. В сфере социальных наук принцип персональной ответственности пока не находит своего достойного выражения.
Таким образом, можно констатировать, что идеи Талеба, может быть, не столь уж и оригинальны, но вполне правильны и практически реализуемы.
К сказанному можно добавить и небольшую порцию высокопарности: социум существует до тех пор, пока в нем есть герои; исчезновение героев часто ведет к разрушению социальной целостности. Здесь имеется множество исторических примеров. Ограничимся лишь двумя фактами. Первый связан с деятельностью легендарного американского банкира Дж.П.Моргана, который, несмотря на всю свою деловую рациональность, в разгар биржевой паники сознательно осуществлял операции в ущерб себе, заставляя тем самым рынки успокоиться. Фактически в условиях отсутствия в стране Федеральной резервной системы (ФРС) Дж.П.Морган добровольно взял на себя роль этого макрорегулятора. Логика его рассуждений была такова: лучше сегодня взять на себя системные риски и проблемы, нежели завтра получить обрушение рынка и полномасштабный общенациональный кризис [11]. Аналогичным образом действовали такие античные политики, как Марк Туллий Цицерон и Марк Порций Катон (Младший): они не только рисковали жизнью за Республику, но и сознательно отдали ее за высокую идею. Но пока были живы эти два человека, республиканское правление в Древнем Риме сохранялось; гибель этих людей ознаменовала крушение старого строя и приход тирании [12].
5. Эффект укрупнения и концентрация рисков
Рассмотренный в предыдущем разделе эффект перекладывания рисков (ЭПР) во многом объясняет процесс «переливания» проблем в некие ниши, где они вызревают и получают катастрофическое завершение. Однако это лишь часть механизма возникновения кризисов. Есть еще один мощный фактор, который действует параллельно с ЭПР и имеет самостоятельное значение. Речь идет об эффекте концентрации рисков (ЭКР) в крупных хозяйственных объектах. Здесь имеется множество интересных догадок и закономерностей.
Так, Талеб небезосновательно утверждает, что увеличение коллектива в 10 раз приведет к его полному перерождению – вместо эффективных разговоров на конкретные темы начнутся обсуждения абстрактных понятий, разговоры могут стать даже более интересными, но наверняка менее плодотворными [1, с.143]. Более того, Талеб утверждает, что все слишком большое обречено на разрушение; по его мнению, это свойство универсально и в одинаковой степени применимо к очень крупным млекопитающим, огромным корпорациям и большим правительствам [1, с.144]. На примере больших государств можно видеть важную психологическую закономерность: проблемы социальных групп, с которыми нет непосредственного контакта, чиновниками воспринимаются как абстрактные и решаются чисто формально, а значит, неэффективно. Такой эффект ведет к накоплению ошибок, чреватых большими проблемами.
Талеб приводит еще один очень наглядный и важный пример: проекты стоимостью в 100 млн. долл. более непредсказуемы и чреваты большим ростом издержек, чем проекты стоимостью в 5 млн. долл. [1, с.433]. Тем самым более богатый мир оказывается более хрупким. Отсюда вытекает еще один парадокс: богатство приходит с экономическим ростом, а с богатством приходит хрупкость, препятствующая дальнейшему экономическому росту.
Есть и еще одна закономерность, которая подтверждает все сказанное ранее: с ростом числа переменных, описывающих систему, возрастает и число ложных статистических связей (т.е. ∂m/∂n>0, где m – число ложных связей, n – число переменных системы) [1, с.623]. Иными словами, в больших массивах информации чаще наблюдается шум, а не информация, что порождает множество ошибок, в том числе ложных связей. Как правило, большие системы являются сложными системами, познание которых чрезвычайно затруднено. Соответственно в таких системах накапливаются ошибки, способные привести к непредсказуемым последствиям. Таким образом, большие объекты и системы выступают в качестве генератора ЭКР. Наблюдаемая ныне тенденция к глобализации порождает своего рода гигантоманию – возникают огромные мультиэтнические государства, транснациональные корпорации, громадные политические системы. Все это таит в себе колоссальную опасность. Можно констатировать, что мелкие города-государства средневековой Европы, находящиеся большую часть времени в состоянии войны друг с другом, никогда не порождали масштабных катастроф, которые возможны при столкновении современных государств-гигантов. Талеб связывает это с тем, что случайность (риск) в таких системах была рассеяна относительно равномерно [1, с.158], тогда как в современном мире она сконцентрирована в «центрах силы». Неурядицы в одном из таких «центров силы» способны погубить всю мировую систему. Аналогичным образом дело обстоит в национальной экономике, в которой разорение слишком крупного банка способно вызвать всеобщий кризис. Отсюда Талеб делает вполне разумный вывод о наложении запрета на существование в экономике слишком больших компаний. Это позволит рассредоточить риски и проблемы по системе, а не концентрировать и локализовывать их в одном или нескольких жизненно важных узлах.
Надо сказать, что идея об опасности всего большого получила свое практическое воплощение еще в политике американского президента Т.Рузвельта в 1901–1909 гг. К тому времени в обществе уже стала ясна деструктивная роль крупных корпораций с их неограниченным влиянием на все сферы жизни. Борьба Т.Рузвельта с монополиями создала ему репутацию «разрушителя трестов». По мнению Дж.Строусс, администрация Т.Рузвельта действительно причинила много неприятностей крупным магнатам страны [11], включая таких, как Дж.П.Морган, Дж.Д.Рокфеллер, Э.Г.Гарриман и Г.К.Фрик. Достаточно указать и на тот факт, что против Дж.Моргана и Дж.Рокфеллера было возбуждено судебное антимонопольное разбирательство; против Дж.Моргана имел даже повторный процесс [11]. Сегодня антимонопольные службы почти во всех странах мира ведут борьбу со «слишком большими» компаниями.
Однако нельзя не отметить и спорные места в эффектах укрупнения и концентрации рисков. Наверное, нельзя не согласиться с общим тезисом Талеба, что все слишком большое является хрупким. Но где та количественная грань, которая отделяет слишком большое от не слишком большого? Без четких количественных критериев общий тезис теряет свою продуктивность. Кроме того, здесь есть и очень серьезное противоречие с эффектом масштаба, который для экономики имеет решающее значение. Согласно этому эффекту, уровень эффективности объекта растет по мере роста масштаба его деятельности. И именно поэтому крупные корпорации являются самыми жизнеспособными элементами экономики. По этой же причине самыми сильными и развитыми государствами сегодня являются не Люксембург и Бруней, а такие гиганты, как США, Китай, Индия, Бразилия и Россия. И призыв вернуться к временам городов-государств в данных обстоятельствах выглядит, мягко говоря, неубедительно. По-видимому, все масштабные эффекты являются внутренне диалектичными и требуют более взвешенной оценки.
Не до конца определены Талебом и некоторые моменты, связанные с перекладыванием рисков (проблем) с одних частей системы на другие. Совершенно очевидно, что без частичного перекладывания проблем нельзя построить эффективное общество. Например, неудачи человека на рынке труда предполагают, что ему будут платить пособие по безработице за счет других членов общества – налогоплательщиков. Еще более сомнительной смотрится поддержка многодетных семей за счет средств бюджета, если учесть, что в данном случае централизованно поощряется безответственность в сфере рождаемости. Пытаясь смягчить свои исходные принципы о нежелательности перекладывания рисков, ведущие к доктрине социального дарвинизма, Талеб опирается на так называемую стратегию штанги, которая в социальной политике, по его мнению, означает следующее: защищать очень слабых и позволять сильным делать свою работу, а не помогать среднему классу консолидировать свои привилегии [1, с.255]. Однако и здесь Талеб демонстрирует отсутствие информированности в соответствующей области знания. Дело в том, что гиперболическое распределение доходов учитывается индексом Джини и, как уже всем известно, данный индекс имеет «опасные» зоны. Длительное отсутствие вмешательства в социальную политику на базе принципа Талеба, как правило, приводит к избыточному неравенству, росту социального напряжения, а потом и к революциям. Так что и здесь рекомендации Талеба грешат излишней прямолинейностью и однозначностью. К сказанному можно добавить, что социальная установка Талеба находится в прямом противоречии с его же собственным тезисом о необходимости ограничения всего слишком большого, в том числе чрезмерного богатства. Надо сказать, что здесь Талеб становится заложником своей прямо-таки параноидальной ненависти к экономистам – хотя не плохо бы посмотреть, что ими сделано, а ими детально рассмотрены разные фазы экономического развития стран, когда неравенство полезно, а когда – вредно; стратегия штанги здесь выступает как слишком простая и негибкая стратегия.
6. Алгебра хаоса и порядка
Особого разговора заслуживает вопрос о происхождении стрессов – разнообразных случайных шоков. Как оказывается, здесь также имеются некоторые неожиданные закономерности. Рассмотрим их подробнее.
По Талебу, источником мощных потрясений системы является длительное отсутствие малых изменений. Иными словами, кумулятивная (накопленная) статичность рано или поздно взрывным образом переходит в динамический перепад системных параметров, т.е. в стресс. Отсюда вытекает важный практический принцип: чтобы повысить устойчивость функционирования системы в нее надо иногда добавлять случайные возмущения. Существует множество примеров, демонстрирующих этот неочевидный принцип. Один из них приводит сам Талеб, говоря об эксперименте из двух частей: сначала шарики на столе начинают совершать хаотичные и резкие блуждания под воздействием случайных колебаний столешницы; к существующим колебаниям столешницы добавляют дополнительные колебания малой интенсивности, в результате чего движения шариков становятся размеренными и плавными[1]. Налицо удивительный парадокс: хаос превратился в порядок не потому, что в системе стало меньше хаоса, а потому что в нее добавили еще порцию хаоса [1, с.165]. Отсюда можно вывести первое правило Талеба: хаос (Х), дополненный хаосом (Х'), переходит в порядок (П), т.е. Х+Х'=П.
Пример действия первого правила Талеба в политической системе можно найти еще в античной Греции. Так, члены афинских собраний выбирались посредством жребия [1, с.166]. Иными словами, случайное (хаотичное) распределение политических талантов афинских граждан усиливалось их случайным отбором, что на практике давало вполне приличные результаты и позволяло обеспечить стабильность политической системы. Такую практику Талеб называет политическим отжигом по аналогии с металлургическим отжигом, состоящем в нагреве и контролируемом охлаждении металла; нагрев увеличивает хаос и позволяет атомам перейти в состояние с более высокой энергией; резкое охлаждение «ломает» горячую структуру, заставляя атомы занять более правильное положение [1, с.164]. В экосистеме имеет место аналогичный процесс, когда хаотично возникающие малые лесные пожары периодически устраняют большую часть случайным образом образующегося огнеопасного материала, не давая ему накапливаться; если же систематически предотвращать пожары, делая лес «безопасным», то рано или поздно произойдет большой пожар, который принесет гораздо больший вред [1, с.162]. Похожее явление используется в технике: случайные сигналы SOS слишком слабы для удаленных приемников, но они становятся слышимыми на фоне шума и случайных помех; добавление к сигналу хаотичного шипения поднимает его слышимость выше порога чувствительности [1, с.164].
Еще один практический принцип гласит следующее: стабилизация системы «сверху» чаще всего приводит к катастрофическому росту хаоса. Существует также большое число примеров, демонстрирующих этот принцип. Например, попытки взять под централизованное регулирование цены приводит к тому, что они все равно неожиданно и резко выходят из-под контроля. Политическая нестабильность, которая подавляется диктаторской властью сверху, выходит наружу в виде масштабных революций и массовых беспорядков. Отсюда вытекает второе правило Талеба: хаос (Х), стреноженный порядком (П), часто переходит в суперхаос (хаос в квадрате – Х2), т.е. Х+П=Х2.
Примеров действия второго правила Талеба особенно много в политической сфере. Например, США на протяжении 40 лет поддерживали политический режим Хосни Мубарака в Египте, чтобы избежать хаоса; в результате был сформирован коррумпированный клан местных олигархов, потерявший связь с народом. Итогом такой политики стала революция, многочисленные жертвы и многолетний политический хаос. По мнению Талеба, нечто подобное сейчас происходит в Саудовской Аравии, где поддержание порядка с помощью США позволяет членам королевской семьи жить в немыслимой роскоши, что противоречит всем канонам пустынных племен и тем идеям, которые привели их к власти. Такое противоречие ведет к нарастанию недовольства народа и чревато очередной арабской революцией [1, с.171].
Оба принципа Талеба представляют собой парадоксы[2]. Как же можно объяснить такую странную алгебру хаоса? Какие механизмы приводят в действие столь странные закономерности?
Как оказывается, механизм этот предельно прост и имеет информационную природу. Наиболее ясно он просматривается на примере второго принципа Талеба. Например, силовой вариант подавления недовольства народа в стране лишает систему управления информации о масштабе и проявлениях недовольства, что ведет к накоплению управленческих ошибок. Со временем масса ошибок становится столь большой, что недовольство уже невозможно удержать в прежних рамках, и оно вырывается наружу в виде революционных мятежей. В случае первого принципа Талеба добавление в систему дополнительной порции свободы (хаоса) запускает процесс случайного поиска и экспериментирования, который позволяет оперативно нащупывать хотя бы локальные решения назревших проблем, что, по крайней мере, частично снимает накопившееся внутрисистемное напряжение.
При построении своей алгебры хаоса Талеб активно ссылается на множество примеров и экспериментов. К ним можно добавить теорию А.Хиршмана «выход–голос» [9]. Данная концепция не дублирует схему Талеба, но в каком-то смысле является ее предвестником. Согласно ей, реакция потребителя предполагает две альтернативы: либо агент осуществляет выход с данного рынка, предпочитая продукцию других производителей, либо, не имея такой возможности, он подает голос в виде различных форм публичного возмущения. Как оказывается, в реальности имеется множество форм монополии, когда потребителю некуда деваться, и он вынужден покупать то, что ему навязывает фирма-монополист. Такая ситуация приводит к возникновению недовольства и напряжению в социальной системе, что чревато революцией: если у субъекта нет возможности осуществить «выход» из его «некачественной» системы и эта система не «слышит» его «голос», то сублимированная энергия протеста вырывается в форме силовых протестов. Поэтому современная теория общественного выбора уже оперирует тремя опциями – «выходом», «голосом» и «революцией» [10, с.266]. Опираясь на данное обстоятельство, латиноамериканские диктаторы уже давно не пользуются политикой «железного занавеса», а наоборот, поощряют добровольную эмиграцию своих политических оппонентов и критиков; избавляясь от «источника беспокойства», они могут более последовательно проводить свою политику [9, с.62]. Здесь мы фактически сталкиваемся с ситуацией, когда волюнтарную систему правления (хаос) надо дополнить демократией в форме свободной эмиграции (хаос), чтобы получить порядок, т.е. аналог первого правила Талеба; если исходная система (хаос) будет «повязана» жесткими диктаторскими ограничениями (порядок), то в результате можно получить революцию (суперхаос), т.е. второе правило Талеба.
7. Опциональность и знание
Важность алгебры хаоса становится понятной только при уяснении специфики знания как такового. Для этого следует отталкиваться от понятия опциона или опциональности (О), под которой Талеб понимает сумму асимметрии (А) и рациональности (Р): О=А+Р. Асимметрия заключается в том, что человеку предоставляется возможность выбора из набора разных опций, а рациональность представляет собой ментальный фильтр для отбрасывания плохих опций и сохранения хороших [1, с.278]. Однако опциональность по определению предполагает некоторую свободу, которая позволяет осуществлять практические действия и экспериментировать, в том числе случайным образом. Именно так запускается метод проб и ошибок, позволяющий, в конечном счете, реализовать рациональность – выбрать лучшую возможность. И именно так получается знание. Более того, по мнению Талеба, в большинстве случаев опцион замещает знание [1, с.283]. Это означает, что само по себе умствование мало чего стоит, а все плодотворные идеи, в том числе технические инновации, возникают из практики [1, с.335].
Но и этого мало – почти все значимые открытия были сделаны случайно; и не профессионалами, а дилетантами. Это подтверждается многими историческими фактами. Отчасти это связано с тем, что «профессионалы относятся к знанию так же, как проститутки к любви»; дилетанты более любознательны и менее равнодушны [1, с.497]. Но главное состоит в том, что они экспериментировали. И вот что интересно – исчерпание возможностей случайного экспериментирования и накопление знаний ведет к снижению изобретательской активности. Талеб в этой связи даже делает очень сильный вывод: знания подавляют исследования в сложных областях [1, с.351]. Например, расширение теоретического понимания в синтетической химии шло рука об руку с уменьшением количества новых лекарств. Никакие дополнительные затраты и инвестиции не могут переломить сложившуюся тенденцию. Иначе говоря, нужно благоприятное (случайное!) стечение обстоятельств, которое позволило бы нащупать новую золотую жилу. В терминах алгебры хаоса это означает, что в современную научную деятельность надо добавить изрядную дозу стохастики, чтобы получить принципиально новую информацию. Можно сказать, что наука – это случайное блуждание или случайное экспериментирование в правильном направлении, которое ограничивает саму зону экспериментов. Отсюда понятно, что с течением времени фактор случайного экспериментирования истощается, а отдача от научных исследований падает.
Рассмотренная концепция опциональности во многом развеивает фимиам романтики с процесса научных исследований и заставляет переосмыслить чуть ли не всю историю человечества. Прежде всего, это касается истории науки. Талеб приводит множество примеров, которые говорят о том, что большинство великих открытий было сделано дилетантами и энтузиастами, а не профессионалами. Несмотря на столь радикальный пересмотр традиционных взглядов, он уже давно имеет своих апологетов. Например, Т.Кили много лет отстаивает тезис о неэффективности государственного финансирования науки [6]. Вместе с О.Аль-Убайди Т.Кили приводит множество примеров, которые доказывают его концепцию науки [7]. Опираясь на таковую, он впоследствии выступал категорически против российского проекта «Сколково», подчеркивая его бесперспективность в будущем [8]. Таким образом, и в этом отношении Талеб следует уже проторенным руслом.
Однако в более широком контексте с ролью дилетантов в науке, опциональностью и знанием дело обстоит гораздо сложнее, чем предполагает Талеб. Дело в том, что в рамках усложнившейся науки возможности дилетантов становятся все более сомнительными. Сегодня нелепо уповать на то, что случайные эксперименты ученых-любителей приведут к научным прорывам. Пресловутое случайное манипулирование в науке требует таких временных, финансовых и технологических возможностей, которыми обычный человек, как правило, не обладает. Здесь мы сталкиваемся с эволюционной теорией экономической политики, согласно которой методы управления социальной системой корректируются в зависимости от стадии экономического развития общества [13]. По-видимому, Талеб не знаком с данными взглядами, в связи с чем его тезисы плохо согласуются с ними.
8. Асимметрия, нелинейность и критерий Талеба
Мир подбрасывает нам сюрпризы, которые принимают форму стрессов, однако результаты стрессов во многом зависят от нас самих, от наших решений. В связи с этим главным практическим вопросом является то, как мы можем уменьшить разрушительную силу непредвиденных шоков. Чтобы ответить на данный вопрос, следует учесть несколько обстоятельств.
Первое состоит в нелинейности практически всех процессов социального мира. Например, небольшие дозы облучения необходимы человеку, ибо предохраняют его от раковых опухолей; организм обретает нечто вроде иммунитета. Однако переход интенсивности облучения за критическую черту становится крайне вредным и ведет к смерти. Таким образом, мы наблюдаем эффект нелинейности: то что хорошо в малых количествах, оказывается губительно в больших дозах. Игнорирование этого эффекта приводит к самым печальным последствиям, однако это случается сплошь и рядом.
Второе обстоятельство связано с асимметрией принимаемых решений. Речь идет о том, что последствия одного варианта решений всегда более важны, чем последствия другого [1, с.392]. В данном случае постулируется тот факт, что по-настоящему важным при принятии решения является его отдача (последствия), а не само событие как таковое; а эта отдача всегда асимметрична. Хотя Талеб и не говорит в традиционных терминах, но речь идет о том, что в статистике принято называть ошибками 1-го и 2-го рода. Здесь необходимо учитывать два результата события – выгоду и ущерб. Именно эта двойственность и лежит в основе феномена асимметрии решений.
При взаимном наложении нелинейности и асимметрии возникают довольно сложные ситуации. Например, если пациент близок к смерти, то выгоды от правильного лечения огромны (спасение жизни), а ущерб минимален (так и так смерть). В этом случае целесообразно использовать любые, даже самые рискованные, методы лечения. Если же пациент почти здоров, то выгоды от правильного лечения ничтожны (так и так выживет), а ущерб становится огромным (неправильное лечение может серьезно ухудшить здоровье). В этом случае целесообразно отказаться от лечения и положиться на силы самого организма [1, с.514]. Таким образом, правильное решение в подобных ситуациях теряет универсальность и становится контекстным – все зависит от обстоятельств.
Какие же могут быть даны рекомендации для принятия решений в общем случае? Как надо действовать, чтобы не напороться на разрушительный стресс?
Талеб считает, что нужно отбросить все вероятностные рассуждения и действовать по предельно простой схеме – учитывать последствия разных исходов событий. В этом случае критерий Талеба выглядит следующим образом: max{Ci}<max{Vi}, где Ci и Vi – ущерб и выгоды при реализации i–ого варианта событий. Иначе говоря, необходимо, чтобы потенциальные (максимальные) выгоды принимаемого решения превышали потенциальный (максимальный) ущерб. В простейшем случае достаточно рассматривать два сценария – самый оптимистичный и самый пессимистичный. Тогда критерий Талеба становится еще более прозрачным: ущерб в пессимистичном сценарии (CП) должен быть меньше, чем выгода в оптимистичном сценарии (VО) (см. случай с лечением). Строго говоря, можно даже уточнить критерий Талеба в том смысле, что он требует явного, очень сильного превышения выгоды над ущербом; сопоставимые значения с небольшим перевесом в сторону выгод не достаточны для активного вхождения в рискованные проекты: CП<<VО.
Такая детерминированная схема принятия решений противоречит традиционному экономическому подходу, однако она действительно обладает «антистрессовым иммунитетом». По мнению Талеба, надо бескомпромиссно отбрасывать все проекты, в которых просматривается значительный ущерб. На наш взгляд, это абсолютно правильная установка для субъекта, подстерегаемого огромными рисками на каждом шагу.
9. Заключение: золотое сечение vs стратегия штанги
В завершении разговора об антихрупкости социальных систем можно в очередной раз отметить, что Талеб не открыл ничего нового, но акцентировал внимание на очень важных моментах общественного развития. В каком-то смысле кредо Талеба как раз и состоит в том, чтобы в современных терминах сформулировать то, что было понято еще древними. И это очень ценно. Ключевые идеи Талеба верны и высказаны в пронзительной форме, а пронзительная правда особенно ценна в современном мире.
Вместе с тем следует предостеречь читателя от излишнего увлечения идеями ливанского социального мыслителя. Как это ни прискорбно, но многие их них грешат односторонностью и дилентантизмом. Читатель должен делать скидку на многие излишне категоричные утверждения Талеба. К числу таковых относится и стратегия штаги, заключающаяся в том, чтобы делать ставки на крайние события. Весьма натянутой она смотрится применительно к творчеству самого Талеба: он пишет либо понятные всем литературные эссе, либо научные статьи для специалистов. На наш взгляд, его «Антихрупкость» могла бы содержать меньше литературного запала, но больше научной строгости. Скорее всего, она от этого сильно выиграла бы – так что иногда лучше отойти от пресловутой стратегии штанги. В мире есть все-таки еще и стратегия срединного пути, которая также восходит к глубокой древности, так любимой Талебом; и, надо признать, стратегия «золотой середины» себя зарекомендовала никак не хуже стратегии штанги.
Литература
1. Талеб Н.Н. Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2014.
2. Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса. Рецензии и отзывы// URL: http://www.ozon.ru/context/detail/id/24310355/.
3. Сорос Дж. Открытое общество. Реформируя глобальный капитализм. М.: Некоммерческий фонд «Поддержки Культуры, Образования и Новых Информационных Технологий, 2001.
4. Мухин Ю. Тирания глупости. Спб.: Питер, 2011.
5. Алферов Ж.И., Проханов А.А. «Мы – советские люди»// «Завтра», Выпуск №41(1090), 09.10.2014.
6. Чекмарева Е. «Говорят, что наука – это общественное благо, и она должна быть доступна всем. Это ложная модель»// Портал «Slon.ru», 11.06.2010. URL: http://slon.ru/articles/412190/.
7. Аль-Убайди О., Кили Т. Следует ли государству финансировать науку?// Портал «Inliberty», 08.06.2010. URL: http://www.inliberty.ru/library/study/2339/.
8. Теренс Кили: «Сколково – это очень, очень плохие инвестиции»// Портал «Unova», 04.08.2010. URL: http://www.unova.ru/article/4464.
9. Хиршман А.О. Выход, голос и верность. Реакция на упадок фирм, организаций и государств. М.: Новое издательство, 2009.
10. Мюллер Д. Общественный выбор III. М.: ГУ ВШЭ, 2007.
11. Строусс Дж. Морган. М.: ООО «Издательство АСТ», 2002.
12. Бобровникова Т.А. Цицерон: Интеллигент в дни революции. М.: Молодая гвардия, 2006.
13. Полтерович В.М., Попов Эволюционная теория экономической политики. Часть I. Опыт быстрого развития// «Вопросы экономики», №7, 2006.
[1] Еще более яркий и простой пример проявления указанной зависимости связан с жестко стоящим человеком в вагоне быстро идущего поезда, когда любой внезапный толчок способен сбить пассажира с ног; если же он начинает хаотично топтаться на месте, то рывки вагона амортизируются и теряют свою разрушительную силу.
[2] Мы записали правила Талеба в аддитивной форме, но это можно сделать с одинаковым успехом и в мультипликативной форме: первое правило – Х.Х'=П; второе правило – Х.П=Х2. Так как обе формы записи носят качественный (иллюстративный) характер, то отдать предпочтение одной из них не представляется возможным.
Официальная ссылка на статью:
Балацкий Е.В. Концепция антихрупкости социальных систем и ее приложения// «Общественные науки и современность», №6, 2015. С.116–130.