Неэргодическая экономика

Авторский аналитический Интернет-журнал

Изучение широкого спектра проблем экономики

Роль государственного сектора в национальной экономике: общемировые тенденции

В статье рассматривается значение государственных предприятий для национальной экономики. Показано, что благодаря действию закона Вагнера во всех странах мира роль государственного сектора возрастает. На статистических данных опровергается тезис о преимуществе частного сектора в экономической эффективности. В статье показано, что производительность труда на государственных предприятиях была выше почти во всех странах Европы, а также почти во всех отраслях России.

Наблюдающаяся в настоящее время очень непростая ситуация с отечественным госсектором сложилась отнюдь не стихийно. В основе такого положения дел лежала порочная идеология о принципиальной экономической несостоятельности госсектора. Действительно, идеологи и архитекторы российских реформ исходили из необоснованного тезиса, что госсектор везде и всегда хуже частного сектора. Он якобы не может сравниться по экономической эффективности с частными предприятиями и, следовательно, его надо если и не ликвидировать, то хотя бы минимизировать. В этом направлении и развивались российские реформы на протяжении 12–13 лет.

В этой связи правомерно задаться несколькими животрепещущими вопросами. Насколько правомерна подобная политическая установка по «подавлению» госсектора и предпринимательской инициативы самого государства? Так ли уж плох госсектор по сравнению с частным? Насколько опасно чрезмерное расширение масштабов госсектора? Чего лишается экономика при значительно уменьшении госсектора?

В данной статье попытаемся непредвзято ответить на поставленные вопросы.

 

Государственный сектор и государственные расходы: синхронные тенденции изменения

 

Начнем, пожалуй, с самого интересного и болезненного вопроса: как масштабы госсектора влияют на сбалансированность государственного бюджета?

Важность данного вопроса определяется действием закона А.Вагнера, в соответствии с которым доля государственных расходов в ВВП увеличивается по мере осуществления роста национального производства. Считается (и небезосновательно), что увеличение масштабов госсектора ускоряет рост доли государственных расходов в ВВП. Если это так, то слишком большой госсектор должен восприниматься в качестве угрозы финансовой системе государства, так как рост государственных расходов так или иначе провоцирует рост налогового бремени и государственного долга. Однако возникает закономерный вопрос: насколько же обоснованы подобные опасения?

Как ни странно, но окончательный ответ, подкрепленный эмпирическими исследованиями, на данный вопрос пока не получен. В связи с этим попытаемся восполнить имеющийся пробел в данной проблематике. Для этого сопоставим тенденции в развитии двух показателей (доли госрасходов в ВВП и доли госсектора в численности занятых страны) для 11 ведущих стран мира за более чем вековой период (табл.1). Сразу оговоримся, что оценка произошедших сдвигов наиболее наглядна и объективна именно на длинных временных периодах. Это связано с тем, что в краткосрочной и среднесрочной перспективе рассматриваемые показатели могут флуктуировать, на более же длинных временных участках их изменения принимают более явственно очерченное направление.

 

Таблица 1. Параметры государственных расходов и госсектора ведущих стран мира.

Страны мира

Доля государственных расходов в ВВП, %

Доля госсектора в общей численности занятых, %

1870 г.

1996 г.

1870 г.

1994 г.

Австралия

18,0

36,0

1,4

20,9

Австрия

10,0

52,0

1,9

22,4

Франция

13,0

55,0

2,5

24,8

Германия

10,0

49,0

1,2

15,1

Италия

14,0

53,0

2,6

16,2

Япония

9,0

36,0

1,0

6,9

Норвегия

6,0

49,0

2,2

30,6

Швеция

6,0

64,0

2,2

32,0

Швейцария

16,0

39,0

2,4

14,1

Великобритания

9,0

43,0

4,9

15,0

США

7,0

32,0

2,9

14,5

 

 

Анализ «вековых» сдвигов на основе данных табл.1 позволяет сделать основной вывод: во всех без исключения странах имела единообразная тенденция синхронного роста доли государственных расходов в ВВП и размера госсектора. Таким образом, можно утверждать, что в долгосрочном периоде закон А.Вагнера действительно выполняется в виде незыблемой линии развития мировой экономики. Одновременно с этим его действие сопровождается увеличением предпринимательской активности государства, проявляющейся в росте государственного сектора. Подобная синхронизация двух явлений наводит на мысль об определенной опасности, которая заключена в неограниченном росте госсектора, так как это может привести к чрезмерному обобществлению финансов страны и тем самым подорвать нормальный частнокапиталистический воспроизводственный режим.

 

Таблица 2. Сдвиги в параметрах государственных расходов и госсектора ведущих стран мира.

Страны мира

Изменение доли госрасходов в ВВП за 1870–1996 гг., п.п.

Изменение доли госсектора в общей численности занятых за 1870–1994 гг., п.п.

Эластичность госрасходов по госсектору (Е)

Предельный размер госсектора, %

Австралия

18,0

19,5

0,92

90,2

Австрия

42,0

20,5

2,05

45,8

Франция

42,0

22,3

1,88

48,7

Германия

39,0

13,9

2,81

33,3

Италия

39,0

13,6

2,87

32,6

Япония

27,0

5,9

4,57

20,9

Норвегия

43,0

28,4

1,51

64,3

Швеция

58,0

29,8

1,95

50,5

Швейцария

23,0

11,7

1,96

45,1

Великобритания

34,0

10,1

3,37

31,9

США

25,0

11,6

2,16

46,1

 

 

Однако, как известно, визуально наблюдаемая закономерность иногда может иметь случайный характер. Например, увеличение госрасходов и госсектора могло быть вызвано совершенно разными причинами, которые действовали на протяжении исследуемого периода времени. В связи с этим осуществим более строгую проверку предварительно установленной связи между двумя показателями. Для этого попытаемся установить регрессионную зависимость между долей государственных расходов в ВВП в 1996 г. и долей госсектора в общей занятости страны в 1994 г. [1]

Предварительный тест на наличие линейной корреляции между произошедшими структурными сдвигами в национальных экономиках показал ее отсутствие: коэффициент корреляции между 2–м и 3–м столбцами табл.7 оказался равным 0,67 и не прошел тест на значимость ни при 90, ни при 95%. Таким образом, зафиксированная не очень высокая линейная связь между двумя показателями носит явно случайный характер. Следовательно, искомое уравнение регрессии должно иметь вид нелинейной зависимости. Будем искать искомый статистический закон в следующем виде:

 

                                                                                         (1)

 

 

где Y – доля государственных расходов в ВВП (третий столбец табл.6); X – доля госсектора в численности занятых в экономике (пятый столбец табл.6); α, β и γ – параметры регрессии.

Расчеты позволили получить следующую прикладную зависимость (в скобках под коэффициентами регрессии указаны их t-статистики):

 

                                                                            (2)

 

 

 

R2=0,49.

Коэффициент детерминации и параметры регрессии (2) являются значимыми и, следовательно, сама зависимость (2) может быть признана удовлетворительной.

Нелинейная функция (1) имеет точку минимума для доли госсектора:

 

                                                                                             (3)

 

 

Данный факт означает следующее: до точки X* рост госсектора, вопреки ожиданиям, способствует экономии бюджетных средств государства; превышение критической точки X* ведет к монотонному росту потребностей государства в финансовых ресурсах. Таким образом, достаточно малые размеры госсектора не оказывают разрушительного действия на финансовую жизнь страны.

Оценка величины (3) на основе построенной модели (2) дает весьма скромную цифру – X*=2,13%. Это означает, что кривая (1) корректирует простейшие эмпирические наблюдения только на своем левом очень коротком «хвосте». Именно в этой зоне роль и значение госсектора для финансов страны оказываются неочевидными. Сопоставляя критическую точку X*=2,13% со статистическими данными видно следующее: практически все страны мира давно перешли этот предел и в настоящее время функционируют в режиме значительно более высокого размера госсектора. Тем самым экзотическая левая ветвь кривой (1) может считаться феноменом истории, а весь современный мир лежит вдоль правой, возрастающей ветви эмпирической зависимости (1). Следовательно, можно сделать окончательное утверждение о том, что в нынешних условиях рост госсектора ведет к «разносу» бюджета страны. В этом смысле ограничение роста госсектора должно стать одной из генеральных задач всех национальных правительств.

По-видимому, осознание той разрушительной роли, которую несет в себе госсектор для финансов страны, привело к тому, что, начиная с 80-х годов прошлого века, некоторые страны перешли от «классической» тенденции расширения его масштабов к его сокращению. Именно в эти годы в Австралии, Новой Зеландии и Великобритании начался активный переход к формированию эффективной политики регуляторного цикла «приватизация-национализация». В названных странах удельный вес госсектора в общей занятости за 1980-1994 гг. немного уменьшился [2]. Хотя стран, перешедших на новый, «циклический» режим развития госсектора, пока немного, уже сейчас ясно, что в будущем этот пример станет всеобщим.

В свете установленной эконометрической закономерности становятся вполне понятными и логичными попытки российского правительства «развалить» отечественный госсектор: его существование в прежнем размере отягощало государственную казну. Однако за бортом анализа пока остается вопрос о границах такого развала. Можно ли здесь сказать что-нибудь определенное?

Оказывается, можно. Дело в том, что в соответствии с функцией (1) доля государственных расходов в ВВП имеет точку минимума, когда размер госсектора принимает критическое значение (3):

 

                                                                                             (4)

 

 

Проведенные расчеты показывают, что эта величина составляет Y*=34,21%. Это та «магическая» величина, ниже которой доля госрасходов в ВВП упасть в любом случае не может. Даже если госсектор вообще будет отсутствовать, то доля расходов государства будет еще больше – 37,1%. Таким образом, отметка в 34,2% является тем абсолютным минимумом, который вынуждены обеспечивать промышленно развитые страны мира. Если доля госрасходов в ВВП будет меньше указанной величины, то у страны исчезает возможность создать эффективный госсектор хоть какого-нибудь размера.

Десять из рассмотренных нами одиннадцати стран имеют фактические доли госрасходов, превышающие критическую величину в 34%. За рамками выявленной закономерности оказываются только США, которые имеют эту долю, равной 32%. Причиной такого несоответствия, на наш взгляд, является чрезвычайно высокая эффективность американской организации бюджетного финансирования. Эффективность бюджетного процесса в США выражается, прежде всего, в том, что ни один цент американского бюджета не уходит на посторонние цели.

Если сопоставить фактические данные о доле госрасходов в ВВП в России (табл.3) с идентифицированной критической величиной (34%), то окажется, что проводимая в последние годы в стране финансовая политика не позволяет государству иметь «свой» собственный сектор – государственный. Имеющийся запас финансовых средств у государства практически полностью исключает содержание даже совсем небольшого госсектора, ибо во все годы фактическая доля государственных расходов в ВВП была заметно ниже критической величины в 34%. Например, в 1999 г. доля госрасходов в ВВП составляла всего лишь 26,4%, что не только не удовлетворяет необходимому минимуму, но лежит на 6% ниже аналогичного показателя США в 1994 г. Понятно, что подобное недофинансирование госсектора должно неизбежно привести к его низкому качеству и неудовлетворительной работе. Если же посмотреть на показатели доходности российского бюджета (последняя строка табл.3), то здесь ситуация оказывается еще хуже. Следовательно, можно утверждать, что для изменения ситуации в России рано или поздно придется либо существенно повысить налоговое бремя, либо начать накачивать объем государственных долгов.

 

Таблица 3. Бюджетные параметры России в 1996–2000 гг.

Годы

1996

1997

1998

1999

2000

Доля государственных расходов в ВВП, %

30,4

33,9

30,7

26,4

27,8

Доля государственных доходов в ВВП, %

26,0

28,7

25,1

25,5

29,7

 

 

Следует отметить, что указанное положение дел в России не смягчается, как в США, высокой эффективностью механизма распределения бюджетных средств. Наоборот, Россия традиционно является лидером в нецелевом расходовании бюджета и его растаскивании на фиктивные операции. Типичным примером является программа восстановления экономики Чечни, когда выделяемые огромные суммы никак не соответствовали реальным восстановительным работам. Таким образом, можно сделать вывод о том, что либерализация фискальной и финансово-бюджетной политики в России привела к явному «недобору» средств в государственную казну и сделала невозможной обеспечение нормального функционирования отечественного госсектора. Вместе с тем, как было показано выше, хотя бы совсем небольшой госсектор стране необходим для оптимизации самой бюджетной политики.

Разумеется, значение установленной зависимости (2), являющейся статистической, а не функциональной, не следует переоценивать. В реальности возможны любые отклонения от идентифицированных идеальных режимов. Однако для нас в данном случае важно то, что настройка бюджетных параметров в России пока не соответствует вычисленному диапазону их разумных значений. Если отбросить нетипичный пример Японии, которая имеет фантастически маленький госсектор, то некоей «нормальной» величиной его размера может считаться цифра примерно в 15% (табл.1). Согласно нашим расчетам, для обеспечения такого госсектора российскую долю государственных расходов в ВВП необходимо поднять до 42,1%, а эта величина на данный момент, пожалуй, лежит за рамками возможностей отечественной экономики.

Очертив общие закономерности формирования госсектора и бюджета, рассмотрим специфические особенности данного процесса в разных странах. Для этого рассчитаем эластичность доли госрасходов по доле госсектора по простой формуле: E=∆Y/∆X, где ∆Y и ∆X – приросты доли госрасходов и доли госсектора соответственно. Содержательно показатель Е фиксирует степень затратности госсектора, а именно: на сколько процентных пунктов должна увеличиться доля госрасходов в ВВП при увеличении доли госсектора на 1 процентный пункт. В прикладных расчетах период, в течение которого рассматривались указанные структурные сдвиги, определялся данными табл.2 (второй и третий столбцы). Оценки эластичности Е для разных стран приведены в четвертом столбце табл.2.

Проведенные расчеты демонстрируют чрезвычайно высокую дифференциацию в уровне затратности госсектора по странам. Так, по-настоящему низкозатратным можно считать только госсектор Австралии (E<1); все остальные страны имеют госсектор, рост которого ведет к ускоренному нарастанию государственных расходов (E>1). В целом эластичность госрасходов по госсектору колебалась в диапазоне 0,9–4,6 (табл.2). Рекордсменом в этом отношении является Япония, в которой рост госсектора на 1 п.п. был сопряжен с ростом доли государственных расходов в ВВП на 4,6 п.п. Подобная дифференциация означает, что если, например, для Австралии рост доли госсектора в общей занятости на 2 п.п. вызовет рост доли госрасходов в ВВП лишь на 1,8 п.п., то в Японии он вызовет рост на 9,2 п.п. Понятно, что если для Австралии такой ход событий является вполне приемлемым, то для Японии это означает финансовую катастрофу.

Таким образом, общий вывод о существовании давления госсектора на финансы страны должен дополниться тезисом о высокой неравномерности этого давления по отдельным странам мира. Данный факт подводит к еще одному интересному вопросу: каковы предельно допустимые размеры госсектора, при которых происходит полное разрушение естественной системы формирования государственного бюджета?

Для ответа на поставленный вопрос следует отталкиваться от того факта, что в предельном случае доля госрасходов в ВВП не может превышать 100% (Y=100%). В этом случае вся созданная стоимость в стране изымается в бюджет в виде налогов и всевозможных платежей, после чего перераспределяется через систему государственных расходов. Разумеется, такая ситуация «финансового коммунизма» является чисто гипотетической, однако она позволяет уяснить те резервы увеличения масштабов госсектора, которые есть у разных стран. Используя полученную ранее величину эластичности Е, для оценки предельно допустимого размера госсектора можно воспользоваться следующей простой формулой:

 

                                                                               (5)

 

 

где X0 и Y0 – значения X и Y в начальный момент времени (в наших расчетах взяты 1994 г. и 1996 г. соответственно).

Результаты расчетов приведены в табл.2 (пятый столбец), откуда видно, что подавляющее большинство стран только наполовину использовали свои возможности по расширению госсектора; США, Япония и Швейцария использовали их на одну треть, а Австралия практически не имеет ограничений. Данный аспект проблемы имеет значение, прежде всего, с точки зрения уяснения перспектив преобразования различных национальных экономик. Так, в соответствии с законом А.Вагнера доля госрасходов в ВВП с течение времени стремится к отметке в 100%, соответствующей полному коммунизму. Однако, как было сказано выше, современный капиталистический мир прошел либо половину, либо треть этого пути. Следовательно, определенные резервы в увеличении госсектора у развитых стран мира пока еще остаются. Учитывая же, что многие государства постепенно переходят к политике сокращения госсектора, можно сказать, что в долгосрочной перспективе феномен госсектора все-таки не представляет большой опасности. Та реальная угроза, которая от него исходит, заключается в основном в возможном увеличении госсектора в сжатые сроки, когда финансовая система не успеет адаптироваться к дополнительной нагрузке. Здесь более правомерно вести речь не столько о долгосрочных, сколько о краткосрочных экономических эффектах.

Подводя итоги, можно констатировать следующее. Безусловно, госсектор таит в себе определенную финансовую «опасность», так как его увеличение повышает нагрузку на государственный бюджет. Однако расчеты показывают, что в глобальном плане эта опасность не столь уж велика и не может в обозримой перспективе привести к фатальным для национальных экономик последствиям. Более чем вековая история существования госсектора в развитых странах мира позволила достичь определенной сбалансированности между госсектором и государственными расходами. Там, где госсектор является высоко затратным сегментом экономики (например, в Японии), его негативное влияние компенсируется его незначительными размерами. Там, где он, наоборот, достиг впечатляющих размеров (например, в Норвегии), там он не так уж много потребляет государственных средств. Значительно большее значение имеет тот факт, что страна должна обеспечить некоторый минимальный уровень государственных расходов, чтобы «получить право» на наличие нормального госсектора.

Относительно России можно констатировать, что она за годы экономических реформ не только не заработала, но, наоборот, потеряла «право» на госсектор. Подобная жесткая политика в отношении государственных расходов могла бы быть оправдана, если бы отечественный производитель не мог выдержать соответствующее налоговое бремя. Однако по имеющимся оценкам точка Лаффера 1–го рода (доля налогов в ВВП, за пределами которой начинается падение производства) в России составляет примерно 36,5%, а точка Лаффера 2–го рода (доля налогов в ВВП, за пределами которой начинается падение доходов бюджета) – 47% [3]. Следовательно, российская экономика могла вполне свободно обеспечить минимальную долю госрасходов в ВВП Y*=34% без подрыва деловой активности и снижения собираемости налогов. Если же добавить долговые инструменты финансирования бюджетного дефицита, то Россия могла бы обеспечить хоть и небольшой, но вполне работоспособный госсектор. Похоже, что в основе неудовлетворительного состояния российского госсектора лежит непродуманная политика правительства по чрезмерному сокращению государственного финансирования.

 

Экономическая эффективность и инвестиционная активность госсектора: общемировые тенденции и закономерности

 

Выше мы рассмотрели финансовые издержки госсектора. Однако возможность или невозможность осуществления затрат на госсектор в том или ином размере еще ничего не говорит о целесообразности таких издержек. В сознании большинства людей, в том числе большинства экономистов, глубоко укоренилось мнение, что государственный сектор принципиально неэффективен, а потому его размеры надо минимизировать, отдавая предпочтение более продуктивному частному сектору. Данный тезис послужил одним из весомых аргументов в пользу масштабной приватизации в России. Однако так ли это на самом деле?

К настоящему моменту стали уже хрестоматийными некоторые примеры экономических «провалов» госсектора. Так, классическое сопоставление деятельности двух французских автомобильных гигантов показывает, что государственная компания «Рено» с 1960 по 1980 г. получила бюджетных дотаций на сумму в 5,8 млрд. фр., уплатив налогов на 1,7 млрд. фр. За это же самое время частная компания «Пежо» уплатила 11 млрд. фр. налогов, не получив из бюджета ничего. В Португалии за период 1974–1984 гг. объем убытков в национализированной промышленности составил примерно треть объема годового ВВП. Германия после воссоединения земель получила около 13 тыс. восточных государственных предприятий, большинство из которых были безнадежно убыточными. Во Франции только в 1981–1985 гг. предприятиям госсектора было предоставлено субсидий на общую сумму в 159 млрд. фр. и примерно 10 млрд. фр. фактически безвозвратных кредитов [4]. Подобные примеры неэффективного хозяйствования в рамках госсектора, разумеется, не могут не настораживать.

И все же, на наш взгляд, тезис о низкой эффективности предприятий госсектора должен быть поставлен под сомнение или, по крайней мере, пересмотрен. В научной литературе до сих пор отсутствует системный анализ эффективности функционирования государственного и негосударственного секторов, в связи с чем остается лишь удивляться тому, как за счет отдельных, нерепрезентативных фактов сформировался предрассудок об экономической бесперспективности госсектора. Попытаемся разобраться в этом вопросе более подробно.

Методология «разбора» вопроса об экономической состоятельности госсектора будет заключаться в рассмотрении явления в трех взаимосвязанных аспектах: временном, пространственном и отраслевом. Такой комплексный подход исключает случайность получаемых выводов, придавая им максимальную непредвзятость и объективность.

Одним из важнейших показателей эффективности является производительность труда, поэтому сравнение государственного и негосударственного секторов по этому показателю будет использоваться нами в качестве главного теста. Разумеется, имеется множество других важных показателей. Однако мы исходим из того принципа, что любые экономические преимущества хозяйственной структуры и сектора экономики так или иначе должны сказываться на их производительности труда. С макроэкономической точки зрения труд является одним из самых главных факторов производства, и учет эффективности его использования является основополагающим. Для нивелирования абсолютных цифр мы в нашем анализе будем использовать показатель относительной производительности труда, то есть процентное соотношение производительности труда каждого сектора к средней производительности труда по стране. Кроме того, для более четкого показа места госсектора в национальной экономике будем использовать показатель относительного преимущества госсектора, который представляет собой процентное соотношение, на которое производительность труда госсектора превышает (или, наоборот, ниже) аналогичный показатель негосударственного сектора.

В основе подобного подхода лежит представление, что при более высокой производительности труда в госсекторе вовлечение в него дополнительной массы рабочей силы влечет больший прирост ВВП, чем в негосударственный сектор. Тем самым более производительный сектор экономики стимулирует более активный экономический рост.

Другим важнейшим макрофактором является основной капитал. Однако оценка эффективности использования основного капитала не всегда бывает успешной. Это связано с тонкостями учета всей его массы в экономике. Так как это можно сделать только в неких сопоставимых ценах и с учетом фактического уровня загрузки производственного оборудования, то объективная оценка производительности основного капитала в ряде случаев оказывается либо просто невозможной, либо предполагает трудоемкую работу с неизбежными вычислительными погрешностями. Поэтому в дальнейшем мы ограничимся другим подходом к учету данного фактора производства, а именно: мы будем сопоставлять инвестиционную активность государственного и негосударственного секторов. В прикладных расчетах в качестве показателя инвестиционной активности будем использовать процентное отношение объема капиталовложений сектора к произведенной им добавленной стоимости. Так же как и в предыдущем случае ограничимся более информативным показателем относительной инвестиционной активности, представляющим собой отношение секторального показателя к среднему по стране. Здесь также будем дополнительно оценивать относительное преимущество госсектора, которое исчисляется как процентное соотношение, на которое инвестиционная активность госсектора выше (или, наоборот, ниже) аналогичного показателя негосударственного сектора.

В основе такого подхода лежит представление, что инвестиции в основной капитал представляют собой задел для дальнейшего роста производственной базы и осуществления экономического роста. Соответственно большая относительная масса капиталовложений госсектора предполагает его больший потенциал для ускорения экономического роста.

Начнем рассмотрение поставленной проблемы с динамического анализа агрегированных данных о госсекторе Европейского экономического союза (табл.4 [5]). Данные табл.4 являются исходными для расчета показателей эффективности государственного и негосударственного секторов Евросоюза (табл.5 и табл.6).

Из табл.5 видно, что производительность труда в госсекторе была выше, чем в частном секторе. Таким образом, мы получили откровенное опровержение укоренившегося мифа о низкой эффективности госсектора. Заметим, что получившиеся оценки исключают какие-либо недоразумения. Во-первых, преимущество госсектора просматривается на протяжении всех 15 лет. Следовательно, и само это преимущество, будучи столь устойчивым во времени, не может носить случайный характер. Во-вторых, преимущество госсектора слишком велико и очевидно, чтобы его можно было списать на счет вычислительных погрешностей. Так, в 1973 г. производительность труда в негосударственном секторе была более чем на 1/3 меньше, чем в госсекторе (последняя строка табл.5). При рассмотрении нами столь простого показателя такие расхождения никак не могут быть вызваны методическими «трюками». По-видимому, следует признать тот неожиданный, но непреложный факт, что госсектор в целом оказывается эффективней, чем частный сектор.

 

Таблица 4. Масштабные показатели госсектора в странах ЕЭС.

Годы

1973

1979

1982

1985

1988

Доля в занятости, %

8,3

11,9

12,8

11,5

10,6

Доля в добавленной стоимости, %

11,0

13,2

14,1

13,4

12,0

Доля в валовых капиталовложениях, %

22,0

22,5

22,9

21,0

17,3

 

 

Таблица 5. Относительная производительность труда секторов экономики в странах ЕЭС.

Относительная производительность труда

1973

1979

1982

1985

1988

в государственном секторе, %

132,5

110,9

110,2

116,5

113,2

в негосударственном секторе, %

97,1

98,5

98,5

97,9

98,4

Относительное преимущество госсектора, %

36,6

12,6

11,8

19,1

15,0

 

 

Таблица 6. Относительная инвестиционная активность секторов экономики в странах ЕЭС.

Относительная инвестиционная активность

1973

1979

1982

1985

1988

в государственном секторе, %

200,0

170,5

162,4

156,7

144,2

в негосударственном секторе, %

87,4

89,3

89,8

91,2

94,0

Относительное преимущество госсектора, %

128,2

90,9

80,9

71,8

53,4

 

 

К сказанному следует добавить тот факт, что подобное сопоставление эффективности производства государственного и частного секторов несет в себе определенный элемент неустранимой погрешности. Так, если продукция частного сектора измеряется в текущих ценах реализации, то значительная часть товаров и услуг, производимых госсектором, передается потребителям либо по себестоимости, либо со скидками, либо вообще безвозмездно. Таким образом, при статистическом учете объем реализации госсектора заведомо занижается по сравнению с частным сектором. Следовательно, и преимущество госсектора по показателю производительности труда в реальности, скорее всего, было еще больше, чем показывают наши расчеты.

Данные табл.6 позволяют сделать аналогичный вывод и о втором показателе, выбранном нами для сравнения: инвестиционная активность государственного сектора была значительно выше, чем частного. Здесь также исключаются какие-либо недоразумения. Более того, по данному показателю преимущество госсектора было еще более впечатляющим, чем при сравнении производительности труда. Так, если в табл.5 наблюдается превосходство госсектора, оцениваемое в процентах, то в табл.6 это преимущество исчисляется в разах. Достаточно указать, что в 1973 г. инвестиционная активность госсектора была в 2,3 раза выше, чем частного сектора. Таким образом, и здесь мы должны признать, что «инвестиционная отдача» государственного сектора была значительно больше, чем частного.

Теперь «раскроем» выявленную закономерность, проведя ее статическое рассмотрение в географическом разрезе, основой которого служат данные табл.7.

Из табл.8, полученной на основе табл.7, вытекает, что тезис о преимуществе госсектора в уровне производительности труда справедлив и в отношении отдельных стран. Так, в 10 из 12 рассматриваемых стран Евросоюза эта закономерность выполняется. Исключение из правила составляют только Бельгия и Люксембург, где госсектор уступает частному в области эффективности использования труда. Отсюда напрашивается вывод о том, что для реализации преимуществ, заложенных в госсекторе, важное значение имеет так называемый эффект масштаба производства. По-видимому, не достигнув некоторой критической массы, госсектор не может работать в высокоэффективном режиме. Не удивительно, что в малых государствах не удается создать госсектор нужного размера и эффективности. Надо сказать, что такое карликовое государство, как Люксембург может быть вообще сброшено со счета, ибо его размеры не позволяют говорить о полноценной национальной экономике с государственным и негосударственным секторами. Таким образом, возможные отклонения от генеральной тенденции превосходства госсектора в части производительности труда в любом случае являются самыми минимальными.

 

Таблица 7. Масштабные показатели госсектора в странах ЕЭС в 1988 г.

Страны

Доля в занятости, %

Доля в добавленной стоимости, %

Доля в валовых капиталовложениях, %

Франция

13,3

16,0

25,4

ФРГ

8,8

10,2

15,9

Италия

15,8

19,0

24,0

Великобритания

6,0

7,0

9,2

Испания

7,5

10,0

12,5

Португалия

14,5

21,7

36,0

Бельгия

9,8

9,0

12,2

Нидерланды

6,0

11,2

11,6

Греция

15,0

19,5

32,0

Дания

8,5

8,8

18,3

Ирландия

10,7

13,5

19,2

Люксембург

4,7

4,0

6,0

Итого

10,6

12,0

17,3

 

 

Между тем в табл.8 хорошо просматриваются разные модели госсектора, построенные в странах ЕЭС. Здесь речь идет об очень сильной дифференциации преимуществ госсектора. Так, даже отбросив Бельгию и Люксембург как нерепрезентативные государства, можно видеть, что в Дании оба сектора являются практически равноэффективными, в то время как в Голландии госсектор почти в 2 раза превосходит частный сектор по показателю эффективности использования труда. И все это на фоне усредненного преимущества госсектора в 15% (табл.8). Таким образом, географические различия в обеспечении той или иной эффективности госсектора довольно велики. В данном случае проявляется разнообразие целей и задач, ставящихся национальными правительствами перед предприятиями госсектора, что и предопределяет географический разброс в уровне преимущества госсектора.

 

Таблица 8. Относительная производительность труда секторов экономики в странах ЕЭС в 1988 г.

Страны

Относительная производительность труда, %

Относительное преимущество госсектора, %

в государственном секторе

в негосударственном секторе

Франция

120,3

96,9

24,2

ФРГ

115,9

98,5

17,7

Италия

120,3

96,2

25,0

Великобритания

116,7

98,9

17,9

Испания

133,3

97,3

37,0

Португалия

149,7

91,6

63,4

Бельгия

91,8

100,9

–9,0

Нидерланды

186,7

94,5

97,6

Греция

130,0

94,7

37,3

Дания

103,5

99,7

3,9

Ирландия

126,2

96,9

30,3

Люксембург

85,1

100,7

–15,5

Итого

113,2

98,4

15,0

 

 

Оценки относительной инвестиционной активности по странам ЕЭС приведены в табл.9 и позволяют сделать еще более однозначные выводы.

Во-первых, здесь не наблюдается никаких исключений из правила: преимущество госсектора типично для всех стран. Следовательно, все развитые государства Европы используют госсектор в качестве важнейшего канала «закачивания» инвестиций в национальную экономику. Благодаря госсектору поддерживается высокая активность отраслей инвестиционного сектора экономики, от которых в значительной степени зависит будущее любой страны. Предприятия же частного сектора в значительно большей степени ориентированы на «проедание» собственных средств. В этом смысле госсектор способствует еще и балансированию процессов потребления и накопления.

 

Таблица 9. Относительная инвестиционная активность секторов экономики в странах ЕЭС в 1988г.

Страны

Относительная инвестиционная активность, %

Относительное преимущество госсектора, %

в государственном секторе

в негосударственном секторе

Франция

158,8

88,8

78,8

ФРГ

155,9

93,7

66,4

Италия

126,3

93,8

34,6

Великобритания

131,4

97,6

34,6

Испания

125,0

97,2

28,6

Португалия

165,9

81,7

103,0

Бельгия

135,6

96,5

40,5

Нидерланды

103,6

99,5

4,0

Греция

164,1

84,5

94,3

Дания

207,9

89,6

132,1

Ирландия

142,2

93,4

52,3

Люксембург

150,0

97,9

53,2

Итого

144,2

93,9

53,4

 

 

Во-вторых, преимущество госсектора по показателю инвестиционной активности настолько явно, что никаких сомнений в истинной роли госсектора не остается. Так, относительное превосходство госсектора в среднем по странам ЕЭС более чем в 3 раза больше, чем соответствующее преимущество в уровне производительности труда. Таким образом, если речь идет о приоритетах государственной политики в отношении госсектора, то на первом месте оказывается именно активизация с его помощью инвестиционных процессов в стране; задача роста экономической эффективности отодвигается на второе место. Учитывая данный факт, следует признать, что при всей затратности госсектора и необходимости его поддержки с помощью бюджетных средств сам он решает в первую очередь финансовые проблемы государства. Фактически здесь мы сталкиваемся с проблемой перераспределения финансовых потоков: изъятие из частного сектора налогов для того, чтобы с их помощью поддержать госсектор, который в свою очередь своими инвестиционными потоками компенсирует нежелание частного сектора осуществлять слишком большие капиталовложения. Данный процесс дополняется перераспределением финансов по производственным секторам.

Вместе с тем и относительная инвестиционная активность тоже сильно разнится по странам. Так, если в Голландии ее значение в обоих секторах почти одинаково, то в Дании госсектор превосходит частные предприятия в 2,3 раза. Столь же впечатляющее преимущество (примерно в 2 раза) наблюдается в Португалии и Греции. Таким образом, здесь мы также видим серьезные географические различия в обеспечении инвестиционной активности госсектора, что вызвано отсутствием единых подходов в построении системы управления госсектором.

Обращает на себя внимание еще одно интересное наблюдение. Если сопоставить данные табл.8 и табл.9, то можно сделать следующий вывод: ни при каких обстоятельствах госсектор не проигрывает частному сектору одновременно по двум показателям (производительности труда и инвестиционной активности). Либо госсектор удерживает свое преимущество сразу по двум показателям (более типичная ситуация), либо он лидирует по одному из них (более редкая ситуация). Примером второго случая служит Голландия, которая имеет приблизительный паритет между секторами в области инвестиционной активности, зато производительность труда в госсекторе почти в 2 раза выше, чем в частном. В Дании ситуация прямо противоположная.

Любопытным представляется и тот факт, что если госсектор «провисает» по одному показателю, то этот проигрыш полностью перекрывается выигрышем по другому показателю. Типичным примером такой закономерности служит Бельгия, госсектор которой по производительности труда проигрывает на 9%, а по инвестиционной активности выигрывает на 40%. Таким образом, в деятельности госсектора прослеживается ярко выраженный эффект компенсации. Стабильность этого эффекта говорит о его неслучайном характере. По-видимому, в ряде случаев государство может сознательно идти на определенный урон от деятельности госсектора в одной области (например, в производительности труда) с получением мощного эффекта в другой (например, в инвестиционной активности). В любом случае неэффективность госсектора не может стать всеобщей.

 

Таблица 10. Масштабные показатели госсектора в отраслях экономики Франции в 1988 г.

Отрасли экономики

Доля в занятости, %

Доля в добавленной стоимости, %

Доля в валовых капиталовложениях, %

Энергетика

78,5

67,4

70,0

Транспорт и дальняя связь

59,0

61,4

53,4

Промышленность

12,7

17,2

24,5

Торговля и услуги

2,8

2,8

3,9

 

 

Таблица 11. Относительная производительность труда отраслей экономики во Франции в 1988 г.

Отрасли экономики

Относительная производительность труда, %

Относительное преимущество госсектора, %

в государственном секторе

в негосударственном секторе

Энергетика

85,9

151,6

–43,4

Транспорт и дальняя связь

104,1

94,1

10,5

Промышленность

135,4

94,8

42,8

Торговля и услуги

100,0

100,0

0,0

 

 

Таблица 12. Относительная инвестиционная активность отраслей экономики во Франции в 1988 г.

Отрасли экономики

Относительная инвестиционная активность, %

Относительное преимущество госсектора, %

в государственном секторе

в негосударственном секторе

Энергетика

103,9

92,0

12,9

Транспорт и дальняя связь

87,0

120,7

–27,9

Промышленность

142,4

91,2

56,2

Торговля и услуги

139,3

98,9

40,9

 

 

Теперь проникнем еще глубже в недра госсектора, рассмотрев его отраслевую структуру. Для примера возьмем Францию (присутствие госсектора в основных отраслях дано в табл.10). Результаты расчетов сгруппированы в табл.11 и табл.12, на основе которых можно сделать основополагающий вывод: практически все проблемы в функционировании госсектора проявляются на уровне отдельных отраслей. Здесь мы видим, что на отраслевом уровне преимущество госсектора не является тотальным. Так, в торговле трудно какому-либо сектору вырваться вперед с точки зрения эффективности, что и зафиксировано в табл.11. Между тем промышленность, наоборот, предоставляет госсектору большие преимущества, и он в ней лидирует безоговорочно. В тоже время такие «тяжелые» отрасли, как энергетика и транспорт в силу своей специфики позволяют госсектору поддерживать только однобокое преимущество. Причем относительный выигрыш госсектора оказывается даже меньше его относительного проигрыша.

На отраслевом уровне мы наблюдаем «скованность» государства: фактически оно вынуждено брать удар на себя при обеспечении развития той или иной отрасли. Например, французскому правительству приходится оказывать финансовую поддержку энергетике, от которой зависит благополучие всей остальной экономики. Однако в любом случае, несмотря на имеющиеся отраслевые проблемы в работе госсектора, французское руководство, осуществляя тонкий структурный маневр в отношении его присутствия, способно обеспечить его высокую совокупную эффективность (табл.8 и табл.9). Таким образом, национальная модель управления госсектором не ограничивается точечным присутствием госсектора в некоторых отраслях в ущерб экономической эффективности, а предполагает сложную стратегию по выведению всей совокупности государственных предприятий на высокий уровень производственной и финансовой отдачи.

Каковы же итоги проведенного анализа?

Прежде всего, мы установили, что госсектор вовсе не является откровенным аутсайдером национальной экономики. Данный факт служит серьезным оправданием его поддержки за счет бюджетных средств. Причем, как показывает опыт, чрезмерная экономия государственных средств оборачивается менее удовлетворительной работой госсектора. Типичным примером такого положения дел могут служить США. Так, в табл.13 даны относительные показатели масштаба американского госсектора [6], на основе которых рассчитана его относительная производительность труда (табл.14). Оказывается, тот финансовый зажим, которое проводило американское правительство в отношении госсектора, привело к тому, что эффективность работы данного сегмента экономики была чрезвычайно низкой и не шла ни в какое сравнение с результативностью работы с госсектором европейских стран. Таким образом, даже сверхэффективная система бюджетного финансирования не спасает Соединенные Штаты от неэффективного госсектора при условии, что, как это было показано выше, денег на него выделяется недостаточно.

 

Таблица 13. Масштабные показатели госсектора в США.

Годы

1930

1943

1986

Доля в занятости, %

7,0

26,0

15,3

Доля в выпуске, %

4,5

16,0

12,0

 

 

Таблица 14. Относительная производительность труда секторов экономики в США.

Годы

1930

1943

1986

Относительная производительность труда госсектора, %

64,3

61,2

78,4

Относительная производительность труда частного сектора, %

102,7

113,5

103,9

Относительное преимущество госсектора, %

–37,4

–45,8

–24,5

 

 

Сказанное подводит к окончательному выводу: при достаточном финансировании госсектор, как правило, оказывается высоко эффективным хозяйствующим субъектом национальной экономики. Разумеется, конечный результат зависит от «национальной модели» формирования и регулирования госсектора.

В контексте сказанного легко резюмировать то, что было сделано с госсектором в России. Миф о принципиальной неэффективности госсектора сподвигнул российские власти к решению о максимальном сжатии его размеров. Дополнительным обоснованием таких действий служил тезис о возможности экономии на этой основе бюджетных средств. Однако конкретные формы «сжатия» госсектора были настолько неэффективны, что привели к его почти полному краху в смысле эффективности. Процесс же экономии государственных средств зашел так далеко, что исключил возможность содержания достойного (как в Европе) или хотя бы нормального (как в США) госсектора. В данном случае мы сталкиваемся с разрушительным влиянием на государственную политику экономических предрассудков, которые способствовали формированию совершенно неправильной идеологии, положенной в основу всех последующих решений по «развалу» российского госсектора.

 

Госсектор и фазы экономического развития

 

Безусловно, роль госсектора не может быть определена только на основе чисто количественных показателей. Здесь огромное значение имеет качественный аспект его функционирования. Какова же в этом смысле его роль в современных условиях?

Прежде всего, заметим, что мы сознательно упустили важный момент в деятельности госсектора, который вытекает из таблиц 4–6. Так, из табл.4 видно, что на протяжении 80-х годов участие, а следовательно, и роль госсектора в европейской экономике постепенно уменьшались. Табл.5 показывает, что динамика относительной производительности труда была неустойчивой, но с явной тенденцией к ее уменьшению. Еще более пессимистическая картина вытекает из табл.6, где прослеживается четкая линия к затуханию относительной инвестиционной активности госсектора на протяжении рассматриваемых 15 лет. Как же воспринимать подобный ход развития событий? Может быть, госсектор вообще изживает себя как экономический феномен?

Ответ на этот вопрос затрагивает и общий вопрос о роли госсектора. Дело в том, что госсектор всегда выступал в качестве спасательного круга «тонущей» национальной экономики. Его позитивная роль всегда сильно возрастала в предвоенные периоды, периоды войн и кризисов. В ряде случаев госсектор наращивает свое значение при осуществлении страной экономического «прорыва» при освоении новых территорий и технологий. Таким образом, госсектор становится особенно нужным и эффективным в тяжелые для нации периоды.

Если говорить о динамике показателей таблиц 4–6, то они отражают тот факт, что 70-е годы были годами кризиса для большинства стран мира. Последующее десятилетие ознаменовалось определенной экономической стабилизацией, в связи с чем и роль госсектора стала менее значимой. Не исключено, что при возникновении новых экономических и политических проблем госсектор снова отыграет свои позиции. Однако данное объяснение лишь частично объясняет негативные тенденции в основных показателях европейского госсектора. Похоже, что в общем случае все-таки приходится признать, что госсектор сдал свои позиции. Можно ли ожидать в обозримом будущем, что роль госсектора вновь возрастет?

На наш взгляд, да. Это связано с усиливающейся тенденцией к глобализации мировой экономики. Данное явление ставит перед правительствами суверенных государств задачи такого масштаба и сложности, что, по всей вероятности, решить их, опираясь только на силы частного сектора, вряд ли удастся. Для России эта проблема стоит особенно остро, так как пока она остается за бортом основных производственных процессов, протекающих в мировой экономике.

Еще один важный аспект существования мощного госсектора заключается в социальной поддержке населения. В данном случае речь идет о том, что госсектор является одним из источников доходов домашних хозяйств. Большой госсектор означает высокую долю доходов домохозяйств из этого источника. При наступлении сложных периодов в национальной экономике (длительных кризисов, кратковременных спадов и пр.) госсектор, как правило, страдает значительно меньше, чем частный сектор. Соответственно и работники госсектора оказываются более защищенными от колебаний экономической конъюнктуры. Тем самым госсектор выполняет функцию амортизатора резкого падения доходов юридических лиц и стабилизатора уровня жизни населения. В России приватизация госсектора привела к уменьшению его доли в качестве источника доходов домохозяйств с 41,5% в 1992 г. до 22,9% в 2000 г. [7] «выведя» около 20% доходов населения в сферу непредсказуемой рыночной стихии.

Рассмотренный аспект роли госсектора вскрывает еще одну идеологическую ошибку российских властей, допущенную при проведении приватизации. Сжатие госсектора путем его приватизации сейчас происходит во многих странах, однако эту операцию следует осуществлять отнюдь не в периоды кризиса и тем более не на волне того затяжного глубочайшего спада, который наблюдался в 90-е годы в России. Подобными действиями разрушался тот единственный социальный буфер, который хоть как-то смягчал тяжелое финансовое положение российского населения.

Есть и еще один интересный аспект динамики госсектора. Проведенный А.Илларионовым и Н.Пивоваровой регрессионный анализ на основе международной статистики, показал, что существует параболическая зависимость между темпами экономического роста и долей государственных расходов в ВВП. Цель подобного рода расчетов состояла в строгом обосновании необходимости снижения Россией доли государственных расходов, а следовательно, и доли госсектора. В соответствии с указанными расчетами доля государственных расходов в ВВП, при которых обеспечивается максимизация темпов экономического роста, для России должна составлять 18-21% [8]. На первый взгляд, подобный вычислительный результат ставит под сомнение политику построения сильного госсектора с соответствующим финансовыми обеспечением со стороны бюджета. Однако в настоящий момент можно утверждать, что исследование А.Илларионова и Н.Пивоваровой не обладает тем уровнем строгости, который бы позволил всерьез пересмотреть роль государства и госсектора в национальной экономике.

Указанное исследование можно подвергнуть критике с четырех позиций.

Во-первых, Р.Нигматулин убедительно показал, что построенная А.Илларионовым и Н.Пивоваровой регрессионная зависимость является неустойчивой. Минимальное манипулирование отчетными данными (исключение тех или иных стран из состава статистической выборки) приводит к принципиальному изменению результата. Так, если не брать в рассмотрение Россию и Румынию, которые в данный период претерпели своего рода экономическую революцию, то параболическая зависимость А.Илларионова и Н.Пивоваровой трансформируется в горизонтальную прямую, а это означает, что доля госрасходов в ВВП практически не влияет на темпы экономического роста [9].

Во-вторых, сама идея совмещения таких показателей, как доля госрасходов в ВВП и темпы экономического роста на базе пространственной выборки является не самой удачной. Дело в том, что первый показатель довольно устойчив во времени, но при этом обладает тенденцией к медленному росту практически во всех странах. Между тем второй показатель по странам вообще трудно сравнивать, так как он привязан к фазе экономического цикла, в которой находилась та или иная страна в рассматриваемый период времени. Следовательно, итоговая зависимость может давать довольно странные результаты, что и демонстрируют расчеты А.Илларионова и Н.Пивоваровой.

В-третьих, полученная А.Илларионовым и Н.Пивоваровой оптимальная отметка доли госрасходов в ВВП в 18–21% является совершенно бессмысленной, ибо лежит за пределами области допустимых значений. Насколько нам известно, ни одна страна мира не имеет таких параметров.

В-четвертых, и это, пожалуй, самое главное, в выявленной зависимости, как справедливо отмечали В.Бирюков и Е.Кузнецова, объясняющим фактором выступают темпы экономического роста и уровень душевого ВВП [10]. Рост ВВП провоцирует уменьшение государственного вмешательства в экономику и уменьшение роли госсектора. Такое смешение А.Илларионовым и Н.Пивоваровой управляющих и управляемых переменных, разумеется, недопустимо.

Таким образом, вопрос о целесообразности сокращения доли госрасходов в ВВП и уменьшении доли госсектора в национальной экономике остается открытым. В любом случае списывать со счета госсектор еще рано. На наш взгляд, уже в ближайшее десятилетие маятник может снова качнуться в его пользу.

 


[1] Поясним, что переход к эконометрической обработке статистических рядов является вынужденным и вызван отсутствием информации о бюджетных доходах, полученных от деятельности госсектора, и бюджетных расходах, осуществлявшихся на поддержку госсектора. Несмотря на кажущуюся естественность такой информации, ее не существует. Поэтому при выяснении вопроса о влиянии госсектора на состояние бюджета приходится пользоваться «обходным» путем, привлекая методы регрессионного анализа.

[2] См.: Бирюков В., Кузнецова Е. Государственная собственность и госсектор в рыночной экономике// «Мировая экономика и международные отношения», №3, 2002. С.16.

[3] См.: Балацкий Е.В. Анализ влияния налоговой нагрузки на экономический рост с помощью производственно–институциональных функций// «Проблемы прогнозирования», №2, 2003. С.96.

[4] См.: Бирюков В., Кузнецова Е. Государственная собственность и госсектор в рыночной экономике// «Мировая экономика и международные отношения», №12, 2001. С.58–64.

[5] Данные для таблиц 4, 7 и 10 позаимствованы из: Бизаге А. Государственный сектор и приватизация. М.: Композит. 1996. С.59–69.

[6] Табл.13 сформирована на основе данных: Ширяева Р.И. Государственная собственность в системе факторов экономического роста// В сб.: «Государство и экономика: факторы экономического роста». 2002. С.41; Бирюков В., Кузнецова Е. Государственная собственность и госсектор в рыночной экономике// «Мировая экономика и международные отношения», №12, 2001. С.62.

[7] См.: Зворыкина Ю.В. Государственные и муниципальные концессии в России. М.: Современная экономика и право. 2002. С.100.

[8] См.: Илларионов А., Пивоварова Н. Размеры государства и экономический рост// «Вопросы экономики», №9, 2002. С.42.

[9] См.: Нигматулин Р. Об оптимальной доле государственных расходов в ВВП и темпах экономического роста// «Вопросы экономики», №3, 2003. С.128.

[10] См.: Бирюков В., Кузнецова Е. Государственная собственность и госсектор в рыночной экономике// «Мировая экономика и международные отношения», №3, 2002. С.20.

 

 

 

 

Официальная ссылка на статью:

 

Балацкий Е.В., Конышев В.А. Роль государственного сектора в национальной экономике: общемировые тенденции// «Общество и экономика», №7–8, 2003. С. 5–28.

7197
24
Добавить комментарий:
Ваше имя:
Отправить комментарий
Последние комментарии
Владимир 15.11.2021 13:30 Капитализм порождает монополизм и сдерживаки развитие общества .
Публикации
В статье рассматривается институт ученых званий в России, который относится к разряду рудиментарных или реликтовых. Для подобных институтов характерно их номинальное оформление (например, регламентированные требования для получения ученого звания, юридическое подтверждение в виде сертификата и символическая ценность) при отсутствии экономического содержания в форме реальных привилегий (льгот, надбавок, должностных возможностей и т.п.). Показано, что такой провал в эффективности указанного института возникает на фоне надувающегося пузыря в отношении численности его обладателей. Раскрывается нежелательность существования рудиментарных институтов с юридической, институциональной, поведенческой, экономической и системной точек зрения. Показана опасность рудиментарного института из–за формирования симулякров и имитационных стратегий в научном сообществе. Предлагается три сценария корректировки института ученых званий: сохранение федеральной системы на основе введения прямых бонусов; сохранение федеральной системы на основе введения косвенных бонусов; ликвидация федеральной системы и введение локальных ученых званий. Рассмотрены достоинства и недостатки каждого сценария.
The article considers the opportunities and limitations of the so-called “People’s capitalism model” (PCM). For this purpose, the authors systematize the historical practice of implementation of PCM in different countries and available empirical assessments of the effectiveness of such initiatives. In addition, the authors undertake a theoretical analysis of PCM features, for which the interests of the company and its employees are modeled. The analysis of the model allowed us to determine the conditions of effectiveness of the people’s capitalism model, based on description which we formulate proposals for the introduction of a new initiative for Russian strategic enterprises in order to ensure Russia’s technological sovereignty.
The paper assesses the effectiveness of the Russian pharmaceutical industry so as to determine the prospects for achieving self–sufficiency in drug provision and pharmaceutical leadership in the domestic market, more than half of which is occupied by foreign drugs. Effectiveness is considered in terms of achievements in import substitution (catching–up scenario), and in the development of domestic drugs (outstripping scenario). A comparison of the main economic indicators for leading foreign and Russian pharmaceutical companies reflects a disadvantaged position of the latter. The governmental target setting for domestic pharmaceutical production is compromised by interdepartmental inconsistency in the lists of essential drugs. A selective analysis of the implementation of the import substitution plan by the Ministry of Industry and Trade of Russia since 2015 has revealed that, even on formal grounds, Russia still has not established a full–fledged production of many drugs (in particular, the dependence on foreign active pharmaceutical substances still remains, and there are very few domestic manufacturing companies). The premise concerning fundamental impossibility to implement the outstripping scenario is substantiated by the fact that there is an insignificant number of original drugs for which Russian developers initiated clinical trials in 2020–2022. The results obtained show that the current situation in the Russian pharmaceutical industry does not promote the achievement of drug self–sufficiency. A proposal to consolidate assets, coordinate production programs and research agendas for accelerated and full–fledged import substitution was put forward. Prospects for research in the field of import substitution are related to deepening the analysis of production indicators, increasing sales, as well as enhancing clinical characteristics of reproduced drugs compared to foreign analogues. In the sphere of analyzing the innovativeness of pharmaceutical production, it seems advisable to methodologically elaborate on identifying original drugs and include this indicator in the industry management.
Яндекс.Метрика



Loading...