Неэргодическая экономика

Авторский аналитический Интернет-журнал

Изучение широкого спектра проблем экономики

Оценка институционального развития России

В монографии дается критический обзор существующих подходов к оценке эффективности институтов, показаны основные уязвимые места современных рейтинговых методик. Авторами предложен альтернативный метод оценки качества институтов в виде Базового индекса институционального развития, базирующегося исключительно на объективных показателях и отрицающего экспертные опросы. Проведено сравнение предложенного индекса для восьми стран мира.

УДК 338.12; 338.34; 330.36

ББК 65я73

     Б 20


Рецензенты:

доктор экономических наук, профессор А.Б.Виссарионов

доктор экономических наук, профессор А.А.Туровский


Б 20 Е.В.Балацкий, Н.А.Екимова Оценка институционального развития России. М.: «Перо», 2016. – 263 стр.

ISBN 978-5-906883-01-8

УДК 338.12; 338.34; 330.36

ББК 65я73

В монографии дается критический обзор существующих подходов к оценке эффективности институтов, показаны основные уязвимые места современных рейтинговых методик. Авторами предложен альтернативный метод оценки качества институтов в виде Базового индекса институционального развития, базирующегося исключительно на объективных показателях и отрицающего экспертные опросы. Проведено сравнение предложенного индекса для восьми стран мира – Великобритании, Германии, США, России, Армении, Белоруссии, Украины и Киргизии. Продемонстрированы возможности использования предложенного Базового индекса институционального развития в построении макроэкономических моделей; дана оценка вклада институционального фактора в экономический рост. Раскрыты возможности использования нового индикатора в практике государственного управления и в прикладных научных исследованиях.

Монография представляет интерес для экономистов, специалистов по институциональному анализу, аспирантов и студентов, специализирующихся по проблемам макроэкономики.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Начало ХХI века ознаменовалось становлением широкомасштабного тренда, связанного с разработкой рейтинговых продуктов. Это во многом связано с задачей оценки качества различных сложных социальных явлений и объектов. Важным направлением внутри указанного тренда явилось составление разнообразных рейтингов, замеряющих качество национальных институтов. Учитывая тот факт, что институты являются сложнейшим социальным явлением, включающим множество аспектов функционирования национальной экономики, разработка рейтингов их качества (или эффективности) довольно быстро превратилась в самостоятельное направление прикладных научных исследований, которое сегодня уже стало трудно обозримым.

Несмотря на накопленный опыт рейтингования национальных институциональных систем имеется множество совершенно очевидных методологических лакун, которые затрудняют адекватное понимание происходящих событий. Здесь уместно говорить о трех больших проблемах.

Первая из них связана с разрозненностью всех институциональных оценок, когда каждый институциональный рейтинг замеряет лишь один аспект институционального развития страны. При этом многие страны по ряду аспектов выглядят весьма достойно, а по другим аспектам – печально. Собрать воедино все эти частные оценки не представляется возможным. Таким образом, на сегодняшний день отсутствует интегральная оценка эффективности институтов разных стран. Проблема усугубляется тем обстоятельством, что оценки разных рейтинговых продуктов плохо коррелированы между собой, что вносит дополнительную путаницу в существующую картину.

Вторая проблема связана с эклектичностью используемых методик оценки институциональной эффективности государств. Наряду с общезначимыми статистическими показателями в них используются экспертные оценки, которые несут в себе большой потенциал субъективности. Тем самым рейтинговые оценки стран становятся зависимыми от степени объективности и профессионализма экспертов. Данное требование не всегда выполняется, в связи с чем возникают и накапливаются ошибки. Кроме того, подобные ошибки ведут к подрыву доверия к самим рейтинговым продуктам, что вообще лишает общественность каких-либо институциональных ориентиров.

Третья проблема является следствием предыдущих двух и состоит в том, что некоторые страны в рейтинговых списках занимают явно неадекватные места – либо слишком низкие, либо слишком высокие. Закрепление данных иерархий в рейтинговых продуктах на протяжении многих лет приводит к системному искажению в общественном сознании представлений о разных странах и регионах мира. Формирующиеся ошибочные стереотипы об институциональной недоразвитости или, наоборот, зрелости, тех или иных стран в конечном счете ведут к ошибкам как во внутренней, так и во внешней политике.

В контексте сказанного становится понятной задача разработки некоего альтернативного подхода к оценке эффективности институтов, которая дала бы интегральную и объективную характеристику институционального развития всех стран. При этом данная потребность особенно актуальна для России, которая «страдает» от того, что большинство западных рейтинговых продуктов «задвигают» ее в конец турнирных списков. Именно место России в качестве институционального аутсайдера всех западных институциональных рейтингов явилось непосредственной причиной данной работы. Таким образом, задача представленного исследования состоит в попытке получения более взвешенной оценки успехов и неудач России в деле конструирования современных рыночных институтов. При этом авторы полностью отдают себе отчет в том, что Россия пока очень далека от передовой институциональной системы западных стран, однако мы не согласны и с мнением, что наша страна по степени развитости институтов находится, например, рядом с таким африканским государством, как Бурунди. По всей видимости, истина где-то посередине, что и требуется подтвердить в рамках данного исследования.

Представленная работа проводилась в рамках государственного задания Правительства Российской Федерации ГЗ-65-15 Финансовому университету на 2015 год по теме «Макродиагностика и прогноз эффективности институционального развития Российской Федерации» (проект РК-115070810155). Предварительные результаты исследования были представлены в статье (Балацкий, Екимова, 2015); данная монография является расширенным вариантом этой работы.

Следует подчеркнуть тот факт, что данная монография является пилотным проектом, чем вызван ограниченный объем страновой выборки и короткие динамические ряды, которые подвергаются непосредственному анализу. Если время подтвердит плодотворность авторского подхода, то нынешнее пилотное исследование может быть трансформировано в более масштабный прикладной проект.

1. НОРМАТИВНОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ МОНИТОРИНГА ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ

1.1. Нормотворческая деятельности государственных органов власти в области оценки эффективности институтов

В настоящее время в России уже активно ведется многосторонний мониторинг институционального развития страны. При этом одним из базовых принципов управления, пронизывающим все стадии управленческой работы, от организационной до контролирующей, является целеполагание. Исходя из этого принципа, формируются государственные программы развития различных общественных институтов (экономических, правовых, социальных, духовных и т.п.), где предусмотрено поэтапное достижение неких целевых показателей, к которым нужно стремиться при осуществлении какой-либо деятельности. Примерами подобного рода документов являются государственные программы развития образования1, физической культуры и спорта2, культуры и туризма3, здравоохранения4, экономического развития и инновационной экономики5 и многие другие.

Именно эта идеология заложена в основе проведения всех контролирующих мероприятий, целью которых является оценка эффективности функционирования институтов в Российской Федерации, осуществляемая путем определения степени достижения целевых показаний, предусмотренных в государственных программах. Наиболее ярко это проявляется в сфере мониторинга и оценки эффективности деятельности органов власти.

Можно выделить целый ряд документов, принятых в последние годы и регламентирующих указанную сферу. Все эти нормативно-правовые документы можно условно разделить на несколько групп по разным критериям. Один из критериев учитывает временную характеристику проведения оценки эффективности институциональной среды. По этому признаку различают нормативно-правовые акты, регламентирующие проведение предварительных оценок до внедрения нового регулирования, и документы, оценивающие эффективность функционирования институтов по результатам их работы.

К первой группе относится институт оценки регулирующего воздействия (ОРВ), основанный на анализе проблем и целей государственного регулирования, определении возможных вариантов достижения поставленных целей, оценке позитивных и негативных эффектов, связанных с реализацией каждого варианта, выбором и принятием наиболее эффективного решения6. Правила проведения оценки фактического воздействия нормативных правовых актов утверждены Постановлением Правительства РФ №83 от 30.01.2015 «О проведении оценки фактического воздействия нормативных правовых актов, а также о внесении изменений в некоторые акты Правительства Российской Федерации».

Вторая, более многочисленная группа нормативно-правовых актов регламентирует порядок проведения оценки эффективности институтов по результатам их деятельности. Здесь все нормативно-правовые документы можно разделить по юридической силе (законы, подзаконные акты), по видам (указы Президента РФ, постановления Правительства РФ, приказы, инструкции, положения министерств, ведомств и т.п.) и по сфере действия (федеральные, нормативные акты субъектов РФ, нормативные акты органов местного самоуправления, локальные).

Основополагающим документом, регулирующим функционирование органов государственной власти, является Федеральный закон №184-ФЗ от 06.10.1999 «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов власти субъектов Российской Федерации». В нем определены основные механизмы образования, формирования, деятельности, взаимодействия федеральных органов государственной власти, а также принципы оценки эффективности деятельности органов исполнительной власти субъекта РФ.

Эти принципы нашли свое отражение в Указе Президента РФ №1199 от 21.08.2012 «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации», в котором был утвержден Перечень показателей для оценки эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации. Во исполнение этого Указа было принято Постановление Правительства РФ №1142 от 03.11.2012 «О мерах по реализации Указа Президента Российской Федерации от 21 августа 2012 г. №1199 «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации»», в котором были утверждены методика оценки эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов РФ, перечень индивидуальных показателей и правила предоставления субъектам РФ грантов в целях содействия достижению и поощрения достижения наилучших значений показателей по итогам проведённой оценки эффективности.

Более специализированным подзаконным актом, регулирующим механизм оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти, является Указ Президента РФ №1276 от 10.09.2012 «Об оценке эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности», утвердивший перечни направлений для оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и руководителей высших исполнительных органов государственной власти по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности. Во исполнение этого Указа был подготовлен целый ряд подзаконных нормативных актов, направленных на его реализацию. К ним можно отнести следующие документы:

  • Распоряжение Правительства РФ №570-р от 10.04.2014 «Об утверждении перечней показателей оценки эффективности деятельности и методик определения целевых значений показателей оценки эффективности деятельности руководителей органов исполнительной власти по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности (до 2018 года)», утвердившее перечни показателей оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и руководителей высших исполнительных органов государственной власти по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности, а также методики проведения подобного рода оценок;
  • Приказ Минэкономразвития России №266 от 15.05.2014 «Об утверждении методики расчета значений показателей оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности, в отношении которых Минэкономразвития России является федеральным органом исполнительной власти, ответственным за предоставление информации о достигнутых значениях показателей»;
  • Приказ Росстата №70 от 21.02.2013 «Об утверждении методик расчета показателей оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности»;
  • Приказ Минрегионразвития РФ №105 от 28.03.2013 «Об утверждении методик расчета показателей оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности»;
  • Приказ Росавтодора №156 от 14.05.2014 «Об утверждении методики расчета значений показателей для оценки эффективности деятельности высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности и проведения сравнительной рейтинговой оценки эффективности деятельности высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации в сфере дорожного хозяйства»;
  • Методика расчета показателя «Доля обучающихся в негосударственных образовательных организациях дошкольного образования в общем числе обучающихся по образовательным программам дошкольных образовательных организаций» (пункт 52 Перечня показателей оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности (до 2018 года), утвержденного распоряжением Правительства РФ №570-р от 10 апреля 2014 г.), утвержденная Заместителем Министра образования и науки РФ А.Б.Повалко 12.05.2014;
  • Методика расчета показателя «Доля негосударственных образовательных организаций дошкольного образования в общем количестве дошкольных образовательных организаций» (пункт 51 Перечня показателей оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности (до 2018 года), утверждённого распоряжением Правительства РФ №570-р от 10 апреля 2014 г.), утвержденная Заместителем Министра образования и науки РФ А.Б.Повалко 12.05.2014.

К локальным подзаконным актам, регламентирующим механизм оценки эффективности деятельности органов власти, относятся:

  • Указ Президента РФ №579 от 13.05.2010 «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации и органов местного самоуправления городских округов и муниципальных районов в области энергоснабжения и повышения энергетической эффективности»;
  • Указ Президента РФ №607 от 28.04.2008 «Об оценке эффективности деятельности органов и органов местного самоуправления и муниципальных районов»;
  • Указ Президента РФ №601 от 07.05.2012 «Об основных направлениях совершенствования системы государственного управления»;
  • Постановление Правительства РФ №1317 от 17.12.2012 «О мерах по реализации Указа Президента Российской Федерации от 28 апреля 2008 г. №607 «Об оценке эффективности деятельности органов местного самоуправления городских округов и муниципальных районов» и подпункта «и» пункта 2 Указа Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 г. №601 «Об основных направлениях совершенствования системы государственного управления»;
  • Постановление Правительства РФ №1284 от 12.12.2012 «Об оценке гражданами эффективности деятельности руководителей территориальных органов федеральных органов исполнительной власти (их структурных подразделений) и территориальных органов государственных внебюджетных фондов (их региональных отделений) с учетом качества предоставления ими государственных услуг, а также о применении результатов указанной оценки как основания для принятия решений о досрочном прекращении исполнения соответствующими руководителями своих должностных обязанностей»;
  • Постановление Правительства РФ №194 от 06.03.2012 «Об утверждении критериев оценки эффективности деятельности органов государственной власти субъектов Российской Федерации по осуществлению переданных полномочий Российской Федерации в области лесных отношений»;
  • Распоряжение Правительства РФ №2256-р от 03.12.2013 «Об утверждении целевых показателей оценки эффективности деятельности органов государственной власти субъектов Российской Федерации по осуществлению переданных им полномочий».

1.2. Инструменты оценки эффективности деятельности руководителей государственных органов власти

Современной российской системе государственного управления имеется разделение между оценкой эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц субъектов РФ и оценкой эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц субъектов РФ по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности. Сначала рассмотрим первый аспект указанной проблемы.

Оценка эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц субъектов РФ осуществляется Правительством РФ на основании Указа Президента РФ №1199 от 21.08.20127 в соответствии с разработанной методикой8. Предметом оценки являются результаты деятельности органов исполнительной власти субъектов РФ в сферах экономики и инвестиционной привлекательности, государственного и муниципального управления, здравоохранения, образования и жилищного строительства.

Согласно методике комплексная оценка эффективности деятельности органов исполнительной власти субъекта РФ (Ксi) проводится по 12 показателям (табл.1), одинаковым для всех регионов, и по двум индивидуальным показателям, и рассчитывается по формуле:

где К – показатель эффективности деятельности органов исполнительной власти субъекта РФ; Иип1 – ранжированный индекс роста индивидуального показателя N1, утвержденного экспертной группой для субъекта РФ; Иип2 – ранжированный индекс роста индивидуального показателя N2, утвержденного экспертной группой для субъекта РФ.

Показатели, приведенные в табл.1, условно разделены на три блока: развитие экономики, развитие социальной сферы и опросы населения. Вес каждого блока в показателе эффективности деятельности органов исполнительной власти субъекта РФ (К) различен: доля экономического блока составляет 50%; социального – 30%; опросного – 20%.

По итогам комплексной оценки эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов РФ в 2013 году9 в число регионов-лидеров вошло 20 субъектов РФ, среди которых безусловным лидером являлась Республика Татарстан. Следом за ней расположились Тюменская область, Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, Воронежская область, Чеченская Республика. Санкт-Петербург расположился на 27 месте, а Москва – на 37. Наихудшие результаты показали органы исполнительной власти Кабардино-Балкарской Республики, Республики Карелия, Еврейской автономной области, Курганской области.

Таблица 1. Перечень показателей для оценки эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов РФ.

Показатель Размерность
1 Ожидаемая продолжительность жизни при рождении лет
2 Численность населения человек
3 Объем инвестиций в основной капитал (за исключением бюджетных средств) тыс. рублей
4 Оборот продукции (услуг), производимой малыми предприятиями, в том числе микропредприятиями, и индивидуальными предпринимателями тыс. рублей
5 Объем налоговых и неналоговых доходов консолидированного бюджета субъекта Российской Федерации тыс. рублей
6 Уровень безработицы в среднем за год %
7 Реальные располагаемые денежные доходы населения %
8 Удельный вес введенной общей площади жилых домов по отношению к общей площади жилищного фонда %
9 Доля обучающихся в государственных (муниципальных) общеобразовательных организациях, занимающихся в одну смену, в общей численности обучающихся в государственных (муниципальных) общеобразовательных организациях %
10 Смертность населения (без показателя смертности от внешних причин) количество умерших на 100 тыс. человек
11 Оценка населением деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации %
12 Доля детей, оставшихся без попечения родителей, в том числе переданных неродственникам (в приемные семьи, на усыновление (удочерение), под опеку (попечительство), в семейные детские дома и патронатные семьи), находящихся в государственных (муниципальных) учреждениях всех типов %

По результатам оценки 2014 года по сравнению с предыдущим 43 региона улучшили свои позиции, 37 – ухудшили, 3 – не изменили. Регионом-лидером, как и в 2013 году, являлась Республика Татарстан. Санкт-Петербург улучшил свои позиции, переместившись на 6 место, Москва опустилась на 47 место. В то же время по уровню развития социальной сферы тройка лидеров выглядела следующим образом: Москва, Санкт-Петербург, Республика Татарстан10.

Используемая методики имеет целый ряд достоинств. Во-первых, она предоставляет возможность проводить оценку эффективности деятельности органов государственной власти, базирующуюся в основном на количественных показателях (табл.1). На основании итогового комплексного показателя регионы могут быть сопоставлены между собой и проранжированы по степени эффективности деятельности органов исполнительной власти. Во-вторых, проводимая оценка подразумевает проведение многомерного анализа, затрагивающего такие сферы общественной жизни, как социальная, экономическая, политическая. Это позволяет выявлять слабые места в деятельности органов исполнительной власти с целью своевременного принятия управленческих решений по исправлению ситуации.

Однако в отношении рассматриваемой методики имеются и критические замечания. Рассмотрим некоторые из них.

1. Неадекватность набора показателей. Например, показатели продолжительности жизни и смертности населения во многом дублируют друг друга. Несомненно, это ёмкие показатели, которые могут рассматриваться как индикаторы эффективности функционирования целого ряда институтов (здравоохранение, социальное обеспечение, образование, спорт и т.п.) и, соответственно, деятельности органов власти в этих сферах. Но из пяти показателей социального блока эти два фактически являются взаимозаменяемыми и достаточно было бы использовать только один из них. В то же время сложно объяснить, почему была выбрана сфера образования для оценки эффективности деятельности органов власти в социальной сфере, а, например, не затронута культура или общественный транспорт.

2. Градация показателей по функциональным блокам. Формула расчета показателя эффективности деятельности органов исполнительной власти субъекта РФ (К) имеет вид:

К=0,5* (Ип2+Ип3+Ип4+Ип6+Ип7)/5+0,3*(Ип1+Ип5+Ип8+Ип9+Ип11)/5+0,2*Ип10, (2)
где Ип1 – сводный индекс значения показателя ожидаемой продолжительности жизни при рождении; Ип2 – сводный индекс значения показателя объема инвестиций в основной капитал (за исключением бюджетных средств), соотнесенного с показателем численности населения; Ип3 – сводный индекс значения показателя оборота продукции (услуг), производимой малыми предприятиями, в том числе микропредприятиями и индивидуальными предпринимателями, соотнесенного с показателем численности населения; Ип4 – сводный индекс значения показателя объема налоговых и неналоговых доходов консолидированного бюджета субъекта Российской Федерации, соотнесенного с показателем численности населения; Ип5 – сводный индекс значения показателя уровня безработицы в среднем за 1 год; Ип6 – сводный индекс значения показателя реальных располагаемых денежных доходов населения; Ип7 – сводный индекс значения показателя удельного веса введенной общей площади жилых домов по отношению к общей площади жилищного фонда; Ип8 – сводный индекс значения показателя доли обучающихся в государственных (муниципальных) общеобразовательных организациях, занимающихся в одну смену, в общей численности обучающихся в государственных (муниципальных) общеобразовательных организациях; Ип9 – сводный индекс значения показателя смертности населения (без показателя смертности от внешних причин); Ип10 – ранжированный индекс значения показателя оценки населением деятельности органов исполнительной власти субъекта Российской Федерации; Ип11 – сводный индекс значения показателя доли детей, оставшихся без попечения родителей, в том числе переданных неродственникам (в приемные семьи, на усыновление (удочерение), под опеку (попечительство), в семейные детские дома и патронатные семьи), находящихся в государственных (муниципальных) учреждениях всех типов11.

В формуле (2) может быть оспорена логика распределения показателей по блокам. Например, показатель уровня безработицы может быть рассмотрен как показатель социального развития, так и как показатель развития экономики. То же самое можно сказать и в отношении показателя удельного веса введенной площади жилых домов. Возможность многовариантности отнесения показателя к конкретному блоку фактически повышает вероятность того, что при другом их распределении могут быть получены иные результаты.

3. Международная несопоставимость. Итоговый показатель, рассчитываемый в соответствии с методикой и нацеленный на оценку эффективности деятельности органов исполнительной власти, не предназначен для проведения межстрановых сравнений. А значит, в силу своей специфики, не может выступать в роли универсального индикатора институционального развития, единого как для России, так и для других стран.

Следующее направление институционального мониторинга, связанное с оценкой эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти (ФОИВ) и высших должностных лиц субъектов РФ по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности, осуществляется ежегодно, начиная с 2012 года. Проводится данное мероприятие Правительством РФ на основании Указа Президента РФ №1276 от 10.09.2012 «Об оценке эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности» в соответствии с разработанными методиками12 по следующим направлениям (табл.2–3). По каждому направлению разработаны соответствующие показатели и на основе анализа и прогнозов социально-экономического развития РФ определены их целевые значения до 2018 года.

Исследование, проводимое в рамках оценки эффективности деятельности руководителей органов исполнительной власти по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности, позволяет получить полномасштабную картину развития федеральных и региональных институтов в этом направлении. Однако эта картина, являясь неким срезом во времени и в российском пространстве, не дает полноценного представления о сопоставимости уровня институционального развития России с развитием институтов в других странах.

Таблица 2. Направления оценки эффективности деятельности руководителей ФОИВ по созданию благоприятных условий предпринимательской деятельности и ФОИВ, ответственных за достижение целевых показателей.

Перечень направлений Кол-во показа-телей Ответственный федеральный орган
1 Общая характеристика предприни-мательским сообществом условий ведения предпринимательской деятельности, включая улучшение инвестиционного климата 1 Минэкономразвития России
2 Совершенствование таможенного администрирования 7 ФТС России
3 Улучшение предпринимательского климата в сфере строительства 8 Минстрой России
Минэкономразвития России
4 Повышение доступности энергети-ческой инфраструктуры 3 Минэнерго России
ФТС России
5 Поддержка доступа на междуна-родные рынки и рынки иностранных государств и поддержка экспорта 3 Минпромторг России, Минэкономразвития России
6 Оптимизация процедуры государ-ственной регистрации юридических лиц 2 ФНС России
7 Совершенствование налогового администрирования 2 ФНС России
8 Повышение доступности банковских кредитов 2 Минфин России
9 Совершенствование системы защи-ты прав инвесторов 4 Минэкономразвития России
10 Оптимизация процедуры государ-ственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним 7 Росреестр
11 Развитие конкуренции 17 ФАС России, Минздрав, Минкомсвязь, Минобрнауки, Минтранс, Минэнерго России
12 Улучшение международных долго-срочных кредитных рейтингов Российской Федерации 3 Минфин России
13 Повышение качества регуляторной среды для бизнеса 1 Минэкономразвития России
14 Совершенствование оценочной деятельности 1 Минэкономразвития России
15 Расширение доступа субъектов малого и среднего предприни-мательства к закупкам инфраструк-турных монополий и компаний с государственным участием 1 Минэкономразвития России
ВСЕГО ПОКАЗАТЕЛЕЙ 62 Минэкономразвития России

Таблица 3. Перечень направлений оценки эффективности деятельности высших должностных лиц субъектов РФ по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности.

Перечень направлений Кол-во показателей
1 Оценка предпринимательским сообществом общих условий ведения предпринимательской деятельности, включая улучшение инвестиционного климата 1
2 Наличие основных составляющих стандарта деятельности органов исполнительной власти субъекта Российской Федерации по обеспечению благоприятного инвестиционного климата в регионе и оценка предпринимательским сообществом эффективности реализации этих составляющих 2
3 Создание и модернизация высокопроизводительных рабочих мест, повышение производительности труда 2
4 Состояние рынка труда, подготовка и переподготовка высококвалифицированных кадров 3
5 Качество и доступность производственной и транспортной инфраструктуры 2
6 Инвестиционная деятельность, привлечение инвестиций 2
7 Развитие среднего и малого предпринимательства 3
8 Улучшение предпринимательского климата в сфере строительства 5
9 Повышение доступности энергетической инфраструктуры 3
10 Содействие развитию конкуренции на основе стандарта развития конкуренции в субъектах Российской Федерации 2
ВСЕГО 25

Таким образом, в настоящее время государство проводит активную политику в отношении мониторинга и оценки эффективности функционирования институтов. В соответствии с поставленными целями эта работа большей частью ориентирована именно на контролирующую функцию, в частности, оценка эффективности работы органов исполнительной власти в регионах направлена на осуществление контроля за их деятельностью и выявление проблемных мест, требующих оперативного вмешательства. Эти инструменты позволяют получить представление о ситуации, которая сложилась на определенный момент времени в конкретной области функционирования институтов.

Однако ни одна из применяемых методик не может претендовать на роль базового индикатора институционального развития. Прежде всего, это не позволяют сделать цели, на выполнение которых нацелены используемые методики, и связанный с ними масштаб охвата институциональной среды. Кроме того, используя существующие индикаторы, невозможно оценить встраиваемость институциональной среды в общую макроэкономическую модель развития экономики и степень влияния институтов на это развитие, а также сопоставить уровень институционального развития разных стран и определить место России в мировом сообществе по степени развитости институтов. Данное обстоятельство предопределяет необходимость поиска альтернативных оценочных инструментов.

2. МИРОВАЯ ПРАКТИКА ОЦЕНКИ КАЧЕСТВА ИНСТИТУТОВ

2.1. Классификация рейтинговых продуктов, оценивающих эффективность функционирования институтов

За последние два десятилетия в мире произошел существенный прогресс в развитии оценочных инструментов. Результатом этого прогресса стало возникновение целого ряда рейтингов и специализированных индексов, отражающих различные аспекты общественной жизни, включая уровень развития и качества институциональной среды.

На сегодняшний день существует достаточно большое число рейтинговых продуктов, оценивающих одно и то же явление. Например, оценка экономической свободы проводится и американским исследовательским центром «Heritage Foundation» совместно с газетой «Wall Street Journal», и американским Институтом Катона, и НПО «Freedom House». Уровень счастья населения замеряется и британским исследовательским центром «New Economic Foundation», и американским исследовательским центром «Институт Земли» при Колумбийском университете. Степень развития демократии в странах мира измеряется и американской НПО «Freedom House», и в рамках проекта Т.Р.Гарра «Polity», и британским исследовательским центром «The Economist Intelligence Unit», и другими организациями. Аналогично можно привести примеры различных рейтинговых оценок уровня коррупции, качества жизни, репутации и конкурентоспособности стран и других явлений. Часть индексов оценивает изучаемое явление отдельными индикаторами, другая – включает эти оценки в интегрированные показатели. Подобное многообразие имеет как положительные стороны, так и отрицательные стороны.

Положительным моментом является то, что у пользователя появляется возможность выбора наиболее подходящей и адекватной методики. Однако количество предлагаемых оценочных инструментов возросло настолько, что стало достаточно сложным не только оценить качество рейтингового продукта, но и просто охватить их все и классифицировать с единых позиций. Причиной такого положения дел, на наш взгляд, является хаотичность подобного рода разработок.

Далее мы сформулируем ряд методических положений и критериев, которые позволят хотя бы отчасти упорядочить существующее многообразие рейтинговых продуктов, оценивающих качество и эффективность функционирования институтов. Выделим следующие виды классификации (рис.1).

Рис.1. Виды классификации рейтинговых продуктов.

1. Классификация рейтингов по видам институтов. Согласно общепринятому как в академической среде (Норт, 2010), так и в российском законодательстве делению институтов на социальные, политические и экономические13, сгруппируем имеющиеся рейтинговые продукты по аналогичному признаку (табл.4). Классификация составлена с учетом доминирования какого-либо направления в проводимом исследовании (Х); если какой-либо аспект также присутствует в рейтинге, но выражен более слабо, то в таблице он обозначен малым символом – х.

Таблица 4. Классификация рейтинговых оценок по видам институтов.

Рейтинги Краткая характеристика рейтинга (индекса) Э П С
1 Индекс трансформации (Transformation Index) – Bertelsmann Foundation Глобальное исследование транс-формационных процессов, политики развития и уровня демократии в разных странах мира Х Х Х
2 Индекс устойчивости общества (The Sustainable Society Index) — Sustainable Society Foundation Комплексное исследование достижений стран мира с точки зрения устойчивости общественного развития Х х
3 Оценка бизнес-регулирования (Doing Business) - всемирный банк Глобальное исследование стран по показателю создания ими благоприятных условий ведения бизнеса Х
4 Индекс экономической свободы (Index of Economic Freedom) – «Wall Street Journal” совместно с Heritage Foundation Глобальное исследование стран по показателю экономической свободы Х
5 Экономическая свобода в мире (Economic Freedom of the World) – Институт Катона Интегрированный показатель, оценивающий уровень экономической свободы в странах мира Х
6 Рейтинг глобальной конкурентоспособности (The Global Competitiveness Index) – Всемирный экономический форум Глобальное исследование конкурентоспособности стран мира, находящихся на разных уровнях социального развития Х
7 Рейтинг слабости государств мира (The Fragile States Index) – Американский фонд мира совместно с журналом «Foreign Policy" Глобальное исследование, отражающее способность/ неспособность властей контролировать целостность своей территории, а также политическую, экономическую и демографическую ситуацию в стране Х
8 Глобальный индекс миролюбия (Global Peace Index) – The Economist Intelligence Unit Комплексный показатель миролюбия страны по уровню насилия внутри государства и агрессивности его внешней политики Х
9 Доклад о состоянии свободы в мире (Freedom in the World) – Freedom House Глобальное исследование степени политических и гражданских свобод в странах мира Х
10 Страны переходного периода (Nations in Transit) – Freedom House Оценка состояния гражданского общества, политических свобод и прав человека в странах переходного периода Х
11 Индекс демократии (Democracy Index) - The Economist Intelligence Unit Глобальное исследование стран мира по уровню демократии Х
12 Индикаторы качества государственного управления (Worldwide Governance Indicator) – Всемирный банк Глобальное исследование стран мира по показателю качества и эффективности государственного управления Х
13 Индекс восприятия коррупции (Corruption Perceptions Index) – Transparency International Исследование стран мира по уровню восприятия коррупции в общественном секторе Х
14 Проекты «Полития» (Polity) – Университет Мэриленда Глобальное исследование политических институтов и режимов государств в современном мире Х
15 Политический атлас современности – МГИМО, Институт общественного проектирования и журнал «Эксперт» Глобальное исследование политических систем и режимов современных государств Х х
16 Рейтинг репутации стран мира (The Country RepTrak) - Reputation Institute Глобальное исследование стран мира по показателю их репутации х х Х
17 Всемирный индекс счастья (The Happy Planet Index) - New Economic Foundation Глобальное исследование стран мира с точки зрения их способности обеспечить своим жителям счастливую жизнь х Х
18 Индекс человеческого развития (Human Development Index) - ООН Глобальное исследование стран мира по уровню жизни, грамотности и образованности х Х
19 Рейтинг стран мира по уровню счастья населения (World Happiness Report) – Институт Земли Рейтинг стран мира с точки зрения их способности обеспечить своим жителям счастливую жизнь х Х
20 Индекс качества жизни (The Quality of Life Index) - The Economist Intelligence Unit Глобальное исследование стран мира с точки зрения их способности обеспечить своим жителям благополучную жизнь х Х
21 Индекс лучшей жизни (The OECD Better Life Index) - ОЭСР Комплексное исследование достижений стран мира с точки зрения благополучия их населения х Х
22 Доклад о модернизации в мире и Китае Глобальное исследование уровня модернизации в странах мира Х Х
23 Рейтинг стран мира по уровню социального прогресса (The Social Progress Index) – The Social Progress Imperative Глобальное исследование стран мира по уровню общественного благополучия и социального прогресса в странах мира Х

Полученные результаты позволяют сделать выводы о наличии четырех групп рейтингов по видам институтов: экономические, политические, социальные и смешанные (гибридные). Как видно из табл.4, к «чистым» измерителям относится подавляющее большинство экономических и политических рейтингов. В смешанных рейтингах прослеживается явное доминирование оценки качества конкретного института (социального, политического, экономического) во взаимосвязи с другими институтами. В большей степени о смешанных рейтингах можно говорить при оценке социальных институтов, так как зачастую их развитие находится в тесной взаимосвязи с экономическим развитием (табл.4).

Пожалуй, наиболее полномасштабным с точки зрения охвата всех видов институтов является глобальное исследование Фонда Бертельсманна «Индекс трансформации», в котором проводится комплексное исследование политических и экономических трансформационных процессов, а также оценивается результативность управления.

2. Классификация рейтингов по видам оценки. С точки зрения используемых оценочных инструментов все рейтинги могут быть поделены на объективные, в основе которых лежат количественные измерители, субъективные, основанные на качественных показателях (опросах и экспертных оценках), и смешанные (гибридные), в которых присутствуют как количественные, так и качественные оценки (табл.5).

Таблица 5. Классификация рейтингов по видам оценки.

Виды оценок Рейтинги
Объективные Доклад о модернизации в мире и Китае
Индекс человеческого развития
Индекс лучшей жизни
Субъективные Индекс трансформации
Индекс экономической свободы
Страны переходного периода
Индекс демократии
Индекс восприятия коррупции
Рейтинг репутации стран мира
Индекс качества жизни
Смешанные Индекс устойчивости общества
Оценка бизнес-регулирования
Экономическая свобода в мире
Рейтинг глобальной конкурентоспособности
Рейтинг слабости государств мира
Глобальный индекс миролюбия
Доклад о состоянии свободы в мире
Индикаторы качества государственного управления
Проекты «Полития»
Политический атлас современности
Всемирный индекс счастья
Рейтинг стран мира по уровню счастья населения
Рейтинг стран мира по уровню социального прогресса

Из табл.5 видно, что практически все рейтинги основаны на субъективных или смешанных оценках. При этом в смешанных оценках, как правило, доминируют именно качественные показатели, включающие в себя проведение опросов экспертов, предпринимателей или представителей общественности. Только три рейтинга (Доклад о модернизации в мире и Китае, Индекс человеческого развития и Индекс лучшей жизни) можно с некоторыми допущениями отнести к рейтингам, основанным на объективных показателях. Так, выводы о модернизации в мире и Китае основаны на анализе количественных показателей, интегрированных в Индексы всемирной модернизации – индекс первичной модернизации, индекс вторичной модернизации, индекс интегрированной модернизации, которые отражают уровни модернизации в различных сферах в разных странах мира14.

Индекс человеческого развития учитывает три показателя15:

  • индекс ожидаемой продолжительности жизни, измеряемый средней ожидаемой продолжительностью жизни;
  • индекс образования, учитывающий среднюю ожидаемую продолжительность обучения детей школьного возраста и среднюю продолжительность взрослого обучения;
  • индекс душевого валового национального дохода.

В основе замера Индекса лучшей жизни лежит сбор и обработка показателей по 11 категориям: жилищные условия, доходы, работа, общество, образование, экология, гражданские права, здоровье, удовлетворенность жизнью, безопасность, работа/отдых. Несмотря на присутствие в методике расчета Индекса социологических исследований, данный рейтинг был отнесен к группе индикаторов, основанных на количественных оценках. Во-первых, это обусловлено значительным доминированием среди показателей статистических данных, полученных из официальных источников (Национальные отчеты стран ОЭСР, данные ООН, Всемирного банка, государственных статистических агентств и т.п.). Во-вторых, качественные оценки, включенные в Индекс, формируются на основе данных Всемирного опроса – регулярных социологических исследований, проводимых Институтом Гэллапа в 140 странах мира16.

Таким образом, можно сделать вывод о превалировании субъективного фактора в используемых методиках оценки качества институтов в разных странах мира. В мировых масштабах это может приводить к существенным искажениям реальности и быть использовано в качестве инструмента информационных войн в отношении той или иной страны.

3. Классификация институтов по их содержанию. Третьим критерием, заложенным в основу проводимой нами классификации, является содержательная основа институтов (табл. 6), которые с одной стороны создают ограничения (гарантии, безопасность), а с другой – стимулы (свободы) (Норт, 2010; Балацкий, Екимова, 2015). Этими характеристиками гарантируются такие свойства институтов как стабильность и изменчивость. С этой точки зрения, одни рейтинговые оценки стремятся замерить степень различных свобод, предоставляемых государственными институтами, другие – оценить государственные гарантии (безопасность). Часть рейтингов включает в себя исследование и предоставляемой свободы, и гарантированной безопасности, т.е. являются гибридными.

Из табл.6 видно, что рейтинговые продукты достаточно равномерно распределились по указанным группам классификации. При этом наблюдаются некоторые закономерности. Так, в группу рейтингов, оценивающих институты с точки зрения предоставляемых свобод, попали по большей части экономические рейтинги, в то время как разного рода социальные рейтинги замеряют преимущественно государственные гарантии (безопасность). Политические рейтинги примерно одинаково распределились между этими двумя группами. Смешанные (с точки зрения видов оцениваемых институтов) рейтинги оказались такими же и в классификации по содержанию институтов.

Таблица 6. Классификация рейтингов по содержанию институтов.

Содержание институтов Рейтинг
Свобода Индекс демократии
Оценка бизнес-регулирования
Экономическая свобода в мире
Индекс экономической свободы
Страны переходного периода
Доклад о состоянии свободы в мире
Проекты «Полития»
Рейтинг глобальной конкурентоспособности
Безопасность Индекс человеческого развития
Рейтинг слабости государств мира
Глобальный индекс миролюбия
Всемирный индекс счастья
Рейтинг стран мира по уровню счастья населения
Индекс стран мира по уровню социального прогресса
Индекс восприятия коррупции
Индикаторы качества государственного управления
Смешанные Доклад о модернизации в мире и Китае
Индекс трансформации
Индекс устойчивости общества
Рейтинг репутации стран мира
Политический атлас современности
Индекс качества жизни
Индекс лучшей жизни

Подводя итог, можно отметить, что с точки зрения объекта оценки все рейтинговые продукты в примерно одинаковом соотношении делятся на экономические, социальные и политические. В основе их построения могут лежать как субъективные факторы, включающие оценочные мнения и суждения, так и объективные, базирующиеся на статистических данных. При этом среди имеющихся инструментов наблюдается явное доминирование тех, которые основаны на субъективном факторе оценки. С точки зрения предмета оценки одни рейтинги замеряют степень предоставляемых государством свобод, другие – гарантируемую безопасность.

Ниже более подробно рассмотрим наиболее известные и авторитетные зарубежные рейтинги, оценивающие качество институциональной среды, а также имеющиеся российские альтернативные разработки. При этом сделаем акцент на выявлении слабых мест предлагаемых методик и оценке степени доверия им в среде экспертного сообщества.

2.2. Зарубежная практика составления институциональных рейтингов

Как уже указывалось, зарубежная практика составления институциональных рейтингов чрезвычайно обширна, в связи с чем ниже мы подробно рассмотрим только наиболее популярные рейтинговые продукты Запада.

1. Индекс трансформации. Индекс трансформации (далее – Индекс) публикуется с 2003 года международным Фондом Бертельсманна (Bertelsmann Foundation) (далее – Фонд), расположенным в Германии17. Проект реализуется Фондом совместно с Центром прикладных политических исследований (Мюнхен) при участии междисциплинарной комиссии экспертов, состоящей из представителей исследовательских институтов и университетов Германии и Франции (Доннер, Хартманн, 2010). Финансирование деятельности организации осуществляется в большей степени за счет доходов по акциям международного медиаконцерна «Bertelsmann AG», контролирующего издательско-полиграфическую отрасль Германии, в котором Фонд Бертельсманна является владельцем более трех четвертей акций18.

Индекс анализирует трансформационные процессы, политику развития и уровень демократии в разных странах, оценивает результативность управления и описывает то, насколько эффективно руководство страны осуществляет политические и экономические реформы19. Начиная с 2006 года, Индекс публикуется раз в 2 года. На момент первой публикации в 2003 году оценивалось 116 стран, к 2014 году количество представленных в рейтинге стран увеличилось до 129, в число которых не входят развитые государства – страны Центральной и Северной Америки, а также большая часть стран Западной и Северной Европы (за исключением Латвии, Литвы и Эстонии). Предмет изучения – государства, находящиеся в стадии трансформации.

Построение Индекса представляет собой многоступенчатый процесс, в основе которого лежит экспертный опрос, в котором в общей сложности задействовано порядка 246 экспертов из ведущих научно-исследовательских институтов по всему миру. Анализ каждой страны выполняется двумя экспертами, один из которых является представителем данной страны, а второй – внешний эксперт. Руководствуясь стандартизованной кодовой книгой, обеспечивающей единые рамки проводимого опроса, в ходе ответов на 52 вопроса эксперты оценивают, в какой степени были выполнены 17 критериев для каждой страны. Независимо друг от друга эксперты выставляют свои оценки по шкале от 1 (самый низкий показатель) до 10 (максимальное значение). Следующим шагом процесса построения Индекса является рассмотрение выставленных экспертами баллов специальными региональными координаторами, которые уточняют и калибруют полученные результаты, а затем объединяют их в общий межрегиональный отчет для принятия окончательных решений20.

В рамках Индекса трансформации проводится комплексное исследование трансформационных процессов и политического управления, результатом которого является построение двух рейтингов: Индекса состояния (The Status Index) и Индекса управления (The Management Index). Подобное разделение связано с тем, что разработчики Индекса пытаются сопоставить выбранный курс социальных и экономических преобразований и политику, с помощью которой этот курс реализуется. По мнению экспертов Фонда Бертельсманна, «стремление к достижению устойчивых темпов роста и экономической свободы тесно связано со стремлением к социальной справедливости и устойчивому экономическому развитию» (Доннер, Хартманн, 2010), т.е. «элементы конституционной демократии чаще всего обнаруживаются в тех странах, которые одновременно демонстрируют черты рыночной экономики и социально-ориентированной политики» (Брузис, 2010). Таким образом, в основе идеологии Индекса лежит утверждение, что устойчивое экономическое развитие возможно только в условиях демократического общества. При этом, отмечая экономические успехи отдельных стран с автократическим режимом управления (Китай, Сингапур и т.п.), эксперты Фонда объясняют их тем, что в этих странах эффективно задействовались механизмы устойчивого развития и социального равенства, присущие демократически развитым странам. Однако при сохранении имеющейся формы правления и отсутствии курса на политическую либерализацию возможности осуществления дальнейших преобразований в этих странах ограничены (Доннер, Хартманн, 2010).

Индекс состояния консолидирует 32 различных показателя (12 критериев), которые объединены в 2 основные группы:

  • политическая трансформация (5 критериев, 18 показателей);
  • экономическая трансформация (7 критериев, 14 показателей).

Совокупность критериев политической трансформации оценивает состояние демократического развития общества. Экономическая трансформация замеряет уровень социально-экономического развития общества. Итоговое значение Индекса состояния рассчитывается как среднее значение суммы баллов экономической и политической трансформаций, которые определяются как среднеарифметическое баллов соответствующих критериев. В свою очередь баллы по критериям – это срединные показатели баллов по отдельным вопросам, взятые с одинаковым весом.

Индекс управления оценивает эффективность управленческой трансформации по 5 критериям, учитывающим 20 показателей. Методика расчета Индекса управления несколько отличается от методики расчета Индекса состояния. В основу определения итогового значения показателя положено вычисление среднеарифметического значения 4 критериев (управленческий потенциал, способность эффективно распоряжаться ресурсами, готовность политических сил к достижению согласия, международное сотрудничество), которое затем умножается на норму сложности – коэффициент, полученный путем трансформации уровня сложности.

Полученные результаты позволяют определить принадлежность страны к демократии или автократии в зависимости от балла, полученного при ответе на вопросы, касающиеся участия в свободных и справедливых выборах (2.1), замеряющие политические и гражданские свободы (2.3, 2.4, 3.4), конституционные сдержки и противовесы (3.1), влияние антидемократических сил (2.2) и государственную стабильность (1.1, 1.4). Чтобы быть отнесенной к демократии, страна должна набрать некий минимальный балл по каждому вопросу (для вопроса 2.1 – 6 баллов, для остальных – 3). Если хотя бы по одному из вопросов страна получает меньше минимума баллов, то ее относят к автократиям (Брузис, 2010).

С момента публикации рейтинга позиции России претерпевали существенные изменения (табл.7). При этом, если в отношении экономической трансформации положение России выглядит достаточно стабильным, то в политических процессах в стране, по мнению разработчиков рейтинга, верховенствуют негативные тенденции, связанные с ослаблением демократических институтов. Это нашло отражение в рейтинговых оценках. Так, по Индексу управления Россия опустилась с 31 места в 2003 году на 104 – в 2014 году, прочно заняв место в списке автократичных государств наряду с Анголой, Гвинеей, Мали, Непалом, Шри-Ланкой и другими государствами. Данное положение дел экспертами Фонда увязывается с несоответствующей демократическим стандартам политикой, проводимой Президентом страны В.В.Путиным, особенно после его возвращения в Кремль в 2012 году21.

Таблица 7. Позиции России в рейтинге стран мира по индексу трансформации.

Год Количество стран в рейтинге Индекс состояния (политическая/ экономическая трансформации) Индекс управления
2014 129 77 (86/48) 104
2012 128 60 (71/52) 99
2010 128 65 (75/54) 107
2008 125 59 (73/44) 98
2006 119 47 (67/35) 87
2003 116 41 (50/35) 31

Лидерами рейтинга Индекса состояния 2014 года являются Тайвань (9,58), Чешская Республика (9,51), Эстония (9,42), Уругвай (9,33) и Польша (9,16).

Итоговое значение Индекса состояния для России за период с 2006 года по 2014 снизилось на 0,9 баллов (рис.2), в результате чего страна переместилась с 47 на 77 место в рейтинговой таблице (табл.7). Так, в 2014 году Россия занимала 77-е место из 129 стран с общим рейтинговым значением 5,24 (рис.3). При этом ярко выраженная негативная динамика наблюдалась по таким критериям, как политическое участие (падение с 5,3 до 3,5 баллов) и стабильность демократических институтов (падение с 5,5 до 2,5 баллов). В свою очередь наибольшее падение наблюдается по показателям 2.2 (с 7 до 2 баллов), 4.1 (с 6 до 3 баллов) и 4.2 (с 5 до 2 баллов). Эти показатели учитывают реальное влияние демократически избранных лидеров на проводимую в государстве политику (2.2), а также эффективность демократических институтов (4.1) и их признание соответствующими акторами политики (4.2).

Рис.2. Индекс состояния (The Status Index) в некоторых странах мира.
Рис.3. Индекс состояния 2014 года.

Если рассматривать полученные результаты в региональном аспекте, то среди 13 стран постсоветского пространства и Монголии Россия занимает 7 место, уступая таким государствам как Монголия, Молдова, Грузия, Украина, Армения и Киргизия (рис.4). При этом Россия значительно уступает всем государствам, относящимся к региону Восточной, Центральной и Юго-Восточной Европы, включая Албанию (6,55), Боснию и Герцеговину (6,37) и Косово (6,23), а также большей части государств, относящихся к странам Латинской Америки и Карибского бассейна, за исключением Гватемалы (5,15), Венесуэлы (4,60), Кубы (4,13) и Гаити (3,58)22.

Рис.4. Региональный портрет Индекса состояния 2014 года.

Лидерами рейтинга Индекса управления 2014 года являются Тайвань (7,68), Уругвай (7,46), Бразилия (7,30), Эстония (7,26), Чили (7,22). Итоговое значение Индекса управления для России за период с 2006 года по 2014 выросло на 0,06 баллов (рис.5). Несмотря на это наблюдается падение России с 87 на 104 место в рейтинговой таблице (табл. 7).

Рис.5. Индекс управления (The Management Index) в некоторых странах мира.

В 2014 году Россия заняла 104-е место из 129 стран с общим рейтинговым значением 3,90 (рис.6). По сравнению с результатом предыдущего рейтинга Россия потеряла 0,06 балла, что было вызвано ухудшением результатов по показателям 13.2 (минус 1 балл) и 16.2 (минус 1 балл). Показатели связаны с уровнем образования в России по оценкам ООН (13.2) и способностью реформаторов страны изолировать или, наоборот, включать в свои ряды противников демократии, обладающих правом вето (16.2).

Рис.6. Индекс управления 2014 года.

В региональном аспекте Россия занимает 9 место среди стран постсоветского пространства и Монголии, уступая таким государствам как Монголия, Грузия, Молдова, Армения, Киргизия, Казахстан, Украина, Азербайджан (рис.7). При этом Россия значительно уступает всем государствам, относящимся к региону Восточной, Центральной и Юго-Восточной Европы, включая Албанию (5,17), Венгрию (4,96) и Боснию и Герцеговину (3,95), а также большей части государств, относящихся к странам Латинской Америки и Карибского бассейна, за исключением Кубы (3,65), Гаити (3,53) и Венесуэлы (2,52).

Рис.7. Региональный портрет Индекса управления 2014 года.

Итоговые значения Индекса позволяют классифицировать страны на следующие группы, характеризующие, по мнению составителей рейтинга, качественное состояние государств: если рейтинг страны превышает величину 8,5 баллов, то в ней прочно утвердились элементы конституционной представительной демократии и социально-ориентированной рыночной экономики; рейтинг больше 7 баллов означает успех преобразований; рейтинг выше 5,5 – ограниченные преобразования; рейтинг выше 4 – очень ограниченные преобразования; страны с рейтинговым значением ниже 4 баллов относят к государствам, в которых заморожена демократизация и остановлены рыночные преобразования. Согласно этим критериям Россия до 2014 года относилась к странам с ограниченными преобразованиями, а в 2014 году – с очень ограниченными преобразованиями.

Таким образом, индекс трансформации претендует на комплексный подход к оценке происходящих в странах изменений, учитывая как политическое, так и экономическое развитие общества. Полученные результаты служат основой для практических рекомендаций, направленных на совершенствование стратегии политического управления трансформационными процессами. Его активно применяют при расчете других показателей эффективности управления. Например, Всемирный банк включил Индекс в свои индикаторы государственного управления, а организация «Трансперенси Интернешнл» использует его при расчете Индекса восприятия коррупции (Доннер, Хартманн, 2010).

Однако разработанный индекс обладает рядом серьезных недостатков, ограничивающих его применение и снижающих степень доверия полученным результатам. Рассмотрим основные из них.

1. Отсутствие формализованных критериев отбора стран. Как было отмечено выше, Индекс ориентирован на исследование стран, в которых, по мнению составителей, происходят трансформационные процессы. Однако четких критериев отбора стран в методологии не приводится. В связи с этим можно сделать вывод, что включение или невключение той или иной страны в перечень изучаемых государств основывается на экспертном отборе, который зачастую базируется на общепринятых стандартах. Это и приводит к тому, что в рейтинге отсутствуют такие страны как США, Великобритания, Франция, Германия, Швеция и другие страны Западной и Северной Европы, а также Центральной и Северной Америки.

2. Отсутствие лидеров и эталонов. Отсутствие в исследуемом списке так называемых стран-лидеров в свою очередь порождает две проблемы. Во-первых, происходит явная дезориентация: непонятно, каково положение исследуемых стран по отношению к лидерам, каковы темпы происходящих изменений и насколько сильно отставание изучаемых стран от стран-лидеров. Например, каковы позиции Тайваня, лидера и Индекса состояния, и Индекса управления 2014 года, по отношению к Великобритании, которая отсутствует в рейтинге? Или какие должны произойти трансформации в Чехии, чтобы она могла быть сопоставимой с Францией? Получить ответы на эти вопросы с помощью Индекса не представляется возможным.

Указанная проблема связана с тем, что подобного рода подход вуалирует процессы, происходящие внутри самих стран-лидеров. Как отмечалось ранее, рейтинг позволяет оценить уровень трансформаций, происходящих в стране, и выделить государства, в которых прочно утвердились элементы конституционной представительной демократии и социально-ориентированной рыночной экономики (итоговое значение показателя – 8,5 баллов). Однако это не означает, что трансформационные процессы в этих странах остановились и сохраняются в неименном состоянии. Аналогичная ситуация и с не включёнными в рейтинг странами. В них также могут происходить трансформации, вызывающие изменение качественного состояния страны, что невозможно оценить с помощью предлагаемого инструмента в виде Индекса трансформации.

3. Субъективный характер оценок. Еще одним недостатком предлагаемого Индекса, на наш взгляд, является его субъективный характер. Основываясь на качественных показателях, оцениваемых двумя экспертами (внутренним и внешним) и анализируемых региональным экспертом, достаточно сложно объективно понять реальные процессы, происходящие в том или ином государстве. В свою очередь, какие-либо количественные критерии, позволяющие придать исследованию некую объективность и непредвзятость, практически полностью отсутствуют (за исключением двух показателей – душевого валового национального дохода (ВВП) по паритету покупательной способности и образовательного индекса ООН).

Таким образом, несовершенство методологии, субъективность, отсутствие ориентиров в виде ведущих стран мира в сочетании с изначальной нацеленностью на безупречность демократических ценностей в обществе, может приводить к искажению реальной картины мира и формированию одностороннего видения, а также способствовать распространению некорректной информации при дальнейшем использовании индекса.

2. Индекс восприятия коррупции. Индекс восприятия коррупции (ИВК) представляет собой ежегодный составной индекс, измеряющий уровень восприятия коррупции в государственном секторе. Составляется он неправительственной международной организацией «Transparency International», основанной в 1993 году бывшим директором Всемирного банка Петером Айгеном в Берлине. Организация позиционирует себя как международное движение по противодействию коррупции. На сегодняшний день ее отделения существуют более чем в 100 странах мира23.

ИВК публикуется с 1995 года. На момент первой публикации в рейтинге была представлена 41 страна, в число которых не входила Россия. В последующие годы количество стран росло и на момент последнего выхода рейтинга в 2014 году составило 175 государств. Россия представлена в рейтинге с 1996 года. В табл.8 показано, как по годам менялись позиции России в проводимом исследовании.

Таблица 8. Россия в мировом рейтинге восприятия коррупции.

Годы Позиция России/ Количество стран в рейтинге Годы Позиция России/ Количество стран в рейтинге
1996 47/54 2006 121/163
1997 49/52 2007 143/180
1998 76/85 2008 147/180
1999 82/99 2009 146/180
2000 82/99 2010 154/178
2001 79/91 2011 143/183
2002 71/102 2012 133/176
2003 86/133 2013 127/177
2004 90/146 2014 136/175
2005 126/159

По табл.8 нетрудно заметить, что Россия практически всегда входила в число аутсайдеров рейтинга, демонстрируя достаточно высокий уровень коррупции. Кроме того, очевидно непостоянство количества исследуемых стран. По словам разработчиков рейтинга, отсутствие какого-либо государства объясняется исключительно недостатком обзорной информации (необходимо наличие не менее трех источников данных), а не является показателем отсутствия коррупции в этой стране24.

Согласно приведенной на официальном сайте информации расчет Индекса восприятия коррупции состоит из следующих этапов:

1. Выбор источников данных. При построении ИВК в качестве источников используются данные независимых организаций, регистрирующих уровень коррупции в разных странах. В 2014 году были использованы 12 различных источников за два последних года, предоставляемых 11 организациями. К ним относятся:

  1. African Development Bank – Governance Ratings 2013
  2. Bertelsmann Foundation – Sustainable Governance Indicators 2014
  3. Bertelsmann Foundation – Transformation Index 2014
  4. Economist Intelligence Unit – Country Risk Ratings 2014
  5. Freedom House – Nations in Transit 2013
  6. Global Insight – Country Risk Ratings 2014
  7. IMD – World Competitiveness Yearbook 2014
  8. Political and Economic Risk Consultancy Asian Intelligence 2014
  9. Political Risk Services – International Country Risk Guide 2014
  10. World Bank – Country Policy and Institutional Assessment 2013
  11. World Economic Forum – Executive Opinion Survey (EOS) 2014
  12. World Justice Project – Rule of Law Index 2014.

2. Стандартизация данных. ИВК включает в себя приведение данных к шкале от 0 до 100, где 0 соответствует самому высокому уровню восприятия коррупции, а 100 – самому низкому. Приведение (стандартизация) осуществляется вычитанием среднего значения набора данных и делением на величину среднего квадратичного отклонения, в результате чего определяются Z-показатели, которые затем приводятся к значениям среднего, составляющим примерно 45, и величине среднего квадратичного отклонения, составляющего приблизительно 20, с тем, чтобы наборы данных укладывались в шкалу ИВК от 0 до 100.

3. Расчет среднего значения. Для включения страны в ИВК необходимо наличие как минимум трех источников, оценивающих её. Балл ИВК для соответствующей страны вычисляется как среднее значение всех стандартизированных оценок, доступных для этой страны, округленное до целого числа.

4. Отчет о мере неопределенности. В ИВК учитываются относящиеся к каждому результату средняя квадратичная ошибка и доверительный интервал, фиксирующие вариацию оценок источников данных, доступных для соответствующей страны.

Начиная с того момента, когда Россия была впервые представлена в рейтинге стран мира по уровню коррупции в 1996 году, она неизменно оставалась в числе стран-аутсайдеров (табл.8).

Методика рейтингования, применяемая до 2012 года, не предполагала возможности межвременных сравнений, поэтому делать корректные выводы о прогрессе или регрессе в области противодействия коррупции достаточно сложно. Однако, если судить о положении России в самом рейтинге, то следует отметить период с 2002 по 2004 гг., когда ранговое значение страны было наилучшим (она входила в третью четверть стран рейтинга). Во все остальные периоды наблюдалось ухудшение позиции России с ее наибольшим спадом в 2010 году (табл.8).

По результатам 2014 года Россия заняла 136 место из 175 стран, поделив его с такими странами, как Иран, Камерун, Киргизия, Ливан, Нигерия (рис.8).

Рис.8. Индекс восприятия коррупции 2014 года.

Лидерами рейтинга Индекса восприятия коррупции 2014 года являются Дания (92), Новая Зеландия (91), Финляндия (89), Швеция (87), Норвегия (86), в то время как Северная Корея и Сомали поделили последнее место в рейтинге, набрав только 8 баллов25.

В региональном аспекте Россия относится к группе стран Восточной Европы и Средней Азии (рис.9). Среднее итоговое значения показателя, по которому оценивается коррупция в странах этой группы, составляет 33. Такое же положение дел характерно только для группы африканских стран. Во всех остальных регионах средний балл имеет большее значение. При этом следует отметить, что итоговый балл в России не дотягивает даже до среднего значения этого показателя в группе (в России он составляет 27).

Рис.9. Региональный портрет Индекса восприятия коррупции 2014 года.

Среди основных причин такого положения России эксперты «Трансперенси Интернешнл Россия» выделяют следующие:

  • Стагнация коррупционных дел.
  • Слабость международного антикоррупционного сотрудничества.
  • Отсутствие декларирования конфликта интересов.
  • Давление на некоммерческие организации и независимые СМИ.
  • Непрозрачность больших проектов.

Для перелома негативной тенденции предлагаются меры по ужесточению антикоррупционного контроля в органах государственной власти, повышению открытости и прозрачности информации о доходах и имуществе публичных должностных лиц, внедрению уголовной ответственности за незаконное обогащение и т.п.

Таким образом, «Transparency International» является одной из самых известных организаций в мире, занимающихся оценкой уровня коррупции в разных странах. Наряду с ежегодным расчетом ИВК она проводит периодические исследования по оценке «Барометра мировой коррупции», «Индекса взяткодателей», уровня региональной коррупции. Несмотря на то, что проводимые организацией исследования не претендуют на объективное измерение масштабов коррупции в разных странах, а только отражают оценку восприятия уровня коррупции, их результаты, широко популяризируемые в средствах массовой информации, формируют определенное мировоззрение как в среде специалистов (в том числе и экспертов), так в среде широких масс населения. Кроме того, в силу своей доступности и распространенности показатель ИВК часто используется при проведении других исследований (включая эконометрические расчеты) в качестве входной информации (Карташов, 2006; Свалехен, 2007; Фрейнкман, Дашкеев, Муфтяхетдинова, 2009; Ухов, 2014).

Однако в целом показатель ИВК имеет массу недостатков. Рассмотрим основные моменты, вызывающие сомнения в его безупречности.

1. Политическая ангажированность. Несмотря на неправительственный характер организации большая часть финансирования осуществляется за счет правительств различных стран (табл.9). Согласно операционному бюджету доходы «Transparency International» в 2015 году запланированы на уровне 21,5 млн. евро, что на 12,1% меньше, чем в 2014 году. Из них доход от правительственных учреждений разных стран планируется на уровне 87,1%. Это на 8,6% меньше, чем в 2014 году. Вместе с тем, намечено увеличение доли финансирования через различные фонды на 6,26%.

Таблица 9. Доходная часть операционного бюджета «Transparency International».

СПОНСОРЫ 2014 2015
Тыс. евро % Тыс. евро %
1 Правительственные (государственные) учреждения 23480 95,7 18780 87,1
2 Фонды 367 1,5 1672 7,76
3 Частный сектор 456 1,85 209 0,97
4 Другие источники доходов 232 0,95 898 4,17
ИТОГО 24535 100 21559 100

Из табл.9 видно, что почти 8% финансирования осуществляется различными фондами, в числе которых находятся такие организации как «Национальный фонд демократии» и Институт «Открытое общество». Все чаще именно эти организации причисляют к числу ответственных за подготовку и проведение «цветных революций» в мире (Ухов, 2014; Попов, 2006; Кузьмин, 2008). Несмотря на их неправительственный характер, они только формально независимы от государственных структур, поскольку создаются и существуют преимущественно на деньги государства, занимаясь на практике продвижением геополитических интересов США.

В России за период с апреля 2000 г. по май 2015 г. был профинансирован 21 проект, осуществленный российской организацией «Трансперенси Интернешнл Россия». Источниками финансирования 12 из них (57%) выступили организации США и Великобритании.

Приведенные цифры наводят на размышления о степени независимости неправительственной организации и отсутствии политической ангажированности ее проектов. Остается только предполагать, насколько в деятельности «Transparency International», финансируемой либо правительственными структурами, либо фондами, поддерживающими эти структуры, отсутствует политическая составляющая при оценке уровня коррупции в государственном секторе разных стран мира.

2. Неточности методологии. Методология составления Индекса вызывает бурное обсуждение среди специалистов и в средствах массовой информации (Ухов, 2014; Сильченкова, 2014). Вызывает вопросы как сама методология расчета, так и используемые источники.

Несмотря на наличие разного рода пояснительных записок и «Краткой методологической справки» остается не до конца понятным алгоритм расчета итогового значения: отсутствуют формулы расчета, а также анализ и толкование используемых в качестве источников индикаторов. Кроме того, «Трансперенси» не проводит в своих исследованиях операционализацию понятий, следовательно, не может разработать и адекватную квантитативную шкалу оценки. Не учитываются разработчиком флуктуации выборки и, главное, не обеспечена ее репрезентативность. Опрос только экспертов и бизнесменов не дает даже приблизительной картины распространения коррупции в целом в обществе. В рейтингах ИВК не учитываются факторы национальных особенностей и все страны рассматриваются изолированно, вне комплекса их международных взаимосвязей и взаимовлияний (Ухов, 2014).

Индекс составляется на основе данных опросов, проведенных среди экспертов и в деловых кругах. Опросы проводят независимые экспертные организации, которые занимаются анализом государственного управления или бизнес-климата. Как отмечалось выше, в 2014 году ИВК рассчитывался с использованием данных из 12 источников, представленных 11 «независимыми» организациями.

На что тут стоит обратить внимание?

Во-первых, заостряет интерес ссылка на рейтинг «Nations in Transit» американской организации «Freedom House». В методологии самого рейтинга непосредственной ссылки на «Transparency International» нет. Однако при опросе экспертов для других рейтингов, составляемых «Freedom House» (в частности «Freedom in the World»), одним из пунктов по оценке коррупции является вопрос о последнем ИВК для исследуемой страны26. Кроме того, из 7 вопросов о независимости правительства от «всепроникающей коррупции» рейтинга «Freedom in the World» пять полностью дублируют вопросы о коррупции из рейтинга «Nations in Transit»27. Если на этот фактор наложить широкую рекламу и обсуждаемость ИВК, то получается замкнутый круг: в своем исследовании «Transparency International» ссылается на мнение «независимых» источников, однако это мнение в немалой степени формируется под влиянием самого ИВК.

Похожая ситуация складывается и с другими источниками, используемыми при расчете ИВК (рейтинг мировой конкуренции IMD, рейтинг Всемирного экономического форума и др.). Все они базируются на субъективном восприятии коррупции в том или ином регионе, которое формируется, в том числе и благодаря «Transparency International» (Ухов, 2014).

3. Неправильные ориентиры. Поскольку расчет ИВК базируется на мнении экспертного сообщества, то зачастую в основе формируемых у экспертов оценок лежат неверные ориентиры. Так, активные меры, проводимые в той или иной стране по борьбе с коррупцией и широко освещаемые в средствах массовой информации, могут привлекать повышенное внимание к вопросу коррупции и создавать впечатление о разгуле коррупции в стране. И в то время как фактическая ситуация в стране может улучшаться, положение этой страны в рейтинге, наоборот, может ухудшаться28.

Кроме того, ранее отмечалось, что рейтинг ИВК не определяет коррупцию в денежном эквиваленте. Однако проводимые исследования показывают, что учет данного фактора может коренным образом менять полученные результаты. Например, по неофициальным подсчетам, уровень коррупции в Германии в 2011 году составил порядка 12,5% от ВВП, в то время как в Белоруссии – 5–7% (Ухов, 2014). При этом по результатам 2011 года Германия занимала 13 место в ИВК, а Беларусь – 12329.

4. Недооценка культурно-исторической самобытности разных стран. Не стоит забывать, что оценка уровня коррупции разных стран проводится по западным стандартам. А здесь в силу вступают исторические реалии. Так, путь Запада к формированию рациональной бюрократии был достаточно долог и тернист. На протяжении столетий формировались этические, организационные и политики-правовые основы толкования коррупции. Развивающимся странам было предложено пройти этот путь одномоментно. Однако наложение «внешних» законов на культурные нормы развивающихся стран не принесло желаемого результата, доказав неэффективность и искусственность подобного вмешательства (Барсукова, 2015).

Кроме того, само определение коррупции указывает на ее распространение именно в общественном секторе. А в развивающихся странах, где на обширный публичный сектор накладываются общепринятые неформальные нормы общения, уровень коррупции достаточно сложно оценить западными стандартами (Барсукова, 2015; Барсукова, Леденева, 2014). Приведенные факты указывают на то, что коррупцию в развивающихся странах следует оценивать не как однозначно негативное явление, а как явление, имеющее эволюционную природу, связанную с формированием развитых политических институтов, для которых коррупция является механизмом аккумулирования ресурсов для их формирования.

Таким образом, ИВК, считающийся одной из самых авторитетных мировых коррупционных оценок, в России вызывает серьезное недоверие как в экспертной сфере, так и в правительственных кругах. На сегодняшний день Институтом законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ в рамках Международной программы мониторинга коррупции уже ведется разработка альтернативного индикатора, основанного на использовании широкого спектра данных (криминальная статистика правоохранительных органов, данные экономики, анализ законодательства и т.п.), а не только субъективных социологических опросов и мнений экспертов30.

3. Оценка бизнес-регулирования «Doing Business». Ежегодное исследование «Doing Business» (DB), проводимое группой Всемирного банка, оценивает простоту осуществления предпринимательской деятельности в 189 странах мира. Методика основана на анализе деятельности малых и средних предприятий на протяжении всего их жизненного цикла и нормативно-правовых документов, регулирующих эту деятельность31.

Проект «Doing Business» реализуется с 2002 года. Однако изначально он был представлен в виде статьи группы авторов, опубликованной в научном журнале «Quarterly Journal of Economics», в которой было приведено исследование правовых актов, регулирующих предпринимательскую деятельность в 85 странах мира (Djankov, La Porta, Lopez-de-Silanes, 2002). В 2003 году был опубликован первый доклад «Doing Business 2004», в котором оценивались условия ведения бизнеса по 5 индикаторам в 133 странах32. В первых докладах не было рейтинга государств, а давались лишь характеристики по каждой стране. Однако, начиная с доклада «Doing Business 2006», публикуется рейтинг государств по легкости ведения бизнеса, позволяющий производить международные сравнения. В докладе «Doing Business 2015: Going Beyond Efficiency», вышедшем в 2014 году, правовые нормы, регулирующие процесс ведения бизнеса, были оценены по 11 различным направлениям, включающим порядка 40 показателей. В рейтинг вошло 189 стран мира.

Сбор данных в DB осуществляется путем анализа нормативно-правовых актов с учетом произошедших в течение года изменений, направленных на облегчение ведения бизнеса в стране, а также экспертного опроса, фиксирующего, как на практике работают принятые правовые документы.

С 2015 года совокупный рейтинг основан на показателе удаленности от передового рубежа, который оценивает разницу между практикой регулирования предпринимательской среды в анализируемой стране по отношению к передовым практикам по каждому из направлений оценки. Совокупный показатель удаленности от передового рубежа представляет собой среднее арифметическое 10 индикаторов.

Россия присутствует в рейтинге DB с 2002 года, когда было опубликовано первое исследование легкости ведения бизнеса в 85 странах мира, в котором Россия расположилась на 83 месте, опережая только Боливию и Доминиканскую Республику (Djankov, La Porta, Lopez-de-Silanes, 2002). Изменение позиций России в целом и по отдельным направлениям в последующие годы представлено в табл.10.

Таблица 10. Россия в рейтинге «Doing Business».

Показатель 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015
Позиция в общем рейтинге 79 96 106 120 116 124 120 112 92 62
Регистрация предприятий 33 50 65 104 106 111 101 58 34
Получение разрешений на строительство 163 177 180 182 179 178 178 172 156
Подключение к электрическим сетям 183 183 184 141 143
Регистрация собственности 44 45 49 45 51 45 46 17 12
Получение кредитов 159 84 109 87 96 98 104 55 61
Защита миноритарных инвесторов 60 83 88 92 108 111 117 97 100
Налогообложение 98 130 134 103 107 105 64 48 49
Международная торговля 143 155 161 162 166 160 162 154 155
Обеспечение исполнения контрактов 25 19 18 18 19 13 11 14 14
Ликвидация предприятий
(в 2012 г. заменен на «Разрешение неплатежеспособности»)
81 80 89 93 103
Разрешение неплатёжеспособности 60 60 53 62 65

Из табл.10 видно, что по ряду направлений (регистрация предприятий, получение разрешений на строительство, регистрация собственности, кредитование, налогообложение) в России была проведена значительная работа по улучшению нормативного регулирования этих сфер, что отразилось на позициях в рейтинге. Однако по другим направлениям (защита инвесторов, международная торговля) еще пока только предстоит проделать работу, направленную на повышение эффективности их функционирования.

Отчет DB является одним из наиболее «раскрученных» в СМИ рейтингом развития экономики. В связи с этим и несмотря на то, что рейтинги должны играть роль неких информационных ресурсов, влияние рейтинга DB на политическую сферу жизни становится все более значимым.

Так, в 2012 г. был подписан Указ президента РФ №596 от 07.05.2012 «О долгосрочной государственной политике», в котором Правительству РФ было поручено принять меры по «повышению позиции РФ в рейтинге Всемирного банка по условиям ведения бизнеса со 120-й в 2011 году до 50-й – в 2015 году и до 20-й – в 2018 году»33. На основании этого Указа обозначенные ориентиры были включены в другие нормативно-правовые акты в качестве целевых показателей34. В рамках «Национальной предпринимательской инициативы» разработаны дорожные карты улучшения бизнес-климата в соответствии с показателями рейтинга DB по соответствующим направлениям и указаны меры по снижению административных барьеров в экономике и повышению эффективности взаимодействия предпринимателей и представителей органов власти с целью повышения инвестиционной привлекательности России35.

Проект DB используется в качестве политической цели и в других странах. Например, в Белорусии достижение 30-ой позиции в рейтинге DB обозначено в качестве индикатора совершенствования институциональной среды, закрепленного в проекте Национальной стратегии устойчивого социально-экономического развития Республики Беларусь на период до 2030 года, одобренном на заседании Президиума Совета Министров Республики Беларусь 10.02.1536.

Комплексный план мер по улучшению позиций в рейтинге DB был одобрен в Казахстане (Пашкова, 2014). В Киргизии и в Грузии также были проведены административные реформы, направленные на улучшение условий ведения бизнеса и изменение позиций в рейтинге DB (Шукенов, 2009; Кухта, 2013). В результате проведенных реформ Грузия с 100-го места в 2006 г. переместилась на 15-е место в 2015 г., Белоруссия – со 106-го на 57-е, Киргизия – с 86-го на 68-е в 2014, однако в 2015 г. произошло её падение на 102-е место, Казахстан – с 86-го на 77-е37.

Данные рейтинга DB используются и при построении других международных рейтингов. Например, при разработке Индекса экономической свободы, где данные из DB лежат в основе оценки эффективности государственного регулирования бизнеса38.

Несмотря на то, что рейтинг DB – один из наиболее известных мировых рейтингов, он имеет как своих сторонников, так и противников. К аргументам «за» DB относят: прозрачность рейтинга; сравнительно невысокую стоимость его подготовки; отсутствие репрезентативности выборки в связи с использованием текстов соответствующих законов и положений; отражение реальных изменений, происходящих в деловой сфере; предоставление информативной картины для законодателей о предпринимательской среде в стране с целью выявления новых областей для ее совершенствования (Ганеева, 2014).

Противники рейтинга также выдвигают целый ряд критических замечаний. Так, активно не согласен с методикой исследования Китай, занимающий в рейтинге 2015 года 90-е место39. В 2013 году под давлением Китая главой Всемирного банка была создана комиссия из независимых экспертов, которая рекомендовала прекратить составление рейтинга, высказав мнение, что он может быть необъективным и находиться в зависимости от незначительных факторов40. По результатам работы комиссии в 2015 году были внесены существенные изменения в методологию построения рейтинга, что позволило решить часть возникавших проблем. Тем не менее, некоторые претензии к рейтингу остаются. Обобщим основные из них.

1. Формирование рейтинга по одному городу – «крупнейшему деловому центру страны». С 2015 года в методологию исследования внесены некоторые изменения, связанные с этим вопросом. В частности, для 11 стран, в которых население превышает 100 млн человек, в исследование включен еще один город (для России – Санкт-Петербург)41. Однако возникает вопрос о том, насколько подобного рода выборка является репрезентативной и позволяет делать обобщенные выводы по стране, поскольку исследуемые показатели могут достаточно сильно варьироваться в зависимости от региона.

2. Исследование законотворческой составляющей ведения бизнеса. При изучении результатов рейтинга необходимо учитывать специфику его составления, а именно то, что задача рейтинга – оценить степень легкости преодоления административных барьеров, с которыми сталкиваются предприниматели в процессе взаимодействия с органами власти. В силу этого обстоятельства рейтинг не учитывает экономическую и финансовую составляющую предпринимательской среды, что также является немаловажным фактором для компаний и инвесторов.

4. Индикаторы качества государственного управления. Группа индексов «Worldwide Governance Indicators» представляет собой наиболее полный анализ качества государственного управления (КГУ) в 215 странах мира за период с 1996 по 2014 гг. Рейтинг КГУ составлялся в 1996, 1998, 2000, 2002 годах; начиная с 2003 года, проводится ежегодный анализ Исследовательским отделом Всемирного банка42.

Идеология рейтинга КГУ базируется на положении, согласно которому управление представляет собой совокупность традиций и функционирующих институтов, определяющих эффективность этого управления. Это широкое понятие, включающее в себя различные аспекты: процесс выборов и возможности дальнейшего мониторинга выбранных агентов, способность власти осуществлять разумную политику, уважение граждан к институтам, которые регулируют экономические и социальные взаимодействия между ними и другие43.

Отчет рейтинга КГУ основан на использовании более 30 источников данных, которые можно разделить на 4 различных типа:

  • организации государственного сектора (8 источников данных, включая оценки Всемирного банка, статистических служб и др.);
  • неправительственные организации (11 источников данных, включая «Bertelsmann Foundation», «Freedom House», «Reporters Without Borders» и т.п.);
  • поставщики коммерческой деловой информации (4 источника, включая «Тhe Economist Intelligence Unit», «Global Insight», «Political Risk Services»);
  • опросы фирм и частных лиц (9 источников).

Исследование КГУ проводится по 6 направлениям (Kaufmann, Kraay, Mastruzzi, 2010):

  1. Права граждан и подотчетность государственных органов (Voice and Accountability). Данный агрегат оценивает, в какой степени граждане страны имеют право участвовать в выборе правительства, а также свободу самовыражения, свободу создания ассоциаций, свободу средств массовой информации, т.е. степень демократизации общества.
  2. Стабильность политической системы и отсутствие насилия (Political Stability and Absence of Violence). Оценивается вероятность дестабилизации или свержения правительства страны неконституционными, насильственными методами.
  3. Эффективность органов государственного управления (Government Effectiveness). Измеряется качество государственных услуг, качество гражданской службы и степень ее независимости от политического давления, а также уровень доверия населения правительству и проводимой им политики.
  4. Качество регулирующих институтов (Regulatory Quality). Анализируется способность правительства разрабатывать и реализовывать рациональную государственную политику, стимулирующую развитие частного сектора. Фактически данный показатель характеризует взаимоотношения между государством и частным сектором.
  5. Качество правовых институтов (Rule of Law). Данный агрегат оценивает степень доверия и уверенности респондентов в существующих законах, и в какой мере эти законы выполняются на практике.
  6. Антикоррупционный контроль (Control of Corruption). В данном случае речь идет об оценке степени коррупционности правительства.

Каждое направление представляет собой агрегированный показатель, полученный путем усреднения данных из соответствующих источников (их количество варьируется по годам), причем агрегирование осуществляется в три этапа: распределение данных по агрегированным показателям; масштабирование данных в интервале от 0 до 1 (по принципу «чем больше, тем лучше»); нормирование данных и расчет их средневзвешенного значения (Kaufmann, Kraay, Mastruzzi, 2010). В обработанном виде все индексы имеют числовое значение от 1 до 100, где более высокое значение соответствует лучшему показателю.

Оценим, как менялись указанные индикаторы государственного управления в России в период с 1996 по 2014 гг.

1. Права граждан и подотчетность государственных органов. Рассмотрим динамику индекса, отражающего права граждан и подотчетность государственных органов (табл.11).

Таблица 11. Динамика индекса «Права граждан и подотчетность государственных органов».

Год Значение показателя Место в рейтинге Год Значение показателя Место в рейтинге
1996 40,87 116/200 2007 23,08 161/209
1998 34,13 130/200 2008 25,00 157/209
2000 37,02 125/202 2009 22,75 164/212
2002 37,50 124/202 2010 25,12 159/212
2003 30,77 138/202 2011 25,35 160/214
2004 30,29 146/209 2012 19,43 171/212
2005 27,88 151/209 2013 18,96 172/212
2006 23,56 160/209 2014 20,20 163/204

Как видно по данным Всемирного банка, положение России, оцениваемое этим показателем, на протяжении всего времени было достаточно нестабильным и, несмотря на наличие некоторых положительных изменений в отдельные годы, в целом можно констатировать отрицательную динамику (рис.10). Минимальное значение по этому показателю – 18,96 – соответствует 2013 году, максимальное – 40,87 – 1996. Среднее значение за период составило 28,8.

Рис.10. Динамика индекса «Права граждан и подотчетность государственных органов» в России.

В 2014 г. по рассматриваемому показателю Россия находилась на 163 месте из 204 стран. В непосредственной близости расположились Гвинея-Бисау (162 место), Бурунди (161 место), Камерун (162 место), Оман (164 место), ОАЭ (165 место), Венесуэла (166 место) (рис.11).

Рис.11. Индекс «Права граждан и подотчетность государственных органов» в 2014 году.

К числу лидеров по этому показателю относятся такие страны, как Норвегия, Швейцария, Швеция, Германия44.

2. Стабильность политической системы и отсутствие насилия. Рассмотрим динамику индекса, отражающего стабильность политической системы и отсутствие насилия (табл.12).

Таблица 12. Динамика индекса «Стабильность политической системы и отсутствие насилия».

Год Значение показателя Место в рейтинге Год Значение показателя Место в рейтинге
1996 12,02 164/189 2007 18,75 170/209
1998 14,90 158/189 2008 20,10 168/210
2000 10,10 169/190 2009 18,01 174/212
2002 24,04 140/190 2010 18,87 173/213
2003 14,42 170/200 2011 17,45 176/213
2004 7,69 191/207 2012 20,38 169/212
2005 12,50 182/208 2013 22,27 165/212
2006 19,23 169/209 2014 18,45 169/207

По показателю «Стабильность политической системы и отсутствие насилия» Россия на протяжении всего времени достаточно стабильно находилась в числе аутсайдеров рейтинга (табл.12). При этом максимальное значение показателя составило 24,04 в 2002 г., а его минимум равнялся 7,69 в 2004 году (рис.12). Средний балл за рассматриваемый период – 16,8, что является достаточно низким значением по 100-бальной оценочной шкале.

Рис.12. Динамика индекса «Стабильность политической системы и отсутствие насилия» в России.

В 2014 г. по рассматриваемому показателю Россия находилась на 169 место из 207 стран в окружении Буркина-Фасо (167 место), Венесуэлы (168 место), Бангладеш (170 место) и Бурунди (171 место) (рис.13). На лидирующих позициях расположились такие страны, как Гренландия, Лихтенштейн, Новая Зеландия, Джерси, Люксембург45.

Рис.13. Индекс «Стабильность политической системы и отсутствие насилия» в 2014 году.

3. Эффективность органов государственного управления. Динамика индекса, отражающего эффективность государственного управления, представлена в табл.13.

Таблица 13. Динамика индекса «Эффективность государственного управления».

Год Значение показателя Место в рейтинге Год Значение показателя Место в рейтинге
1996 32,68 120/184 2007 43,20 118/207
1998 21,95 150/194 2008 44,66 115/207
2000 23,41 149/196 2009 43,06 120/210
2002 43,90 108/197 2010 39,71 127/210
2003 40,00 115/197 2011 40,76 126/212
2004 43,90 114/204 2012 40,67 125/210
2005 38,05 127/205 2013 43,06 120/210
2006 39,51 125/206 2014 51,44 102/209

По сравнению с предыдущем показателем позиции России по индексу «Эффективность государственного управления» выглядят более уверенно. Однако на протяжении всего времени и по показателю эффективности государственного управления Россия входила в группу стран второй сотни (табл.13). По сравнению с предыдущем показателем позиции России по индексу «Эффективность государственного управления» выглядят более уверенно. Однако на протяжении всего времени и по показателю эффективности государственного управления Россия входила в группу стран второй сотни (табл.13). По сравнению с предыдущем показателем позиции России по индексу «Эффективность государственного управления» выглядят более уверенно. Однако на протяжении всего времени и по показателю эффективности государственного управления Россия входила в группу стран второй сотни (табл.13).

Рис.14. Динамика индекса «Эффективность органов государственного управления» в России.

Минимальное значение по этому показателю (21,95) России было присвоено в 1998 году, максимальное (51,44) – в 2014. Среднее значение за период составило 39,4. По отношению к 1996 г. можно констатировать в целом положительную динамику индекса (рис.14).

В 2014 г. по эффективности государственного управления Россия занимала 102 место из 209 стран в непосредственной близости от Кубы (99 место), Вьетнама (100 место), Албании (101 место), Тонга (103 место), Сент-Китс и Невис (104 место), Антигуа и Барбуда (105 место) (рис.15). Лидерами рейтинга являются Сингапур, Швейцария, Финляндия, Новая Зеландия, Гонконг46.

Рис.15. Индекс «Эффективность органов государственного управления» в 2014 году.

4. Качество регулирующих институтов. Проанализируем индекс качества регулирующих институтов (табл.14).

Таблица 14. Динамика индекса «Качество регулирующих институтов».

Год Значение показателя Место в рейтинге Год Значение показателя Место в рейтинге
1996 39,22 112/185 2007 42,23 120/207
1998 30,39 133/194 2008 39,32 126/207
2000 27,94 140/196 2009 39,23 128/210
2002 43,14 109/197 2010 40,19 126/210
2003 48,04 99/197 2011 38,86 130/212
2004 50,00 103/204 2012 38,76 129/210
2005 50,00 103/205 2013 37,80 131/210
2006 38,73 126/205 2014 36,54 133/209

Наибольшее значение показателя, равное 50,0 баллам, было получено Россией в 2004 и 2005 гг. (табл.14). Однако, начиная с 2007 года, наблюдается тенденция к уменьшению этого значения с незначительным его увеличением в 2010 г. В 2014 г. значение показателя составило 36,54 балла, что за всю историю составления рейтинга является третьим по минимальному значению показателем. Два других – 30,39 и 27,94 – соответствуют 1998 и 2000 гг. (рис.16). Среднее значение индекса за период с 1996 г. по 2014 г. составило 40,0.

Рис.16. Динамика индекса «Качество регулирующих институтов» в России.

В 2014 г. по качеству регулирующих институтов Россия находилась на 133 месте из 209 стран. Рядом расположились Мозамбик (130 место), Фиджи (131 место), Камбоджа (132 место), Киргизия (133 место), Лесото (134 место) и Тонга (135 место) (рис.17). Лидерами рейтинга являются Сингапур, Гонконг, Новая Зеландия, Финляндия, Австралия47.

Рис.17. Индекс «Качество регулирующих институтов» в 2014 году.

5. Качество правовых институтов. Следующим анализируемым показателем является индекс качества правовых институтов (табл.15).

Таблица 15. Динамика индекса «Качество правовых институтов».

Год Значение показателя Место в рейтинге Год Значение показателя Место в рейтинге
1996 23,44 151/199 2007 18,18 172/210
1998 18,18 162/199 2008 20,19 167/209
2000 13,40 173/201 2009 25,12 159/212
2002 23,92 152/201 2010 26,07 157/212
2003 20,10 161/203 2011 27,23 156/214
2004 19,14 170/210 2012 23,70 162/212
2005 20,57 167/210 2013 24,64 160/212
2006 19,62 169/210 2014 26,44 154/209

Это еще один показатель, по которому положение России оценивается на уровне 150–170 мест (табл.15). Минимальное значение показателя за весь рассматриваемый период составило 13,40 в 2000 г., максимальное – 27,23 – в 2011 (рис.18); среднее значение показателя – 21,87.

Рис.18. Динамика индекса «Качество правовых институтов» в России.

По результатам 2014 г. в мировом рейтинге качества регулирующих институтов Россия находилась на 154 месте из 209 стран по соседству с Парагваем (151 место), Нигером (152 место), Лаосом (153 место), Бангладеш (155 место), Алжиром (156 место) и Мадагаскаром (157 место) (рис.19). Лидерами рейтинга являются Финляндия, Германия, Норвегия, Новая Зеландия, Швейцария48.

Рис.19. Индекс «Качество правовых институтов» в 2014 году.

6. Антикоррупционный контроль. Завершающим индикатором государственного управления является индекс антикоррупционного контроля (табл.16).

Таблица 16. Динамика индекса «Антикоррупционный контроль».

Год Значение показателя Место в рейтинге Год Значение показателя Место в рейтинге
1996 15,61 152/184 2007 16,50 173/207
1998 17,56 158/194 2008 12,14 182/207
2000 16,59 148/196 2009 11,48 186/210
2002 22,44 151/197 2010 14,29 181/211
2003 28,29 141/199 2011 16,11 178/212
2004 25,37 154/206 2012 16,75 175/210
2005 23,90 157/206 2013 16,75 174/209
2006 20,98 163/206 2014 19,71 168/209

По этому показателю Россия также находится в числе отстающих стран, демонстрируя достаточно низкие значения показателя: его среднее значение не превышает 18,4. Минимальное значение показателя (11,48) было достигнуто в 2009 году. В дальнейшем наблюдается его незначительный рост, однако максимума 2003 года, который составил 28,29 баллов, к 2014 г. достигнуто не было (рис.20).

Рис.20. Динамика индекса «Антикоррупционный контроль» в России.

По результатам 2014 г. в мировом рейтинге антикоррупционного контроля Россия находилась на 168 месте из 209 стран в окружении таких стран, как Эквадор (165 место), Молдова (166 место), Эритрея (167 место), Никарагуа (169 место), Бангладеш (170 место) и Мавритания (171 место) (рис.21). Лидерами рейтинга являются Новая Зеландия, Германия, Норвегия, Швейцария, Финляндия49.

Рис.21. Индекс «Антикоррупционный контроль» в 2014 году.

Рейтинг КГУ Всемирного банка является одним из наиболее авторитетных исследований в сфере оценки его качества, получившим достаточно широкое распространение и использование. Данные рейтинга выводятся на основе взвешенного и скрупулезного подхода. Используя эти индикаторы, можно проводить не только межстрановые сравнения, но и сопоставлять их во времени, поскольку период составления этих показателей охватывает 18-летний отрезок.

Оценка КГУ, разработанная Всемирным банком, нашла свое отражение и продолжение в методологии для оценки институциональной среды государственной службы, разработанной при поддержке Программы сотрудничества между Всемирным банком и Нидерландами (Manning, Mukherjee, Gokcekus, 2000). Оценка институциональной среды государственной службы была проведена в 15 странах (в том числе в Албании, Индии, Молдове и др.). На основе опросов государственных служащих по разным направлениям (последовательность ведомственной политики, поддержка проводимой политики госслужащими, степень политического вмешательства в процессы микроменеджмента, доведение приоритетов ведомственной политики до служащих) был рассчитан индекс институциональной среды, включающий в себя интегральный показатель степени доверия к ведомственной политике со стороны госслужащих, отражающий, в какой мере установленные правила и процедуры воспринимаются служащими как обязательные, а также интегральную оценку адекватности и предсказуемости ресурсного обеспечения. Практика применения подобной методики, опробованная в том числе и в России, широкого распространения не получила.

Тем не менее, показатели КГУ, разработанные Всемирным банком, достаточно широко используются в качестве неких целевых ориентиров при разработке различных государственных программ. Например, в Концепции снижения административных барьеров и повышения доступности государственных услуг на 2011–2013 годы, утвержденной Распоряжением Правительства РФ №1021-р от 10.06.2011, два показателя рейтинга Всемирного банка (эффективность государственного управления, качество государственного регулирования) были заложены в качестве целевых ориентиров50. К 2014 году по этим показателям предполагалось достичь значений, близких к уровню государств Восточной Европы: по эффективности государственного управления – 65 единиц, по качеству государственного регулирования – 60 единиц. Как было показано выше, фактические значения указанных показателей в 2014 году достигли 51,44 и 36,54 единиц соответственно, не достигнув тем самым заданных ориентиров.

Применение указанных индикаторов имеет и определенные ограничения. Рассмотрим некоторые из них.

Во-первых, как и большинство рассматриваемых нами показателей, индикаторы КГУ основаны на экспертных оценках, т.е. существует определенное влияние субъективных факторов. Например, государственное управление в странах с высоким уровнем экономического развития априори воспринимается как наиболее эффективное, что может приводить к искажениям итоговых оценок.

Во-вторых, проблемой многих международных рейтингов является то, что подобного рода рейтинги не всегда могут объективно оценить изменения, происходящие в стране из-за того, что конкретная страна оценивается именно в сравнении с другими странами. И если, например, некие изменения в ряде стран окажутся сопоставимы между собой, то на конечном результате это может вообще не отразиться. Другим примером является то, что положение государства в рейтинге может улучшиться не из-за каких-либо внутренних положительных изменений, а из-за негативных тенденций в другой стране.

В-третьих, из-за варьирования числа стран-участниц рейтинга также может меняться положение страны в рейтинге без увязки с какими-либо внутренними мероприятиями по развитию государственного управления в стране.

Таким образом, несмотря на всю авторитетность рейтинга КГУ, на наш взгляд, он не дает стопроцентно объективной информации о месте стран в мировом рейтинге и может быть использован в качестве некоей информационной составляющей, но не рассматриваться как инструмент проводимой государственной политики.

5. Индекс экономической свободы. Индекс экономической свободы (ИЭС) – показатель, ежегодно рассчитываемый газетой «Wall Street Journal» совместно с исследовательским центром «Heritage Foundation», начиная с 1995 года. С точки зрения разработчиков экономическая свобода определяется как отсутствие правительственного вмешательства или воспрепятствования производству, распределению и потреблению товаров и услуг, за исключением случаев защиты граждан и поддержки свободы как таковой51.

В Индексе экономической свободы – 2015 было исследовано 186 стран, 8 из которых (Афганистан, Ирак, Косово, Ливия, Лихтенштейн, Сомали, Судан, Сирия) не попали в рейтинг в связи с отсутствием полной информации по количественным показателям. Среднемировое значение ИЭС в 2015 году выросло на 0,1 пункта и составило 60,4 балла, и это является самым высоким показателем за всю историю составления рейтинга.

ИЭС определяется как среднее арифметическое 10 показателей, сгруппированных в 4 категории52:

  1. Верховенство закона (защита прав собственности, свобода от коррупции);
  2. Свобода от правительства (налоговая свобода, размер государственных расходов);
  3. Эффективность регулирования (свобода бизнеса, свобода трудовых отношений, монетарная свобода);
  4. Открытые рынки (свобода торговли, свобода инвестиций, финансовая свобода).

Исследования ИЭС проводятся на основе данных статистики Всемирного банка, Международного валютного фонда и «Economist Intelligence Unit». Каждый из десяти индексов оценивается по специально разработанной шкале от 0 до 100, при этом показатель 100 соответствует максимальной свободе. По итоговому показателю все страны делятся на следующие группы:

  • свободные (80–100);
  • преимущественно свободные (70,0–79,9);
  • умеренно свободные (60,0–69,9);
  • преимущественно несвободные (50,0–59,9);
  • несвободные (0–49,9).

Россия была представлена в рейтинге ИЭС с самого начала его публикации в 1995 году. На протяжении всего времени исследования она находилась в конце списка и попадала в группу «преимущественно несвободных стран», за исключением 1997, 2001, 2002, 2008 гг., когда Россия попала в группу «несвободных стран» (табл.17).

Таблица 17. Динамика ИЭС России.

Год Итоговое значение Место в рейтинге Группа стран* Год Итоговое значение Место в рейтинге Группа стран*
1995 51,1 75/101 ПН 2006 52,4 129/157 ПН
1996 51,6 96/141 ПН 2007 52,2 132/157 ПН
1997 48,6 116/149 Н 2008 49,8 134/157 Н
1998 52,8 106/155 ПН 2009 50,8 146/179 ПН
1999 54,5 105/160 ПН 2010 50,3 143/179 ПН
2000 51,8 117/160 ПН 2011 50,5 143/178 ПН
2001 49,8 125/155 Н 2012 50,5 144/178 ПН
2002 48,7 121/147 Н 2013 51,1 139/177 ПН
2003 50,8 119/147 ПН 2014 51,9 140/178 ПН
2004 52,8 122/155 ПН 2015 52,1 143/178 ПН
2005 51,3 131/155 ПН
*преимущественно несвободные страны (ПН), несвободные страны (Н).

По результатам рейтинга–2015 в группу свободных стран вошло 5 государств: Гонконг, Сингапур, Новая Зеландия, Австралия, Швейцария. При этом по отношению к предыдущему году значение итогового показателя ИЭС снизилось у трех стран из пяти.

В группу преимущественно свободных попало 30 стран, умеренно свободных – 55, преимущественно несвободных – 62, несвободных – 26. Таким образом, можно констатировать, что почти 50% стран в 2015 году относились к категории экономически несвободных стран. Россия также попала в группу значительно несвободных стран со значением итогового показателя 52,153.

Рис.22. ИЭС в России и некоторых других странах.

Положение России по отношению к некоторым странам показано на рис.22, где представлены неизменный лидер рейтинга – Гонконг и анти-лидер – Северная Корея; выбор остальных стран обусловлен дальнейшей работой в рамках проводимого исследования.

В апреле 2014 г. разработчиками ИЭС выпущено практическое руководство по использованию индекса, в котором содержится более 20 способов его применения в качестве основы в информационно-пропагандистской деятельности, для анализа политики стран, рынка, образования, продвижения инвестиций, научных исследований и инструментов для предпринимательства (Olson, 2014). Целевая аудитория ИЭС представлена весьма широко: от студентов и научных работников до правительственных чиновников и пропагандистских групп по всему миру.

С точки зрения функционирования институциональной среды авторами ИЭС предлагается использовать индекс в качестве барометра, по которому можно оценить прогресс в построении эффективных и действенных институтов и программ (Булин, 2014). Кроме того, ИЭС используется в качестве исходного показателя при построении эконометрических зависимостей, в частности, описывающих взаимосвязь коррупции, экономического роста и экономических свобод (Свалехен, 2007).

Как и другие подобного рода показатели, ИЭС вызывает в экспертном сообществе немало споров (Булин, 2014). В частности, возникают вопросы к методике построения индекса, в которой в расчет принимаются не макроэкономические показатели, а оценки экономических свобод, высокая степень которых, по мнению разработчиков, должна неминуемо вести к экономическому росту. Насколько правомерен такой подход?

Если правомерен, то почему, например, Китай, страна с достаточно высокими темпами экономического роста, в 2015 г. находилась на 139 месте (в 2014 г. – на 137), стабильно занимая в рейтинге место в группе «преимущественно несвободных стран» на протяжении всего периода «работы» рейтинга? Или почему Папуа-Новая Гвинея, демонстрирующая достаточно высокие темпы экономического роста, расположилась в рейтинге 2015 г. на 168 месте, уступая странам, где этот рост значительно ниже?

Другой вопрос: что является движущей силой – экономический рост или экономическая свобода? Расширение экономической свободы ведет к экономическому росту или экономический рост создает условия для расширения экономической свободы (Куряев, 2002)?

В качестве иллюстрации данного тезиса рассмотрим показатель государственных расходов. Согласно методике расчета, индекс государственных расходов тем выше, чем ниже фактический уровень государственных расходов в стране. В качестве ориентира выбран нулевой уровень госрасходов. Однако, согласно эмпирическому закону возрастающей государственной активности А.Вагнера, государственные расходы в промышленно развитых странах растут быстрее, чем объем производства и национальный доход. Налицо явное противоречие логике, заложенной при построении ИЭС. Несмотря на то, что в настоящее время закон Вагнера подвергается постоянной проверке и перепроверке, полученные аналитические результаты не вписываются в исходный принцип разработчиков ИЭС (Балацкий, Екимова, 2011). Так, согласно проведенным исследованиям было установлено, что нарастание доли государственных расходов, сопровождаемое экономическим ростом, происходит до определенного момента – некоей точки Дж.Скалли. За пределами этой точки рост доли государственных расходов начинает сдерживать экономический рост. Как правило, это связано с уровнем развития национальной экономики: многие экономически развитые государства уже перешагнули этот предел, когда между экономическим ростом и государственными расходами наблюдалась положительная зависимость, однако для других стран такой режим функционирования остается по-прежнему актуальным (Балацкий, Екимова, 2011).

Сказанное позволяет сделать вывод о том, что режим функционирования государства определяет наличие прямой или обратной взаимосвязи между экономическим ростом и государственными расходами. А это значит, что принцип, заложенный в методику ИЭС, не может быть одинаково применим ко всем странам: для одних государств снижение госрасходов может рассматриваться как положительный факт, в то время как в других странах такой сценарий развития может оказывать прямо противоположный эффект на экономический рост и экономическую свободу.

Аналогичные рассуждения могут быть приведены и в отношении другого показателя, характеризующего налоговые свободы. Как и в рассмотренном выше случае, существуют установленные зависимости между ростом ВВП и налоговым бременем, характеризующиеся наличием статических и динамических точек А.Лаффера (их значение определяется для каждой страны индивидуально), являющихся своеобразным ограничителем экономического роста (Балацкий, Екимова, 2011).

Другим моментом, подвергаемым сомнению, является выбор показателей. В частности, аналитиками отмечается неполнота перечня свобод, определенных в качестве важных для экономики (Чуркин, 2013). Например, указывается отсутствие такого критерия, как свобода конкуренции, учитывающего эффективность работы антимонопольного законодательства и органов, контролирующих его исполнение внутри страны. Частично этот критерий учитывается в категории «открытые рынки», где речь идет о международной торговле. Также экспертами отмечается отсутствие такого критерия, как свобода информации (Чуркин, 2013).

Таким образом, ИЭС, как и большинство рейтинговых оценок, следует рассматривать в качестве некоей полезной информативной базы, однако его использование в качестве политического инструмента может привести к ошибочным результатам.

6. Индекс демократии. Индекс демократии (ИД) (Democracy Index) – глобальное исследование уровня демократии, проводимое Британским исследовательским центром «The Economist Intelligence Unit» в 167 странах мира, которое основано на комбинации экспертных оценок и результатов общественного мнения54. Исследование проводилось в 2006, 2008, 2010, 2011, 2012, 2013, 2014 годах.

«The Economist Intelligence Unit» является частью компании «Economist Group», исследовательским отделом газеты «The Economist», занимающимся международной бизнес-аналитикой. Помимо разработки ИД группа занимается разработкой целой серии рейтингов, в числе которых рейтинг городов мира по уровню качества жизни, рейтинг городов мира по уровню безопасности, рейтинг стран мира по уровню продовольственной безопасности, рейтинг стран мира по уровню благоприятных условий ведения бизнеса в 2014–2018 годах и другие.

ИД основан на 60 базовых показателях, агрегированных в 5 основных категорий, которые, по мнению разработчиков, характеризуют уровень демократии внутри страны55:

  • избирательный процесс и плюрализм (Electoral Process and Pluralism);
  • деятельность правительства (Functioning of Government);
  • политическое участие (Political Participation);
  • политическая культура (Political Culture);
  • гражданские свободы (Civil Liberties).

Каждая категория нормируется по шкале от 0 до 10, после чего рассчитывается итоговый индекс путем нахождения среднего арифметического значения указанных категорий и внесения корректирующих поправок. По полученному результату все страны ранжируются по одному из 4 типов власти:

  • полная демократия (8–10);
  • недостаточная демократия (6,00–7,99);
  • гибридный режим (4,00–5,99);
  • авторитарный режим (0–3,99).

Режим полной демократии подразумевает наличие не только политических и гражданских свобод, но и политической культуры, способствующей расцвету демократии, независимых СМИ и эффективной системы судебной власти.

Страны с недостаточной демократией характеризуются наличием свободных и справедливых выборов, соблюдением основных гражданских свобод, однако в них диагностируются серьезные проблемы в сфере управления, отмечается неразвитость политической культуры и низкий уровень политического участия.

Для стран с гибридным режимом демократии характерно отсутствие свободных и справедливых выборов, отмечается давление правительства на оппозиционные партии, широкое распространение коррупции и нарушение общественного порядка, слабое гражданское общество, зависимость СМИ и судебной системы.

Авторитарный режим характеризуется отсутствием политического плюрализма, свободных и справедливых выборов, независимой судебной системы, неразвитостью формальных институтов демократии, контролируемых государством СМИ, всепроникающей цензуры. Как правило, в таких государствах отмечается наличие диктатуры.

Согласно проведенному в разные годы исследованию Россия планомерно теряла свои позиции, опустившись со 102 места на 132 и сменив гибридный режим на авторитарный (табл.18).

Таблица 18. Положение России в рейтинге ИД.

Годы 2006 2008 2010 2011 2012 2013 2014
Значение 5,02 4,48 4,26 3,92 3,74 3,59 3,39
Позиция 102 107 107 117 122 125 132
Режим
(Г – гибридный,
А – авторитарный)
Г Г Г А А А А

На рис.23 приведена динамика ИД в России в сравнении с некоторыми странами-лидерами по уровню развития демократии (Норвегия, Великобритания, США), бывшими союзными республиками (Украина) и аутсайдерами (Северная Корея).

Рис.23. ИД в России и некоторых других странах.

Несложно заметить, что и для России, и для Украины характерна резко отрицательная динамика показателя. Однако уровень демократии на Украине оценивался значительно выше, чем в России: до 2011 года она уверенно относилась к группе стран с недостаточной демократией (рис.23).

По результатам 2014 года Россия заняла в рейтинге 132 место из 167 стран, итоговое значение индекса составило 3,39 единиц, что на 5,6% меньше по отношению к 2013 году. Как и в предыдущий год, Россия находилась в группе стран с авторитарным режимом, куда в общей сложности в 2014 году попала 51 страна.

Рис.24. Индекс демократии в 2014 году.

Ближайшими соседями России по рейтингу ИД оказались Того (127 место), Камерун (130 место), Вьетнам (131 место), Ангола (133 место), Бурунди (134 место) и Руанда (135 место) (рис.24). Из бывших союзных республик в число стран с авторитарным режимом наряду с Россией попало еще 6 государств: Белоруссия (125 место), Казахстан (137 место), Азербайджан (148 место), Узбекистан (154 место), Таджикистан (156 место), Туркменистан (160 место). Самыми демократичными странами в 2014 году признаны Норвегия, Швеция и Исландия56.

Несмотря на достаточно полное описание методологии формирования ИД, доклады «Democracy Index» не пользуется популярностью ни в академической, ни в экспертной среде и практически не используются в качестве источников данных для научных исследований. Наиболее вероятная причина этого заключается в том, что организация-разработчик не указывает качественный и количественный состав экспертов, среди которых проводится опрос, а это означает, что возникает вопрос о степени доверия ИД и его адекватности57.

В то же время у него имеется ряд преимуществ по отношению ко многим другим аналогичным индикаторам. В частности, при составлении рейтинга ИД учитывается больше количественных показателей, чем экспертных оценок, а это означает, что объективные оценки превалируют над субъективными. Однако вопросы, адресуемые экспертам, содержат столь широко интерпретируемые критерии («свободный», «честный», «равный» и т.п.), что ответы на них вызывают сомнения в возможности дать качественную характеристику изучаемому явлению58.

Кроме того, аналитиков не покидает ощущение некоторой ангажированности ИД с целью его популяризации в средствах массовой информации. Ярким примером служат позиции России в рейтинге на протяжении всего времени. Так, если проследить динамику итогового показателя, то несложно заметить, что из шести рассмотренных стран слишком резкое падение характерно только для России и Украины (рис.23).

Если проанализировать, насколько изменилось положение стран–соседей России по рейтингу ИД 2006 г., то получаются еще более интересные выводы: из десяти стран, расположившихся в непосредственной близости от России в 2006 году, только три – Россия, Эфиопия и Бурунди – значительно ухудшили свои позиции; для всех остальных государств наблюдается положительная динамика (табл.19).

Таблица 19. Положение России и некоторых других стран в рейтингах ИД.

Страна Рейтинг 2006 Рейтинг 2014
1 Замбия 97 67
2 Либерия 98 101
3 Танзания 99 85
4 Уганда 100 96
5 Кения 101 97
6 Россия 102 132
7 Малави 103 89
8 Грузия 104 81
9 Камбоджа 105 104
10 Эфиопия 106 124
11 Бурунди 107 134

Достаточно сложно объяснить, какие изменения произошли за 8 лет в политике России, Кении и Малави, что недавние соседи России по рейтингу продвинулись вперед со 101 и 103 места на 97 и 89 соответственно, в то время как Россия стремительно снизилась на 132 место.

Таким образом, ИД оценивает Россию как далеко не демократичную страну. Однако, что есть демократия и насколько уровень ее развития характеризует развитость институциональной среды? Эти вопросы остаются без ответов. Как и то, можно ли считать демократичными страны, где легализована проституция, наркотики, однополые браки, периодически вспыхивают этнические и религиозные противоречия между различными группами, власти балансируют между соблюдением прав человека и поддержанием правопорядка в государстве, ущемляются права некоренного населения и существуют статусы «неграждан». Тем не менее, такие страны, несмотря ни на что, относятся к числу стран с полной или недостаточной демократией. Насколько информативны такие показатели, и имеет ли смысл ориентироваться на них при проведении внутренней государственной политики? Данные вопросы остаются открытыми.

7. Индексы «Freedom House». Обширная исследовательская деятельность в сфере развития политических институтов общества ведется американской неправительственной организацией «Freedom House», основанной в 1941 г. с целью поддержки демократии и прав человека в мире. Ежегодно организация выпускает целую серию как постоянных, так и специальных отчетов, оценивающих демократические изменения в мире. Среди них можно выделить следующие59:

1. Свобода в мире (Freedom in the World). Публикуется с 1972 года. Это основное исследование организации, в котором проводится сравнительная оценка глобальных политических прав и гражданских свобод в 195 странах мира. Эти два интегральных показателя строятся на основании опроса экспертов, в состав которых в 2015 году вошло 60 аналитиков и 30 эксперт-консультантов из академических и аналитических центров. В результате их ответов на 25 детальных вопросов (10 по показателю политических прав, 15 показателей по гражданским свободам) каждой стране присуждается определенное количество баллов, итоговое значение которых (от 1 до 7) определяет степень свободы государства: свободное (1,0–2,5), частично свободное (3,0–5,0), несвободное (5,5–7,0).

Согласно данным рейтинга 1972 года из 151 страны 44 (29%) были признаны свободными, 38 (25%) – частично свободными, 69 (46%) – несвободными. В 2015 году в рейтинг попало 195 стран мира, из которых 89 (46%) отнесены к свободным, 55 (28%) – признаны частично свободными, 51 (26%) – несвободными60.

Россия представлена в рейтинге, начиная с 1991 года. До 2004 года она попадала в группу частично свободных страх, однако, начиная с 2005 года, уверенно расположилась в группе несвободных стран.

2. Свобода прессы (Freedom of the Press). Рейтинг оценивает степень угрозы для независимости СМИ в 199 странах мира, начиная с 1980 года. Каждой стране присваивается определенный балл свободы прессы от 0 (лучший) до 100 (худший) по результатам опроса экспертов по 23 вопросам, разделенным на три категории (правовая, политическая, экономическая). По итоговому показателю страны делятся на свободные (0–30), частично свободные (31–60) и несвободные (61–100)61.

Не вызывает сомнения, что Россия по степени свободы прессы, начиная с 2003 года, оценивалась исключительно как несвободная страна. В 2015 году значение итогового рейтингового показателя было оценено в 83 балла из 100 возможных, при этом результаты в правовой сфере достигли 25 баллов (из возможных 30), в политической сфере – 34 (из 40), в экономической – 24 (из 30).

3. Свобода Интернета (Freedom on the Net). Это аналитический продукт «Freedom House», рассчитываемый с 2009 г., результатом которого является сравнение 65 стран мира по степени Интернет-свободы62.

По результатам 2014 года отмечается негативная траектория в 36 странах из 65, связанная с ужесточением контроля за Интернетом и принятием правовых актов, узаконивающих давление на независимые новостные сайты.

На протяжении всего времени Россия по степени свободы в Сети относилась к частично свободным странам. В 2014 году ее итоговый результат составил 60 баллов (0 – лучшее, 100 – худшее значение показателя). По отношению к 2013 году это значение ухудшилось на 6 баллов, общее снижение показателя с 2009 года составило 11 баллов. Усиление контроля властей над Интернет-свободой в 2013 году (последний рейтинг составлен именно по результатам этого года) разработчики рейтинга связывают с проведением Олимпийских игр в Сочи на фоне кризисов в Крыму и на Украине.

4. Страны переходного периода (Nations in Transit). Рейтинг представляет собой аналитическое исследование, оценивающее успехи и неудачи в деле демократизации 29 стран мира от Центральной Европы до Центральной Азии, чей этап развития определяется как «переходный». Опрос включает 60 вопросов и 55 подвопросов, которые оценивают развитие демократии в странах по следующим критериям63:

  • избирательный процесс;
  • уровень развития гражданского общества;
  • уровень независимости средств массовой информации;
  • уровень демократичности национального правительства;
  • уровень демократичности местных властей;
  • уровень эффективности и независимости судебной власти;
  • уровень коррупции.

Показатели оцениваются по 7-бальной шкале, где 1 – наивысший уровень демократизации, 7 – самый низкий. Составление рейтинга представляет собой многоуровневый процесс, включающий подготовку страновых докладов авторами-специалистами по конкретной стране, их оценку и корректировку несколькими региональными экспертами, обсуждение Академическим консультативным советом «Freedom House» и окончательное принятие решения.

По значению итогового показателя все страны делятся на следующие группы:

  1. Консолидированная демократия (1,00–2,99) – воплощение лучшей политики и практики либеральной демократии; могут присутствовать небольшие проблемы, в основном, связанные с коррупцией;
  2. Полуконсолидированная демократия (3,00–3,99) – страны, характеризующиеся свободными выборами, но имеющие проблемы в части политических прав и гражданских свобод;
  3. Переходные или гибридные режимы (4,00–4,99) – демократические институты являются хрупкими и имеются существенные проблемы в области политических прав и гражданских свобод;
  4. Полуконсолидированный авторитарный режим (5,00–5,99) – страны, не отвечающие даже минимальным стандартам самоуправления и избирательной демократии;
  5. Консолидированный авторитарный режим (6,00–7,00) – авторитарные общества, в которых чинятся препятствия политической конкуренции и плюрализму и отмечаются серьезные нарушения основных политических, гражданских и человеческих прав.

Из табл.20 видно, что на протяжении всего периода эксперты рейтинга отмечали последовательное ухудшение демократических основ в России по всем анализируемым параметрам.

Таблица 20. Динамика индикаторов рейтинга «Страны переходного периода» для России.

Индикатор 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015
Избирательный процесс 6,25 6,50 6,75 6,75 6,75 6,75 6,75 6,75 6,75 6,75
Гражданское общество 5,00 5,25 5,50 5,75 5,75 5,50 5,25 5,50 5,75 6,00
Независимость СМИ 6,00 6,25 6,25 6,25 6,25 6,25 6,25 6,25 6,25 6,50
Демократичность национальных властей 6,00 6,00 6,25 6,50 6,50 6,50 6,50 6,50 6,50 6,75
Демократичность местных властей 5,75 5,75 5,75 5,75 5,75 6,00 6,00 6,00 6,00 6,25
Независимость судебной системы 5,25 5,25 5,25 5,50 5,50 5,75 6,00 6,00 6,00 6,25
Коррупция 6,00 6,00 6,00 6,25 6,50 6,50 6,50 6,50 6,75 6,75
Интегральный показатель 5,75 5,86 5,96 6,11 6,14 6,18 6,18 6,21 6,29 6,46

Итогом такого ухудшения стало 24 место России среди 29 стран по уровню развития демократических институтов в рейтинге 2015 года (рис.25). При этом наихудшие позиции Россия занимала по показателю «Уровень коррупции», по которому она вместе с Азербайджаном, Туркменистаном и Узбекистаном находилась на последнем месте, демонстрируя самый высокий уровень коррупции среди переходных стран.

Рис.25. Страны переходного типа, 2015 г.

По результатам рейтинга 2015 года наблюдается «растущая агрессия врагов демократии в Евразии, где 4 из 5 человек живут при авторитарном режиме». За последние 20 лет отмечается снижение средней оценки уровня демократии в Евразии с 5,4 до 6,03, при этом число стран с «консолидированным авторитарным режимом» увеличилось с 3 в 1995 году (Белоруссия, Туркменистан, Узбекистан) до 7 в 2015 году (Азербайджан, Белоруссия, Казахстан, Россия, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан). Лидерами по уровню демократии в 2015 году признаны Словения (1,93), Эстония (1,96), Латвия (2,07), Чехия (2,21) и Литва (2,36). При этом страной, в которой были отмечены наибольшие изменения в части продвижения демократии, являлась Украина: 4 оценки из 7 получили более высокие баллы, чем в предыдущем году (избирательный процесс, уровень независимости средств массовой информации, уровень демократичности национального правительства, коррупция). Россия также стала лидером рейтинга 2015 года, продемонстрировавшим самое большое падение значения итогового показателя (с 6,29 до 6,46) (табл.20). По мнению разработчиков рейтинга, это связано с «решением президента Владимира Путина в 2014 году захватить Крым, вторгнуться в Восточную Украину и усилить политические репрессии дома», обусловленным «страхом потерять власть после 15 лет на посту верховного лидера страны».

Рейтинги, разрабатываемые «Freedom House», вызывают достаточно неоднозначное отношение как со стороны экспертного сообщества, так и в академической среде. Прежде всего, деятельность, осуществляемая организацией, вызывает большие подозрения в политической ангажированности и лоббировании интересов американского правительства, на деньги которого фактически и существует эта неправительственная организация (Мельвиль, 2008). Согласно финансовому отчету 2014 года сумма доходов НПО «Freedom House» составила 32,8 млн. долл., поступивших из разных источников (правительственные гранты, международные агенты, корпорации и фонды, частные пожертвования)64. Однако большая часть финансирования НПО «Freedom House» осуществлялась правительством США: в 2014 года 85% поступлений (27,9 млн. долл.) составили правительственные гранты65.

Таким образом, являясь формально неправительственной организацией, «Freedom House» не только была создана в 1941 г. под патронажем американского правительства (инициатором ее создания была супруга президента США Э.Рузвельт), но и продолжает существовать в большей степени за счет правительственных средств. Это в свою очередь накладывает на организацию определенные обязательства перед правительством страны, благодаря которому и на средства которого она существует.

Высказывания в адрес России, которые официально публикуются в отчетах «Freedom House», также заставляют сомневаться в непредвзятости и объективности рейтинга. Так, Россия достаточно резко обвиняется в «прямом захвате и аннексии Крыма», в «нарушении территориальной целостности Украины», в «презрении к ценностям либеральной демократии», «осуждении ЛГБТ (лесбиянок, геев, бисексуалов, трансгендеров)» и «создании кризиса, которого не помнит Европа с времен Балканских войн в 90-е годы». При этом в части свободы прессы отмечается ужесточение контроля за информацией в СМИ, подавлении независимости журналистов, особенно на территории «оккупированного» Крыма, где наблюдались «многочисленные случаи запугивания и насилия, способствующие массовому отъезду журналистов из Крыма и создающие рискованные условия для тех, кто остался». Такие «провалы» российской демократии отмечаются, например, на фоне успехов Украины, где «отстранение авторитарного правительства Виктора Януковича привело к снижению политического давления на государственные СМИ и ослаблению враждебности к независимым мнениям»66.

Угрозой развития демократических институтов, по мнению составителей рейтингов «Freedom House», являются законодательные акты, принимаемые в России и направленные на «запреты деятельности, в том числе и демонстраций в ночное время», «использование ненормативной лексики в СМИ и произведениях искусств», «ограничение демократических институтов, таких как неправительственные организации (НКО)» и т.п.67

Помимо подозрений в политической ангажированности рейтингов, подвергается критике и используемая методология «Freedom House»: вопросы, на которые должны ответить эксперты, чтобы охарактеризовать ту или иную страну, содержат большое количество таких категорий, как «честность», «справедливость», «свобода» и т.п., трактовки которых зачастую зависят не столько от компетенции исследователей, сколько от их политических воззрений. Этим априори закладывается необъективность рейтинговых исследований.

Таким образом, несмотря на достаточно большую популярность и авторитетность проектов «Freedom House» в мире (мы уже отмечали, что значения индикаторов из рейтинговых продуктов «Freedom House» используются при построении других рейтингов, например, при оценке уровня коррупции «Transparency International»), предлагаемые компанией исследовательские проекты ни в какой степени не могут претендовать на роль измерителя качества институциональной среды в силу их субъективности и политической ангажированности.

8. Доклад о модернизации в мире и Китае. «Доклад о модернизации в Китае» (ДМК) выпускается с 2001 года Центром исследования модернизации Китайской академии наук под руководством профессора Хэ Чуаньци с целью постоянной оценки и мониторинга результатов и тенденций процесса всемирной модернизации. В 2011 году вышел в свет «Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001–2010)», в котором подытожены материалы 10 ежегодных докладов, представлены данные о состоянии и тенденциях модернизации в 131 стране мира, а также дана общая характеристика состояния модернизации в мире и Китае на соответствующий год68. Каждый доклад посвящен анализу одного из ключевых аспектов модернизации:

  • «Модернизация и ее оценка» (2001);
  • «Модернизация и экономика знаний» (2002);
  • «Теории и перспективы модернизации» (2003);
  • «Региональная модернизация» (2004);
  • «Экономическая модернизация» (2005);
  • «Социальная модернизация» (2006);
  • «Экологическая модернизация» (2007);
  • «Международная модернизация» (2008);
  • «Культурная модернизация» (2009);
  • «Контуры всемирной модернизации в 1700–2100 гг.» (2010).

Теоретическим и историческим обоснованием Докладов служит соотношение между модернизацией и цивилизацией и детальный анализ первой. В ДМК модернизация в широком смысле слова рассматривается как «один из видов глубочайших изменений человеческой цивилизации», под которой в свою очередь понимается «высокая ступень человеческого развития, включающая всю сумму достижений в развитии человека, появившихся после 3500 года до н.э.».

Отправной точкой всемирного процесса модернизации в ДМК считается промышленная революция XVIII века; история процесса рассматривается с 1700 года. Выделяются две стадии процесса модернизации: первичная и вторичная (индустриальное общество и общество знаний). Вторичная стадия возникает на основе первичной и тесно взаимодействует с ней. Каждая стадия имеет 4 фазы эволюции: начальную, развитие, расцвет, переход к следующей. Кроме того, внутри каждой стадии разработчиками выделены волны экономической и социальной модернизации (табл.21).

Таким образом, исследование включает в себя полномасштабное изучение изменений, происходящих в таких областях, как экономика, общество, политика, культура, экология, поведение индивидов в разных странах на протяжении 400 лет.

Таблица 21. Шесть волн экономической и социальной модернизации.

Волна Примерная хронология Экономическая модернизация Социальная модернизация Аннотация
Первая 1763-1870 Первая промышленная революция Урбанизация и механизация Первичная модернизация (индустриализация, урбанизация, рационализация, демократизация)
Вторая 1870-1945 Вторая промышленная революция Электрификация, обязательное образование
Третья 1946-1970 Третья промышленная революция Благосостояние, автоматизация
Четвертая 1970-2020 Информационная революция Сетевое взаимодействие, основанное на знаниях Вторичная модернизация (интенсивное использование знаний, сетевое взаимодействие, глобализация, экологизация)
Пятая 2020-2050 Новая биологическая революция Общество с экономикой, основанной на биологии
Шестая 2050-2100 Новая физическая революция Общество с экономикой, основанной на культуре

ДМК представляет собой относительно объективную оценку происходящих в мире изменений, основанную на количественных показателях, интегрированных в Индексы всемирной модернизации: индекс первичной модернизации, индекс вторичной модернизации, индекс интегрированной модернизации. Эти индексы, согласно определению разработчиков, отражают уровни модернизации в экономическом, социальном, информационном и других секторах, но не показывают уровни изменения модернизации в сфере политики69.

Индекс первичной модернизации в большей степени отражает ее ход в развивающихся странах, включает в себя экономические, социальные индикаторы и индикаторы знания (табл.22).

Таблица 22. Индикаторы первичной модернизации.

Индикаторы Показатели Примечания
Экономические ВНП на душу населения (или ВНД на душу населения) Положительный индикатор
Доля лиц, занятых в сельском хозяйстве (отношение занятых в сельском хозяйстве к общему числу занятых) Обратный индикатор
Доля добавленной стоимости в сельском хозяйстве (отношение добавленной стоимости в сельском хозяйстве к ВВП) Обратный индикатор
Доля добавленной стоимости в сфере услуг (отношение конечной стоимости в сфере услуг к ВВП) Положительный индикатор
Социальные Доля городского населения во всем населении в целом Положительный индикатор
Медицинское обслуживание (число человек на 1000 врачей) Положительный индикатор
Уровень детской смертности Обратный индикатор
Ожидаемая продолжительность жизни Положительный индикатор
Индикаторы знания Уровень грамотности среди взрослых Положительный индикатор
Доля студентов, получающих высшее образование среди населения в возрасте от 20 до 24 лет Положительный индикатор

По каждому показателю рассчитывается степень соответствия своему стандартному значению, максимум которого составляет 100% (при достижении 100% соответствия стандартному значению считается, что индикатор достиг уровня первичной модернизации). Итоговое значение индекса определяется путем расчета средней арифметической величины всех индикаторов.

Оценка вторичной модернизации лучше отражает ее актуальные уровни в развитых странах и включает в себя четыре группы индикаторов: инновации в знаниях, передача знаний, качество жизни (использование знаний для улучшения качества жизни), качество экономики (использование знаний для улучшения качества экономики) (табл.23). В процессе обработки данных определяется степень их соответствия базовым значениям, определяющимся как средние значения этих показателей в развитых странах за последний год. Максимальное значение принимается на уровне 120. Методом средней арифметической вычисляются индексы по четырем категориям с дальнейшим их интегрированием в индекс вторичной модернизации.

Таблица 23. Оценочные индикаторы вторичной модернизации.

Индикаторы Показатели Интерпретация показателя
Инновации в знаниях Финансирование инноваций в знания Соотношение затрат на НИОКР и ВВП
Человеческий вклад в инновации в знания Число ученых и инженеров, полностью занятых в НИОКР, на 10 000 человек
Патенты на инновации в знания Число жителей страны, подающих заявки на патенты, на 1 млн человек
Передача знаний Доля лиц со средним образованием Доля обучающихся в средних учебных заведениях среди населения соответствующего возраста (12—17 лет)
Доля лиц с высшим образованием Доля студентов ВУЗов среди населения студенческого возраста (20—24 лет)
Распространенность телевидения Число телевизоров на 1000 чел. В 2006 г. — данные по семьям (%)
Распространенность сети Интернет Число пользователей сети Интернет на 100 человек
Качество жизни Доля городского населения Доля городского населения во всем населении
Медицинские услуги Число врачей на 1000 человек
Уровень детской смертности Смертность детей в возрасте до 1 года на каждую тысячу родившихся
Ожидаемая продолжительность жизни Средняя ожидаемая продолжительность жизни при рождении
Потребление энергии на душу населения Килограмм нефтяного эквивалента на человека
Качество экономики ВНП на душу населения ВНП на душу населения (в долл. США)
ВНП на душу населения в условиях паритета покупательной способности ВНП на душу населения в условиях ППС (в международных долларах)
Доля добавленной стоимости в материальной сфере Доля сельскохозяйственной и индустриальной добавленной стоимости в ВВП
Доля труда в материальной сфере Доля лиц, занятых в сельском хозяйстве и промышленности, в общей занятости

Индекс интегрированной модернизации отражает разрыв между уровнем модернизации объектов оценки и достигнутым мировым уровнем по трем категориям: экономическая, социальная и относящаяся к знаниям (табл.24).

Принцип расчета индекса интегральной модернизации аналогичен рассмотренным выше. В качестве максимального принимается значение уровня развития, равное 100 (любое превышающее значение округляется до 100), что считается признаком достижения показателя высокого мирового уровня.

Таблица 24. Оценочные индикаторы интегрированной модернизации.

Индикаторы Показатели Интерпретация показателя
Экономические ВНД на душу населения ВНД на душу населения (в долл. США)
ВНП на душу населения в условиях ППС ВНП на душу населения в условиях ППС или ВНД в условиях ППС (в международных долл.)
Доля добавленной стоимости в сфере услуг Соотношение добавленной стоимости в сфере услуг и ВВП
Доля занятых в сфере услуг Соотношение занятых в сфере услуг и общей занятости
Социальные Доля городского населения Доля городского населения в общем населении
Медицинские услуги Число врачей на 1000 человек
Ожидаемая продолжительность жизни Средняя ожидаемая продолжительность жизни при рождении
Экологическая эффективность Эффективность энергетической сферы: ВВП на душу населения/ потребление энергии на душу населения (в килограммах нефти в долларах США)
Индикаторы знаний Финансирование инноваций в знаниях Соотношение затрат на НИОКР к ВВП
Патенты на инновации в знаниях Число жителей страны, подающих заявки на патенты, на 1 млн человек.
Совокупная доля студентов ВУЗов Доля студентов ВУЗов среди населения студенческого возраста (20—24 лет)
Распространенность сети Интернет Число пользователей сети Интернет на 100 человек

Согласно расчетам китайских специалистов, в 2006 году (последний год, представленный в отчете) все страны были разделены на четыре группы по индексу вторичной модернизации:

  • развитые страны – 20;
  • среднеразвитые страны (уровень выше среднего) – 25;
  • предварительно развитые страны (уровень ниже среднего) – 37;
  • отстающие страны – 49.

В 2006 году мир с точки зрения модернизации выглядел достаточно неоднородно: 29 стран уже вступили в стадию вторичной модернизации; 90 стран, включая Россию, осуществляли первичную модернизацию; 12 стран находились на уровне аграрного общества и сотни локальных коренных групп населения пребывали на стадии первобытного общества.

Индексы 20 развитых стран находились в интервале от 81 до 109, что позволило войти им в число лучших стран мира, завершивших первичную модернизацию и вошедших в фазу проведения вторичной. Самая многочисленная группа отстающих стран была представлена 49 странами, среди которых ни одна страна не завершила первичную модернизацию, и только три страны занимались ее текущим осуществлением.

В России в 2006 году первичная модернизация находилась в фазе расцвета и в начале перехода ко вторичной модернизации: 8 из 10 показателей достигли уровня 100%, их среднее значение составило 97%, что на 6% выше аналогичного показателя в 2000 году (табл.25). Благодаря этому росту Россия за указанный период поднялась в рейтинге стран по индексу первичной модернизации с 52 места на 41.

Таблица 25. Динамика уровня модернизации России.

Показатель 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006
Индекс первичной модернизации (ИПМ) 91 92 93 93 94 96 97
Место в рейтинге по ИПМ 52 51 49 44 45 45 41
Индекс вторичной модернизации (ИВМ) 57 62 64 63 66 66 66
Место в рейтинге по ИВМ 29 28 27 28 29 29 31
Индекс интегрированной модернизации (ИИМ) 54 54 56 56 57 58 59
Место в рейтинге по ИИМ 37 37 35 34 36 39 37

Индекс вторичной модернизации России поднялся с 57% в 2000 году до 66% в 2006 г., достигнув 100% по 3 частным показателям из 16: доля лиц с высшим образованием (105%), распространённость телевидения (100%), медицинские услуги (120%). Благодаря этому значения индекса передачи знаний и индекса качества жизни находились на достаточно высоком уровне (табл.26). Однако по другой части показателей сложилась иная ситуация: патенты на инновации в знания (21%), распространённость сети Интернет (31%), уровень детской смертности (44%), ВНП на душу населения (16%). Столь низкие значения указанных показателей не позволили России даже вступить в фазу развития вторичной модернизации, не говоря уже о ее расцвете.

По индексу интегрированной модернизации в 2006 году Россия находилась на 37 месте из 131 страны, что в целом соответствует позиции страны в 2000 году (табл.25). Наилучшее значение имел социальный индекс, что обеспечивалось достаточно высокими значениями составляющих его показателей: доля городского населения (93%), медицинские услуги (100%), ожидаемая продолжительность жизни (83%). Однако показатель экологический эффективности достиг только 24% от среднего уровня высокоразвитых стран.

Таблица 26. Значения интегральных индикаторов и индексов модернизации в России в 2006 году.

Индикатор Значение
1. Индекс первичной модернизации 97
2. Индекс вторичной модернизации 66
  - Индекс инновации в знаниях 51
  - Индекс передачи знаний 82
  - Индекс качества жизни 84
  - Индекс качества экономики 46
3. Индекс интегрированной модернизации 59
  - Экономический индекс 53
  - Социальный индекс 75
  - Индекс знаний 49

Хуже обстояло дело с экономической сферой, в которой индекс модернизации составил только 53%. Наибольший вклад в интегрированную оценку внесли показатели доли занятых в сфере услуг (83%) и доли добавленной стоимости в сфере услуг (77%), в то время как индикаторы душевого ВНП по ППС (36%) и душевого ВНД (16%) оказались катастрофически малы70. Самая же плохая ситуация в России оказалась в сфере эффективности знаний: за исключением совокупной доли студентов (100%) ни один показатель не превысил 50-процентного порога. Финансирование инноваций в знаниях, патенты на инновации в знаниях и распространённость сети Интернет составили 45, 21 и 31% соответственно.

В целом, согласно исследованиям китайских специалистов, усилия России должны быть направлены на завершение первичной и развитие вторичной модернизации, что невозможно без значительного повышения качества рабочих мест, улучшения благосостояния и здоровья населения, увеличения продолжительности жизни.

Индексы модернизации, разработанные китайскими учеными, несмотря на свою масштабность и ежегодный характер их выпуска, не получили столь широкого распространения, как западные измерители. Не в последнюю очередь это связано с широкой популяризацией и несколько агрессивной политикой распространения западных рейтинговых продуктов, зачастую достаточно пристрастных и отражающих интересы вполне определенной политики. Тем не менее, индекс китайских ученых, как и все аналогичные продукты имеет свои преимущества и недостатки. Ценность их работы заключается в том, что была разработана цельная методика оценки модернизации общества, основанная на количественных показателях. Это позволяет избежать субъективных суждений при построении индексов, использовать единые критерии при сравнении разных стран мира и их ранжировании.

В тоже время именно количественный характер методологии часто критикуется в научной среде, поскольку не всегда количественный измеритель может отразить реальное наполнение оцениваемого явления (количество людей с высшим образованием не фиксирует качества полученного образования, ВВП на душу населения не говорит, за счет чего он достигнут и т.п.). Кроме того, отмечается, что формально-количественный подход не позволяет учитывать несоответствие модернизационным задачам сложившейся в конкретной стране институциональной среды, что может приводить к искажению результатов, когда благоприятные с формальной точки зрения индикаторы не отражают реальной ситуации в стране (Плискевич, 2012).

Будучи полноценными измерителями модернизации в экономической и социальной сфере, индексы китайский ученых отражают лишь часть содержания модернизации, т.к. они не рассматривают политический сектор институциональной среды и не фиксируют происходящих в нем изменений. Критические настроения в отношении индексов модернизации нередко связаны и с критикой самой теории модернизации, заложенной в основу их построения. Современные цивилизационные концепции критикуют принцип линейного развития, заложенный в теории модернизации, отвергая единый образец и универсализацию любого опыта, включая западный (Федотова, 2012). Другие теории рассматривают модернизацию как комплексный способ решения политических, социальных, экономических, культурных и других проблем (Лапин, 2012).

Несмотря на наличие критических замечаний, следует отметить, что индекс модернизации является альтернативой западным измерителям, столь широко рекламируемым в СМИ, хорошо приспособлен как для проведения межстранового сравнительного анализа уровней модернизации, так и для целей программирования политики и проведения реформ, особенно в области экономики знаний. Главное же состоит в том, что индексы модернизации, использованные в ДМК, примерно на 100 позиций перемещают России вверх в рейтинговом списке по сравнению с западными рейтинговыми продуктами. Такое вопиющее расхождение оценок уже само по себе настораживает и инициирует поиск более адекватных методических подходов к оценке качества институтов.

2.3. Российская практика оценки качества институтов

На сегодняшний день в России не существует общепринятой методики комплексной оценки качества институтов. Однако можно выделить целый ряд индикаторов, которые позволяют судить об эффективности/неэффективности российской институциональной среды. Эти индикаторы рассчитываются государственными учреждениями, рейтинговыми агентствами, некоммерческими организациями и отдельными исследователями и направлены на то, чтобы оценить либо эффективность российской институциональной среды в мировом балансе сил (глобальные исследования), либо региональные индикаторы качества институтов (Приложение 1, табл.1).

Большая часть существующих показателей ориентирована на измерение эффективности функционирования различных институтов в российских регионах с целью выявления лидеров и аутсайдеров, которым и в отношении которых необходимо принимать дополнительные меры по улучшению ситуации.

Рассмотрим некоторые индикаторы, которые могут быть использованы в качестве основных или вспомогательных ориентиров при оценке качества институциональной среды.

1. Политический атлас современности. На наш взгляд, одним из наиболее фундаментальных подходов к оценке качества институтов является проект «Политический атлас современности», реализованный учеными из МГИМО совместно с экспертами из Института общественного проектирования и журнала «Эксперт». Основной целью проекта являлось построение многомерной классификации 192 стран мира на основе проведения их сравнительного анализа. В задачи проекта входило, минимизируя экспертную составляющую информационный базы, разработать эффективный механизм оценки мировой политической реальности71.

Было выделено 5 ключевых факторов, влияющих на положение стран в мире, на основании которых разработана взаимосвязанная система индексов, включающая:

  1. Индекс государственности (определяет способность государства использовать свои прерогативы суверенитета);
  2. Индекс внешних и внутренних угроз (используется для определения масштабов и интенсивности угроз и вызовов для конкретных государств со стороны внешней и внутренней среды);
  3. Индекс потенциала международного влияния (определяет место государства в системе международных отношений);
  4. Индекс качества жизни (оценивает уровень доступности материальных и духовных благ для потребителей);
  5. Индекс институциональных основ демократии (включает показатели, характеризующие наличие и степень развитости условий для демократического правления).

Каждый индекс формируется из многочисленных параметров, имеющих разное весовое значение и взятых из признанных баз данных (Всемирный банк, ООН, МВФ и т.п.). По итоговому результирующему показателю сформированы рейтинги по каждому индексу, позволяющие получить представление о месте той или иной страны в мировой расстановке сил.

Разработанные индексы позволяют наглядно увидеть, всесторонне оценить и сопоставить между собой функционирование институтов в разных странах мира. В то же время гигантский объем обрабатываемой информации по каждой стране мира делает предлагаемые индексы малопригодными на роль оперативных индикаторов качества институтов.

Позиции России в «Политическом атласе современности» по состоянию на 2005 год приведены в табл.27.

Таблица 27. Позиции России в «Политическом атласе мира», 2005.

Индекс Место России
Индекс государственности 27
Индекс внешних и внутренних угроз 81
Индекс потенциала международного влияния 7
Индекс качества жизни 73
Индекс институциональных основ демократии 93

Существенным недостатком проекта является отсутствие его продолжения. Результаты, полученные по состоянию на 2005 год, представляют собой одномоментный срез действительности, не позволяющей выявлять тенденции.

2. Рейтинги инвестиционного климата в российских регионах.В рамках данного направления можно выделить три крупных проекта – «Рейтинг инвестиционной привлекательности регионов России», «Национальный рейтинг состояния инвестиционного климата в субъектах Российской Федерации» и «Индексы общероссийской организации малого и среднего предпринимательства «Опора России»». Рассмотрим каждый из них более подробно.

Рейтинг инвестиционной привлекательности регионов России.Аналитическое исследование инвестиционной привлекательности регионов России, ежегодно проводимое рейтинговым агентством «Эксперт РА» с 1996 г., направлено на оценку инвестиционного климата регионов и разработку предложений по его улучшению. Рейтинг представляет собой взаимосвязанную оценку двух характеристик: инвестиционного риска и инвестиционного потенциала. Инвестиционный потенциал рассматривается как количественный показатель, характеризующий насыщенность региона ресурсами (природными, человеческими, инфраструктурными, производственными и т.д.), влияющими на потенциальные объемы инвестирования в регион. Инвестиционный риск – это качественная характеристика, количественное значение которой показывает вероятность потери инвестиций и дохода от них. Она зависит от политической, социальной, экономической, финансовой, экологической и криминальной ситуации в регионе и стране в целом72.

Рейтинг инвестиционной привлекательности региона представляет собой индекс, определяющий соотношение между уровнем интегрального инвестиционного риска и совокупного инвестиционного потенциала регионов. На основании этого показателя каждому региону присваивается одна из 13 рейтинговых категорий, представляющих собой различные сочетания инвестиционного потенциала и инвестиционного риска:

  • максимальный потенциал – минимальный риск (1A);
  • средний потенциал – минимальный риск (2A);
  • пониженный потенциал – минимальный риск (3A1);
  • незначительный потенциал – минимальный риск (3A2);
  • высокий потенциал – умеренный риск (1B);
  • средний потенциал – умеренный риск (2B);
  • пониженный потенциал – умеренный риск (3B1);
  • незначительный потенциал – умеренный риск (3B2);
  • высокий потенциал – высокий риск (1C);
  • средний потенциал – высокий риск (2C);
  • пониженный потенциал – высокий риск (3C1);
  • незначительный потенциал – высокий риск (3C2);
  • низкий потенциал – экстремальный риск (3D).

Сдвиги регионов по рейтингу инвестиционного климата с 2010 по 2014 гг. отражено в табл.28. Выбор 2010 г. в качестве точки отсчета обусловлен тем, что в этот год были внесены некоторые изменения в методологию рейтинга, что изменило итоговую расстановку сил. Для сопоставимости и наглядности данных и был выбран 2010 год в качестве исходного.

Таблица 28. Распределение российских регионов по рейтингу инвестиционного климата.

Год 3А1 3А2 3В1 3В2 3С1 3С2 3D
2010 0 1 2 0 4 15 27 15 0 1 5 11 2
2011 3 2 1 0 3 10 36 10 0 0 4 11 3
2012 5 1 4 0 1 11 33 12 0 0 4 9 3
2013 5 2 4 0 1 10 36 11 0 0 2 9 3
2014 4 3 6 0 1 10 34 12 0 0 3 10 2

Таким образом, можно констатировать явное расслоение между российскими регионами по показателю инвестиционного климата. При наличии небольшой группы инвестиционно привлекательных регионов с низким уровнем риска и значительным потенциалом, 67% регионов России находится в группах категории В (2В, 3В1, 3В2), для которых характерен умеренный риск и инвестиционный потенциал ниже среднего уровня и которые требуют конструктивных решений по улучшению инвестиционного климата совместными усилиями региональных властей и инвесторов.

Результаты 2014 года показали рост среднестранового инвестиционного риска на 1,3% на фоне снижения показателя в предыдущие годы. Речь идет не о случайном явлении, а о проявлении последствий торможения экономики в 2013 г. на фоне сокращения государственных инвестиций в крупномасштабные проекты и федеральных трансфертов в совокупных доходах регионов и, как следствие, увеличении числа регионов, исполнивших свои бюджеты с дефицитом, до 77 из 85, что на 13% больше, чем в 2013 году. Это позволило специалистам «Эксперт РА» прогнозировать дальнейший рост показателя инвестиционного риска73.

Рейтинг инвестиционной привлекательности является одним из наиболее используемых индикаторов для измерения качества институтов. Его несомненным плюсом является длительный период составления, что позволяет оценить происходящие изменения. Однако, отображая картину инвестиционной привлекательности регионов (в соответствии с целями проекта), рейтинг не позволяет проводить межстрановые сравнения и оценивать инвестиционную привлекательность России по отношению к другим странам. Кроме того, являясь отражением деятельности экономических и политических институтов страны, рейтинг в меньшей степени может претендовать на индикатор эффективности социальных институтов. Следовательно, он не может выступать в роли некоего композитного индекса институционального развития.

Национальный рейтинг состояния инвестиционного климата в субъектах Российской Федерации. В ноябре 2014 г. Агентство стратегических инициатив (АСИ) совместно с ведомствами и ведущими деловыми объединениями (Министерство экономического развития РФ, «Деловая Россия», «Опора России», Российский союз промышленников и предпринимателей, Торгово-промышленная палата РФ) опубликовало Национальный рейтинг состояния инвестиционного климата в субъектах Российской Федерации. Его главная цель определена как оценка эффективности усилий органов региональной власти по созданию благоприятных условий ведения бизнеса и улучшению состояния инвестиционного климата региона74.

Методология рейтинга включает в себя 50 показателей, которые группируются в 18 факторов по 4 направлениям75:

  • А. Регуляторная среда. Последняя характеризуется качеством предоставления государственных услуг по показателям эффективности их оказания (время прохождения, количество процедур, удовлетворенность предпринимателя различными типовыми административными процедурами);
  • Б. Институты для бизнеса. В данном случае оценивается наличие и качество институтов защиты и улучшения инвестиционной среды по показателям работы и динамики развития институтов и механизмов для бизнеса;
  • В. Инфраструктура и ресурсы. Здесь анализируются показатели работы и уровня развития инфраструктуры, оценивающие наличие объектов инвестиционной инфраструктуры и ресурсов, необходимых для ведения бизнеса, их достаточность и доступность;
  • Г. Поддержка малого предпринимательства. В этих целях замеряется уровень развития малого предпринимательства и эффективность различных видов поддержки малого предпринимательства.
  • Д. Показатели вне рейтинга. Сбор данных по дополнительным показателям проводится в целях выявления лучших практик в регионах, а также для анализа их применимости в рейтингах будущих периодов.

База данных необходимой для рейтинга информации формируется путем проведения опросов предпринимателей и экспертов с их последующей обработкой и агрегированием по 4 уровням:

  • уровень показателей (приведенные к единой шкале от 0 до 100, где 0 – наихудшее измерение, 100 – наилучшее);
  • уровень факторов (взвешенные средние значения показателей, входящих в фактор);
  • уровень направлений (взвешенные средние значения баллов по показателям, входящим в направление);
  • уровень интегрального индекса (сумма баллов по всем направлениям – от 0 до 400).

Итоговый рейтинг представляет собой группы регионов, объединенные по различным показателям: по интегральному индексу, по индексам направлений, значениям факторов и показателей.

По интегральному показателю (остальным показателям) все регионы делятся на 5 групп:

  • Группа I (А) – регионы-лидеры;
  • Группа II (В) – преуспевающие регионы;
  • Группа III (С) – регионы, показывающие умеренные результаты;
  • Группа IV (D) – регионы, показывающие результаты ниже среднего;
  • Группа V (E) – регионы, получившие самые низкие оценки.

Таблица 29. Распределение регионов по рейтинговым группам.

Итоговый рейтинг 2014 2015
1 I Калужская обл., Ульяновская обл., Красноярский край, Республика Татарстан, Костромская обл. Республика Татарстан, Калужская обл., Белгородская обл., Тамбовская обл., Ульяновская обл.
2 II Тульская обл., Краснодарский край, Томская обл., Алтайский край Костромская обл., Краснодарский край, Ростовская обл., Чувашская Республика, Тульская обл., Пензенская обл., Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, г. Москва, Воронежская обл., Тюменская обл., Ямало-Ненецкий автономный округ, Чеченская Республика, Владимирская обл., Курская обл., Ленинградская обл., Кемеровская обл., Московская обл., Томская обл., Республика Мордовия, Кировская обл., г. Санкт-Петербург, Орловская обл., Челябинская обл., Республика Марий Эл
3 III Владимирская обл., Ростовская обл., Челябинская обл., Ленинградская обл. Ярославская обл., Вологодская обл., Камчатский край, Мурманская обл., Липецкая обл., Брянская обл., Ивановская обл., Астраханская обл., Алтайский край, Карачаево-Черкесская Республика, Республика Башкортостан, Республика Саха (Якутия), Республика Коми, Удмуртская Республика, Республика Карелия, Самарская обл., Нижегородская обл., Свердловская обл., Приморский край, Республика Хакасия, Саратовская обл.
4 IV Республика Саха (Якутия), Самарская обл., Хабаровский край, г. Москва Республика Бурятия, Ставропольский край, Оренбургская обл., Сахалинская обл., Архангельская обл., Пермский край, Новосибирская обл., Республика Адыгея, Псковская обл., Смоленская обл., Красноярский край, Омская обл., Волгоградская обл., Хабаровский край, Новгородская обл., Магаданская обл., Курганская обл., Калининградская обл., Тверская обл.
5 V Свердловская обл., Ставропольский край, г. Санкт-Петербург, Приморский край Рязанская обл., Республика Северная Осетия – Алания, Республика Алтай, Амурская обл., Забайкальский край, Иркутская обл., Республика Тыва

Пилотный проект, представленный в 2014 г., включал в себя 21 регион, выборка 2015 года расширилась до 76 субъектов РФ (табл.29). По результатам рейтинга 2015 года большая часть регионов РФ попала в группы II, III и IV. В числе лидеров 2014 года оказались Республика Татарстан, Калужская, Белгородская, Тамбовская и Ульяновская области, а такие города, как Москва и Санкт-Петербург замыкали рейтинг (группа IV и V соответственно). Это противоречит результатам Рейтинга инвестиционного климата, составленного рейтинговым агентством «Эксперт РА», в котором в 2014 г. к числу лидеров по инвестиционному климату относились Москва, Санкт-Петербург, Московская область и Краснодарский край, а Калужская, Тамбовская и Ульяновская области были отнесены к группе регионов с пониженным (средним) потенциалом и умеренным риском76.

Таким образом, Национальный рейтинг состояния инвестиционного климата в субъектах РФ является еще одним перспективным индикатором, позволяющим делать выводы о степени институционального развития общества. Однако, как и Рейтинг инвестиционного климата РА «Эксперт», он ориентирован на бизнес-среду, а для оценки эффективности функционирования социальных институтов может использоваться только в качестве вспомогательного индикатора.

Индексы общероссийской организации малого и среднего предпринимательства «Опора России». Проект реализуется общероссийской общественной организацией малого и среднего предпринимательства «Опора России» совместно с банком «Промсвязьбанк» с 2014 года и является продолжением проекта «Предпринимательский климат в России: ИНДЕКС ОПОРЫ». Индекс Опоры RSBI (Russia Small Business Index) рассчитан на основе данных ежеквартального опроса руководителей компаний в сегменте малого и среднего бизнеса (выборка составляет 1992 компании в 19 регионах). Индекс Опоры является своего рода барометром бизнес-настроений в обществе, отражающим ожидания российского малого и среднего бизнеса по следующим компонентам: бизнес-ожидания; продажи и прибыль; цены реализации; себестоимость; кадры; количество клиентов; доступность финансирования; баланс запасов; инвестиции77.

Сводный индекс рассчитывается как средневзвешенное значение разности числа положительных и отрицательных ответов на вопросы по четырем из девяти показателей:

  • продажи (весовое значение - 0,3);
  • кадры (0,2);
  • доступность финансирования (0,25);
  • инвестиции (0,25).

Остальные компоненты не участвуют в построение итогового индекса, но дают дополнительную информацию о состоянии малого и среднего бизнеса в России.

Значение Индекса выше 50 пунктов интерпретируется как рост деловой активности, ниже 50 пунктов – как ее снижение. Динамический анализ Индекса показывает, что несмотря на его колебания (снижение или рост), показатель оказывается на уровне ниже 50 пунктов и демонстрирует слабую деловую активность малого и среднего бизнеса в России78.

Таблица 30. Динамика основных компонентов индекса RSBI.

Период RSBI Продажи Кадры Доступность финансирования Готовность к инвестициям
3 кв. 2014 46,0 49,0 54,2 43,3 38,8
4 кв. 2014 39,8 36,5 51,0 38,8 35,9
1 кв. 2015 41,4 40,7 50,2 36,8 39,8
2 кв. 2015 44,6 48,1 52,0 38,2 40,9

Отрицательное влияние на деловую активность среди основных компонентов оказывают показатели доступности финансирования и готовности к инвестициям (табл.30). Среди дополнительных компонентов обращает на себя внимание, что несмотря на относительное благополучие показателей «цены реализации товаров и услуг» и «количество клиентов», остальные показатели остаются в зоне спада и демонстрируют снижение по отношению к периоду 3 квартала 2014 года (табл.31).

Таблица 31. Динамика дополнительных компонентов индекса RSBI.

Период Бизнес-климат Прибыль Цены реализации товаров и услуг Себе-стоимость Коли-чество клиентов Баланс запасов продукции
3 кв. 2014 47,4 50,4 59,5 33,0 53,7 49,6
4 кв. 2014 31,4 36,8 68,4 35,1 42,8 58,3
1 кв. 2015 40,0 39,2 61,0 29,5 46,0 56,1
2 кв. 2015 48,5 46,6 57,3 34,2 51,2 40,9

Проект «Предпринимательский климат в России: ИНДЕКС ОПОРЫ», реализуемый организацией «Опора России» до 2012 года, с точки зрения индикатора состояния институциональной среды являлся более показательным, поскольку представлял собой интегральную оценку качества условий для развития малого и среднего бизнеса по 5 составляющим: недвижимость и инфраструктура; людские ресурсы; финансовые ресурсы; административный климат, безопасность и коррупция; система поставщиков. Таким образом, рассчитываемые индексы позволяли производить замеры эффективности экономических, политических и частично социальных институтов. Индекс RSBI является менее наглядным индикатором и позволяет говорить об эффективности более узкого институционального сегмента – экономических институтов.

3. Рейтинги и индексы Всероссийского центра изучения общественного мнения. Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ) проводится целая серия исследований, направленных на изучение социальной, политической и экономической сферы жизнедеятельности общества. В основе всех этих исследований лежит проведение различных опросов среди населения и экспертного сообщества с целью выяснения отношения или формулирования экспертных мнений по тому или иному событию (явлению, продукту и т.п.). Большая часть индексов строится на основе опроса 1600 человек из 130 населенных пунктов 42 регионов России79.

К числу рейтингов и индексов, отражающих общественное мнение в области институциональной эффективности, можно отнести несколько показателей, которые мы рассмотрим более подробно.

Индекс одобрения деятельности государственных институтов. Построение Индекса основано на еженедельном опросе 1600 человек об одобрение/неодобрении деятельности Президента России, Председателя Правительства России, Правительства России, Государственной Думы, Совета Федерации.

Индекс рассчитывается как разница между положительными и отрицательными оценками деятельности государственных институтов80.

На рис.26 приведена динамика Индекса, которая демонстрирует рост изменения показателя с 2006 года. Несложно заметить резкое увеличение одобрения населения деятельности государственных институтов в 2013–2014 гг. Однако в последнее время наблюдается отрицательная динамика показателя для всех уровней власти.

Рис.26. Динамика Индекса одобрения деятельности государственных институтов.

Индексы социального самочувствия. Группа индексов, оценивающих соотношение позитивных и негативных настроений в обществе на основе следующих показателей: удовлетворенность жизнью; социальный оптимизм; материальное положение; экономическое положение страны; политическая обстановка; общий вектор развития страны81.

На основе данных ежемесячных опросов строятся обобщающие индексы, фиксирующие состояние паритета позитивных и негативных настроений общества: Индекс общественных настроений и Индекс положения дел в стране (рис.27–28).

Рис.27. Динамика Индекса общественных настроений.
Рис.28. Динамика Индекса положения дел в стране.

Динамика указанных двух индексов, также как динамика Индекса одобрения деятельности государственных институтов, констатирует факт роста негативных настроений в обществе в 2015 году. И несмотря на то, что в настоящее время показатель находится на достаточно высоком уровне, растет число лиц, негативно оценивающих экономическую и политическую ситуацию в стране, а также удовлетворенность собственной жизнью (рис.27–28).

Индекс социальных настроений. В отличии от предыдущего показателя Индекс социальных настроений напрямую фиксирует восприятие людьми ситуации, сложившейся в стране и в личной жизни, по результатам ответов на вопрос «Как Вы в целом оцениваете ситуацию, сложившуюся в стране/личной жизни?»82. На основе полученных ответов («все отлично», «все хорошо», «все плохо», «все ужасно») строятся два Индекса социальных настроений: в стране (Индекс социальных настроений 1) и в личной жизни (Индекс социальных настроений 2) (рис.29–31).

Рис.29. Динамика Индекса социальных настроений 1.
Рис.30. Динамика Индекса социальных настроений 2.

Индекс потребительского доверия. Данный индекс, на наш взгляд, можно условно рассматривать как показатель эффективности экономических институтов. Он показывает, насколько россияне считают благоприятным нынешнее время для совершения крупных покупок83.

Рис.31. Динамика Индекса потребительского доверия.

Чем выше значение рассматриваемого Индекса, тем более благоприятным россияне считают текущий момент для крупных приобретений. Динамика показателя, представленная на рис.31, показывает резкое снижение Индекса потребительского доверия с 2014 года.

Таким образом, из рассмотренных четырех индексов, рассчитываемых ВЦИОМ, один (Индекс одобрения деятельности государственных институтов) можно отнести к числу прямых индикаторов институциональной эффективности, остальные можно считать косвенными барометрами эффективности институтов, основанными на общественном восприятии того или иного явления (события, изменения и т.п.). Это качественные показатели, характеризующие, скорее, настроения общества, чем фиксирующие реальные изменения, происходящие в институциональной среде.

4. Рейтинги Национального рейтингового агентства. Национальное рейтинговое агентство (НРА) – авторитетное независимое рейтинговое агентство России, разрабатывающее рейтинги в различных сферах деятельности, включая институциональные аспекты84. Наибольший интерес с этой точки зрения представляют Рейтинг инвестиционной привлекательности субъектов РФ и Рейтинг кредитоспособности суверенных государств. Рассмотрим их подробнее.

Рейтинг кредитоспособности суверенных государств. Рейтинг кредитоспособности суверенных государств базируется на вероятной способности и готовности правительств суверенных государств своевременно и в полном объеме выполнять свои долговые обязательства. Методология его построения базируется на использовании метода главных компонент и k-кластеризации скоринговых баллов. В качестве исходных используются количественные показатели, объединенные в 4 блока факторов:

  • I Блок. Оценка состояния, роста и эффективности экономики страны;
  • II Блок. Оценка гибкости и эффективности политики государства;
  • III Блок. Оценка монетарной политики и состояния банковского сектора экономики;
  • IV Блок. Оценка внешних рисков государства (экономических и политических).

Кроме указанных блоков, состоящих из количественных показателей, в рейтинговой модели присутствует и качественный индикатор, отражающий влияние страны на мировую экономику и являющийся агрегированной функцией нескольких переменных.

На основе проведенных расчетов стране присваивается рейтинговый уровень в соответствии с международной шкалой кредитоспособности.

На сайте НРА представлены рейтинги кредитоспособности суверенных государств с 2011 года. За это время рейтинг кредитоспособности России повысился с достаточно высокого уровня (iВВ+) в 2011 г. до высокого: iBBB+ в 2012 и 2013, iBBB – в 2014. Наряду с Россией аналогичным уровнем кредитоспособности в 2014 г. обладали такие страны, как Азербайджан, Бахрейн, Вьетнам, Индия, Казахстан.

Рейтинг кредитоспособности суверенных государств является примером отечественной разработки международного индикатора, который в силу своей сопоставимости с международными стандартами оценки может быть востребован как российскими, так и иностранными пользователями (инвесторами, органами власти, регулирующими институтами, международными кредитными организациями).

Рейтинг инвестиционной привлекательности субъектов РФ. Согласно методологии построения данного рейтинга, инвестиционная привлекательность региона складывается из следующих факторов85:

  • обеспеченность региона природными ресурсами и качество окружающей среды в регионе;
  • трудовые ресурсы региона;
  • региональная инфраструктура;
  • внутренний рынок региона (потенциал регионального спроса);
  • производственный потенциал региональной экономики;
  • институциональная среда и социально-политическая стабильность;
  • финансовая устойчивость регионального бюджета и предприятий региона.

Детальная методика расчета рейтинга разработчиком не раскрывается, однако отмечается, что в качестве исходных данных используются статистические, опросные и экспертные данные (52 показателя), которые нормируются и с использованием экспертных весов группируются в агрегированные оценки всех факторов, которые в свою очередь объединяются в интегральный индекс инвестиционной привлекательности.

В соответствии с полученным значением интегрального показателя каждому региону присваивается рейтинговая оценка по следующей шкале:

  • Регионы с высоким уровнем инвестиционной привлекательности:
    • Группа IC1 (высокая инвестиционная привлекательность – первый уровень);
    • Группа IC2 (высокая инвестиционная привлекательность – второй уровень);
    • Группа IC3 (высокая инвестиционная привлекательность – третий уровень).
  • Регионы со средним уровнем инвестиционной привлекательности:
    • Группа IC4 (средняя инвестиционная привлекательность – первый уровень);
    • Группа IC5 (средняя инвестиционная привлекательность – второй уровень);
    • Группа IC6 (средняя инвестиционная привлекательность – третий уровень).
  • Регионы с умеренным уровнем инвестиционной привлекательности:
    • Группа IC7 (умеренная инвестиционная привлекательность – первый уровень);
    • Группа IC8 (умеренная инвестиционная привлекательность – второй уровень);
    • Группа IC9 (умеренная инвестиционная привлекательность – третий уровень).

Таблица 32. Распределение регионов по группам рейтинга инвестиционной привлекательности.

Уровень рейтинга 2013 2014
IC1 г. Москва
Сахалинская обл.
г. Москва
г. Санкт-Петербург
IC2 Белгородская обл., Московская обл., Республика Татарстан, г. Санкт-Петербург, Тюменская обл. Белгородская обл., Краснодарский край, Ленинградская обл., Московская обл., Республика Татарстан, Самарская обл., Сахалинская обл., Тюменская обл.
IC3 Калининградская обл., Калужская обл., Краснодарский край, Камчатский край, Магаданская обл., Ленинградская обл.,
Свердловская обл., Самарская обл., Томская обл., Хабаровский край, Чукотский автономный округ
Калининградская обл., Калужская обл., Магаданская обл., Нижегородская обл.,
Республика Башкортостан, Республика Коми, Свердловская обл., Томская обл., Хабаровский край
IC4 Амурская обл., Архангельская обл., Воронежская обл., Красноярский край,
Липецкая обл., Нижегородская обл., Новосибирская обл., Оренбургская обл.,
Пермский край, Приморский край, Республика Башкортостан, Республика Коми, Республика Саха (Якутия), Республика Хакасия, Ростовская обл.
Амурская обл., Воронежская обл., Камчатский край, Курская обл., Липецкая обл., Новгородская обл.,
Пермский край, Республика Саха (Якутия), Тульская обл.,
Чукотский автономный округ
IC5 Астраханская обл., Владимирская обл., Волгоградская обл., Иркутская обл., Кемеровская обл., Курская обл., Мурманская обл., Новгородская обл., Омская обл., Республика Карелия,
Саратовская обл., Смоленская обл., Ставропольский край, Тамбовская обл., Тульская обл., Удмуртская Республика, Ульяновская обл., Челябинская обл., Ярославская обл.
Архангельская обл., Владимирская обл.,
Иркутская обл., Красноярский край, Мурманская обл., Новосибирская обл., Омская обл., Оренбургская обл., Приморский край, Республика Карелия, Ростовская обл., Саратовская обл., Тамбовская обл., Ульяновская обл., Челябинская обл., Ярославская обл.
IC6 Вологодская обл., Костромская обл., Курганская обл., Пензенская обл., Республика Адыгея, Республика Дагестан, Республика Мордовия, Рязанская обл., Тверская обл., Чувашская Республика Астраханская обл., Волгоградская обл.,
Вологодская обл., Еврейская автономная область, Кемеровская обл., Орловская обл., Пензенская обл., Республика Адыгея, Республика Бурятия, Республика Хакасия, Рязанская обл., Смоленская обл., Ставропольский край, Тверская обл., Удмуртская Республика, Чувашская Республика
IC7 Алтайский край, Брянская обл.,
Еврейская автономная область,
Ивановская обл., Орловская обл., Псковская обл., Республика Алтай, Республика Бурятия, Чеченская Республика
Алтайский край
Брянская обл.
Костромская обл.
Псковская обл.
Республика Дагестан
IC8 Забайкальский край, Кабардино-Балкарская Республика, Кировская обл., Республика Ингушетия, Республика Марий Эл, Республика Северная Осетия – Алания Забайкальский край, Ивановская обл., Кировская обл., Курганская обл., Республика Марий Эл, Республика Мордовия
IC9 Карачаево-Черкесская Республика, Республика Калмыкия, Республика Тыва Кабардино-Балкарская Республика, Карачаево-Черкесская Республика,
Республика Алтай, Республика Ингушетия, Республика Калмыкия, Республика Северная Осетия – Алания, Республика Тыва, Чеченская Республика

В 2014 году 19 регионов из исследуемых 80 (24%) относилось к группе с высокой инвестиционной привлекательностью. Лидерами являлись г.Москва и г.Санкт-Петербург. Большая часть субъектов федерации (52%) представляла группу регионов со средним уровнем и 24% – с умеренным уровнем инвестиционной привлекательности (табл.32). При этом в 2014 году 34% регионов ухудшили свой рейтинговый уровень по отношению к 2013 году против 16% регионов, улучшивших этот показатель.

Следует отметить достаточно близкие результаты по уровню инвестиционной привлекательности регионов, полученные Рейтингом инвестиционной привлекательности субъектов РФ и Рейтингом инвестиционной привлекательности регионов России, составленным рейтинговым агентством «Эксперт РА». Между тем Национальный рейтинг инвестиционный привлекательности регионов России дает несколько иные результаты.

5. Индекс макропсихологического состояния общества. Индекс макропсихологического состояния общества (ИМСО), разработанный специалистами Института психологии и Института мировой экономики и международных отношений РАН, представляет собой композитный показатель, замеряющий психологическое настроение общества, определяемое через психологическую устойчивость общества и его социально-психологическое благополучие (Юревич, Ушаков, Цапенко, 2009).

Рис.32. Структура ИМСО.

В основе его построения заложена идея, что поведенческие особенности общества напрямую зависят от степени социального, политического и экономического благополучия, что в свою очередь позволяет нам рассматривать ИМСО как один из показателей, позволяющих замерять и оценивать эффективность институциональной

В качестве исходных данных для построения ИМСО используются количественные статистические показатели (первичные индексы), которые обрабатываются, нормируются и объединяются во вторичные индексы путем определения их среднеарифметического значения (рис.32).

К достоинствам ИМСО можно отнести его базирование на количественных показателях и его взаимосвязь с экономической и политической общественными сферами. Однако делать детальные выводы об эффективности или неэффективности различных секторов институциональной среды на основе этого показателя было бы неправомерно, поскольку ИМСО является, скорее, индикатором субъективных восприятий деятельности институтов.

Рис.33. Динамика ИМСО.

Динамика ИМСО с 1990 по 2004 гг. показывает изменение психологического состояния российского общества, исходя из общих тенденций его развития (рис.33).

С 2005 года ИМСО перестал возобновляться и его динамика обрывается.

6. Рейтинг демократичности регионов Московского центра Карнеги. Рейтинг демократичности регионов, разрабатываемый сотрудниками Московского центра Карнеги, анализирует положение дел с развитием демократических институтов в России. Разрабатывался данный рейтинг дважды: для оценки уровня демократичности регионов в период 1991–2001 гг. и 2001–2011 гг. Демократичность регионов оценивается на основе экспертной и инструментальной оценок по пятибалльной шкале по следующим направлениям: региональное политическое устройство; открытость/закрытость политической жизни; демократичность выборов; политический плюрализм; независимость СМИ; коррупция; экономическая либерализация; гражданское общество; элиты; местное самоуправление86.

Результаты рейтинга и их динамика показали, что подавляющее большинство регионов России демонстрируют средний уровень демократичности. В число лидеров попали Пермский край и Свердловская область, а на противоположном полюсе оказались Чеченская Республика, Республика Ингушетия, Чукотский автономный округ, Республика Мордовия. На протяжении всех 2000-х годов средний уровень демократичности по стране медленно, но верно рос (с 28,3 в 1999–2003 гг. до 30,2 в 2006–2010 гг.) на фоне снижения демократичности по стране в целом за период с 2001 по 2011 гг. (среднее значение показателя за указанный период – 30,1). В ряде случаев произошел заметный рост демократичности по сравнению с 1990-ми годами (Красноярский край, Республика Саха (Якутия), Республика Коми и др.). Демократичность в других регионах характеризуется периодом застоя или спадом (Курганская область, Кемеровская область) (Петров, Титков, 2013).

Несмотря на то, что рейтинг Московского центра Карнеги замеряет уровень демократичности регионов и при его составлении замеряются такие показатели, как коррупция, независимость СМИ, политический плюрализм или экономическая либерализация и другие, он также не может дать полноценной картины качества институтов в Российской Федерации. Во-первых, рейтинг демократичности характеризует преимущественно деятельность политических институтов. Во-вторых, его нельзя использовать в качестве оперативного инструмента в силу специфики составления: несовпадение политического и астрономического календарей вызывает необходимость сглаживания неравномерности информации путем оценки деятельности регионов не за год, а за последние пять лет.

2.4. Проблемы использования существующих инструментов оценки качества институциональной среды

Проведенное рассмотрение российских и зарубежных методик оценки институциональной среды позволяет проанализировать ситуацию в этой области, выявить существующие проблемы и сделать определенные выводы.

Анализ российской практики оценки эффективности институтов показал, что в этом направлении проделана значительная работа, которая активно продолжается и в настоящее время: разработаны и апробированы методологические разработки, формируется определенная база данных разнообразных показателей. Имеющаяся у правительства информация позволяет строить рейтинги регионов и на их основе не только проводить оперативный анализ, но и отслеживать изменения исследуемых явлений во времени. Однако используемые в России инструменты имеют ряд недостатков.

Во-первых, вся имеющаяся у правительственных органов информация нацелена на проведение «внутренней» диагностики и практически не позволяет проводить «внешние» сопоставления. Это приводит к тому, что оценить положение России в мировом сообществе правительственные органы могут, только используя данные международных измерителей. В этом случае возникают другие проблемы, не в последнюю очередь связанные с тем, насколько этим оценкам можно доверять и ориентироваться на них в своей деятельности.

Во-вторых, в силу того, что в основу всей управленческой работы заложен принцип целеполагания, основным фактором при проведении оценки эффективности функционирования институтов является достижение неких целевых показателей, предусмотренных государственными программами развития. Вся институциональная среда представляется раздробленной на отдельные сегменты, в которых проводятся различные замеры эффективности функционирования. В тоже время в российской практике отсутствует аналитическая и методическая основа, позволяющая свернуть все эти частные показатели в некий интегральный индикатор, дающий обобщающую характеристику качества развития российских институтов.

В-третьих, отсутствие единого интегрального показателя не позволяет оценить вклад институциональной среды в динамику экономического роста.

Анализ зарубежной практики построения измерительных инструментов показал, что на сегодняшний день существует достаточно большое количество различных индикаторов (рейтингов, индексов, методик), с помощью которых можно диагностировать состояние институциональной среды в разных странах мира. При этом одно и то же явление можно оценить несколькими инструментами, выбрав наиболее подходящий для целей проводимой оценки. Однако такое обилие предлагаемых методик порождает определенные проблемы. Насколько качественны зарубежные измерители, адекватно ли оценивается место России в мировом сообществе, отражают ли они ключевые проблемы институционального строительства в разных странах? Ответы на эти вопросы фактически определяют возможность использования предлагаемых методик в качестве оценочных инструментов и ориентиров.

При исследовании зарубежных индикаторов нами были определены слабые моменты в идеологии их построения (табл.33), на основе которых были диагностированы общие проблемы, возникающие при использовании зарубежных индикаторов.

Обобщая, можно сделать вывод о том, что одним из самых слабых мест любого рейтинга является его идеологическая основа. Принципы демократии, заложенные в основу построения любого западного оценочного инструмента, безапелляционно рассматривают демократию как основу всех экономических преобразований. По их мнению, свобода (в любых ее проявлениях) является первостепенной по отношению к экономическому развитию. Однако не исключено, что демократия является конечным результатом длительных экономических преобразований.

Таблица 33. «Проблемные» места зарубежных оценочных инструментов.

Рейтинговый продукт Характер проблем
1 Индекс трансформации 1. Методологические проблемы
2. Отсутствие лидеров и эталонов
3. Субъективный характер оценок
4. Сомнительный характер идеологических основ рейтинга
2 Индекс восприятия коррупции 1. Неточности методологии
2. Неправильные ориентиры
3. Политическая ангажированность
4. Недооценка культурно-исторической самобытности разных стран
5. Субъективный характер оценок
3 Оценка бизнес-регулирования «Doing Business» 1. Формирование рейтинга по одному городу – «крупнейшему деловому центру страны»
2. Исследование законотворческой составляющей ведения бизнеса
3. Смешанный характер показателей (субъективные и объективные оценки)
4 Индекс экономической свободы 1. Спорный характер принципов, заложенных в основу построения индекса
2. Методологические проблемы
3. Субъективный характер оценок
5 Индикаторы качества государственного управления 1. Отсутствие возможности оценить ключевые проблемы институционального развития в конкретной стране
2. Нестабильность рейтинговых оценок с точки зрения количества стран-участников рейтинга
6 Индекс демократии 1. Субъективный характер показателей
2. Политическая ангажированность
3. Сомнительный характер динамики изменений положений различных стран в рейтинге за разные годы
7 Проекты «Freedom House» 1. Субъективный характер исследований
2. Политическая ангажированность проектов
8 Доклад о модернизации в мире и Китае 1. Отражается только экономическая и социальная часть содержания модернизации, не учитывается политический сектор институциональной среды

Сегодня существуют и теоретические разработки, и практические доказательства, подвергающие такой подход сомнению. Например, итальянский политолог-теоретик Д.Дзоло рассматривает демократию как некий механизм равновесия двух полярных сторон: свободы и безопасности, подчеркивая, что узкая трактовка демократии как специфической формы проведения выборов, представительного правления и организации институтов власти (как это делается практически во всех рейтингах – прим. авторов), уже не отражает всей глубины данного понятия (Дзоло, 2010). Тезисы, заложенные в работах Д.Дзоло, подтверждаются примерами успешного экономического развития стран, совершивших в последние десятилетия резкий рывок вперед (Китай, Сингапур, Южная Корея и т.п.). Все это позволяет отследить определенную закономерность институционального развития: на первоначальном этапе именно жесткость институтов (безопасность, стабильность) позволяет совершить экономический прорыв вперед, однако в долгосрочном периоде для эффективной работы институты должны обладать определенной гибкостью (свободой), позволяющей им реагировать на происходящие изменения. Именно такой путь заложен в основу эволюционного развития общества.

Нарисованная эволюционная картина явно противоречит идеологии оценки эффективности институтов, заложенной в западных рейтингах, где именно свобода оценивается как источник всех благ на Земле, и где с этой точки зрения навязывается определенное мировоззрение всему мировому сообществу. Однако попытки изменить существующую последовательность эволюционного развития путем «навязывания» идеологии свободы странам, не достигшим определенного уровня развития общества, может приводить к негативным последствиям (например, революционным переворотам и национальным конфликтам), что можно увидеть на примере Украины и стран Ближнего Востока.

Другой ключевой проблемой западных оценочных индикаторов является влияние субъективного фактора: почти все они опираются на широкое использование экспертных оценок, варьируется только доля этих оценок – где-то она составляет почти 100%, где-то этот показатель уменьшается за счет количественных показателей, основанных на статистических данных. При этом во многих случаях вызывает сомнение и сам состав экспертов: их количество и компетентность в отношении оцениваемой страны.

Еще больше вопросов возникает и по результатам западных институциональных исследований. Например, во многих западных рейтингах Россия находится в числе явных аутсайдеров, конкурируя (во многих из них) по уровню развития институтов с таким африканским государством, как Бурунди. Однако даже самый поверхностный анализ позволяет увидеть различный уровень развития этих стран (табл.34).

Таблица 34. Сравнительная характеристика России и Бурунди.

Индикатор Год Россия Бурунди
ВВП на душу населения (данные ООН), $ США 2013 14 680
(55 место)
229
(193 место)
Рейтинг стран мира по уровню продолжительности жизни, лет 2014 68
(129 место)
54,1
(180 место)
Индекс человеческого развития 2014 0,778
(57 место)
0,389
(180 место)
Рейтинг глобальной конкурентоспособности 2014–2015 4,4
(53 место)
3,1
(139 место)
Рейтинг слабости государств мира
Американский Фонд Мира и журнал Foreign Policy
2015 80,0
(65 место)
98,1
(18 место)
Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае - Центр исследования модернизации Китайской Академии наук 2006 Группа среднеразвитых
стран
Уровень традиционного аграрного общества, не вступившего в стадию модернизации

Из табл.34 несложно видеть, что по базовым показателям уровень развития двух стран достаточно слабо сопоставим. Например, в «Обзорном докладе о модернизации в мире и Китае (2001–2010)» в 2006 году Россия отнесена к группе среднеразвитых стран с уровнем развития выше среднего: 8 из 10 показателей первичной модернизации ею были реализованы на 100%, а их среднее значение составило 97%, что говорит о том, что период первичной модернизации в России близится к завершению. В это же самое время Бурунди входила в число 12 стран мира, которые еще даже не включились в процесс модернизации, находясь на уровне традиционного аграрного общества87. Однако, согласно западным измерителям эффективности институтов, уровень развития институтов в Бурунди примерно соответствует уровню развития институтов в России.

Помимо указанных проблем, можно наблюдать рассогласование оценок разных рейтинговых продуктов: одни рейтинги оценивают Россию как отстающую страну, позиции в других оцениваются достаточно высоко. Например, и китайский рейтинг, и рейтинг легкости ведения бизнеса «Doing Business» ставят Россию примерно на 100 мест выше, чем остальные западные измерители.

Приведенные факты выносят на поверхность основную проблему использования любых оценочных инструментов – проблему доверия этим инструментам.

Для выяснения отношения экспертного сообщества к западным инструментам оценки качества институтов и места России в соответствующих рейтингах авторами был проведен опрос 22 экспертов из различных научных организаций России: из Финансового университета при Правительстве РФ – 8 человек, Государственного университета управления – 2, Высшей школы экономики – 1, Института экономики РАН – 2, Института мировой экономики и международных отношений РАН – 2, Института психологии РАН – 1, Центрального экономико-математического института РАН – 1, Российского института экономики, политики и права в научно-технической сфере – 4, Международной академии информатизации – 1. Таким образом, эксперты из университетского сектора составили 54,5% выборки, из академических институтов – 27,3, из прочих организаций – 18,2. При этом среди экспертов с ученой степенью доктора наук было 50,0% опрошенных, кандидата наук – 36,4, без степени – 13,6.

Экспертам адресовалось три вопроса – относительно степени их доверия к западным рейтинговым продуктам, оценивающим эффективность институтов, точности оценки этими продуктами места России в международной иерархии стран и востребованности отечественного альтернативного измерителя обобщенной эффективности институтов. Вопросы относительно рейтинговых продуктов снабжались справочной информацией о месте России в соответствующих рейтингах и требовали выбора одного из указанных ответов. Результаты опроса относительно доверия экспертов к семи наиболее популярным рейтинговым продуктам приведены в табл.35.

Для агрегирования данных табл.35 использовался специальный индекс доверия (JД):

где z1, z2, z3 и z4 – доля экспертов, которые полностью не доверяют, скорее не доверяют, скорее доверяют и полностью доверяют оцениваемому измерителю соответственно; a1, a2, a3 и a4 – весовые коэффициенты соответствующих вариантов ответа. В нашем случае использовались следующие значения весовых коэффициентов: a1=0; a2=0,4; a3=0,6; a4=1,0. При такой нормировке значения индекса доверия пронормированы от 0 до 100%.

Таблица 35. Распределение ответов экспертов на вопрос: «Дайте Вашу оценку доверия перечисленным показателям институциональной эффективности».

Измеритель (с указанием места России в общей выборке 2014 года) Степень доверия, %
Полностью не доверяю Скорее не доверяю Скорее доверяю Полностью доверяю
1. Индикаторы качества государственного управления:
1.1. Права граждан и подотчетность государственных органов – 163 из 204;
1.2. Стабильность политической системы и отсутствие насилия – 169 из 207;
1.3. Эффективность органов государственного управления – 102 из 209;
1.4. Качество регулирующих институтов – 133 из 209;
1.5. Качество правовых институтов – 154 из 209;
1.6. Антикоррупционный контроль – 168 из 209.
9,1 50,0 36,4 4,5
2. Индекс восприятия коррупции – Transparency International – 136 из 175. 22,7 27,3 45,5 4,5
3. Индекс трансформации – Bertelsmann Foundation
3.1. Индекс состояния (политическая/ экономическая трансформация) – 77 из 129;
3.2. Индекс управления – 104 из 129.
13,6 45,5 36,4 4,5
4. Оценка бизнес-регулирования – Всемирный банк – 92 из 180. 18,2 40,9 31,8 9,1
5. Индекс экономической свободы – «Wall Street Journal» совместно с Heritage Foundation – 140 из 178. 18,2 40,9 36,4 4,5
6. Страны переходного периода – Freedom House – 19 из 29. 18,2 54,5 27,3 0,0
7. Индекс демократии – The Economist Intelligence Unit – 132 из 167. 31,8 40,9 27,3 0,0

Результаты опроса относительно точности семи наиболее популярных рейтинговых продуктов приведены в табл.36.

Таблица 36. Распределение ответов экспертов на вопрос: «Дайте Вашу оценку точности, которую обеспечивают применительно к России перечисленные показатели институциональной эффективности».

Измеритель Степень точности, %
Сильно занижает место России Скорее занижает место России Скорее точно оценивает место России Скорее завышает место России Сильно завышает место России
1. Индикаторы качества государственного управления – Всемирный банк 13,7 54,5 27,3 4,5 0,0
2. Индекс восприятия коррупции – Transparency International 27,3 31,8 31,8 9,1 0,0
3. Индекс трансформации – Bertelsmann Foundation 13,7 50,0 22,7 13,6 0,0
4. Оценка бизнес-регулирования – Всемирный банк 9,1 36,4 27,3 18,1 9,1
5. Индекс экономической свободы – «Wall Street Journal» совместно с Heritage Foundation 27,2 45,5 18,2 9,1 0,0
6. Страны переходного периода – Freedom House 18,2 50,0 13,6 18,2 0,0
7. Индекс демократии – The Economist Intelligence Unit 36,4 40,9 9,1 9,1 4,5
где z1, z2, z3, z4 и z5 – доля экспертов, которые считают, что оцениваемый измеритель сильно занижает, скорее занижает, оценивает точно, скорее завышает и сильно завышает место России соответственно; b1, b2, b3, b4и b5 – весовые коэффициенты соответствующих вариантов ответа. В нашем случае берутся следующие значения весовых коэффициентов: b1=–1,0; b2=–0,5; b3=0,0; b4=0,5; b5=1,0. При такой нормировке значения индекса неточности пронормированы от –100 до +100%. В случае отрицательного значения индекса имеет место занижение позиций России; в противном случае мы имеем дело с завышением позиций России относительного истинного положения дел.

Результаты расчетов индексов (3) и (4) приведены в табл.37, которая позволяет сделать несколько принципиальных выводов.

Таблица 37. Индексы доверия и неточности для западных институциональных измерителей.

Измеритель Индекс, %
Индекс доверия Индекс неточности
1. Индикаторы качества государственного управления – Всемирный банк 46,3 –38,7
2. Оценка бизнес-регулирования – Всемирный банк 44,5 –9,2
3. Индекс трансформации – Bertelsmann Foundation 44,5 –31,9
4. Индекс восприятия коррупции – Transparency International 42,7 –38,7
5. Индекс экономической свободы – «Wall Street Journal» совместно с Heritage Foundation 42,7 –45,4
6. Страны переходного периода – Freedom House 38,2 –34,1
7. Индекс демократии – The Economist Intelligence Unit 32,7 –47,8

Во-первых, все семь измерителей эффективности институтов у опрошенного экспертного сообщества вызывают откровенное недоверие. В соответствии с логикой индекса (3) его значение, не превышающее 50%, говорит о доминировании недоверия. Как видно из табл.37 ни один индекс не превысил данной отметки, что свидетельствует о низком доверии к нему со стороны опрашиваемого экспертного сообщества. При этом рекордно низкое доверие зафиксировано для Индекса демократии. Судя по всему, западные ренкеры плохо понимают особенности российской демократии и производят соответствующую оценку с позиций Запада и тем самым не улавливают российской специфики в этой сфере. Примечательно также и то, что рейтинги, разрабатываемые Всемирным банком, пользуются большим доверием, чем «национальные» рейтинги. Видимо, наднациональный статус этой организации и признанный профессионализм ее сотрудников делают ее рейтинговый продукт более нейтральным с политической точки зрения.

Во-вторых, все семь измерителей эффективности институтов, по мнению российских экспертов, занижают позиции России. При этом опять-таки рекордное занижение зафиксировано для Индекса демократии, за которым следует Индекс экономической свободы. Видимо, достигнутая свобода в России западными специалистами все-таки явно недооценивается. И наоборот, Индекс бизнес-регулирования, разрабатываемый Всемирным банком, дает минимальное занижение позиций России. Тем самым и в этом случае подтверждается высокое качество аналитических продуктов Всемирного банка и отсутствие его политической ангажированности, чего нельзя сказать о других западных разработчиках институциональных рейтингов.

Таким образом, нами зафиксировано систематическое искажение результатов оценки российских институтов западными рейтинговыми агентствами. Следовательно, такая ситуация закономерным образом предполагает разработку альтернативного измерителя качества институтов. Для оценки востребованности такого нового инструмента был проведен опрос экспертов, результаты которого приведены в табл.38.

Таблица 38. Распределение ответов экспертов на вопрос: «Оцените степень востребованности отечественного альтернативного измерителя обобщенной эффективности институтов в России»

Потребность
Очень нужен Скорее нужен Скорее не нужен Совсем не нужен
59,1 36,4 4,5 0,0

Для агрегирования данных табл.38 использовался специальный индекс востребованности (JВ):

где z1, z2, z3 и z4 – доля экспертов, которые считают, что альтернативный измеритель совсем не нужен, скорее не нужен, скорее нужен и очень нужен соответственно; c1, c2, c3 и c4 – весовые коэффициенты соответствующих вариантов ответа. В нашем случае берутся следующие значения весовых коэффициентов: c1=0; c2=0,4; c3=0,6; c4=1,0. При такой нормировке значения индекса востребованности лежат в интервале от 0 до 100%.

Результаты расчетов индекса (5) дают его оценку в 82,7%. Это очень высокое значение, которое недвусмысленно говорит о наличии запроса со стороны российского экспертного сообщества в отношении более объективного измерителя институционального развития страны, который бы в более полной мере и непредвзято учитывал российскую специфику. Подобная неудовлетворенность представителей социальных наук западными рейтинговыми продуктами может служить основанием для развертывания работы по созданию альтернативного индекса качества институтов.

Таким образом, приведенные выше факты подчеркивают необходимость разработки отечественного институционального индикатора, позволяющего не только оценивать внутреннее развитие институтов, но и диагностировать существующие проблемы, проводить международные сопоставления и сравнения, определять вклад институциональной среды в динамику экономического роста. Решению этого вопроса посвящены дальнейшие главы монографии.

3. КОЛИЧЕСТВЕННАЯ ОЦЕНКА ЭФФЕКТИВНОСТИ ИНСТИТУТОВ: АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ПОДХОД

3.1. Идеология построения базового индекса институционального развития: дуализм институтов

Для построения работоспособного макроэкономического индикатора институционального развития страны необходимы некие исходные идеологические принципы. В данном случае мы будем конструировать базовый индекс институционального развития (БИИР), который представляет собой агрегированную оценку эффективности национальных институтов. При этом для нашего анализа достаточна широкая трактовка институтов либо по Д.Норту, согласно которому это правила игры (Норт, 2010), либо по В.М.Полтеровичу, согласно которому это нормы поведения (Полтерович, 1999). В свою очередь норма – это правило, которому следуют, могут следовать или должны следовать большие группы людей. В связи с этим нам, в конечном счете, необходимо определить набор частных показателей, которые достаточно полно и непротиворечиво описывали бы ключевые события и сдвиги в институциональной сфере. Проведенный в предыдущей главе анализ показал, что большинство институциональных индикаторов по своей сути являются разнонаправленными и отражают плохо сопрягающиеся между собой стороны общественной жизни. Такая содержательная гетерогенность показателей институциональной эффективности требует идеологического каркаса, который бы позволил упорядочить и соединить разноплановые частные показатели эффективности институтов.

В качестве такого принципа мы выбираем тезис Д.Норта о двойственной функции институтов, которые с одной стороны создают ограничения, а с другой – стимулы (Норт, 2010). Такой подход таит в себе большие аналитические возможности. Во-первых, при рассмотрении институтов часто учитывается только аспект ограничений и упускается их стимулирующая роль или наоборот. Например, при трансплантации прогрессивных институтов их дисфункция возникает, как правило, из-за отсутствия стимулов. Типичным примером тому может служить создание в России национальной инновационной системы, которая, будучи внешне похожа на свои западные образцы, не содержит в себе стимулирующих норм. И наоборот, китайцы, сконструировавшие довольно примитивную хозяйственную систему семейной ответственности, создали тем самым эффективную структуру стимулов, позволившую им осуществить стремительное экономическое развитие (Норт, 2010, с.228). Во-вторых, рассмотрение институтов в плоскости «ограничения–стимулы» позволяет выстроить диалектику их статических и динамических свойств. Это означает, что институты должны одновременно обладать двумя противоречивыми свойствами – жесткостью и гибкостью (Норт, 2010, с.155).

С одной стороны, общественный порядок требует устойчивости институтов, чтобы экономические агенты могли их понять, осознать и выстроить свои действия в соответствии с ними. В противном случае непрерывная смена правил игры приведет к хаосу и разрушению социальной основы существования социума. Именно в сужении диапазона принимаемых политических решений Д.Норт усматривает одно из главных преимуществ США по сравнению с другими странами мира. Иными словами, свойство жесткости институтов играет тактическую роль, препятствуя росту волатильности политических и экономических решений субъектов и тем самым препятствуя «разносу» социальной системы. С другой стороны, избыточная жесткость и консервативность институтов рано или поздно приведет к стагнации системы, не позволяя ей воспринимать и внедрять прогрессивные нововведения. Следовательно, институты должны обладать некоторой гибкостью, которая позволила бы им своевременно адаптироваться к новым реалиям и вызовам, а также генерируемым внутри системы прогрессивным инновациям. В контексте данного свойства США, идущие в авангарде технологических и социальных изменений, также выгодно отличаются от многих стран мира. Тем самым свойство гибкости институтов, заключающееся в своевременном перенастраивании системы на новую траекторию развития, ответственно за общественный прогресс и играет стратегическую роль.

Таким образом, по-настоящему эффективные институты в краткосрочном периоде должны обладать свойством стабильности (жесткости), а в долгосрочном периоде – свойством адаптивности (гибкости). Подавляя опасные текущие поведенческие девиации, институты, тем не менее, должны постоянно эволюционировать под воздействием глобальных технологических сдвигов. При этом система институциональных ограничений ответственна за достижение краткосрочных целей, а система мотивации – долгосрочных. Такая диалектика двух составляющих институтов дает аналитический аппарат для понимания успехов и неудач разных стран и народов.

Тезис Д.Норта, помимо всего прочего, получил оригинальное развитие в политологической литературе. Так, к настоящему времени уже устоялась трактовка феномена демократии как некоего равновесия между двумя полярными сторонами социальной жизни – безопасностью (эффективностью управления и т.п.) и свободой (права человека и т.п.). Например, согласно концепции Д.Дзоло (D.Zolo), политика представляет собой селективное регулирование социальных рисков. Так, главным чувством человека, находящегося в социуме, является страх. В данном случае имеется в виду страх человека за собственную жизнь и жизнь своих близких, а также за свою собственность и т.п. Соответственно государство в качестве главной своей функции должно обеспечить безопасность своих граждан, т.е. политическая система призвана осуществить селективное регулирование социальных рисков и тем самым уменьшить страх людей посредством конкурентного распределения ценностей безопасности (Дзоло, 2010, с.93). При этом политический процесс носит противоречивый характер и представляет собой тонкую балансировку полярных ценностей – личной безопасности и свободы, защиты политического режима и поддержания социального разнообразия, эффективности управления и соблюдения прав человека, и т.п. В современном понимании слова, которое восходит к Н.Боббио (N.Bobbio), демократия состоит как раз в обеспечении разумного равновесия между указанными полярными ценностями (Дзоло, 2010, с.311); узкая трактовка демократии как специфической формы проведения выборов, представительного правления и организации институтов власти уже не отражает всей глубины данного понятия.

Таблица 39. Дуальная модель функционирования институтов.

Свойство институтов Инструменты влияния Базовый результат Условия социального существования Характер целей
Стабильность Ограничения Безопас-ность Необходимые Тактические
Изменчивость Стимулы Свобода Достаточные Стратегичес-кие

Совмещая тезис Д.Норта о том, что все институты обладают одновременно стабильностью и изменчивостью, с тезисом Н.Биббио и Д.Дзоло о том, что феномен демократических институтов представляет собой процесс нащупывания равновесия между двумя полярными сторонами социальной жизни – безопасностью (эффективностью управления и т.п.) и свободой (права человека и т.п.), получаем идеологический базис конструируемого БИИР. Дуальная модель институтов позволяет «расщепить» их функционирование на две составляющие: стабилизация отношений и адаптивность к новым вызовам современности, обеспечение безопасности личности и ее свободы, создание необходимых и достаточных условий социального прогресса, достижение тактических (краткосрочных) и стратегических (долгосрочных) целей. В структурированном виде указанный дуализм институтов представлен в табл.39.

Приложение описанного выше диалектического подхода к институциональной сфере позволяет построить БИИР в виде совмещения двух функционально разных агрегатов – индекса, учитывающего базовые условия жизни (стабильность) с акцентом на базовые гарантии, в том числе личную безопасность, и индекса, учитывающего возможности (динамичность) субъектов, включая их стремление зарабатывать, выражать свое мнение, осуществлять творческие виды деятельности и т.п. Такой подход позволяет избежать односторонних оценок, присущих многим показателям, оценивающим эффективность институтов.

3.2. Общая архитектура базового индекса институционального развития

Как уже отмечалось, наша задача состоит в построении базового измерителя институционального климата. Это означает, что мы должны отобрать самые важные, основополагающие стороны общественной жизни, которые подвергаются количественной оценке. В основе этого принципа лежит положение о том, что нельзя анализировать все существующие институты, число которых теоретически и практически безгранично. Тем самым институциональное поле должно быть строго ограничено.

Конкретизация данного принципа требует учета более жесткого принципа – принципа получения субстрактивного знания или принципа Н.Талеба. Его суть состоит в отказе от конструирования новых показателей и их добавления к уже имеющимся. Иными словами, акцент должен делаться на исключении из существующего массива институциональных измерителей сомнительных и избыточных показателей с сохранением лишь самых важных и репрезентативных статистических агрегатов, из которых и должен быть сконструирован новый институциональный индекс.

Для этого достаточно воспользоваться одной из типологий институтов. Например, классификация Фрейнкмана–Дашкеева–Муфтяхетдиновой распределяет все институты на четыре группы: правовые; регулирующие; институты развития человеческого капитала и институты координации и распределения рисков (Фрейнкман, Дашкеев, Муфтяхетдинова, 2009). Однако для наших целей больше подходит «традиционная» классификация, которая все институты подразделяет на политические, социальные и экономические. Данная классификация в неявном виде фигурирует у Д.Норта, а также в несколько модифицированном виде закреплена в Конституции Российской Федерации. Например, согласно ст.28 Конституции РФ, каждому гражданину гарантируется комплекс свобод и прав, которые можно разнести на политические (публичные), социально-экономические и личные (гражданские). По нашему мнению, личные права и свободы граждан не целесообразно выделять в качестве самостоятельной группы, так как почти все они легко перераспределяются по политическим, социальным и экономическим институтам без потери смысловой нагрузки. Таким образом, частные показатели качества институтов должны равномерно распределяться по трем направлениям – политическому, социальному и экономическому институциональному полю.

Совмещение идеологии дуальности институтов с их трехзвенной классификацией позволяет определить общую логическую схему конструируемого БИИР (рис.34). Таким образом, каждый тип институтов оценивается двумя типами показателей эффективности.

Проведенный в Главе 1 и Главе 2 анализ практики построения измерителей институциональной эффективности подводит к необходимости использования принципа верифицируемости (фальсифицируемости) частных индикаторов, входящих в БИИР. Этот принцип предполагает отказ от любых субъективных (экспертных) институциональных индексов и использование только объективных (отчетных) характеристик. Речь идет о том, что каждый частный показатель эффективности в БИИР должен базироваться на официальной информации, которая находится в открытом доступе и может быть перепроверена экспертным сообществом. Разумеется, данный принцип сильно ограничивает поле используемых агрегатов, требуя строгого соответствия каждому институциональному аспекту статистического показателя. Иными словами, абстрактным институциональным понятиям должны быть сопоставлены наблюдаемые и статистически замеряемые социальные явления. Только в этом случае адекватность всех количественных оценок может быть подвергнута объективной проверке, следовательно, доверие или недоверие к БИИР возникает в результате открытой экспертизы.

Рис. 34. Логическая схема БИИР.

Так как конструируемый БИИР должен дать возможность сравнить разные страны в динамике, то процедура его нормировки требует соблюдения принципа территориальной и временной сопоставимости всех его элементов. Это означает, что БИИР должен быть сопоставим как для разных стран, так и для каждой страны в разные моменты времени. При этом способ агрегирования всех частных показателей эффективности институтов должен быть максимально простым и исключать субъективные процедуры их взвешивания.

3.3. Методика расчета базового индекса институционального развития

В соответствии с выбранной логикой и методологией построения БИИР определяются все его конкретные индикаторы. Рассмотрим подробно схему расчета БИИР, раскрывая все его составляющие (рис.35).

Индекс эффективности (качества) экономических институтов (IЭ), определяется по формуле:

где IЭБ – индекс экономической безопасности (стабильности); IЭС – индекс экономической свободы.

Забегая вперед, укажем, что все исходные агрегаты являются пронормированными, т.е. выражены в процентах от максимального значения выборки, что, собственно и позволяет их складывать. Далее мы специально остановимся на этом моменте. При этом для всех агрегируемых факторов используются равные весовые коэффициенты, т.е. применяется самая простая процедура взвешивания.

Рис.35. Факторная структура БИИР.

В свою очередь индекс экономической безопасности в (6) представляет собой следующий агрегат:

где IВК – волатильность валютного курса национальной денежной единицы (во всех странах это курс национальной валюты к доллару США, а для США – курс доллара к евро), %; IТИ – среднегодовой темп инфляции, %; IУБ – уровень безработицы, %.

В соотношении (7) комментария заслуживает только показатель волатильности валютного курса, который вычисляется следующим образом:

где k – обменный курс национальной валюты. Таким образом, в (8) учитывается зафиксированный в течение года максимальный перепад величины валютного курса.

Философия оценки индекса (7) представляется вполне логичной и оправданной. В соответствии с ней базовыми элементами экономической стабильности являются низкая инфляция, незначительные колебания валютного курса и низкий уровень безработицы. Иными словами, монетарная стабильность и сбалансированность рынка труда выступают в качестве необходимых условий для экономического развития и процветания.

Индекс экономической свободы в (6) представляет собой следующий агрегат:

где IДЖ – индекс Джини, %; IНБ – среднее налоговое бремя, %; IРР – показатель «избыточной» рентабельности национальной экономики, %. Среднее налоговое бремя представляет собой долю налогов в ВВП страны: IНБ=(T/Y)100%, где Y – объем ВВП; T – объем собираемых налогов и налоговых платежей. Под «избыточной» рентабельностью экономики понимается разница между рентабельностью продаж в целом по экономике (R) и ставкой рефинансирования (ключевой или учетной ставкой) центральных монетарных институтов (r): IРР=R–r. При отсутствии непосредственной статистики о величине рентабельности экономики данная величина рассчитывается по формуле: R=[π/(Y–π)]100%, где π – чистая прибыль национальной экономики.

Философия оценки индекса (9) базируется на простом предположении, что при высокой рентабельности производства и низкой ставке рефинансирования предприятия страны имеют достаточно финансовых средств для поддержания высокой инвестиционной активности. Аналогичным образом при не слишком больших налоговых изъятиях у предприятий и физических лиц у них остаются деньги для проявления разнообразной экономической активности. Соответственно и при высоком значении индекса Джини у людей имеется почти неограниченная возможность зарабатывания, вплоть до сколачивания баснословных состояний с нуля. Иными словами, льготные монетарные и фискальные параметры выступают в качестве мощных стимулов к поддержанию высокой экономической активности как фирм и корпораций, так и отдельных индивидуумов, что в свою очередь является залогом экономического развития.

Индекс эффективности политических институтов (IП) определяется по формуле:

где IПБ – индекс политической безопасности (стабильности); IПС – индекс политической свободы.

Индекс политической безопасности в (10) представляет собой следующий агрегат:

где IВД – параметр государственной внешней задолженности, %; IМП – параметр миграционного прироста населения страны, на 10 тыс. чел.; IПР – параметр преступности в обществе, чел. Подробнее: индекс IВД представляет собой долю внешней государственной задолженности (D) в ВВП: IВД=(D/Y)100%. Индекс IМП представляет собой миграционное сальдо (приток – отток) (M) на 10 тыс. чел. населения (N) страны: IМП=(M/N)10000. Индекс IПР замеряет число людей на одно преступление: IПР=N/P, причем учитывается число всех преступлений (Р) без учета их характера и степени тяжести.

Философия оценки индекса (11) основана на простой гипотезе, согласно которой политическая стабильность обеспечивается суверенностью страны (т.е. финансовой независимостью государства), законопослушностью населения (т.е. низкой преступностью) и «гражданской конкурентоспособностью», состоящей в способности притягивать людей из других стран и сохранять своих коренных жителей (т.е. обеспечивать положительное миграционное сальдо). Другими словами, внешняя стабильность, дополненная внутренним благополучием, выступает в качестве необходимого условия для развития страны.

Индекс политической свободы в (10) есть следующий агрегат:

где IСП – срок правления главы государства, лет; IОО – число общественных организаций, политических партий и некоммерческих организаций (НКО); IПИ – параметр доступности Интернета населению, %. Индекс IПИ представляет собой долю домохозяйств, подключенных к Интернету (ДИ), в их общем числе (Д): IПИ=(ДИ/Д)100%. Срок правления определяется по следующей формуле:
где Т – фактический срок правления главы государства, лет.

В соответствии с (13) нормальным политическим климатом считается ситуация, когда срок правления первого лица страны не превышает четырех лет, т.е. срока правления президентов большинства развитых стран. Превышение этого срока свидетельствует о консерватизме правящей элиты, что, как правило, выливается в консервацию управленческих команд во власти. Мы полагаем, что чем больше срок правления Т, тем больше политическое напряжение в стране.

Философия оценки индекса (12) базируется на вполне естественных предположениях по поводу того, что политическая свобода требует максимального просачивания правдивой информации через Интернет, который контролировать гораздо труднее, чем радио, телевидение и печатные СМИ, возможности у граждан проявлять свою активность и мнение через создание различных общественных объединений и партий, а также регулярной сменяемости политических элит. Иными словами, факт высокой подвижности информации, политических элит и общественных масс выступает в качестве очевидного проявления политической свободы.

Индекс эффективности социальных институтов (IС) определяется по формуле:

где IСБ – индекс социальной безопасности (стабильности); IСС – индекс социальной свободы.

Индекс социальной безопасности в (14) представляет собой следующий агрегат:

где IПЖ – средняя продолжительность жизни населения, лет; IЗП – отношение средней заработной платы к прожиточному минимуму, %; IКЗ – коэффициент замещения, т.е. отношение величины пенсии к средней заработной плате, %. Индекс IЗП представляет собой отношение заработной платы (W) к прожиточному минимуму (C): IВД=(W/C)100%. Индекс IМП представляет собой отношение пенсий (П) к заработной плате (W): IМП=(П/W)100.

Философия оценки индекса (15) основана на предположении, что социальная безопасность (социальные гарантии) проявляется в большой продолжительности жизни граждан страны и достойным уровнем жизни как работающего населения, так и пенсионеров. Другими словами, длинная жизнь и высокое благосостояние людей выступают в качестве необходимого условия для социального развития страны.

Индекс социальной свободы в (14) представлен следующим агрегатом:

где IПВ – отношение возраста выхода на пенсию (В) к средней продолжительности жизни (Ж=IПЖ) населения: IПВ=(1–В/Ж)100, %; IЧП – число поездок граждан за рубеж в течение года (ЧП) на 1 тыс. чел. населения (N): IЧП=(ЧП/N)1000; IЧС – число студентов (ЧС) на 10 тыс. чел. населения (N): IЧС=(ЧС/N)10000.

Философия оценки индекса (16) основана на предположении, что социальная свобода проявляется в возможности индивидуума долгое время находиться на «покое» (на пенсии), свободно перемещаться по миру и иметь возможность получить высшее образование. Иначе говоря, право на образование, возможность видеть мир плюс длинная жизнь в состоянии «нетрудовой старости» выступают в качестве достаточного условия для диагностирования социального благополучия населения страны.

На основе введенных частных институциональных индексов рассчитывается БИИР (I) по формуле:

Отдельного обсуждения заслуживает проблема нормирования всех первичных частных показателей. Для того, чтобы все разнородные показатели были соизмеримы и с ними можно было производить арифметические операции, они нормируются в процентном отношении к некоему эталонному значению. Если для исследуемого первичного показателя IПЕРВ характерна логика «чем больше, тем лучше», то в отношении него применяется правило «прямой» нормировки:

где i – индекс страны; t – индекс времени (года), IMAX – максимальное (эталонное) значение показателя в наблюдаемой выборке стран и лет:
т.е. для определения эталонного значения показателя необходимо знание его значений для всех анализируемых стран во все периоды времени. Только в этом случае все частные нормированные величины будут находиться в интервале от 0 до 100%. Этот методический принцип имеет большое прикладное значение, т.к., обеспечивая эффективное шкалирование всех аналитических агрегатов, он предполагает зависимость всей системы расчетов от полной выборки показателей. Иными словами, при расширении выборки путем включения в нее дополнительных стран или ретроспективных лет могут меняться эталонные значения, а вместе с ними и вся система расчетов. Следует оговориться, что вычислительные аберрации в этом случае носят не качественный, а чисто количественный характер, т.е. система ранжирования стран и периодов не нарушается, но корректируются все количественные характеристики нормируемых показателей.

Заметим, что формула определения эталонного значения (19) может быть не столь строгой и окончательное число может браться не граничным, а с определенным запасом, т.е. плюс еще небольшое число. Такой подход повышает устойчивость всех расчетов к добавлению новых элементов в выборку.

Если для исследуемого первичного показателя IПЕРВ характерна логика «чем больше, тем хуже», то в отношении него применяется правило «обратной» нормировки:

Особого комментария требует случай, когда первичный показатель может принимать отрицательные значения. Такая ситуация возникает, в частности, при вычислении параметра «избыточной» рентабельности экономики IРР. В этом случае рассчитывается вспомогательный показатель:

Таким образом, с помощью (21) осуществляется положительное шкалирование показателя IРР для всех стран и периодов, после чего можно осуществлять стандартную процедуру нормировки.

Методика расчета БИИР предполагает использование одинаковых весовых коэффициентов для всех частных агрегатов институциональной эффективности. Такой упрощенный подход детерминирован тем обстоятельством, что в реальности нет никаких разумных аргументов для задания иной системы весов; все альтернативные способы подвержены еще большей критике, чем ее простейший вариант с равными коэффициентами.

Еще раз остановимся на понимании тех базовых понятий, на которых основан БИИР. Прежде всего, что мы вкладываем в понятие политической стабильности? Под таковой мы понимаем отсутствие явных внешних и внутренних конфликтов, которые угрожают действующей власти. В данном случае это разумный объем внешнего долга, создающий основу суверенности государства и его правительства, положительное сальдо миграции населения, служащее проявлением отсутствия бегства людей из страны, и сдерживание криминогенности общества для обеспечения внутреннего спокойствия гражданского населения. Под политической свободой мы понимаем наличие базовых условий для обеспечения легитимности (и эффективности!) действующей власти. В БИИР это наличие естественной ротации правящей элиты, проявляющейся в периодической сменяемости правительства, возможность получения гражданами объективной и разнообразной информации о протекающих процессах, обеспечиваемой высокой интернетизацией общества, и способность людей проявлять свои интересы и общественную активность посредством участия в различных общественных организациях.

Под экономической стабильностью понимается отсутствие экономических потрясений, разрушающих достигнутое благосостояние жителей страны и препятствующих его дальнейшему росту. В нашем индексе это обеспечивается внутренней (отсутствием высокой инфляции) и внешней (отсутствием резкой девальвации) стабильностью национальной валюты, а также гарантией занятости, выражающейся в умеренной безработице. Под экономической свободой понимается наличие условий для проявления хозяйствующими субъектами достаточно высокой экономической активности и в отсутствии чрезмерных финансовых рестрикций в отношении доходов физических и юридических лиц. В БИИР это выражается в возможности неограниченных заработков, обеспечиваемых высоким индексом Джини, возможности накопления доходов для последующего инвестирования, основанной на умеренном налоговом бремени, и наличии высокой эффективности экономики на фоне относительно дешевого кредита, что обеспечивается высокой рентабельностью и низкой ставкой рефинансирования.

Под социальной стабильностью понимается выполнение базовых условий жизнеобеспечения, которые гарантируют людям долгую и относительно обеспеченную жизнь. В БИИР это рассматривается с позиции возможности жить долго, учитываемой через показатель продолжительности жизни, и обеспеченно как во время трудовой деятельности, так и после выхода на пенсию, что гарантируется достойной зарплатой (по отношению к прожиточному минимуму) и достойной пенсией (по отношению к зарплате). Под социальной свободой понимается наличие условий для проявления хозяйствующими субъектами достаточно высокой социальной активности и в отсутствии у людей чрезмерных социальных ограничений и обязательств. В БИИР это выражается в возможности получения человеком высшего образования, его высокой территориальной мобильности, в том числе за границей, и долгой жизни после выполнения трудового долга (выхода на пенсию).

В завершении разговора о БИИР подчеркнем, что он имеет ряд специфических свойств, которые следует учитывать при интерпретации количественных оценок. Это, прежде всего, «грубость» показателя БИИР в том смысле, что он измеряет только базовые гарантии и базовые свободы; «мелкие» институциональные достижения и недостатки, которые иногда способны перевесить базовые завоевания, не учитываются. Другая особенность БИИР состоит в том, что он фиксирует уже «проявившиеся» в экономической, социальной и политической среде результаты действия тех или иных институциональных установок. В этом смысле он относится к разряду макроиндикаторов, улавливающих зримые последствия проводимой правительственной политики.

Однако построение БИИР само по себе представляет лишь первый шаг к макродиагностике институционального климата. Как уже указывалось ранее, институциональные показатели отнюдь не являются самостоятельными и окончательными индикаторами – они должны быть «вплетены» в общий макроэкономический контекст и должны встраиваться в более общие макроэкономические схемы и модели. Без эффективной интеграции институциональных переменных в современную экономическую теорию сама необходимость в них оказывается под вопросом. В связи с этим мы выдвигаем идею о необходимости макроэкономического тестирования конструируемого и рассчитываемого БИИР, которая состоит в том, что работоспособный (эффективный) БИИР должен встраиваться в обобщенную макроэкономическую модель. В данном случае мы предполагаем, что обобщенная макромодель отражается трехфакторной эконометрической зависимостью, которая увязывает экономический рост (ВВП) с тремя ключевыми макроэкономическими агрегатами – трудом, капиталом и институтами. При этом труд оценивается как численность занятого населения, капитал – как объем инвестиций в основной капитал, институты – как эффективность институтов в форме БИИР. Тогда сама процедура тестирования состоит в построении такой эконометрической функции, увязывающей названные переменные, которая бы отвечала основным статистическим критериям, т.е. имела бы хорошие статистические характеристики. В этом случае появляется возможность не просто осуществлять пассивный мониторинг институционального развития, но и количественно оценивать вклад институционального фактора в экономический рост, осуществлять прогнозирование не только самого БИИР, но и его влияние на динамику роста ВВП.

При построении БИИР следует учитывать следующее важное обстоятельство. На первый взгляд, индекс, базирующийся на 18 показателях, кажется несколько зауженным, и можно предположить, что расширение числа входных переменных могло бы повысить объективность БИИР и его содержательную наполненность. Однако это не так. Здесь нужно учесть два важных обстоятельства.

Во-первых, расширение исходной выборки показателей, например, вдвое (до 36) приведет к их практической необозримости, когда пользователь уже будет не в состоянии охватить все стороны изучаемого явления и станет работать с БИИР как с «черным ящиком». По всей видимости, 18 исходных показателей – это то предельное число, которое аналитик способен эффективно использовать при институциональной диагностике. С этой точки зрения увеличение сформированной выборки показателей является нежелательным.

Во-вторых, расширение исходной выборки показателей даже на несколько новых агрегатов может привести к потере диагностических способностей БИИР. Это связано прежде всего с тем, что рост числа исходных показателей ведет к уменьшению весовых коэффициентов, что в свою очередь ведет к падению чувствительности выходного агрегата к изменениям входных переменных. В результате может возникать ситуация, когда принципиально важные сдвиги в одних показателях нивелируются противоположно направленными изменениями в менее значимых переменных, что и приводит к заторможенности БИИР.

Таким образом, на определенном этапе учета информации возникает следующий парадокс: чем больше исходных показателей, тем хуже диагностические способности интегрального показателя. С этой точки зрения увеличение сформированной выборки показателей также является крайне нежелательным.

3.4. Эмпирические оценки базового индекса институционального развития: международные сравнения

Разработанная методика вычисления БИИР должна быть апробирована на ряде стран за ряд лет. В этих целях нами была определена страновая выборка из 8 государств: наиболее развитые и передовые страны (США, Германия и Великобритания) и транзитивные экономики (Украина, Белоруссия, Армения и Киргизия) плюс сама Россия. Такой набор стран позволяет сравнить Россию как с лидерами мировой экономики, так и с близкими ей странами, которые образовались после распада СССР. Учитывая трудоемкость расчета БИИР, данным массивом стран можно ограничиться, сосредоточившись на уяснении самых общих институциональных закономерностей развития.

Временная ретроспектива была выбрана максимально ограниченной и составила три года – 2011–2013 гг. включительно. Существенное расширение временных границ анализа сопряжено с сильным ростом трудозатрат, однако даже выбранных трех лет вполне достаточно для уяснения принципиальной диспозиции стран и относительной динамики их институциональных платформ. При этом 2013 год оказался самым «свежим»; на момент 2015 года более поздние статистические данные были еще недоступны. В качестве исходных использовались статистические данные из источников88.

Обобщенные данные о страновой динамике БИИР приведены в табл.40, которая позволяет сделать ряд основополагающих выводов. Расширенная выборка полученных результатов приведена в Приложении 2.

Во-первых, положение России в итоговом рейтинге было крайне неустойчивым. Например, позиция США все три года соответствовала второму месту, тогда как Россия в 2011 году заняла 4-е место, уступив только трем развитым странам, в 2012 – 5-е, а в 2013 – 6-е, пропустив вперед Украину и Киргизию. Тем самым Россия за столь короткий срок уступила позиции двум бывшим советским республикам.

Таблица 40. Значения базового индекса институционального развития.

Страна Годы
2011 2012 2013
1 Германия 71,6 72,4 72,2
2 США 70,3 70,5 70,6
3 Великобритания 65,8 65,8 65,9
4 Киргизия 60,6 63,5 65,6
5 Украина 64,1 65,5 66,5
6 Россия 64,6 65,3 64,1
7 Армения 60,4 61,4 58,9
8 Белоруссия 46,2 52,6 57,9

Во-вторых, ухудшение положения России в институциональном рейтинге сопряжено не только (и не столько!) с ее институциональной деградацией, сколько с более динамичным и стабильным институциональным развитием стран-конкурентов. Расчеты показывают, что три развитые страны (США, Германия и Британия) устойчиво удерживали первые три места рейтинга и между ними отсутствовали какие-либо рокировки, тогда как настоящая конкуренция развернулась между постсоветскими экономиками. Данный факт недвусмысленно показывает, что государства бывшего социалистического блока находятся в стадии активного формирования современных рыночных институтов и на этом пути демонстрируют неодинаковые успехи.

Данные табл.40 позволяют сделать еще один важный качественный вывод относительно работоспособности построенного БИИР. Судя по всему, используемый индикатор в целом правильно отражает диспозицию стран по уровню институционального развития. Например, было бы странно, если бы страны с транзитивной экономикой обогнали развитые государства. Этого не произошло. Однако из проведенных расчетов видно, что между развитыми странами и Россией нет той пропасти, которая фиксируется большинством институциональных инструментов, используемых западными аналитиками. В этом смысле построенный БИИР не только правильно указывает место каждой страны, но и более адекватно отражает количественные различия между ними. Данное обстоятельство позволяет констатировать, что БИИР может использоваться в качестве разумной альтернативы большинства институциональных измерителей, основанных на экспертных оценках.

Для уяснения слабых и сильных институциональных сторон России рассмотрим две составляющие БИИР – агрегированный индекс гарантий (стабильности) и индекс свободы (табл.41–42). Такое функциональное разложение БИИР позволяет более точно установить типологию институционального развития каждой страны.

Таблица 41. Значения агрегированного индекса стабильности (гарантий).

Страна Годы
2011 2012 2013
1 Германия 72,3 73,7 74,2
2 США 68,7 68,4 69,1
3 Великобритания 62,6 62,7 62,6
4 Киргизия 65,7 71,9 73,8
5 Украина 71,4 73,2 71,6
6 Россия 74,5 75,7 75,9
7 Армения 65,3 66,3 60,2
8 Белоруссия 54,6 68,7 77,4

Из приведенных цифр видно, что по критерию гарантий Россия была в числе лидеров. Так, в 2011–2012 гг. она по этому показателю находилась на первом месте и лишь в 2013 г. переместилась на 2-е место, уступив Белоруссии. Что же касается критерия предоставляемых свобод, то по нему Россия находилась среди аутсайдеров – на протяжении 2011–2013 гг. она находилась по этому показателю на 7-ом месте, опережая только Белоруссию. Тем самым в России за прошедшие годы сложилась довольно своеобразная институциональная модель развития, состоящая в создании довольно приличного объема политических, социальных и экономических гарантий путем ущемления различных видов свободы. Примечательно, что Соединенные Штаты придерживаются прямо противоположной модели развития, максимально раскрепощая политические, социальные и экономические институты и не обременяя себя избыточными гарантиями. Так, все три года США уверенно занимали первое место по индексу свободы, тогда как по индексу гарантий в 2012–2013 гг. они стояли в конце списка – на 6-м месте. Тем самым Россия и США располагаются на разных полюсах типологии институциональных моделей развития.

В выбранной Россией модели развития есть свои достоинства и недостатки. С одной стороны, в России созданы некие базовые гарантии и ограничения, которые, судя по всему, исключают спонтанные революции и другие серьезные социальные потрясения. С другой стороны, в России сдерживаются внутренние источники развития. Причем это касается творческой активности и инновационности как бизнеса и населения, так и самих органов власти. Это означает, что уже в 2011–2013 гг. в России были все признаки грядущего экономического торможения, которое в полной мере проявилось в 2014–2015 годах. Не исключено, что последующие годы потребуют преодоления накопленных институциональных ограничений; в противном случае перезапустить экономический рост будет действительно проблематично.

Таблица 42. Значения агрегированного индекса свободы (возможностей).

Страна Годы
2011 2012 2013
1 Германия 70,9 71,1 70,2
2 США 71,8 72,7 72,1
3 Великобритания 69,1 69,0 69,2
4 Киргизия 55,4 55,1 57,4
5 Украина 56,8 57,8 61,4
6 Россия 54,6 54,8 52,3
7 Армения 55,5 56,4 57,5
8 Белоруссия 37,8 36,6 38,5

Примечательно, что среди развитых западных стран также можно видеть разные институциональные модели развития. Например, в Германии достижения по линии безопасности больше, чем по линии свободы, тогда как в США и Великобритании ситуация в корне иная – их индексы свободы устойчиво больше индексов гарантий.

В данном контексте вполне правомерно говорить об англосаксонской (атлантической) институциональной модели развития с акцентом на предоставлении максимальной свободы и о континентальной (европейской) модели с акцентом на построении базовых гарантий. Россия, как, впрочем, и все без исключения постсоветские страны, придерживается континентальной модели институционального развития.

Отдельно укажем на то обстоятельство, что гарантии и свободы, строго говоря, не находятся в прямом и автоматическом противоречии. Теоретически некоторое диалектическое противоречие между этими сторонами жизни имеется, однако опыт Германии убедительно доказывает, что это противоречие отнюдь не является антагонистическим и может быть вполне эффективно преодолено. Например, в 2013 г. превышение индекса гарантий над индексом свободы для Германии составляло 4,0 п.п., тогда как для Белоруссии – 38,9 п.п., т.е. разница в степени разбалансированности между гарантиями и свободами в двух странах была почти 10-кратная. Тем самым для России и всех постсоветских стран Германия вполне может служить образцом для подражания.

Чтобы глубже понять специфику российской институциональной модели развития, рассмотрим диспозицию анализируемых стран в разрезе трех типов институтов – политических, экономических и социальных (табл.43). Для лучшего уяснения ситуации сравним индексы институциональной эффективности для России и США.

Несложно видеть, что все три года по индексу эффективности политических институтов Россия превосходила США, тогда как по двум другим индексам она заметно отставала. Именно социальные и экономические институты являются слабым звеном институциональной системы России, однако здесь имеет место один интересный факт.

Таблица 43. Индексы институциональной эффективности, %.

Показатели Страны мира
Германия США Британия Россия Украина Киргизия Армения Белоруссия
2011
Индекс эффективности политических институтов (IП) 64,0 57,7 55,2 61,1 66,4 50,6 58,8 34,8
Индекс эффективности экономических институтов (IЭ) 69,6 75,2 63,5 65,5 64,9 73,8 66,6 39,8
Индекс эффективности социальных институтов (IС) 81,3 78,1 78,8 67,1 61,0 57,4 55,7 63,9
2012
IП 64,7 58,1 55,1 62,2 70,0 59,4 57,1 38,0
IЭ 70,1 76,5 63,8 65,4 65,2 71,9 67,3 50,4
IС 82,4 77,1 78,6 68,2 61,4 59,2 59,6 69,5
2013
IП 65,2 57,6 55,3 61,6 68,5 57,9 49,1 40,4
IЭ 71,1 77,3 63,9 76,7 67,2 66,0 69,5 63,3
IС 80,2 76,9 78,5 58,5 63,8 68,3 58,0 70,1

Отставание России от США по индексу эффективности экономических институтов за 2011–2013 гг. составляло 9,7, 11,1 и 11,3 п.п. соответственно, в то время как по индексу эффективности социальных институтов отставание составляло 11,0, 8,9 и 9,3 п.п. Сравнение этих цифр показывает, что еще в 2011 году самым слабым местом России были социальные институты, тогда как в 2012–2013 гг. – экономические институты. Тем самым можно видеть, что, преодолев некоторые социальные проблемы, Россия застопорилась на задаче построения благоприятного экономического климата. В этой связи не будет ошибкой утверждение о том, что главной болевой точкой страны остается проблема построения эффективных экономических институтов. Здесь имеют место наименьшие институциональные успехи. Причем если в 2013 г. по индексу экономической стабильности Россия была почти наравне с США (83,9 против 84,2%), то по индексу экономической свободы отставание было принципиальным (48,1 против 70,3%). Данный факт является важным уточнением, свидетельствуя о том, что основные регулятивные усилия руководства страны должны быть сконцентрированы на обеспечении большей экономической свободы.

Вместе с тем хотелось бы особо подчеркнуть, что проставленные акценты не должны вводить в заблуждение. Дело в том, что в России самый большой дисбаланс наблюдается внутри политических институтов. Например, в 2013 г. индекс политической стабильности в России был на 30 п.п. выше, чем в США (64,3 против 34,3%), в то время как индекс политических свобод почти на столько же ниже (51,6 против 80,9%). Данное обстоятельство требует тщательного осмысления.

Нельзя обойти вниманием феномен институционального развития Украины. Хотя эта страна вписывалась в континентальную европейскую модель, у нее гораздо ярче по сравнению, например, с Россией проявлялась тенденция к расширению свободы во всех сферах при их относительно неплохой сбалансированности с показателями стабильности. Это проявляется и в том, что в 2012–2013 гг. Украина заняла 4-е место после развитых стран Запада по уровню БИИР, и в том, что на протяжении всех трех лет она устойчиво оставалась на 4-м месте по индексу свободы. Вообще, надо признать, что Украина в целом продемонстрировала впечатляющие успехи в деле строительства современных рыночных институтов. Данное обстоятельство свидетельствует в пользу того, что никаких внутренних объективных причин к расколу страны, который начался в 2014 году, не было. Тем самым можно смело утверждать, что политическая нестабильность 2014–2015 гг. была внешним, экзогенным, привнесенным явлением. Практически все институциональные показатели Украины улучшались и это создавало условия для последующего динамичного развития страны.

Между тем следует обратить внимание на одно важное обстоятельство в институциональном строительстве Украины – она имела непропорционально большой для своего этапа развития индекс политической свободы. Так, в 2011–2012 гг. она по этому показателю обогнала Великобританию, а в 2013 г. смогла опередить еще и США, уступая только Германии. Разразившийся в 2014 г. политический кризис свидетельствует о том, что достигнутая политическая свобода на Украине оказалась явно чрезмерной на фоне не слишком высокой эффективности экономических и социальных институтов. Все это наводит на мысль о том, что опережающее развитие политических свобод чревато потерей политической стабильности. На наш взгляд, либерализация политической системы Украины привела к политической неустойчивости, которая усугубилась внешнеполитическим давлением со стороны Запада. Таким образом, Украина дает хрестоматийный пример того, как относительно успешное институциональное развитие может иметь негативные последствия из-за асинхронности развития отдельных институциональных элементов.

Сказанное лишний раз подтверждает, что все постсоветские страны следуют правильным путем, когда начинают с достижения институциональной стабильности с последующим подтягиванием за ней институциональной свободы. Отклонение от этой генеральной линии ввергло Украину в состояние политической турбулентности и тем самым отбросило страну на много лет назад. Можно утверждать, что в 2014 г. все институциональные характеристики Украины будут иметь крайне негативные значения. В этом смысле более взвешенной представляется институциональная стратегия Белоруссии, которая является аутсайдером по критерию политических свобод (в 2013 г. 21,3 против немецких 86,5% и украинских 82,2%), но по совокупному индексу стабильности в 2013 г. заняла 1-е место, обогнав все страны, включая развитые западные государства.

Полученные эмпирические результаты согласуются с современными институциональными исследованиями и, в частности, подтверждают гипотезу В.В.Попова, согласно которой успех реформ требует, прежде всего, наличия сильных институтов, способных реализовывать принятые политические решения; политическая либерализация на ранних этапах реформ вредна (Popov, 2014). В соответствии с институциональной матрицей Попова Украина и Россия с Беларуссией попадают в разные квадранты: если Россия и Белоруссия размещаются в квадранте сильных (жестких) институтов, то Украина – в квадранте слабых (либеральных) институтов. Лишь после достижения основополагающих экономических установок можно переходить к освобождению институтов и их либерализации, чтобы повысить их адаптивность и адекватность принимаемых решений. Однако и в этом случае необходима дополнительная диагностика страны в терминах социальной матрицы адаптивности: насколько адекватными сложившимся реалиям являются правящие элиты и население (Балацкий, 2015). Похоже, что Украина в этом смысле обладала крайне негативным историческим опытом, что придало и политической элите, и большей части ее населения излишний политический радикализм.

В заключении можно констатировать, что построенный БИИР и его отдельные составляющие являются довольно чуткими индикаторами происходящих институциональных сдвигов, которые позволяют улавливать даже относительно небольшие изменения в международной диспозиции стран. Расширение выборки стран могло бы дать более полную информацию об основных институциональных трендах.

Авторский БИИР служит альтернативой западным институциональным измерителям, в связи с чем целесообразно соотнести результаты, полученные с помощью разных методик расчета. Для этого сравним за 2013 г. авторский индекс экономической свободы (IЭС), который является одной из составляющих БИИР, с индексом экономической свободы (Index of Economic Freedom) (IWS), рассчитываемым газетой «Wall Street Journal» совместно с исследовательским центром «Heritage Foundation» (табл.44).

Таблица 44. Сравнение индексов экономической свободы, 2013 г.

Страны Индекс IWS Индекс IЭС
Германия 72,8 53,9
США 85,0 70,3
Великобритания 74,8 44,8
Россия 51,1 48,1
Белоруссия 48,0 39,8
Украина 46,3 50,3
Армения 69,4 71,7
Киргизия 59,6 70,2

Из приведенных цифр можно видеть несколько важных моментов.

Во-первых, дистанция между США, являющихся лидером рейтингов по версии «Wall Street Journal» и по версии БИИР, и Россией гораздо больше по версии «Wall Street Journal», чем по версии БИИР – 66,3% против 47,4%. Тем самым мы видим подтверждение ранее высказанной гипотезы о том, что западные методики занижают позиции России. В данном случае оба индекса фиксируют явное преимущество США перед Россией, но по версии «Wall Street Journal» преимущество в 1,4 раза больше. Этим во многом и объясняется 139-ое место России в рейтинге по версии «Wall Street Journal», что ставит ее в разряд откровенных аутсайдеров.

Во-вторых, коэффициент корреляции между двумя индексами составляет всего 0,51, что намного ниже критических значений как для уровня значимости 0,01 (0,83), так и для 0,05 (0,71). Тем самым два институциональных измерителя по-разному упорядочивают страны по параметру экономических свобод. Более того, имеются и принципиальные несовпадения в двух системах ранжирования. Например, Армения, Киргизия и США оказываются примерно равны по индексу IЭС, тогда как по индексу IWS США занимает первую позицию, а Армения и Киргизия – 38-ю и 89-ю соответственно.

Таким образом, методология БИИР действительно является во многом альтернативной тем традиционным измерителям, которые приняты в развитых странах мира.

3.5. Модели институционального развития и политические реформы

Вернемся к рассмотренным в предыдущем параграфе моделям институционального развития. Примечательно, что среди развитых западных стран также можно видеть разные институциональные модели развития. Например, в Германии достижения по линии безопасности больше, чем по линии свободы, тогда как в США и Великобритании ситуация в корне иная – их индексы свободы устойчиво больше индексов гарантий.

В данном контексте еще раз повторимся – вполне правомерно говорить о существовании двух институциональных моделей развития. Первая – атлантическая (англосаксонская) – институциональная модель развития ориентирована на предоставление максимальной свободы и для нее институциональный индекс свободы больше индекса гарантий. Вторая – европейская онтинентальная) – модель развития ориентирована на построение базовых гарантий и для нее институциональный индекс свободы меньше индекса гарантий. Россия и прочие постсоветские страны, придерживается континентальной модели институционального развития. Следование данной модели Германии частично связано с объединением ее Западной и Восточной частей, когда Восточные земли, как и все постсоветские страны, тяготели к повышенным гарантиям с минимумом свободы.

Повторим важные аспекты феномена институционального развития Украины. Хотя эта страна вписывалась в континентальную европейскую модель, у нее гораздо ярче по сравнению, например, с Россией проявлялась тенденция по расширению свободы во всех сферах при их относительно неплохой сбалансированности с показателями стабильности. Это проявляется и в том, что в 2012–2013 гг. Украина заняла 4-е место после развитых стран Запада по уровню БИИР, и в том, что на протяжении всех трех лет она устойчиво оставалась на 4-м месте по индексу свободы. Данное обстоятельство свидетельствует в пользу того, что никаких внутренних объективных причин к расколу страны, который начался в 2014 году, не было. Тем самым можно смело утверждать, что политическая нестабильность 2014–2015 гг. была внешним, экзогенным, привнесенным явлением. Практически все институциональные показатели Украины улучшались и это создавало условия для последующего динамичного развития страны.

Между тем следует обратить внимание на одно важное обстоятельство в институциональном строительстве Украины – она имела непропорционально большой для своего этапа развития индекс политической свободы. Так, в 2011–2012 гг. она по этому показателю обогнала Великобританию, а в 2013 г. смогла опередить еще и США, уступая только Германии. Разразившийся в 2014 г. политический кризис свидетельствует о том, что достигнутая политическая свобода на Украине оказалась явно чрезмерной на фоне не слишком высокой эффективности экономических и социальных институтов. Все это наводит на мысль о том, что опережающее развитие политических свобод чревато потерей политической стабильности. На наш взгляд, либерализация политической системы Украины привела к политической неустойчивости, которая усугубилась внешнеполитическим давлением со стороны Запада. Таким образом, Украина дает хрестоматийный пример того, как относительно успешное институциональное развитие может иметь негативные последствия из-за асинхронности развития отдельных институциональных элементов.

Сказанное лишний раз подтверждает, что все постсоветские страны следуют правильным путем, когда начинают с достижения институциональной стабильности с последующим подтягиванием за ней институциональной свободы. Отклонение от этой генеральной линии ввергло Украину в состояние политической турбулентности и тем самым отбросило страну на много лет назад.

Выявленное наличие двух моделей институционального развития имеет принципиальное значение при выработке методов реформирования национальной экономики. Нынешние рекомендации Запада развивающимся государствам сводятся в основном к требованию максимальной демократизации всех сторон жизни соответствующих стран. Однако эти требования не учитывают специфику сложившейся в этих странах модели институционального развития. На примере Украины можно видеть, что политическая либерализация может приводить к более тяжелым последствиям по сравнению с недостаточно свободным режимом правления.

В данном случае уместна аналогия между современными «демократическими» рекомендациями Запада и так называемым Вашингтонским консенсусом (ВК), который был в изначальной форме сформулирован Дж.Вильямсоном в 1989 г., а в 1994 г. обрел более зрелые черты и включал 10 тезисов относительно правильного реформирования постсоциалистических стран. С этими тезисами были солидарны Всемирный банк, Международный валютный фонд, большинство членов Конгресса США и экспертов американского правительства. Однако применение ВК привело к обескураживающему результату: страны, следовавшие в своей политике реформ правилам ВК, испытали тяжелейший трансформационный спад и в своем развитии были отброшены на многие годы назад; государства, игнорировавшие рекомендации ВК, демонстрировали успехи в экономическом развитии. Так, в Узбекистане и Белоруссии, в который реформы проводились наименее радикально, спад производства был наименьшим из всех постсоветских стран; Южная Корея, следовавшая только первым пяти рекомендация ВК, оказалась одной из наиболее успешно развивающихся стран мира, а Вьетнам и Китай, игнорировавшие ВК, вообще добились феноменальных результатов в области экономического роста (Полтерович, 2007, с.42). Все это наводит на мысль, что акцент западных исследователей и экспертов на немедленной демократизации институтов ведет к автоматической недооценке их истинной эффективности и порождает неверные, а порой, и опасные рекомендации национальным регулирующим органам.

На данном этапе исследования можно сформулировать предварительный принцип институционального регулирования развивающихся стран: реформы институтов должны быть организованы таким образом, чтобы индексы свободы и безопасности постоянно сближались по величине при их общем тренде к росту. На наш взгляд, России следует строго придерживаться этого принципа.

Помимо всего прочего, предлагаемая схема анализа в терминах «гарантии–свободы» задает иные рамки современного политического дискурса. Наличие провалов в одном направлении может сопровождаться успехами в другом. Такое совместное рассмотрение разных сторон институтов позволяет повысить объективность политического анализа и убрать эмоциональные суждения, связанные с нетерпимостью к диктаторским режимам. Как показывают расчеты, даже тоталитарные режимы имеют свои преимущества, которые нельзя скидывать со счета.

3.6. Базовый индекс институционального развития России: ретроспективные и прогнозные тенденции

В предыдущем параграфе мы сосредоточили внимание на короткой динамике институционального развития нескольких стран. Однако для понимания исторических особенностей институционального строительства в России необходимо осуществить анализ более длинной траектории ее развития. Это позволит уяснить истинные масштабы происходящих реформ и более четко определить вектор институциональных преобразований. В свою очередь это позволит точнее идентифицировать специфику российской модели институционального развития страны.

Важным моментом анализа является установление скорости институциональных перемен, что позволяет делать прогнозы относительно того, сколько России потребуется времени на то, чтобы приблизиться и, может быть, даже догнать развитые страны Запада по уровню эффективности действующих институтов. Тем самым изучение ретроспективы развития страны позволяет выходить на самые общие, но показательные прогнозы будущего хода событий.

Для уяснения направленности институциональных изменений в России достаточно оценить общие изменения основных институциональных агрегатов БИИР за весь период исследования. Для этого нами рассчитаны все необходимые индикаторы с 1999 г. по 2013 г. включительно. Итоговые данные на начало и конец указанного 15-летнего периода приведены в табл.45, которая позволяет сделать ряд важных концептуальных выводов.

Таблица 45. Динамика институциональных индексов России.

Показатель Годы Прирост за 1999–2013 гг., п.п.
1999 2013
Индекс политической стабильности (IПБ), % 29,5 64,3 34,8
Индекс политической свободы (IПС), % 23,4 51,6 28,2
Индекс эффективности политических институтов (IП), % 26,4 57,9 31,5
Индекс экономической стабильности (IЭБ), % 50,8 83,9 33,1
Индекс экономической свободы (IЭС), % 40,1 48,1 8,0
Индекс эффективности экономических институтов (IЭ), % 45,4 66,0 20,6
Индекс социальной стабильности (IСБ), % 56,0 79,4 23,4
Индекс социальной свободы (IСС), % 32,0 57,2 25,2
Индекс эффективности социальных институтов (IС), % 44,0 68,3 24,3
БИИР (I), % 38,6 64,1 25,5

Во-первых, самые большие успехи страной были сделаны по линии повышения политической стабильности. Об этом свидетельствует тот факт, что прирост соответствующего индекса на анализируемом временном интервале был максимальным и составил огромную величину – 34,8 п.п. (в табл.45 помечен темным цветом). Данный факт представляется вполне естественным, если учесть, что приход в 2000 г. к власти В.В.Путина фактически ознаменовал борьбу за управляемость страной и построение вертикали власти, которая должна была гарантировать политическую стабильность, которая к концу правления Е.Б.Ельцина была в значительной степени утеряна. Последующие политические рокировки, когда В.В.Путин становился премьер-министром, а Д.А.Медведев – президентом страны с последующей очередной перестановкой, преследовали ту же цель – обеспечение политической стабильности. С этой же целью было принято решение о назначении губернаторов и отказе от их избрания. Серьезная поддержка выбранной линии была осуществлена при укреплении экономической стабильности – рост соответствующего индекса был также очень большим и составил 33,1 п.п. Тем самым сопряжение роста политической и экономической стабильности внесло основной вклад в институциональное развитие страны.

Во-вторых, главной проблемной зоной предыдущего периода развития стало закрепощение экономических институтов. Об этом свидетельствует тот факт, что прирост соответствующего индекса на анализируемом временном интервале был минимальным и составил всего лишь 8 п.п. (в табл.45 помечен темным цветом). Подтверждает этот вывод и то обстоятельство, что к 2013 году величина индекса экономической свободы оказалась меньше всех остальных индексов. Давление со стороны фискальных и кредитных государственных институтов было всегда весьма сильным, что лишало российских экономических агентов необходимой свободы и инициативы. На наш взгляд, этот факт следует признать в качестве основного институционального «провала» всех предыдущих 15 лет развития. Не исключено, что этот «провал» был платой за довольно динамичное улучшение политической, экономической и социальной стабильности.

Однако это не меняет общего результата – экономические свободы подверглись максимальному сдерживанию, что имеет очень заметное негативное влияние не только на прошлые, но и будущие темпы экономического роста. На наш взгляд, одним из явных проявлений выбранного курса стало беспрецедентное усиление государственного сектора экономики в ущерб частным хозяйственным структурам.

Рис.36. Ретроспективная динамика БИИР и прогнозная линия тренда.

Надо сказать, что динамика как БИИР, так и всех его составляющих настраивает на оптимистичный лад. Например, можно предположить, что сформировавшийся тренд может сохраниться еще в течение многих лет, а это означает возможность достижения Россией институциональной зрелости. На рис.36 представлена фактическая динамика БИИР и вычисленная линия тренда, которая показывает потенциальные институциональные возможности России. Формула тренда БИИР имеет вид:

где t – текущее время (год); t0 – базовый год (в расчетах t0=1998). Коэффициент детерминации уравнения (22) является достаточно большим (R2=0,866), что говорит о реалистичности наличия в динамике БИИР линейного тренда.

Наличие устойчивого роста БИИР России позволяет рассматривать гипотетический оптимистичный сценарий, который можно охарактеризовать как инерционный, т.е. в соответствии с ним предполагается дальнейший рост БИИР с прежней установившейся скоростью. Для получения прогнозных значений достаточно воспользоваться уравнением (22). Прогнозные оценки на 20 лет вперед приведены в табл.46, откуда видно, что, во-первых, уже к 2018 году Россия способна выйти на уровень БИИР передовых стран мира, а, во-вторых, через 20 лет она может подойти к некоему международному теоретическому пределу в эффективности построения институтов.

Таблица 46. Прогнозные значения БИИР России.

Годы БИИР, %
2018 70,9
2023 78,2
2028 85,6
2033 92,9

Дополнительные расчеты срока, через который Россия может догнать передовые страны мира, показывают, что речь идет о совсем небольших интервалах времени (табл.47). В течение всего лишь 2–6 лет Россия способна преодолеть институциональную дистанцию между ней и развитыми странами мира. Совмещение данных табл.46 и табл.47 свидетельствует о том, что Россия не просто уже очень близко подошла к передовым державам в части институционального строительства, но и способна в недалеком будущем конкурировать с ними за лидерство в данной области.

Таблица 47. Дистанция между Россией и развитыми странами по БИИР.

Страна Временная дистанция, лет Время достижения, год
Германия 6 2019
США 5 2018
Великобритания 2 2015

Вместе в тем следует учесть и другие обстоятельства, которые делают прогнозы, приведенные в табл.46–47 слишком оптимистичными, если не утопичными.

Во-первых, данные табл.40 показывают, что передовые страны в основном уже вышли на свой «институциональный предел» величины БИИР и уже практически не двигаются вперед. Например, БИИР Германии за три года увеличился всего лишь на 0,6 п.п., США – на 0,3, а Великобритании – вообще на 0,1 п.п. Тем самым по мере роста качества институтов скорость их совершенствования резко падает. Не исключено, что и Россия, выйдя на свой «институциональный предел», сбросит темпы роста БИИР и войдет в стационарный режим. Такой ход событий более чем вероятен.

Во-вторых, экономические события в России, имевшие место в 2014–2015 гг., могут надолго переломить восходящий тренд в динамике БИИР. Это значит, что в будущем вполне возможно не просто торможение роста БИИР, но и его откровенное падение. Такой сценарий развития событий также представляется весьма реалистичным.

На последнем аспекте остановимся более подробно. Дело в том, что проведенные расчеты за 2014 г. показали, что сложившийся тренд в развитии российских институтов был «сломан», когда в стране возникло множество политических и экономических коллизий. Присоединение Россией Крыма привело к экономическим санкциям со стороны Запада, которые уже в конце 2014 года воплотились в 2-кратную девальвацию российского рубля. Примерно в это же время начинается очередное понижающее ралли в динамике цен на углеводороды. Такое ухудшение ситуации привело к резкому падению БИИР, которое может квалифицироваться как институциональный провал. Цифры, характеризующие указанный провал, приведены в табл.48.

Таблица 48. Институциональный провал России в 2014 году.

Показатель Годы Прирост за 2013–2014 гг., п.п.
2013 2014
Индекс политической стабильности (IПБ), % 64,3 63,2 –1,1
Индекс политической свободы (IПС), % 51,6 51,0 –0,6
Индекс эффективности политических институтов (IП), % 57,9 57,1 –0,8
Индекс экономической стабильности (IЭБ), % 83,9 65,3 –18,6
Индекс экономической свободы (IЭС), % 48,1 48,8 +0,7
Индекс эффективности экономических институтов (IЭ), % 66,0 57,1 –8,9
Индекс социальной стабильности (IСБ), % 79,4 76,2 –3,2
Индекс социальной свободы (IСС), % 57,2 55,4 –3,2
Индекс эффективности социальных институтов (IС), % 68,3 65,8 –2,5
БИИР (I), % 64,1 60,0 –4,1

Даже самый поверхностный анализ приведенных данных показывает, что самый тяжелый урон понесли экономические институты, стабилизирующая функция которых упала настолько, что вернула страну по этому показателю к 2000 году. Тем самым провал в деятельности монетарных институтов страны перечеркнул все предыдущие годы позитивного развития. Данный вывод подтверждает тезис о том, что экономические институты являются самым слабым и уязвимым звеном российской системы. При этом самое незначительное падение претерпели политические институты страны, что привело к интересной рокировке. Так, если в 2013 г. самыми эффективными были социальные институты, за которыми следовали экономические и политические, то в 2014 г. эффективность экономических и политических институтов сравнялась. В связи с этим можно говорить, что с 2014 г. российская система институтов как якорем поддерживалась политическими институтами, которые оказались самыми стабильными.

Данные табл.48 демонстрируют еще один интересный эффект – все институциональные «флюсы» при возникновении институциональных провалов быстро ликвидируются. Так, стабильность экономических институтов в 2013 г. была непропорционально высокой по сравнению с остальными агрегатами БИИР. Нажим 2014 года привел к тому, что индекс эффективности экономических институтов практически сразу «усреднился». Этот эффект лишний раз наводит на мысль о том, что развитие страны следует строить таким образом, чтобы исключить рывки вперед в отдельных агрегатах БИИР. Только медленный и пропорциональный рост всех составляющих БИИР может дать по-настоящему устойчивый результат, не подверженный мгновенной «институциональной девальвации» в результате негативных экзогенных событий.

Подводя итоги ретроспективным и прогнозным оценкам, можно констатировать следующее. Россия в очередной раз находится на перепутье, в точке институциональной бифуркации. С одной стороны, пропасть между ней и развитыми странами мира в институциональном развитии не такая громадная, как это иногда представляется многими западными аналитиками. Более того, есть все предпосылки правильного и быстрого устранения имеющегося отставания. С другой стороны, осложнение геополитической обстановки, экономические санкции в отношении России со стороны Запада и резко ухудшившаяся конъюнктура на рынке энергоносителей могут «перечеркнуть» все предыдущие завоевания страны в области институционального строительства. Какая из этих двух линий возобладает, сказать трудно. Есть все основания предполагать, что в реальности будет реализован некий «усредненный» вариант развития страны, предполагающий длительную паузу в ее институциональном прогрессе.

3.7. Макроэкономическое тестирование базового индекса институционального развития

Полученные с помощью БИИР выводы сами по себе интересны, однако их ценность во многом зависит от «встроенности» нового индикатора в общую макроэкономическую модель экономики. Сегодня принято говорить о трех игроках экономической системы, каждый их которых описывается своим макропоказателем: наемный труд (численность занятых), капитал (инвестиции в основной капитал) и государство (качество институтов). Взаимодействие трех социальных групп в лице наемных работников, инвесторов и чиновников может описываться так называемой производственно-институциональной функцией (ПИФ), которая отличается от классических производственных функций наличием институционального фактора. На выходе взаимодействующих трех макроресурсов имеем объем национального производства – ВВП. Таким образом, тестирование БИИР сводится к построению эконометрической зависимости ПИФ, которая имела бы хорошие статистические характеристики.

При идентификации искомой эконометрической зависимости будем использовать две разновидности ПИФ. Первая модель отражает процесс «переплетения» трех макроресурсов, представленный на рис.37, и представляет собой трехфакторную ПИФ в форме Кобба–Дугласа:

где Y – объем ВВП в соответствующем году (в ценах 2008 года); L – среднегодовая численность занятых; K – объем инвестиций в основной капитал (в ценах 1992 года); I – величина БИИР; А, α, β и γ – параметры функции, оцениваемые эконометрически.
Рис.37. Трехфакторная макромодель экономического роста.

На практике осуществляется эконометрическая оценка логарифмированной зависимости (23):

Расчеты, проведенные на данных за 2000–2013 гг., позволили установить следующую зависимость89:

где N – число наблюдений; R2 – коэффициент детерминации; E – средняя ошибка аппроксимации; в скобках под коэффициентами регрессии (25) приведены величины стандартных ошибок.
Рис.38. Двухфакторная макромодель экономического роста.

Несложно видеть, что коэффициент детерминации и t–статистики модели (25) значимы, а точность аппроксимации является очень высокой. Это позволяет говорить о том, что исходная ПИФ (23) вполне адекватно описывает экономический рост и может использоваться в практических расчетах. В свою очередь данный результат говорит о том, что институциональный фактор в форме БИИР удачно «встраивается» в обобщенную трехфакторную макроэкономическую модель и тем самым проходит тест на практическую пригодность. В данном случае мы получили подтверждение того, что БИИР является «полноправным» макроэкономическим агрегатом наряду с трудом и капиталом.

Для подтверждения полученного вывода можно использовать вторую модель, которая отражает процесс сопряжения двух макроресурсов, представленный на рис.38, и представляет собой двухфакторную ПИФ в форме Кобба–Дугласа:

где K/L – капиталовооруженность труда; остальные обозначения прежние.

Модель (26) представляет собой простое обобщение модели Р.Солоу на случай институционального фактора. При этом показатели труда и капитала рассматриваются не отдельно, а совместно, что позволяет отразить обобщенный технологический уровень производства. Тем самым ПИФ в форме (26) является еще более агрегированной, чем (23), и позволяет оценивать эффект от сопряжения технологий и институтов.

На практике использовалась логарифмическая зависимость (26):

Расчеты по данным за 2000–2013 гг. позволили установить следующую зависимость:

Как и в случае с моделью (25) коэффициент детерминации и t–статистики модели (28) значимы, а точность аппроксимации также очень высока. Это подтверждает вывод о том, что исходная ПИФ (26) адекватно описывает экономический рост и может использоваться в практических расчетах. Таким образом, обе апробированные модели (23) и (26) убедительно доказывают макроэкономическую пригодность построенного нового индикатора – БИИР.

Полученные зависимости (25) и (28) позволяют осуществить важные и интересные расчеты по оценке вклада каждого из факторов в экономический рост. Для этого достаточно переписать формулы (23) и (26) в так называемой темповой форме:

где TY, TL, TK, TI и TK/L – темпы прироста ВВП, численности занятых, инвестиций, БИИР и капиталовооруженности соответственно.

Соотношения (29) и (30) позволяют оценить вклад каждого макроэкономического фактора в процесс формирования темпов экономического роста. Для этого достаточно соотнести факторную компоненту с факторной суммой в правой части уравнений. Например, вклад институционального фактора (ζI) в (29) оценивается по формуле: ζI=[γTI /(αTL+βTK+γTI)]100%.

Соответствующие расчеты по моделям (25) и (28) приведены в табл.49–50 соответственно.

Сравнение результатов табл.49-50 показывает, что разные модели дают несколько различающиеся оценки вклада институционального фактора. Однако, несмотря на имеющиеся расхождения, можно констатировать, что его доля лежит в пределах от 19 до 23%. Этот факт позволяет сделать, по крайней мере, два выводы.

Таблица 49. Оценка вклада макрофакторов на основе модели (25).

Показатель Макрофакторы
Труд Капитал Институты
Параметры 2,48 0,27 0,36
Темпы роста за 2000–2013 гг., % 9,7 122,4 36,9
Вклад макрофактора, % 34,2 46,9 18,9

Таблица 50. Оценка вклада макрофакторов на основе модели (28).

Показатель Макрофакторы
Капитал Институты
Параметры 0,57 0,48
Темпы роста за 2000–2013 гг., % 102,7 36,9
Вклад макрофактора, % 76,8 23,2

Во-первых, вклад институтов в создание ВВП достаточно велик и сопоставим с вкладом других макрофакторов. Попытка игнорировать данный фактор экономического роста, скорее всего, будет приводить к серьезным погрешностям. Следовательно, использование различных разновидностей ПИФ является не просто оправданным, но фактически безальтернативным.

Во-вторых, общая налоговая нагрузка в России немного завышена относительно вклада институтов в экономический рост. Дело в том, что доля доходов консолидированного бюджета страны в ВВП колеблется в районе 30%, тогда как вклад институтов не превышает 23%. Это означает, что государство создает и поддерживает институты, которые обеспечивают вклад в ВВП меньший, чем оно изымает из созданного ВВП посредством налогов. Тем самым с точки зрения теории равновесия государство в России забирает больше, чем оно «зарабатывает» или, другими словами, больше, чем «заслуживает» в смысле эффективности своей работы.

Построенные модели (25) и (28) имеют двоякое значение. Во-первых, как уже было сказано, они позволили осуществить тест на макроэкономическую состоятельность БИИР. Во-вторых, они дают готовый инструментарий для последующего макроэкономического прогнозирования. Однако в этом случае необходимо определиться, какая из двух построенных моделей более предпочтительна для прикладных расчетов.

На наш взгляд, окончательное предпочтение следует отдать все-таки модели (28). Этот вывод детерминируется тем, что модель (28) идеально разводит такие два фундаментальных понятия, как производственные технологии и социальные институты. В пользу такой позиции имеется несколько аргументов.

Первый – в реальности технологический уровень производства формируется в результате сопряжения и «слияния» труда и капитала; разорвать эти два фактора довольно сложно, а потому и оценки каждого из них могут давать искусственное и совершенно неоправданное смещение в сторону одного из факторов. Любые попытки вычленить вклад собственно труда и собственно оборудования всегда дают чрезвычайно условный результат. Следовательно, целесообразнее оценивать агрегированный технологический фактор.

Второй – труд и капитал (инвестиции) в своем исходном виде представляют собой экстенсивные факторы, а параметры при них играют роль показателей эффективности. Между тем БИИР изначально уже является показателем эффективности, т.е. интенсивным фактором. В этом смысле объединение труда и капитала в переменную капиталовооруженности означает переход к показателю эффективности, т.е. соединение двух экстенсивных факторов дает один интенсивный. При этом в искомой ПИФ происходит унификация входных переменных – учитывается эффективность технологий и эффективность институтов. Тогда параметры ПИФ фиксируют вклад каждого фактора (эластичность ВВП по соответствующему фактору), что не вызывает сложностей при интерпретации: показатели эффективности сопровождаются коэффициентами чувствительности. Иными словами, «внутренние» особенности факторов дополняются их «внешней», т.е. рыночной, спецификой. Следовательно, при построении ПИФ опять-таки удобнее использовать качественно однородные факторы с одинаковой содержательной нагрузкой.

Указанные два аргумента, по нашему мнению, перевешивают тот факт, что модель (25) в явном виде учитывает три типа экономических агентов, а сама зависимость (25) имеет чуть более предпочтительные статистические характеристики (больший коэффициент детерминации и более высокую точность аппроксимации). Таким образом, в качестве рабочего прогнозного инструмента целесообразнее использовать эконометрическую зависимость (28).

Рассмотренный выше макроэкономический тест отнюдь не единственный и можно предложить, по крайней мере, еще один метод проверки адекватности построенного БИИР. Для этого воспользуемся последними исследованиями, которые показывают, что решения молодых людей о выборе профессиональной сферы приложения усилий во многом являются ответом на существующую структуру вознаграждений в экономике, которая, в свою очередь, определяется качеством институциональной среды. Иными словами, выбор специальности и сферы деятельности талантливой частью общества и особенно одаренной молодежью зависит от эффективности институтов и оказывает значительное воздействие на рост, выступая в качестве «передаточного механизма» между институтами и ростом (Натхов, Полищук, 2011, с.192). Конкретизация этого тезиса проявляется в наличии явной положительной корреляции между долей студентов, обучающихся по естественно-научным специальностям, и показателями качества институтов. И наоборот, имеет место отрицательная корреляция между долей студентов, обучающихся на юридических факультетах университетов, и качеством институтов (Натхов, Полищук, 2011, с.197-199).

В основе данного феномена лежит довольно простой и прозрачный механизм: экономический рост требует технологических инноваций, а последние генерируются сравнительно небольшой когортой наиболее одаренных индивидов, обучающихся по профессиям, которые «ответственны» за создание инноваций. Другими словами, чем больше талантливых людей заняты производительной (оптимизирующей) деятельностью, тем выше темпы экономического роста. Одновременно с этим справедливо и другое утверждение: юристы в большей мере заняты перераспределительной, а не созидательной деятельностью, в связи с чем рост их доли ведет к снижению темпов экономического роста из-за увеличения масштабов непроизводительного (рентоориентированного) труда. Параллельно работает другой механизм дихотомии: при качественных институтах производительная деятельность получает высокую денежную оценку, что стимулирует молодежь делать выбор в пользу наукоемких профессий; при некачественных институтах гораздо выгоднее заниматься поиском ренты в процессе дележа уже готового «пирога» (созданной стоимости), что гораздо легче делать, обладая профессиональной подготовкой в области юриспруденции.

Отталкиваясь от данного положения рассмотрим следующий упрощенный «кадровый» тест на наличие положительной связи между долей выпускников вузов, получающих естественно-научные специальности (химия, физика, математика, биология, информационные технологии), и БИИР. Если этот тест проходит, то это означает, что рост качества институтов стимулирует рост доли студентов по специальности «Наука», что означает увеличение инвестиций в человеческий капитал, стимулирующий экономический рост.

Данные за 2012 г. по всем восьми анализируемым государствам приведены в табл.51.

Таблица 51. Соотношение институциональных и кадровых индикаторов стран, 2012 г.

Страна БИИР, % Доля выпускников вузов по специальности «Наука», %
Германия 72,4 18,0
США 70,5 8,9
Великобритания 65,8 12,7
Киргизия 63,5 4,4
Украина 65,5 5,3
Россия 65,3 5,8
Белоруссия 52,6 2,0
Армения 61,4 10,0

Проведенные расчеты показывают, что «кадровый» тест в целом проходит проверку. Так, например, для всей выборки получена следующая линейная модель:

где S – доля выпускников вузов, обучающихся по специальности «Наука»; I – величина БИИР; k – коэффициент корреляции между S и I. Постоянный член регрессии (31) является значимым на уровне значимости 0,9.

Из табл.51 хорошо видно, что в общую зависимость довольно плохо вписывается Армения, которая относительно своей невысокой институциональной эффективности имеет довольно высокую долю «научных» студентов. Отчасти это объясняется ориентацией талантливой армянской молодежи на выезд в западные страны, что заставляет их получать «конвертируемую» специальность, востребованную в государствах с качественными институтами. Чтобы нивелировать эффект Армении, можно пересчитать линейную модель для выборки без этой страны, что дает следующую модель:

Сравнение моделей (31) и (32) показывает, что усеченная выборка стран без Армении повышает все статистические характеристики модели, что делает прохождение «кадрового» теста более явственным. Тем самым мы лишний раз подтвердили адекватность оценок БИИР. Содержательно это означает, что не только общая производственная деятельность страны коррелирует с институциональным параметром, но и индивидуальные решения в области высшего образования.

Таблица 52. Тест Грейнджера на причинность.

Нулевая гипотеза F-статистика Вероятность Институты (I) не влияют на ВВП (Y) 3,562 0,086 ВВП (Y) не влияет на институты (I) 0,085 0,776

Ко всем рассмотренным выше тестам можно добавить еще один – тест Грейнджера на причинность. Расчеты показывают, что для нулевой гипотезы тест Грейнджера для 14 наблюдений (2000–2013 гг.) с лагом в 1 год дает довольно ясный ответ: именно институты влияют на уровень производства, а не наоборот (табл.52). Разумеется, между экономическим ростом и институтами имеются двусторонние связи, однако в нашей схеме институты выступают в качестве определяющей силы. Это является еще одним аргументом в пользу правомерности использования БИИР.

В заключение сделаем несколько методологических замечаний.

Во-первых, на сегодняшний день в мировой практике рейтингования до сих пор нет общепризнанных методов верификации рейтинговых продуктов. Фактически каждый рейтинг, включая рейтинг стран по БИИР, предполагает разработку своих собственных, уникальных методов проверки его адекватности. В этом смысле разработка рейтинга уже изначально предполагает и разработку методов его тестирования. В нашем случае мы использовали трехшаговую процедуру верификации, что по современным меркам может считаться вполне достаточным.

Во-вторых, первый тест является качественным и состоит в проверке на качественном уровне правильности результатов рейтингования. Так, например, априори мы знаем, что в развитых странах мира институты лучше, чем в России и других постсоветских государствах. Нарушение такого порядка ранжирования уже само по себе свидетельствовало бы о недееспособности построенного рейтинга. Подобного искажения рейтинг стран по БИИР не дал, что говорит о его принципиальной адекватности. Другой априорный факт состоит в том, что Россия по качеству институтов превосходит такие страны, как Белоруссия и Армения. Этот порядок ранжирования также подтвердился, что лишний раз подтверждает работоспособность международного рейтинга БИИР.

В-третьих, вторая разновидность качественного теста состоит в том, чтобы правильно отразить значимость разных агрегатов рейтинга. Например, изначально есть понимание того факта, что наиболее слабым институциональным звеном России являются экономические институты, что и подтверждается расчетами. Одновременно с этим даже на бытовом уровне каждый гражданин России понимает, что фактор гарантий находится в лучшем состоянии, нежели фактор свободы. И этот тезис также подтверждается количественными оценками. Тем самым внутренняя логика агрегата БИИР является непротиворечивой и пригодной для уяснения социальной диспозиции в институциональной среде.

В-четвертых, вторая группа тестов является количественной и состоит в возможности эффективно встроить БИИР в общий макроэкономический анализ путем построения ПИФ, в которой одним из факторов экономического роста фигурировал бы БИИР. Этот тест также удачно пройден посредством построения для российской экономики двух разновидностей эконометрических моделей роста – трехфакторной и двухфакторной. Обе модели дали близкие оценки вклада институционального фактора в процесс формирования темпов ВВП, что позволяет говорить об адекватности рейтинга, составляемого на основе БИИР. Сюда же попадает статистический тест Грейнджера, который показал наличие причинной зависимости ВВП от БИИР с лагом в 1 год. Тем самым и этот тест убеждает нас в работоспособности нового индикатора.

В-пятых, третий тест рейтинга БИИР является фоновым и основан на проверке наличия корреляционной связи между образовательными стратегиями молодежи и институциональным климатом, который служит своеобразным фоном для принимаемых выпускниками школ решениями. Данный тест является косвенным, так как он, строго говоря, является необязательным. Однако если он выполняется, то это служит весомым дополнительным аргументом в пользу построенного рейтинга БИИР. Как оказывается, и этот критерий работает, что служит в качестве окончательной процедуры проверки рейтинга на степень адекватности и работоспособности.

Таким образом, удачное прохождение нескольких тестов на пригодность построенного рейтинга БИИР позволяет констатировать, что заложенная в его основу методология является плодотворной, а сам рейтинговый продукт может использоваться как для простой диагностики институционального климата страны, так и для более сложных аналитических исследований.

4. ПРИЛОЖЕНИЯ БАЗОВОГО ИНДЕКСА ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

4.1. Макроэкономическое прогнозирование с учетом институционального фактора

В предыдущей главе мы раскрыли модельный инструментарий, с помощью которого могут быть выполнены макроэкономические прогнозные расчеты развития России. Для максимальной наглядности и простоты интерпретации вычислительных результатов воспользуемся уравнением (30) и определим его левую часть, исходя из различных прогнозных сценариев. Типология сценариев образуется за счет комбинации темповых характеристик в правой части уравнения (30) (см. табл.53, в которой используются обозначения: TI,ПРОГ – прогнозное значение БИИР; TI,РЕТР – ретроспективное значение БИИР; TK/L,ПРОГ – прогнозное значение капиталовооруженности; TK/L,РЕТР – ретроспективное значение капиталовооруженности).

Таблица 53. Типология прогнозных сценариев.

Прогнозный сценарий Параметры
TK/L,ПРОГ TI,ПРОГ
Инерционный TK/L,ПРОГ=TK/L,РЕТР TI,ПРОГ=TI,РЕТР
«Технологический» TK/L,ПРОГ=TK/L,РЕТР TI,ПРОГ=0
«Институциональный» TK/L,ПРОГ=0 TI,ПРОГ=TI,РЕТР
Депрессивный TK/L,ПРОГ<TK/L,РЕТР
(TK/L,ПРОГ=TK/L,РЕТР/4)
TI,ПРОГ<0
(TI,ПРОГ=–0,3)

Будем исходить из того, что инерционный сценарий предполагает в будущем такие же темпы роста капиталовооруженности и БИИР, которые в среднем были характерны для периода 2000–2013 гг. Этот сценарий является заведомо самым оптимистичным, так как он подразумевает сохранение параметров роста макрофакторов в самый благополучный период истории России. Учитывая негативные события 2014–2015 гг., можно смело утверждать, что этот сценарий мало реалистичен, но он имеет важное индикативное значение, т.к. показывает потенциальные возможности роста российской экономики.

Целесообразно также рассмотреть два «рафинированных» прогнозных сценария, в одном из которых сохраняется рост капиталовооруженности, а в другом – рост БИИР, в связи с чем первый можно назвать «технологическим» в том смысле, что рост технологичности производства сохранится на фоне институционального застоя, а второй – «институциональным» в том смысле, что продолжится рост эффективности институтов на фоне прекращения модернизации производства. Сегодня имеются примерно равные основания для реализации указанных сценариев. Главное предназначение этих сценариев состоит в оценке масштаба потерь при реализации той или иной опасности. В пользу институционального сценария косвенно говорит тот факт, что доля студентов, обучающихся по специальностям «Наука», в 2011 и 2012 гг. была равна 5,8%, а в 2013 г. довольно резко выросла до 7,9%. Тем самым обозначился тренд к «технологизации» молодых специалистов, который, судя по всему, не только не приостановится, но в последующие годы может даже усилиться. Этот процесс будет требовать дальнейшего улучшения институтов и, во всяком случае, препятствовать резкому падению их эффективности.

Последний и наиболее пессимистичный сценарий можно условно назвать депрессивным, т.к. он предполагает резкое (4-кратное) сокращение темпов научно-технического прогресса и заметное ухудшение (на –0,3% в год) качества институтов. Такая комбинация параметров представляется наиболее вероятной. Дело в том, что полностью приостановить рост эффективности производства сегодня довольно проблематично даже в условиях кризиса. Скорее всего, даже при очень заметном сокращении инвестиций в основной капитал будет продолжено высвобождение работников за счет разнообразной оптимизации производственной деятельности. Что же касается эффективности институтов, то она почти наверняка упадет, т.к. в период кризиса, в который российская экономика вошла на рубеже 2014–2015 гг., будет увеличиваться безработица, инфляция, ухудшатся показатели внешней задолженности и т.п.

Таблица 54. Сценарный прогноз экономического роста в России.

Прогнозный сценарий Прирост ВВП, %
Годовой 5-летний 10-летний
Инерционный 5,9 29,3 58,7
«Технологический» 4,5 22,5 45,0
«Институциональный» 1,4 6,8 13,6
Депрессивный 1,0 4,9 9,8

Проведенные прогнозные расчеты приведены в табл.54, из которой несложно увидеть следующее.

Во-первых, инерционный вариант развития страны недвусмысленно демонстрирует очень приличный потенциал роста российской экономики. Если бы стране удалось сохранить тот режим роста, который сложился в предыдущие 13 лет, то уже через 10 лет она смогла бы увеличить ВВП более чем в полтора раза. Можно сказать, что Россия вползла в кризис на пике своего технологического и институционального развития, что способно оказать демпфирующее воздействие на ход кризисных явлений за счет созданной в предыдущие годы «подушки безопасности».

Во-вторых, при всей важности институционального прогресса для России гораздо важнее прогресс технологический. Для России гораздо легче было бы отказаться от роста эффективности институтов, чем от дальнейшего улучшения органического строения капитала. Приостановка регулярного поступления инвестиций в основной капитал стране обойдется в 3 раза «дороже», чем институциональный застой. Однако, что немаловажно, так это то, что сохранение позитивной динамики хотя бы одного фактора для России уже способно предотвратить масштабную рецессию, позволяя национальной экономике развиваться вполне допустимым темпом.

В-третьих, сопротивляемость российской экономики кризисным явлениям, вообще говоря, довольно высока. Даже в рамках депрессивного сценария, предполагающего деградацию институтов и очень медленное совершенствование технологической базы, можно поддерживать положительные темпы экономического роста.

Проведенные расчеты не претендуют на роль «полноценных» прогнозов, которые определяют наиболее вероятную траекторию развития. Это скорее демонстрация тех возможностей, которые заложены в аналитическом инструментарии ПИФ с опорой на сконструированный БИИР. При необходимости все прикладные расчеты могут быть подвергнуты дополнительной калибровке, которая повысит надежность прогнозных оценок. Однако для нашего проблемного контекста принципиально важным является сама возможность проведения корректных расчетов такого рода.

Если же говорить о наиболее вероятном ходе событий в России, то следует исходить из эксцессов 2014–2015 гг., которые во многом нарушили предыдущий воспроизводственный режим. По всей видимости в эти годы, несмотря на позитивные тренды предыдущих лет, будет зафиксирован серьезный институциональный провал, который в условиях глобализации и международных санкций может стать затяжным. В этом смысле прогнозные расчеты должны отталкиваться уже от новых макроэкономических реалий, которые, судя по всему, дадут гораздо более пессимистичные оценки.

Вместе с тем у России имеются и определенные скрытые резервы, которые могут позволить ей пройти кризис без катастрофических провалов в основных показателях. Для уяснения этих возможностей рассмотрим два параметра, которые использовались нами при расчете БИИР, – рентабельность экономики (R) и ставку рефинансирования (r) (табл. 55).

Из приведенных данных легко видеть следующее.

Во-первых, развитые страны мира отличаются более низкими процентными ставками по сравнению с постсоветскими государствами. Например, Россия в 2013 г. поддерживала ставку рефинансирования, превышавшую данный параметр в США, Великобритании и Германии соответственно в 33,8, 16,5 и 14,2 раза. По этому параметру Россия уступала только Белоруссии, которая отличалась просто беспрецедентными значениями процентных ставок.

Таблица 55. Показатели рентабельности экономики (R) и ставки рефинансирования (r).

Страна 2011 2012 2013
R r R r R r
Россия 9,60 8,15 8,60 8,15 7,00 8,25
Украина 5,90 7,75 5,00 7,56 11,30 7,04
США 5,47 0,25 6,22 0,25 6,30 0,25
Великобритания 11,40 0,50 11,20 0,50 11,30 0,50
Германия 3,30 1,25 3,30 0,88 3,00 0,58
Киргизия 20,40 10,67 6,87 6,85 14,09 2,94
Армения 38,47 8,17 37,34 8,00 40,84 8,17
Белоруссия 9,50 21,40 8,30 34,00 6,90 25,4

Во-вторых, неспособность постсоветских государств поддерживать низкую ставку рефинансирования отнюдь не является фатальной. Пример Киргизии, которая всего лишь за 2 года снизила свою ставку на 7,7 п.п., доведя ее до «разумного» уровня в 3%, убедительно говорит о том, что политикой низких процентных ставок может овладеть практически любая страна. По-видимому, главным фактором здесь является не столько специфика экономики и искусство монетарных властей, сколько готовность правительства идти на данную меру. Тем самым в настоящий момент Россия обладает определенным регулятивным резервом в части либерализации монетарного регулирования для поддержки экономической активности.

В-третьих, монетарная политика ЦБ России обладала ярко выраженными признаками контрпродуктивности. Например, центральное монетарное ведомство Германии, старясь поддержать свою экономику в депрессивные годы, осуществило снижение процентной ставки на 0,7 п.п., тогда как Банк России ее поднял на 0,1 п.п. Тем самым ЦБ России ухудшал и без того не слишком хороший инвестиционный климат в стране. От такой практики регулирования необходимо отказываться любыми способами.

Для уяснения того, к чему приводит нерациональное соотношение рентабельности экономики и ставки рефинансирования, рассмотрим два интересных индикатора. Первый использовался при расчете БИРР и представляет собой «избыточную» рентабельность национальной экономики: IРР=R–r. В данном случае соизмеряется рентабельность деятельности центральных монетарных институтов страны и остальной экономики: чем больше показатель R–r, тем комфортнее в стране экономический климат. Второй индикатор представляет собой величину JРР=R+r, которая может интерпретироваться как «потенциальная» рентабельность национальной экономики. Здесь имеется в виду то, что фактическая рентабельность, фиксируемая статистикой, достигается в условиях действующей ставки рефинансирования (которая обеспечена за счет соответствующих изъятий из созданной стоимости). Следовательно, если бы центральные монетарные институты осуществляли бы кредитную деятельность бесплатно, то фактическая рентабельность экономических операций в стране была бы больше на величину ставки рефинансирования (соответствующий доход оставался бы у производителя). Чем больше показатель R+r, тем больше внутренняя эффективность национальной экономики и тем больше ее сопротивляемость кризисным явлениям. Сравнение этих двух индикаторов приведено в табл.56.

Таблица 56. Показатели «избыточной» (R–r) и «потенциальной» (R+r) рентабельности экономики.

Страна 2011 2012 2013
R–r R+r R–r R+r R–r R+r
Россия 1,45 17,75 0,45 16,75 –1,25 15,25
Украина –1,85 13,65 –2,56 12,56 4,26 18,34
США 5,22 5,72 5,97 6,47 6,05 6,55
Великобритания 10,90 11,90 10,70 11,70 10,80 11,80
Германия 2,05 4,55 2,42 4,18 2,42 3,58
Киргизия 9,73 31,07 0,02 13,72 11,15 17,03
Армения 30,30 46,64 29,34 45,34 32,67 49,01
Белоруссия –11,90 30,90 –25,70 42,30 –18,50 32,30

Сравнение стран по полученным показателям позволяет увидеть следующие моменты в развитии ситуации в России.

Во-первых, в 2011–2012 гг. «избыточная» рентабельность в России была кратно ниже, чем в других странах, что свидетельствует о наличии очень плохих условий ведения экономической деятельности. В 2013 г. ситуация стала еще хуже, ознаменовавшись отрицательными значениями показателя и тем самым свидетельствуя о полном несоответствии деятельности ЦБ России сложившимся условиям функционирования экономики. Данный факт не только ухудшал качество экономических институтов страны, но и оказывал самое непосредственное негативное влияние на экономический рост. Заметим, что худшая ситуация имела место только в Белоруссии, где сложилась очень специфическая система кредитования, весьма далекая от рыночной и имеющая все признаки административного волюнтаризма.

Во-вторых, «потенциальная» рентабельность в России всегда была на относительно высоком уровне. Например, все три года Россия по этому показателю превосходила развитые страны мира. Это означает, что либеральная корректировка монетарной политики Центрального банка страны может обеспечить работу национальной экономики на вполне приличном уровне эффективности. В этой связи следует подчеркнуть интересный факт: все постсоветские страны по показателю «потенциальной» рентабельности существенно превосходят развитые экономики. Данный факт говорит о том, что страны с переходной экономикой обладают большими внутренними резервами, и это во многом проливает свет на продемонстрированную ими высокую сопротивляемость кризисным процессам, охватившим мир с 2008 года.

Последний вывод имеет непосредственное отношение к рассмотрению прогнозных сценариев. Дело в том, что анализ экономического развития страны в разрезе показателей рентабельности экономики и процентной ставки имеет аналогию с анализом технологического и институционального факторов в построенной ПИФ (28). Так, показатель рентабельности характеризует внутренние технологические возможности экономики для роста производственной эффективности, а процентная ставка – стимулирующие возможности институтов и возможности увеличения их эффективности. В данном контексте данные табл.55 показывают, что институциональный фактор посредством ставки рефинансирования может стать ведущим и стимулировать рентабельность производства и задействовать технологические резервы. Эффективно сопрягаясь, эти два фактора способны обеспечить развитие экономики по «институциональному» сценарию. Разумеется, этот сценарий, скорее всего, не будет реализован в чистом виде, но тяготение к таковому имеет место. Здесь для нас важен принципиальный вывод, в соответствии с которым институциональный фактор в кризисный период может превратиться из вспомогательного в основной.

Однако еще раз оговоримся, что такой ход событий возможен только при перестраивании и налаживании системы монетарного регулирования. Если правительство страны в содружестве с монетарными властями откажется идти на уступки по резкому снижению ключевой ставки, то российская экономика рискует отклониться в сторону депрессивного сценария развития. Учитывая, что в конце 2014 года ЦБ России в борьбе с оттоком капитала и девальвацией рубля использовал повышение ключевой ставки до фантастической величины в 17%, можно ожидать, что обратное действие по понижению ставки до 2–3% не входит в долгосрочные планы регулятора. И это увеличивает вероятность реализации депрессивного сценария развития экономики России.

4.2. Использование базового индекса институционального развития при совершенствовании системы государственного управления

Формирование в России современной системы институтов, адекватной вызовам постиндустриальной эпохи, является одной из ключевых предпосылок достижения стратегических целей «Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года» (далее – Концепции)90. Основными критериями развитой институцио-нальной среды, согласно Концепции, являются:

  • высокий уровень безопасности человека (безопасная среда обитания, низкий уровень преступности, эффективная система правоприменения);
  • развитые институты демократии, функционирование эффективных структур и механизмов гражданского общества, общественный контроль за деятельностью государства и бизнеса, низкий уровень коррупции и высокое доверие к институтам власти и проводимой политике;
  • развитая конкурентная среда;
  • благоприятные условия для массового появления новых компаний, в том числе в инновационных секторах экономики;
  • защищенность прав собственности, независимость судебной системы;
  • эффективное функционирование развитых рынков земли и иной недвижимости, а также системы финансовых институтов, адаптированной к потребностям инновационной экономики;
  • эффективность государственного управления и местного самоуправления.

Для достижения указанных критериев в Концепции предусмотрено формирование институциональной среды инновационного развития как следствие согласованного и эффективного развития институтов, регулирующих политические, социальные и экономические аспекты развития страны.

Исходя из этих ориентиров формировалось построение и разработка Базового индекса институционального развития, основанного на идеологии учета двух полярных сторон институтов – предоставляемых ими гарантий (безопасности) и свобод (возможностей) – в политической, экономической и социальной сферах. Набор частных показателей в указанных сферах, фиксирующих результаты работы разных институтов, формировался с учетом следующих приоритетных направлений, предусмотренных в Концепции:

1. В рамках формирования институциональной среды инновационного развития:

  • обеспечение гражданских и политических прав и свобод граждан (защита базовых прав, включая эффективность правоохранительной системы, борьбу с коррупцией, свободу средств массовой информации);
  • развитие человеческого капитала (образование, здравоохранение, пенсионная реформа);
  • устойчивое функционирование и развитие национальной экономики;
  • стратегическое управление, обеспечивающее гармоничность формирования и развития всех типов институтов (политических, социальных, экономических).

2. В области макроэкономической политики:

  • снижение инфляции;
  • переход к новым денежно-кредитным механизмам обеспечения спроса экономики на деньги, базирующимся на пополнении ликвидности преимущественно за счет рефинансирования банков Центральным банком Российской Федерации;
  • усиление стимулирующего влияния налоговой системы на развитие экономики при одновременном устойчивом выполнении фискальной функции;
  • повышение уровня и качества жизни населения.

Таким образом, разработанный БИИР нацелен на мониторинг и контроль эффективности мер институционального характера, содействующих развитию институтов, формированию институциональной среды инновационного развития, выполнение которых предусмотрено Концепцией.

С целью практической реализации положений Распоряжения Правительства РФ №1662-р от 17.11.2008 «О Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года» в части формирования более эффективных институтов Правительству РФ рекомендуется поручить Министерству экономического развития Российской Федерации совместно с уполномоченными федеральными органами исполнительной власти:

1. Рассмотреть возможность использования разработанного БИИР в качестве информационно-аналитического инструмента, позволяющего осуществлять мониторинг и контроль за качеством выполнения и эффективностью реализации мер по развитию экономических институтов и подержанию макроэкономической стабильности в части формирования институциональной среды инновационного развития и долгосрочных приоритетов денежно-кредитной и бюджетной политики.

Разработанный и апробированный БИИР представляет собой информационно-аналитический инструмент и рейтинговый продукт, пригодный к расширенному применению в работе правительственных структур. Для этого данный инструмент должен получить официальный статус и признание Правительства РФ, которые позволят превратить его в альтернативный институциональный рейтинг, международный по своей природе и национальный по происхождению.

Ответственным за проведение рейтинговой оценки рекомендуется определить Министерство экономического развития Российской Федерации.

Предметом рейтинговой оценки являются эффективность деятельности институтов в экономической, политической и социальных сферах.

Организационная и финансовая поддержка рейтинга БИИР со стороны Правительства РФ должна обеспечить два важных момента в его использовании. Первое – расширение страновой выборки рейтинга вплоть до учета всех стран мира с последующим объективным определением успехов и неудач России с точки зрения занимаемого ею места в данном рейтинге. Второе – регулярность подготовки рейтинга, предполагающая его ежегодное обновление для отслеживания происходящих изменений в России в контексте мировых трендов.

Для обеспечения данной работы Министерству экономического развития целесообразно определить аналитические функции Росстата по подготовке БИИР в части предоставления и сбора информации в соответствии с разработанной методикой (табл.57) и создать специальную группу аналитиков с участием экспертов из Финансового университета, которая будет отвечать за своевременную подготовку рейтинга БИИР.

Таблица 57. Ответственность федеральных органов исполнительной власти за предоставление информации для формирования БИИР.

Показатель Федеральные органы исполнительной власти, руководители которых являются ответственными за сбор и предоставление информации для формирования БИИР
1 Совокупный государственный долг/ВВП, % Минэкономразвития России
2 Коэффициент миграционного прироста, чел/ 10000 чел Росстат
3 Население/преступление, человек/преступление Росстат
4 Срок правления главы государства, лет Минэкономразвития России
5 Число общественных организаций, политических партий и НКО / 1000 человек населения Росстат
6 Наличие доступа к Интернету в домашних хозяйствах, % от общего числа домохозяйств Росстат
7 Перепад валютного курса, % Минфин России,
Банк России
8 Инфляция,% Банк России,
Минэкономразвития России
9 Уровень безработицы (безработные к численности экономически активного населения соответствующей возрастной группы), % Минтруд России
10 Индекс Джини Росстат
11 Среднее налоговое бремя, % Минфин России
12 Рентабельность-ставка рефинансирования, % Минэкономразвития России
13 Продолжительность жизни, лет Росстат
14 Среднемесячная з/пл /
Прожиточный минимум, раз
Росстат
15 Соотношение среднего размера назначенных пенсий со средним размером начисленной заработной платы, % Росстат
16 Пенсионный возраст / Продолжительность жизни Минэкономразвития России
17 Число поездок граждан страны за рубеж, поездок на 1000 человек Росстат
18 Численность студентов, обучающихся по программам бакалавриата, специалитета, магистратуры. на 10 000 человек населения Минобразования России

Перед разворачиванием рейтингового исследования следует провести дополнительную экспертизу разработанного продукта и при необходимости осуществить его усовершенствование и калибровку.

2. Оценить перспективы рейтинга БИИР в качестве вспомогательного ориентира при формировании рациональной политики активного государственного регулирования путем задания Правительством РФ целевых установок, достижение которых будет свидетельствовать об экономическом и институциональном прогрессе.

В Распоряжении Правительства РФ №570-р от 10.04.2014 «Об утверждении перечней показателей оценки эффективности деятельности и методик определения целевых значений показателей оценки эффективности деятельности руководителей органов исполнительной власти по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности (до 2018 года)» ставится задача по улучшению места России в рейтинге Всемирного банка «Doing Business» с указанием скорости данного процесса по годам: с 2013 г. по 2018 г. страна должна передвинуться со 112-ого места на 20-ое. Ответственным за достижения данного целевого показателя назначен глава Министерства экономического развития РФ. Между тем индекс доверия данному рейтинговому продукту в российском экспертном сообществе является достаточно низким – 44,5%. Представляется более целесообразным задавать целевые ориентиры относительно не иностранного, а отечественного рейтинга, каковым может стать БИИР. Это не означает, что БИИР должен полностью заменить какой-либо западный рейтинг. Было бы правильнее, если бы в число целевых индикаторов попадали не только показатели иностранных, но и местных рейтинговых продуктов, которые претендуют на большую точность и меньшую политическую ангажированность.

В части конкретизации задачи Концепции по повышению роли процентных ставок, устанавливаемых Центральным банком Российской Федерации, и его операций на открытом рынке в регулировании денежного рынка и снижения инфляции рекомендуется предусмотреть планомерное снижение ключевой ставки до уровня 3% в течении 3 лет в соответствии с опытом стран с переходной экономикой.

3. Внедрить практику использования рейтинга БИИР в качестве аналитического инструмента, направленного на определение «узких мест» в институциональном развитии страны.

Наличие в БИИР разных агрегатов и показателей позволяет своевременно диагностировать «структурные провалы», которые в свою очередь дают полезную информацию о недостатках и упущениях в определенных направлениях государственной политики. Такие сведения могут служить исходной точкой для последующего углубленного анализа результатов регулирующих воздействий.

4. Использовать рейтинг БИИР для совершенствования нормативных документов страны и приведения их в соответствие с действующими мониторинговыми инструментами.

Данная рекомендация направлена на реализацию задачи Концепции по осуществлению мониторинга функционирования института после принятия соответствующих законодательных актов, чтобы выяснить необходимость поправок к ним или своевременно принять меры, способствующие более эффективному функционированию института.

В частности, в Постановлении Правительства РФ №1142 от 03.11.2012 «О мерах по реализации Указа Президента Российской Федерации от 21 августа 2012 г. №1199 «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации»» представлена методика по оценке деятельности регионов, которая по составу показателей и общему пафосу оценки напоминает БИИР. Однако в утвержденной методике есть определенные недостатки, связанные с дублированием однотипных показателей и их неудачным агрегированием. В целях усовершенствования данного документа его можно скорректировать с тем, чтобы эффективно унифицировать его с методикой БИИР. Это позволит полностью скоординировать деятельность правительственных органов по сбору региональной информации с международным рейтингом БИИР. Тем самым будет достигнуто единство и непротиворечивость между общенациональным и региональным статистическим учетом.

5. Использовать рейтинг БИИР в качестве инструмента информационной политики и имиджевой акции страны для формирования более адекватного образа России в глазах мирового сообщества.

Рейтинг БИИР может использоваться Правительством РФ в качестве имиджевой акции для формирования более адекватного образа страны в глазах мирового сообщества. В этих целях должна быть организована PR-компания по продвижению продукта в мировое и российское информационное пространство. Для этого необходимо иметь специальный сайт или страницу сайта, на которой оперативно размещались бы не только сами рейтинги, но и все аналитические комментарии и материалы к ним на русском и английском языках. Параллельно следует проводить регулярные выступления разработчиков рейтинга в СМИ с информированием общественности о последних изменениях в мировой диспозиции качества национальных институтов. Важной составляющей успеха является рассылка результатов рейтингования в зарубежные информационные агентства в электронной и бумажной форме с грифом Правительства РФ.

6. Продолжить работу по разработке эффективной методики оценки институтов в разных странах мира, расширив ее региональным рейтингом БИИР.

Такая единая методика учета позволит выявлять слабые в институциональном отношении регионы, которые на международном уровне «тянут» страну вниз. Это в свою очередь будет способствовать принятию оперативных решений по поддержке указанных регионов с достижением двойного результата – выравниванием уровня институционального развития между регионами страны и повышением места России в мировом рейтинге.

4.3. Возможности идентификации инклюзивных и экстрактивных институтов

Предложенная методология построения БИИР отнюдь не является радикально новой и оригинальной. Сегодня имеется множество работ, в которых высказываются похожие идеи. Например, отдаленно напоминает нашу схему анализа подход В.В.Попова, который, во-первых, показал, принципиальное расхождение субъективных (экспертных) и объективных (статистических) показателей институциональной эффективности для развивающихся стран, во-вторых, рассмотрел два объективных результата действия институтов – уровень убийств на душу населения и долю теневой экономики (Popov, 2011). Первый показатель фактически характеризует достигнутые в обществе гарантии личной безопасности, а второй – уровень экономической свободы. Хотя агрегирования данных показателей выполнено не было, исследование В.В.Попова не только является эмпирическим обоснованием перехода к построению индекса эффективности институтов на основе объективных показателей, но и может восприниматься в качестве непосредственной методологической предтечи в применении дуальной идеологии к изучению институтов.

В этом же ключе рассуждает А.Дитон (A.Deaton), когда предлагает использовать в качестве критерия благосостояния общества мультипликативную комбинацию ожидаемой продолжительности жизни и дохода. В частности, он полагает, что в качестве такого измерителя могло бы выступать произведение душевого дохода (ВВП) и ожидаемой продолжительности жизни (Паласиос-Уэрта, 2016, с.86). В данном случае продолжительность жизни выступает в качестве меры гарантий человеку, а душевой ВВП – в качестве меры его возможностей.

Чрезвычайно интересной является концепция Р.Ла Порты и соавторов, которые рассматривают дуальную пару «закон» и «финансы» (La Porta, Lopes-de-Silanes, Shleifer, Vishny, 1998). Логика этой концепции примерно такова: строгая законность в смысле соблюдения прав собственности позволяет в конечном счете выстроить финансовые институты, которые в свою очередь способствуют свободному переливу капитала по всем звеньям экономики, что является залогом активного экономического роста. В данном случае соблюдение законности выступает в качестве базовой гарантии, которая в дальнейшем обеспечивает возможности эффективного инвестирования. Можно даже уточнить данную мысль: закон обеспечивает гарантии сохранности капитала, а финансовые институты предоставляют свободу его перемещения. Причем здесь речь идет о капитале в денежной и материальной форме. Между тем в другой работе Э.Глэйзер и соавторы вводят в оборот другую пару категорий – «человеческий капитал» и «демократию (политический режим)» (Glaeser,La Porta, Lopes-de-Silanes, 2004). Здесь используется похожая логика: создание неких возможностей в аккумулировании человеческого капитала, определяемого числом лет обучения в школе, и построение демократических институтов позволяет уменьшить насилие и укрепить политическую стабильность. Тем самым предоставление определенных гарантий в получении человеческого капитала на фоне политических и экономических свобод позволяет инициировать не только технологические инновации, но и более эффективные социальные практики. Как ясно из сказанного, в данном случае речь идет о капитале в форме знаний и позитивных социальных навыков.

Концепции Ла Порты и Глейзера являются взаимодополняющими, учитывающими разные виды капитала и каналы его инвестирования. В первом случае подразумеваются гарантии сохранения денежного капитала, которые сопровождаются свободами в его использовании, а во втором – гарантии в получении человеческого капитала сопровождаются свободами в его приложении. Однако в обоих случаях мы имеем дело с проявлениями гарантий и свобод.

Выше мы уже затрагивали вопрос о необходимости поддержания пропорций между гарантиями и свободами в разрезе всех институтов. Теоретическое осмысление этого тезиса нашло наиболее яркое отражение в теории Асемоглу–Робинсона об инклюзивных и экстрактивных институтах (Аджемоглу, Робинсон, 2015). Согласно этой теории, технологический прогресс возникает и распространяется при наличии институтов особого типа, называемых инклюзивными (вовлекающими) и дающих стимулы и возможности для экономической активности широких слоев населения (т.е. вовлечения масс в созидательную деятельность). На другом полюсе лежат экстрактивные (извлекающие) институты, которые характеризуются защитой прав в пользу ограниченной элиты (т.е. извлечением выгоды из существующей экономической системы) (Паласиос-Уэрта, 2016, с.41). Тем самым экстрактивные режимы представляют собой институты с дефицитом свободы, тогда как многие гарантии данными режимами могут предоставляться в достаточном объеме. Если перевести введенные понятия в термины агрегатов БИИР, то можно дать формальные определения инклюзивных и экстрактивных институтов: для стран, в которых наблюдается примерное равенство индексов свободы (IС) и индексов гарантий (IБ) при достаточно высокой величине последних, характерны инклюзивные институты (т.е. IС≈IБ при IБ<I*, где I* – критическое значение индекса гарантий); для государств, в которых индексы свободы институтов намного меньше индексов гарантий при низких значениях последних, характерны экстрактивные институты (IС≤IБ при IБ<I*). Следовательно, наш подход позволяет операционализировать такие фундаментальные понятия, как инклюзивные и экстрактивные институты, и перевести их в русло количественных измерений. Исходя из сформулированного определения, Россия и другие постсоветские страны на данный момент пока действительно попадают в разряд государств с экстрактивными институтами.

К сказанному можно добавить, что популярная парадигма Д.Норта и соавт. включает два аналогичных институциональных способа организации общества – порядок ограниченного (привилегированного) доступа (ППД) к ресурсам и порядок открытого (свободного) доступа (ПСД) к ресурсам (Норт, Уоллис, Уэбб, Вайнгаст, 2012). Инклюзивные институты с ПСД в целом ведут к активному экономическому развитию, тогда как экстрактивные институты с ППД сдерживают творческий потенциал конкретных людей и всего общества. В данном случае мы опять сталкиваемся с идеей дефицита свободы, но в несколько иной терминологии.

Таким образом, в современной литературе понятия гарантий и свободы так или иначе уже активно используются при изучении эффективности институтов. В этом смысле наша методология лежит в русле генерального тренда современной институциональной теории.

В заключение хотелось бы отметить, что построенный нами БИИР не является окончательным результатом; скорее это предварительная аналитическая конструкция, которая должна дорабатываться с учетом замечаний со стороны экспертного сообщества. Не исключено, что состав БИИР может быть несколько расширен благодаря учету важных показателей, пока не нашедших отражения в его структуре. Возможно, что можно улучшить и процедуру нормирования агрегатов БИИР. Однако это уже задача второго порядка, связанная с калибровкой уже имеющегося прикладного аналитического продукта.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное исследование позволило получить следующие выводы.

1. Анализ широкого спектра западных методик и индикаторов, оценивающих эффективность институтов, свидетельствует, что почти все они опираются на широкое использование экспертных оценок, которые в большинстве случаев содержат в себе изрядный элемент субъективности и тенденциозности. Применительно к России данное обстоятельство проявляется в том, что почти ко всем западным измерителям эффективности институтов у российских экспертов складывается низкий уровень доверия. Более того, проведенный анализ показывает, что позиции России в большинстве западных институциональных рейтингов занижаются, а иногда – довольно сильно. Проведенные опросы экспертов показывают, что они единогласно высказываются в пользу искусственного занижения позиций России в западных рейтинговых продуктах. Почти во всех западных институциональных рейтингах Россия «конкурирует» с такими африканскими государствами, как Бурунди и Руанда. При этом данные разных рейтинговых продуктов плохо согласованы между собой. Например, китайский рейтинг модернизации ставит Россию примерно на 100 мест выше, чем западные рейтинги. Все это свидетельствует о необходимости разработки «домашнего», т.е. отечественного, обобщающего показателя эффективности институтов, который мог бы выступать в качестве альтернативной оценки существующим западным институциональным рейтингам. Данный индикатор должен разрабатываться российским научным центром (коллективом) под патронажем Правительства Российской Федерации. В этом случае он сможет приобрести необходимый уровень легитимности, популярности и признания.

2. Анализ российской практики оценки эффективности институтов показывает, что в отечественных ведомствах накоплены методические разработки и собрана информация, которые позволяют строить содержательные и достаточно объективные институциональные индексы. Однако имеющиеся данные имеют ряд недостатков. Во-первых, они фигурируют в виде векторов большого числа частных показателей, которые пока не получили удовлетворительной процедуры сворачивания в скалярную величину, которая могла бы дать интегральную и обобщающую характеристику качества отечественных институтов. Во-вторых, вся имеющаяся у правительственных органов информация позволяет проводить «внутренние» расчеты, т.е. строить рейтинги регионов страны, однако эти данные никак не соотносятся с данными о других странах и не могут быть унифицированы для того, чтобы строить «внешние» институциональные рейтинги, направленные на сравнение России с международным сообществом. Данное обстоятельство подтверждает необходимость разработки отечественного институционального рейтинга, направленного на сравнение разных стран, включая Россию, по единым стандартам на базе официальных отчетных статистических данных.

3. В качестве альтернативы западным рейтинговым инструментам предлагается базовый индекс институционального развития (БИИР), основывающийся исключительно на объективных (отчетных) данных, которые могут быть легко перепроверены экспертным сообществом. При этом в основу БИИР положена идеология учета двух полярных сторон институтов – предоставляемых ими гарантий и свобод. Такой подход соответствует и институциональной традиции, закрепленной в работах Д.Норта, и политологической традиции, изложенной в работах Н.Боббио и Д.Дзоло. Одновременно все институты делятся на три большие группы – политические, экономические и социальные, что соответствует и академическим традициям, представленным в работах Д.Норта, и отечественной системе законодательства, зафиксированной в Конституции Российской Федерации. При выборе набора частных показателей используется положение, согласно которому все они должны фиксировать зримые (и измеряемые!) результаты работы разных институтов. В окончательной версии БИИР представляет собой интегральную величину, полученную как усреднение 18 исходных показателей. Все частные показатели нормируются в процентах относительно лидера с учетом анализируемых стран и периода времени. Сконструированный БИИР предлагается использовать в качестве рабочего инструмента Правительства РФ при мониторинге эффективности работы отечественных институтов и при составлении международных институциональных рейтингов, в которых Россия заняла бы адекватное ей место. В дальнейшем политика Правительства РФ по улучшению институтов должна ориентироваться не на продвижение страны в западных институциональных рейтингах (как, например, в рейтинге Всемирного банка «Doing Business»), а в своем национальном рейтинге – БИИР.

4. Для проверки степени пригодности и работоспособности БИИР в отношении него было проведено несколько тестов. Первый тест является качественным (порядковым) и состоит в проверке на качественном уровне правильности порядка рейтингования. Например, нарушение априорного положения, что в развитых странах мира институты лучше, чем в России и других постсоветских государствах, само по себе может говорить о недееспособности рейтинга. Однако подобного искажения БИИР не дает, что говорит о его принципиальной адекватности. Вторая группа тестов является количественной и состоит в возможности эффективно интегрировать БИИР в общий макроэкономический анализ путем построения производственно-институциональной функции (ПИФ), в которой одним из факторов экономического роста фигурировал бы БИИР. Этот тест также удачно пройден посредством построения для российской экономики двух разновидностей эконометрических моделей роста – трехфакторной и двухфакторной. Обе модели имеют хорошие статистические характеристики и дают близкие оценки вклада институционального фактора в процесс формирования темпов ВВП. Третий тест является косвенным (дополнительным) и основан на проверке наличия корреляционной связи между образовательными стратегиями молодежи и институциональным климатом, который служит своеобразным фоном для принимаемых выпускниками школ решениями. Будучи косвенным (фоновым), данный тест попадает в разряд необязательных, однако расчеты показали, что БИИР удачно проходит и этот тест. Все это позволяет говорить о том, что предлагаемый рейтинговый продукт на основе БИИР может использоваться как для диагностики институционального климата страны, так и для сложных аналитических исследований.

5. Апробация построенного БИИР осуществлялась в двух плоскостях – в международном и национальном контекстах. Международный аспект представлял собой построение рейтинга БИИР для выборки из 8 государств: наиболее развитых стран (США, Германия и Великобритания) и постсоветских государств (Украина, Белоруссия, Армения и Киргизия) плюс сама Россия. Временная ретроспектива составила три года – 2011–2013 гг. включительно. Национальный аспект включал ретроспективный анализ БИИР России за 15 лет – с 1999 г. по 2013 г. включительно. Построенный рейтинг стран по БИИР показывает, что положение России в нем было крайне неустойчивым: если в 2011 году она заняла 4-е место, уступив только трем развитым странам, то в 2012 – 5-е, а в 2013 – 6-е, пропустив вперед Украину и Киргизию. Ухудшение положения России объясняется более динамичным и стабильным институциональным развитием стран-конкурентов.

6. Для уяснения слабых и сильных институциональных сторон России были построены агрегированный индекс гарантий (стабильности) и индекс свободы (возможностей). Расчеты показывают, что по критерию гарантий Россия была в числе лидеров: в 2011–2012 гг. она по этому показателю находилась на первом месте и лишь в 2013 г. переместилась на 2-е место, уступив Белоруссии. Что касается критерия предоставляемых свобод, то по нему Россия находилась среди аутсайдеров: в 2011–2013 гг. она по этому показателю была на 7-ом месте, опережая только Белоруссию. Тем самым можно констатировать, что в России сложилась институциональная модель развития, состоящая в создании значительного объема политических, социальных и экономических гарантий путем ущемления различных видов свободы. Примечательно, что США придерживаются прямо противоположной модели развития.

7. Международные сопоставления БИИР показывают, что в мире сложились две модели институционального развития – англосаксонская (атлантическая) с акцентом на предоставлении максимальной свободы (индексы свободы больше индексов гарантий) и континентальная (европейская) с акцентом на построении базовых гарантий (индексы свободы меньше индексов гарантий). Расчеты показывают, что все постсоветские страны, придерживается континентальной модели институционального развития. Международный анализ БИИР в разрезе трех типов институтов – политических, экономических и социальных, показывает, что главной болевой точкой России является проблема построения эффективных экономических институтов; здесь имеются наименьшие институциональные успехи. Данный факт позволяет сделать вывод о том, что основные регулятивные усилия руководства страны должны быть сконцентрированы на обеспечении большей экономической свободы. Анализ специфики институционального строительства Украины показал, что она имела непропорционально большой для своего этапа развития индекс политической свободы. Разразившийся на Украине в 2014 г. политический кризис свидетельствует о том, что достигнутая ею политическая свобода оказалась чрезмерной на фоне не слишком высокой эффективности экономических и социальных институтов. Это позволяет сделать генеральный вывод о том, что опережающее развитие политических свобод чревато потерей политической стабильности. Сказанное свидетельствует, что все постсоветские страны следуют правильным путем, когда начинают с достижения институциональной стабильности с последующим подтягиванием к ней институциональной свободы. Именно отклонение от этой генеральной линии ввергло Украину в состояние политической турбулентности и тем самым отбросило страну на много лет назад.

8. Ретроспективный анализ российского БИИР за 15 лет показал, что самые большие успехи страной были сделаны по линии повышения политической стабильности – прирост соответствующего индекса был максимальным и составил впечатляющую величину в 34,8 п.п. Одновременно с этим выявлено, что главной проблемной зоной предыдущего периода развития стало закрепощение экономических институтов – прирост соответствующего индекса свободы составил всего лишь 8 п.п. Данный факт следует признать в качестве основного институционального «провала» всех предыдущих лет развития. Хотя цифры показывают, что указанный «провал» был своеобразной платой за довольно динамичное улучшение политической, экономической и социальной стабильности, это не меняет общего результата – экономические свободы подверглись максимальному сдерживанию, что имеет негативное влияние не только на прошлые, но и будущие темпы экономического роста.

9. Исследование общей динамики БИИР и его составляющих показывает наличие положительного и устойчивого тренда, что дает основание ожидать сохранения этой линии развития в течение нескольких лет, а это означает возможность достижения Россией институциональной зрелости. Прогнозные расчеты показывают, что в рамках такого оптимистичного сценария, который можно охарактеризовать как инерционный, уже к 2018 году Россия способна выйти на уровень БИИР передовых стран мира. Полученные оценки говорят о том, что Россия за 5–6 лет способна преодолеть институциональную дистанцию между ней и развитыми странами мира. Однако события 2014–2015 гг. нарушили этот динамический рисунок и отбросили страну на несколько лет назад. Тем самым в настоящий момент времени имеет место большая неопределенность в дальнейшем институциональном развитии страны при наличии значительного потенциала для институционального прогресса.

10. Построенные в ходе исследования эконометрические модели с учетом фактора БИИР позволили сформировать четыре прогнозных сценария: инерционный, предполагающий сохранение темпов роста капиталовооруженности и БИИР на уровне 2000–2013 гг.; «технологический», в котором рост технологичности производства (капиталовооруженности) сохранится на фоне институционального застоя (нулевые темпы роста БИИР); «институциональный», в котором наоборот продолжится рост эффективности институтов на фоне прекращения модернизации производства; депрессивный, предполагающий резкое (4-кратное) сокращение темпов научно-технического прогресса (капиталовооруженности) и заметное ухудшение (на –0,3% в год) качества институтов (БИИР). Проведенные расчеты показали, что инерционный вариант развития страны несет в себе большой потенциал роста российской экономики. Если бы стране удалось сохранить тот режим роста, который сложился в 2000–2013 гг., то уже через 10 лет она смогла бы увеличить ВВП более чем в полтора раза. При этом при всей важности институционального прогресса для России гораздо важнее прогресс технологический. Приостановка регулярного поступления инвестиций в основной капитал стране обойдется в 3 раза «дороже», чем институциональный застой. Однако сохранение позитивной динамики хотя бы одного фактора для России способно предотвратить масштабную рецессию, позволяя национальной экономике развиваться вполне допустимыми темпами. Расчеты показывают также, что сопротивляемость российской экономики кризисным явлениям довольно высока. Даже в рамках депрессивного сценария, предполагающего деградацию институтов и очень медленное совершенствование технологической базы, страна способна поддерживать положительные темпы экономического роста.

11. Проведенное исследование показывает, что у России имеются скрытые институциональные резервы, которые могут позволить ей пройти кризис без катастрофических провалов в основных показателях. Для уяснения этих возможностей были рассмотрены два параметра – рентабельность экономики и ставка рефинансирования, а также их разница (избыточная рентабельность) и сумма (потенциальная рентабельность). Анализ показывает, что развитые страны мира отличаются более низкими процентными ставками по сравнению с постсоветскими государствами. Например, Россия в 2013 г. поддерживала ставку рефинансирования, превышавшую данный параметр в США, Великобритании и Германии соответственно в 33,8, 16,5 и 14,2 раза. По этому параметру Россия уступала только Белоруссии, где наблюдались все признаки монетарного волюнтаризма. При этом неспособность постсоветских государств поддерживать низкую ставку рефинансирования отнюдь не является фатальной. Пример Киргизии, которая всего лишь за 2 года снизила свою ставку на 7,7 п.п., доведя ее до «разумного» уровня в 3%, убедительно говорит о том, что политикой низких процентных ставок может овладеть практически любая страна. Тем самым в настоящий момент Россия обладает определенным регулятивным резервом в части либерализации монетарного регулирования для поддержки экономической активности.

12. Расчеты показывают, что «потенциальная» рентабельность в России всегда была на относительно высоком уровне, превосходя по этому показателю развитые страны мира. Это означает, что либеральная корректировка монетарной политики Центрального банка страны может обеспечить работу национальной экономики на достаточно высоком уровне эффективности. Тем самым Россия, как и все постсоветские страны, обладает достаточно большими внутренними резервами, предопределяющими ее высокую сопротивляемость кризисным явлениям. Учитывая, что показатель рентабельности характеризует внутренние технологические возможности экономики, а процентная ставка – стимулирующую способность институтов, институциональный фактор посредством ставки рефинансирования может стать ведущим, стимулировав рентабельность производства и вовлекая технологические резервы. Эффективно сопрягаясь, эти два фактора способны обеспечить такое развитие экономики, когда институциональный фактор в кризисный период способен превратиться из вспомогательного в основной.

БИБЛИОГРАФИЯ

  • Аджемоглу Д., Робинсон Дж. (2015). Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты. М.: Издательство АСТ.
  • Балацкий Е.В. (2015). Институциональные факторы экономического роста// «Мир России», №2.
  • Балацкий Е.В., Екимова Н.А. (2011). Налогово-бюджетная политика и экономической рост//«Общество и экономика», № 4–5.
  • Балацкий Е.В., Екимова Н.А. (2015). Эффективность институционального развития России: альтернативная оценка// «Terra Economicus», Том 13, №4.
  • Барсукова С.Ю. (2015). Эссе о неформальной экономике, или 16 оттенков серого. М.: Изд. дом Высшей школы экономики.
  • Барсукова С., Леденева А. (2014). От глобальной коррупционной парадигмы к изучению неформальных практик: различие в подходах аутсайдеров и инсайдеров// «Вопросы экономики», № 2.
  • Брузис М. (2010). Используемые критерии и методология. [Электронный ресурс]. URL: http://www.promreview.net/moskva/5-ispolzuemye-kriterii-i-metodologiya (дата обращения: 20.10.2015).
  • Булин Д. (2014). Индекс свободы экономики: Россия рядом с Бурунди// «Русская служба ВВС», 14.01.2014. [Электронный ресурс]. URL: http://www.bbc.com/russian/business/2014/01/140114 _economic_freedom_index_2014 (дата обращения: 21.10.2015).
  • Ганеева С. (2014). В опубликованном рейтинге Всемирного банка Россия поднялась на две позиции и заняла 62-ю строку/ Единый информационный инвестиционный портал города Москвы, 30.10.2014.
  • Дзоло Д. (2010). Демократия и сложность: реалистический подход. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2010.
  • Доннер С., Хартманн Х. (2010). Индекс трансформации: введение. [Электронный ресурс]. URL: http://www.promreview.net/moskva/1-indeks-transformatsii-vvedenie (дата обращения: 20.10.2015).
  • Карташов Г.Р. (2006). Экономический рост и качество институтов ресурсоориентированных стран/ Препринт #BSP/2006/82. М.: Российская Экономическая Школа, 2006.
  • Кузьмин В. (2008). Роль США в осуществлении «цветных революций» в зарубежных странах. [Электронный ресурс]. URL: http://pentagonus.ru/publ/19-1-0-822 (дата обращения: 21.10.2015).
  • Куряев А. (2002). Макро: Индекс свободы// «Ведомости», 10.07.2002. [Электронный ресурс]. URL: http://www.vedomosti.ru/newspaper/articles/2002/07/10/makro-index-svobody (дата обращения: 21.10.2015).
  • Кухта П. (2013). Борьба за рейтинг Doing Business// «LB.ua», 01.08.2013. [Электронный ресурс]. URL: http://economics.lb.ua/business/2013/08/01/216928_borbareyting doing_business.html (дата обращения: 21.10.2015).
  • Лапин Н.И. (2012). Человеческие измерения модернизации России в международном контексте// «Инновационная экономика», 2012, №5.
  • Натхов Т.В., Полищук Л.И. (2011). Распределение талантов и качество институтов. [Электронный ресурс]. URL: http://www.civisbook.ru/files/File/Natkhov_Polishuk.pdf. (дата обращения: 21.10.2015).
  • Норт Д. (2010). Понимание процесса экономических изменений. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ.
  • Норт Д., Уоллис Дж., Уэбб С., Вайнгаст Б. (2012). В тени насилия: уроки для обществ с ограниченным доступом к политической и экономической деятельности. Докл. к XIII апрельской международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества, Москва, 3–5 апр. 2012 г. М.: Изд. дом Высшей школы экономики.
  • Паласиос-Уэрта И. (ред.) (2016). Через 100 лет: ведущие экономисты предсказывают будущее. М.: Изд-во Института Гайдара.
  • Пашкова С. (2014). Правительство одобрило план по улучшению позиций Казахстана в рейтинге Doing Business// Интернет-журнал «Vласть», 25.02.2014. [Электронный ресурс]. URL: http://vlast.kz/novosti/pravitelstvo_odobrilo_plan_po_ uluchsheniju_pozicij_kazahstana_v_rejtinge_doing_business-4563. html (дата обращения: 21.10.2015).
  • Петров Н., Титков А. (2013). Рейтинг демократичности регионов Московского Центра Карнеги: 10 лет в строю. [Электронный ресурс]. URL: http://carnegieendowment.org/ files/CP_Petrov_Rus_2013.pdf (дата обращения: 21.10.2015).
  • Плискевич Н.М. (2012). Модернизация глазами китайских ученых-социологов// «Экономическая наука современной России», №4(59).
  • Полтерович В.М. (1999). Институциональные ловушки и экономические реформы// «Экономика и математические методы», Т.35, №2.
  • Полтерович В.М. (2007). Элементы теории реформ. М.: Издательство «Экономика».
  • Попов О. (2006). Американский закон «о распространении демократии» и «цветные» революции/ Информационно-аналитическая служба «Русская народная линия». [Электронный ресурс]. URL: http://ruskline.ru/monitoring_smi/2006/01/18/ amerikanskij_zakon_o_rasprostranenii_demokratii_i_cvetnye_revolyucii/ (дата обращения: 21.10.2015).
  • Свалехен М. (2007). Экономическая свобода, коррупция и рост. [Электронный ресурс]. URL: http://www.inliberty.ru /library/221-ekonomicheskaya-svoboda-korrupciya-inbsprost (дата обращения: 20.10.2015).
  • Сильченкова С.В. (2014). Масштабы коррупции и индекс ее восприятия/ «Современные научные исследования и инновации», №9. [Электронный ресурс]. URL: http://web.snauka.ru /issues/2014/09/38696 (дата обращения: 21.10.2015).
  • Ухов И. (2014). Рейтинг выдуманной коррупции/ Ридус. Агентство гражданской журналистики. 05.12.2014 [Электронный ресурс]. URL: http://www.ridus.ru/news/173391 (дата обращения: 20.10.2015).
  • Федотова В.Г. (2012). Теорема Томаса китайской модернизации// «Вопросы философии», №6. [Электронный ресурс]. URL: http://vphil.ru/index.php?option=com_content& task=view&id=550 (дата обращения: 21.10.2015).
  • Фрейнкман Л.М., Дашкеев В.В., Муфтяхетдинова М.Р. (2009). Анализ институциональной динамики в странах с переходной экономикой. М.: ИЭПП.
  • Чуркин В.И. (2013). Индекс экономической свободы. Анализ и рекомендации// «Научно-технические ведомости СПбГПУ. Экономические науки», №6-1(185).
  • Шукенов А. (2009). В погоне за рейтингом/ Центр деловой информации «Капитал» [Электронный ресурс]. URL: http://kapital.kz/archive/14197/v-pogone-za-rejtingom.html (дата обращения: 21.10.2015).
  • Юревич А.В., Ушаков Д.В., Цапенко И.П. (2009). Количественная оценка макропсихологического состояния современного российского общества [Электронный ресурс]// «Психологические исследования: электронный научный журнал», №2(4). URL: http://psystudy.ru (дата обращения: 20.09.2015).
  • Djankov S., La Porta R., Lopez-de-Silanes F., Shleifer A. (2002). The regulation of entry// «The quarterly journal of economics», Vol. CXVII, No 1. [Электронный ресурс]. URL: http://russian.doingbusiness.org/~/media/ GIAWB/ Doing%20Business/Documents/Methodology/Supporting-Papers/DB-Methodology-Regulation-of-Entry.ashx (дата обращения: 21.10.2015).
  • Glaeser E.L., La Porta R., Lopez-de-Silanes F., Shleifer A. (2004). Do Institutions Cause Growth?// NBER, Working Paper, #10568, 2004.
  • Kaufmann D., Kraay A., Mastruzzi M. (2010). The Worldwide Governance Indicators: Methodology and Analytical Issues. [Электронный ресурс]. URL: http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm? abstract_id=1682130 (дата обращения: 21.10.2015).
  • La Porta R., Lopes-de-Silanes F., Shleifer A., Vishny R. (1998). Law and Finance// «Journal of Political Economy», Vol.106, №6.
  • Manning N., Mukherjee R., Gokcekus O. (2000). Public Officials and Their Institutional Environment: An analytical model for assessing the impact of institutional change on public sector performance. [Электронный ресурс]. URL: http://www1.worldbank.org/ publicsector/civilservice/wps2427.pdf (дата обращения: 21.10.2015).
  • Olson R. (2014). Using of Economic Freedom: A Practical Guide. [Электронный ресурс]. URL: http://www.heritage.org/research/ reports/2014/04/using-the-index-of-economic-freedom-as-guide (дата обращения: 21.10.2015).
  • Popov V. (2011). Developing New Measurements of State Institutional Capacity// «PONARS Eurasia Policy Memo», No.158, May 2011. 2011.
  • Popov V. (2014). Mixed Fortunes. An Economic History of China, Russia, and the West. Oxford University Press, 2014.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Таблица 1. Российские индикаторы институциональной среды.

Организация Наименование индикатора Цель оценки Периодичность
Глобальные исследования
1 МГИМО совместно с Институтом общественного проектирования и журналом «Эксперт» Политический атлас современности Многомерная классификация 192 стран мира 2005
2 Национальное рейтинговое агентство Рейтинг кредитоспособности суверенных государств Оценка способности суверенных государств своевременно и в полном объеме выполнять свои долговые обязательства 1 раз в 6 месяцев с 2008
Региональные исследования
3 Органы исполнительной власти Оценка эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации Комплексная оценка эффективности деятельности органов власти субъектов РФ в экономической, социальной и управленческой сферах ежегодно
4 Органы исполнительной власти Оценка эффективности деятельности руководителей федеральный органов и высших должностных лиц субъектов РФ Оценка эффективности федеральной и региональной власти по созданию условий ведения предпринимательской деятельности ежегодно
5 Агентство стратегических инициатив (АСИ), Министерство экономического развития РФ, «Деловая Россия», «Опора России», Российский союз промышленников и предпринимателей, Торгово-промышленная палата РФ Национальный рейтинг состояния инвестиционного климата в субъектах РФ Оценка эффективности усилий органов региональной власти по созданию благоприятных условий ведения бизнеса и улучшению состояния инвестиционного климата региона 2014 2015
6 Рейтинговое агентство «Эксперт РА» Рейтинг инвестиционной привлекательности регионов РФ Оценка инвестиционного климата региона 1996–2014
7 Общероссийская общественная организация малого и среднего предпринимательства «Опора России» совместно с банком «Промсвязьбанк» Индекс Опоры RSBI (Russia Small Business Index) Индекс бизнес-ожиданий малого и среднего предпринимательства ежеквартально с 2014
8 Общероссийская общественная организация малого и среднего предпринимательства «Опора России» Предпринимательский климат в России: ИНДЕКС ОПОРЫ Индекса условий для развития малого и среднего бизнеса 2006 2008 2012
9 Всероссийский центр исследования общественного мнения (ВЦИОМ) Индекс одобрения деятельности государственных институтов Оценить степень доверия общества к деятельности государственных институтов еженедельно с 2006 г.
10 Индекс социального самочувствия Выявить соотношение позитивных и негативных настроений в обществе ежемесячно с 2005 г.
11 Индекс социальных настроений Оценить отношение россиян к ситуации в стране / в личной жизни ежемесячно с 2015 г.
12 Индекс потребительского доверия Оценить готовность россиян к совершению крупных покупок ежемесячно с 2009 г. ежеквартально с 2011
13 Институт психологии и Институт мировой экономики и международных отношений РАН Индекс макропсихологичес-кого состояния общества Оценить уровень психологического настроения общества 1990–2005
14 Московский Центр Карнеги Рейтинг демократичности регионов Оценка уровня демократичности регионов России 1991–2001
2001–2011
15 Национальное рейтинговое агентство Рейтинг инвестиционной привлекательности субъектов РФ Оценка инвестиционной привлекательности региона как совокупности ряда факторов 2013
2014

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

Таблица 1. Показатели рейтинга БИИР, 2013 год.

  По­каза­тели Герма­ния США Вели­ко­брита­ния Кирги­зия Укра­ина Рос­сия Арме­ния Бела­русь
П1.1 Совокупный государственный долг/ВВП, % 25,6 0,0 15,5 55,4 60,6 86,4 60,8 62,9
П1.2 Коэффициент миграционного прироста, чел/ 10000 чел 100,0 87,5 79,6 51,1 65,6 75,8 0,0 69,6
П1.3 Население/преступление, человек/преступление 6,4 15,3 4,3 100,0 38,1 30,6 77,6 46,2
П1 Индекс политической стабильности 44,0 34,3 33,1 68,8 54,8 64,3 46,1 59,6
П2.1 Срок правления главы государства, лет 75,0 93,8 100,0 100,0 100,0 68,8 87,5 0,0
П2.2 Число общественных организаций, политических партий и НКО / 1000 человек населения 90,9 55,2 32,3 36,9 100,0 8,9 17,3 3,4
П2.3 Наличие доступа к Интернету в домашних хозяйствах, % от общего числа домохозяйств 93,5 93,8 100,0 26,1 46,5 76,9 51,6 60,4
П2 Индекс политических свобод 86,5 80,9 77,4 54,3 82,2 51,6 52,1 21,3
П ИНДЕКС ЭФФЕКТИВНОСТИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ 65,2 57,6 55,3 61,6 68,5 57,9 49,1 40,4
Э1.1 Перепад валютного курса, % 95,8 95,8 93,8 97,7 100,0 93,9 98,0 94,3
Э1.2 Инфляция,% 97,0 97,1 96,3 92,9 98,8 88,7 91,8 68,9
Э1.3 Уровень безработицы (безработные к численности экономически активного населения соответствующей возрастной группы), % 71,7 59,8 58,7 58,7 53,3 69,0 12,0 97,3
Э1 Индекс экономической стабильности 88,2 84,2 83,0 83,1 84,0 83,9 67,3 86,8
Э2.1 Индекс Джини 62,2 99,7 63,3 95,5 54,7 83,8 77,9 59,3
Э2.2 Среднее налоговое бремя, % 42,0 48,5 1,7 45,3 36,0 8,0 37,1 31,9
Э2.3 Рентабельность-ставка рефинансирования, % 57,5 62,6 69,3 69,8 60,1 52,4 100,0 28,2
Э2 Индекс экономической свободы 53,9 70,3 44,7 70,2 50,2 48,0 71,6 39,8
Э ИНДЕКС ЭФФЕКТИВНОСТИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ 71,0 77,2 63,8 76,6 67,1 65,9 69,4 63,3
С1.1 Продолжительность жизни, лет 100,0 97,4 99,3 86,6 88,1 87,3 92,3 89,6
С1.2 Среднемесячная з/пл / Прожиточный минимум, раз 71,2 84,2 40,6 50,2 59,3 90,2 74,1 100,0
С1.3 Соотношение среднего размера назначенных пенсий со средним размером начисленной заработной платы, % 100,0 84,6 74,8 71,0 80,6 60,6 35,6 67,4
С1 Индекс социальной стабильности 90,4 88,7 71,6 69,3 76,0 79,4 67,3 85,7
С2.1 Пенсионный возраст / Продолжительность жизни 88,3 78,8 100,0 61,8 87,1 83,8 64,6 93,0
С2.2 Число поездок граждан страны за рубеж, поездок на 1000 человек 73,5 20,9 100,0 21,2 56,3 29,0 38,8 8,1
С2.3 Численность студентов, обучающихся по программам бакалавриата, специалитета, магистратуры. на 10 000 человек населения 48,3 95,4 56,3 60,2 11,4 58,6 42,5 62,2
С2 Индекс социальной свободы 70,0 65,0 85,4 47,7 51,6 57,1 48,6 54,4
С ИНДЕКС ЭФФЕКТИВНОСТИ СОЦИАЛЬНЫХ ИНСТИТУТОВ 80,2 76,9 78,5 58,5 63,8 68,3 58,0 70,1
БИИР БАЗОВЫЙ ИНДЕКС ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ 72,2 70,6 65,9 65,6 66,5 64,1 58,9 57,9

Таблица 2. Показатели рейтинга БИИР, 2012 год.

  Показатели Герма­ния США Ве­лико­брита­ния Рос­сия Укра­ина Кирги­зия Арм­ения Бела­русь
П1.1 Совокупный государственный долг/ВВП, % 23,6 0,9 17,0 87,7 63,7 52,6 62,3 62,7
П1.2 Коэффициент миграционного прироста, чел/ 10000 чел 94,6 87,4 79,7 75,8 70,5 50,7 37,3 67,8
П1.3 Население/преступление, человек/преступление 6,3 14,6 4,0 29,3 48,1 92,5 90,4 43,7
П1 Индекс политической стабильности 41,5 34,3 33,6 64,3 60,8 65,3 63,4 58,1
П2.1 Срок правления главы государства, лет 81,3 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 93,8 6,3
П2.2 Число общественных организаций, политических партий и НКО / 1000 человек населения 90,70 57,37 32,35 9,15 99,94 36,21 15,24 3,38
П2.3 Наличие доступа к Интернету в домашних хозяйствах, % от общего числа домохозяйств 91,6 88,3 97,4 71,0 37,5 24,2 43,7 44,1
П2 Индекс политических свобод 87,9 81,9 76,6 60,1 79,2 53,5 50,9 17,9
П ИНДЕКС ЭФФЕКТИВНОСТИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ 64,7 58,1 55,1 62,2 70,0 59,4 57,1 38,0
Э1.1 Перепад валютного курса, % 94,2 94,0 96,3 90,9 99,9 98,2 95,6 95,9
Э1.2 Инфляция,% 96,1 96,8 94,9 88,6 100,0 87,0 87,9 0,0
Э1.3 Уровень безработицы (безработные к численности экономически активного населения соответствующей возрастной группы), % 70,7 56,0 56,5 69,0 56,0 58,2 6,0 97,3
Э1 Индекс экономической стабильности 87,0 82,3 82,6 82,9 85,3 81,1 63,2 64,4
Э2.1 Индекс Джини 59,3 100,0 65,6 83,8 51,9 88,0 77,9 59,7
Э2.2 Среднее налоговое бремя, % 42,6 49,5 0,0 5,4 32,7 45,9 40,9 31,6
Э2.3 Рентабельность-ставка рефинансирования, % 57,5 62,5 69,1 54,7 50,5 54,1 95,3 18,1
Э2 Индекс экономической свободы 53,1 70,6 44,9 48,0 45,0 62,7 71,4 36,4
Э ИНДЕКС ЭФФЕКТИВНОСТИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ 70,0 76,4 63,7 65,4 65,1 71,9 67,2 50,4
С1.1 Продолжительность жизни,лет 99,8 97,2 99,2 86,7 87,9 86,4 91,7 89,6
С1.2 Среднемесячная з/пл / Прожиточный минимум, раз 78,9 84,0 41,5 92,5 58,7 50,0 87,6 90,1
С1.3 Соотношение среднего размера назначенных пенсий со средним размером начисленной заработной платы, % 99,0 84,6 74,8 60,6 74,1 71,2 37,7 71,2
С1 Индекс социальной стабильности 92,6 88,6 71,8 80,0 73,6 69,2 72,3 83,6
С2.1 Пенсионный возраст / Продолжительность жизни 87,9 78,3 99,6 81,1 86,1 60,7 62,0 93,0
С2.2 Число поездок граждан страны за рубеж, поездок на 1000 человек 73,6 20,8 97,2 25,0 50,7 22,9 34,4 5,6
С2.3 Численность студентов, обучающихся по программам бакалавриата, специалитета, магистратуры. на 10 000 человек населения 55,2 97,5 59,3 63,2 11,2 63,8 44,4 67,6
С2 Индекс социальной свободы 72,2 65,5 85,3 56,5 49,3 49,1 46,9 55,4
С ИНДЕКС ЭФФЕКТИВНОСТИ СОЦИАЛЬНЫХ ИНСТИТУТОВ 82,4 77,1 78,6 68,2 61,4 59,2 59,6 69,5
БИИР БАЗОВЫЙ ИНДЕКС ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ 72,4 70,5 65,8 63,5 65,5 65,3 61,4 52,6

Таблица 3. Показатели рейтинга БИИР, 2011 год.

  Показатели Герма­ния США Ве­лико­брита­ния Рос­сия Укра­ина Кирги­зия Арм­ения Бела­русь
П1.1 Совокупный государственный долг/ВВП, % 24,9 4,1 20,8 88,7 64,4 52,2 65,4 55,6
П1.2 Коэффициент миграционного прироста, чел/ 10000 чел 85,9 91,6 79,8 77,1 63,2 7,5 51,5 68,2
П1.3 Население/преступление, человек/преступление 6,4 14,4 3,1 28,0 41,5 85,7 85,9 33,8
П1 Индекс политической стабильности 39,1 36,7 34,6 64,6 56,4 48,5 67,6 52,5
П2.1 Срок правления главы государства, лет 87,5 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 12,5
П2.2 Число общественных организаций, политических партий и НКО / 1000 человек населения 88,4 58,2 32,2 9,4 97,6 35,6 14,4 3,2
П2.3 Наличие доступа к Интернету в домашних хозяйствах, % от общего числа домохозяйств 90,5 77,6 95,1 63,3 32,0 22,3 35,6 35,4
П2 Индекс политических свобод 88,8 78,6 75,8 57,6 76,5 52,6 50,0 17,1
П ИНДЕКС ЭФФЕКТИВНОСТИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ 64,0 57,7 55,2 61,1 66,4 50,6 58,8 34,8
Э1.1 Перепад валютного курса, % 92,0 92,2 95,5 89,8 99,6 96,3 96,6 0,0
Э1.2 Инфляция,% 95,5 94,6 92,1 89,4 91,9 90,1 84,3 10,1
Э1.3 Уровень безработицы (безработные к численности экономически активного населения соответствующей возрастной группы), % 67,9 51,6 56,0 63,6 58,2 57,1 0,0 96,7
Э1 Индекс экономической стабильности 85,2 79,5 81,2 80,9 83,2 81,2 60,3 35,6
Э2.1 Индекс Джини 60,7 100,0 67,7 87,4 55,1 80,0 77,7 59,5
Э2.2 Среднее налоговое бремя, % 44,1 50,9 0,3 6,7 33,1 51,2 44,5 35,0
Э2.3 Рентабельность-ставка рефинансирования, % 57,0 61,4 69,4 56,1 51,5 67,8 96,6 37,4
Э2 Индекс экономической свободы 53,9 70,8 45,8 50,0 46,6 66,3 72,9 44,0
Э ИНДЕКС ЭФФЕКТИВНОСТИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ 69,5 75,1 63,5 65,5 64,9 73,7 66,6 39,8
С1.1 Продолжительность жизни, лет 99,6 97,1 99,0 86,2 87,6 85,9 91,6 87,1
С1.2 Среднемесячная з/пл / Прожиточный минимум, раз 79,0 83,5 42,7 84,5 58,2 42,9 67,3 81,0
С1.3 Соотношение среднего размера назначенных пенсий со средним размером начисленной заработной платы, % 99,5 89,4 74,2 62,8 78,3 74,1 44,8 58,5
С1 Индекс социальной стабильности 92,7 90,0 72,0 77,8 74,7 67,6 67,9 75,5
С2.1 Пенсионный возраст / Продолжительность жизни 87,0 77,9 98,7 79,0 85,0 58,5 61,5 83,0
С2.2 Число поездок граждан страны за рубеж, поездок на 1000 человек 72,3 20,4 98,3 22,1 46,6 15,9 25,6 3,6
С2.3 Численность студентов, обучающихся по программам бакалавриата, специалитета, магистратуры. на 10 000 человек населения 50,7 100,0 59,5 67,7 10,2 67,4 43,5 70,2
С2 Индекс социальной свободы 70,0 66,1 85,5 56,3 47,3 47,3 43,5 52,3
С ИНДЕКС ЭФФЕКТИВНОСТИ СОЦИАЛЬНЫХ ИНСТИТУТОВ 81,3 78,1 78,8 67,1 61,0 57,4 55,7 63,9
БИИР БАЗОВЫЙ ИНДЕКС ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ 71,6 70,3 65,8 60,6 64,1 64,6 60,4 46,2

АННОТАЦИЯ И КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА

Аннотация. В монографии предлагается альтернативный измеритель эффективности институтов – базовый индекс институционального развития (БИИР). Данный инструмент апробирован на примере восьми государств мира – США, Германии, Великобритании, Белоруссии, Украины, Киргизии, Армении и России. Расчеты позволили установить наличие европейской (континентальной) и атлантической (англо-саксонской) моделей институционального строительства. Показано, что все страны с переходной экономикой сначала обеспечивают основательные институциональные гарантии и лишь потом приступают к обеспечению институциональных свобод. Построенный БИИР успешно прошел макроэкономическое тестирование посредством его встраивания в обобщенную производственно-институциональную модель экономического роста. Раскрыты тенденции в институциональной эффективности России, показаны сильные и слабые стороны реализованной российской институциональной модели развития национальной экономики.

Ключевые слова: индекс институционального развития, эффективность институтов, институциональные гарантии, институциональные свободы, модель экономического роста.

TITLE, ABSTRACT, KEYWORDS

Evaluation of the institutional development of Russia

Abstract. The monograph proposes an alternative measure of efficiency of institutions – the base index of institutional development (BIID). This tool was tested on the example of eight States of the world – the USA, Germany, The United Kingdom of Great Britain, Belarus, Ukraine, Kyrgyzstan, Armenia and Russia. The calculations have allowed to establish the existence of the European (continental) and Atlantic (Anglo-Saxon) models of institution building. It is shown that at first all the transition countries provide solid institutional guarantee and only then begin to bring about institutional freedoms. BIID successfully passed macroeconomic test by its embedding in a generic industrial-institutional model of economic growth. Disclosed trends in institutional effectiveness, the strengths and weaknesses of of the Russian institutional model are shown.

Keywords: index of institutional development, efficiency of institutions, institutional guarantees, institutional freedom, model of economic growth.

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Балацкий Евгений Всеволодович — доктор экономических наук, профессор, директор Центра макроэкономических исследований Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, главный научный сотрудник Центрального экономико-математического института Российской академии наук (ЦЭМИ РАН)

Doctor of Economics (DSc), Professor, Director of The Macroeconomic Research Center, The Financial University under the Government of the Russian Federation, Leading Staff Scientist at the Central Economics and Mathematics Institute of the Russian Academy of Sciences (CEMI RAS)

e-mail: evbalatsky@inbox.ru

Екимова Наталья Александровна - — кандидат экономических наук, доцент, ведущий научный сотрудник Финансового университета при Правительстве Российской Федерации

Candidate of Economics (PhD), Associate Professor, Leading Staff Scientist at the Financial University under the Government of the Russian Federation

e-mail: n.ekimova@bk.ru





Научное издание

Е. Балацкий
Н. Екимова



ОЦЕНКА ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ

Рецензенты

Доктор экономических наук, профессор А.Б.Виссарионов

Доктор экономических наук, профессор А.А.Туровский






  1. — Постановление Правительства РФ от 15.04.2014 №295 «Об утверждении государственной программы Российской Федерации «Развитие образование» на 2013-2020 годы»
  2. — Постановление Правительства РФ от 15.04.2014 №302 «Об утверждении государственной программы Российской Федерации «Развитие физической культуры и спорта»
  3. — Постановление Правительства РФ от 15.04.2014 №317 «Об утверждении государственной программы Российской Федерации «Развитие культуры и туризма» на 2013-2020 годы»
  4. — Постановление Правительства РФ от 15.04.2014 №294 «Об утверждении государственной программы Российской Федерации «Развитие здравоохранения»
  5. — Постановление Правительства РФ от 15.04.2014 №316 «Об утверждении государственной программы Российской Федерации «Экономическое развитие и инновационная экономика»
  6. — Министерство экономического развития Российской Федерации. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  7. — Указ Президента РФ от 21.08.2012 №1199 «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации»
  8. — Постановление Правительства РФ от 03.11.2012 №1142 «О мерах по реализации Указа Президента Российской Федерации от 21 августа 2012 г. №1199 «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации»
  9. — Доклад о комплексной оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации по итогам 2013 года. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  10. — Правительство России. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  11. — Постановление Правительства РФ от 03.11.2012 №1142 «О мерах по реализации Указа Президента Российской Федерации от 21 августа 2012 г. №1199 «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации»
  12. — Распоряжение Правительства РФ от 10.04. 2014 №570-р «Об утверждении перечней показателей оценки эффективности деятельности и методик определения целевых значений показателей оценки эффективности деятельности руководителей органов исполнительной власти по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности (до 2018 года)»; Приказ Минэкономразвития России от 15.05.2014 №266 «Об утверждении методики расчета значений показателей оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности, в отношении которых Минэкономразвития России является федеральным органом исполнительной власти, ответственным за предоставление информации о достигнутых значениях показателей»; Приказ Росстата от 21.02.2013 №70 «Об утверждении методик расчета показателей оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности»; Приказ Минрегионразвития РФ от 28.03.2013 №105 «Об утверждении методик расчета показателей оценки эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполнительной власти и высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности»
  13. — Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 №6-ФКЗ, от 30.12.2008 №7-ФКЗ, от 05.02.2014 №2-ФКЗ, от 21.07.2014 №11-ФКЗ)
  14. — Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001–2010)/ Пер. с англ. под общей редакцией Н.И. Лапина. М.: Издательство «Весь мир», 2011.
  15. — Центр гуманитарных технологий: Информационно-аналитический портал. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  16. — Там же
  17. — Фонд Bertelsmann. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  18. Фонд Bertelsmann. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  19. — Transformation Index BTI. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  20. — Transformation Index BTI. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  21. — BTI 2014/ Russia Country Report. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015); Фонд Бертельсманна: Россия вошла в число автократических государств. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  22. Transformation Index BTI. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  23. Трансперенси Интернешнл Россия. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  24. Трансперенси Интернешнл Россия. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  25. Трансперенси Интернешнл Россия. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  26. Freedom in the World. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  27. Freedom in the World. Methodology. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Nations in Transit. Country reports. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.09.2015)
  28. Снова про коррумпированную коррумпированность России// «LiveJournal», 20.02.2011 [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  29. Трансперенси Интернешнл Россия. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015)
  30. В России появится свой индекс коррупции/ Общественно-политическая газета «Труд». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  31. Doing Business. Оценка бизнес регулирования. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  32. Doing Business in 2004: Understanding regulation. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  33. — Указ Президента РФ от 07.05.2012 №596 «О долгосрочной государственной экономической политике»
  34. — Распоряжение Правительства РФ от 10.04. 2014 №570-р «Об утверждении перечней показателей оценки эффективности деятельности и методик определения целевых значений показателей оценки эффективности деятельности руководителей органов исполнительной власти по созданию благоприятных условий ведения предпринимательской деятельности (до 2018 года)»
  35. Национальная предпринимательская инициатива «Улучшение инвестиционного климата в Российской Федерации». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  36. Национальная стратегия устойчивого социально-экономического развития Республики Беларусь на период до 2030 года [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  37. Doing Business 2006: Creating jobs. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Doing Business 2014: Understanding regulations for small and medium-size enterprises. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Doing Business 2015: Going beyond efficiency. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  38. Index of Economic Freedom. Methodology. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  39. Doing Business 2015: Going beyond efficiency. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  40. Куда расти России, если не будет рейтинга Doing Business// «РИА Новости», 25.06.2013. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  41. Doing Business. Оценка бизнес регулирования. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  42. Worldwide Governance Indicators. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  43. — Там же
  44. Worldwide Governance Indicators. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  45. Worldwide Governance Indicators. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  46. Worldwide Governance Indicators. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  47. Worldwide Governance Indicators. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  48. Worldwide Governance Indicators. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  49. Worldwide Governance Indicators. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  50. — Распоряжение Правительства РФ от 10.06.2011 №1021-р «Об утверждении Концепции снижения административных барьеров и повышения доступности государственных услуг на 2011-2013 годы и Плана мероприятий по реализации указанной Концепции»
  51. Index of Economic Freedom. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  52. Index of Economic Freedom. Methodology. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  53. Index of Economic Freedom. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  54. The Economist Intelligence Unit. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  55. Democracy Index 2014. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  56. Democracy Index 2014. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  57. Признаки демократии: как граждане потеряли политическую власть в США. Аналитический доклад/ Фонд открытой новой демократии. Москва, 2014. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  58. Признаки демократии: как граждане потеряли политическую власть в США. Аналитический доклад/ Фонд открытой новой демократии. Москва, 2014. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  59. Freedom House. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  60. Freedom in the World. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  61. Freedom of the Press. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  62. Freedom of the Net. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  63. Nations in Transit. Country reports. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.09.2015)
  64. The Economist Intelligence Unit. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  65. Финансовый отчет «Freedom House» за 2014 г. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  66. Freedom in the World. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Freedom of the Press. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  67. Nations in Transit. Country reports. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.09.2015)
  68. — Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001–2010)/ Пер. с англ. под общей редакцией Н.И. Лапина. М.: Издательство «Весь мир», 2011.
  69. — Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001–2010)/ Пер. с англ. под общей редакцией Н.И. Лапина. М.: Издательство «Весь мир», 2011, стр. 119
  70. — Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001–2010)/ Пер. с англ. под общей редакцией Н.И. Лапина. М.: Издательство «Весь мир», 2011.
  71. — Политический атлас современности: Опыт многомерного статистического анализа политических систем современных государств. М.: Изд-во «МГИМО – Университет», 2007.
  72. Рейтинговое агентство «Эксперт РА». Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  73. Рейтинговое агентство «Эксперт РА». Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  74. Агентство стратегических инициатив. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  75. Инвестиционный портал регионов России. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  76. Рейтинговое агентство «Эксперт РА». Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  77. — Опора России. Общероссийская общественная организация малого и среднего предпринимательства. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  78. — Там же
  79. Всероссийский центр изучения общественного мнения. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  80. — Там же
  81. Всероссийский центр изучения общественного мнения. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  82. Всероссийский центр изучения общественного мнения. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  83. Всероссийский центр изучения общественного мнения. Официальный сайт. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  84. Национальное рейтинговое агентство. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  85. Национальное рейтинговое агентство. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  86. — Социальный атлас российских регионов: Индекс демократичности. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  87. — Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001–2010)/ Пер. с англ. под общей редакцией Н.И. Лапина. М.: Издательство «Весь мир», 2011.
  88. OECD iLibrary. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); IMF eLIBRARY. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); The World Bank. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Федеральная служба государственной статистики. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Государственная служба статистики Украины. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Bureau of Labor Statistics. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Bureau of Economic Analysis. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Office for National Statistics. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Национальный статистический комитет Республики Беларусь. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Национальный статистический комитет Кыргызской Республики. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015); Национальная статистическая служба Республики Армения. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 21.10.2015)
  89. — Нами сознательно откидывался 1999 г., так его включение «ломало» эконометрическую зависимость. На наш взгляд, это связано с тем обстоятельством, что 1999 год был переходным, когда траектория спада сменилась на траекторию экономического роста. В этом году новый режим еще до конца не оформился, в связи с чем возникают трудности при идентификации эконометрической зависимости. Для включения этого года можно было бы воспользоваться дамми-переменной, однако для осуществляемого тестирования данный год не имеет принципиального значения, в связи с чем мы и ограничились более коротким ретроспективным периодом.
  90. — Распоряжение Правительства РФ от 17.11.2008 №1662-р «О Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года», раздел IV


Официальная ссылка на книгу:

Балацкий Е.В., Екимова Н.А. Оценка институционального развития России. М.: «Перо», 2016. - 263 стр.

16080
87
Добавить комментарий:
Ваше имя:
Отправить комментарий
Публикации
В статье рассматривается институт ученых званий в России, который относится к разряду рудиментарных или реликтовых. Для подобных институтов характерно их номинальное оформление (например, регламентированные требования для получения ученого звания, юридическое подтверждение в виде сертификата и символическая ценность) при отсутствии экономического содержания в форме реальных привилегий (льгот, надбавок, должностных возможностей и т.п.). Показано, что такой провал в эффективности указанного института возникает на фоне надувающегося пузыря в отношении численности его обладателей. Раскрывается нежелательность существования рудиментарных институтов с юридической, институциональной, поведенческой, экономической и системной точек зрения. Показана опасность рудиментарного института из–за формирования симулякров и имитационных стратегий в научном сообществе. Предлагается три сценария корректировки института ученых званий: сохранение федеральной системы на основе введения прямых бонусов; сохранение федеральной системы на основе введения косвенных бонусов; ликвидация федеральной системы и введение локальных ученых званий. Рассмотрены достоинства и недостатки каждого сценария.
The article considers the opportunities and limitations of the so-called “People’s capitalism model” (PCM). For this purpose, the authors systematize the historical practice of implementation of PCM in different countries and available empirical assessments of the effectiveness of such initiatives. In addition, the authors undertake a theoretical analysis of PCM features, for which the interests of the company and its employees are modeled. The analysis of the model allowed us to determine the conditions of effectiveness of the people’s capitalism model, based on description which we formulate proposals for the introduction of a new initiative for Russian strategic enterprises in order to ensure Russia’s technological sovereignty.
The paper assesses the effectiveness of the Russian pharmaceutical industry so as to determine the prospects for achieving self–sufficiency in drug provision and pharmaceutical leadership in the domestic market, more than half of which is occupied by foreign drugs. Effectiveness is considered in terms of achievements in import substitution (catching–up scenario), and in the development of domestic drugs (outstripping scenario). A comparison of the main economic indicators for leading foreign and Russian pharmaceutical companies reflects a disadvantaged position of the latter. The governmental target setting for domestic pharmaceutical production is compromised by interdepartmental inconsistency in the lists of essential drugs. A selective analysis of the implementation of the import substitution plan by the Ministry of Industry and Trade of Russia since 2015 has revealed that, even on formal grounds, Russia still has not established a full–fledged production of many drugs (in particular, the dependence on foreign active pharmaceutical substances still remains, and there are very few domestic manufacturing companies). The premise concerning fundamental impossibility to implement the outstripping scenario is substantiated by the fact that there is an insignificant number of original drugs for which Russian developers initiated clinical trials in 2020–2022. The results obtained show that the current situation in the Russian pharmaceutical industry does not promote the achievement of drug self–sufficiency. A proposal to consolidate assets, coordinate production programs and research agendas for accelerated and full–fledged import substitution was put forward. Prospects for research in the field of import substitution are related to deepening the analysis of production indicators, increasing sales, as well as enhancing clinical characteristics of reproduced drugs compared to foreign analogues. In the sphere of analyzing the innovativeness of pharmaceutical production, it seems advisable to methodologically elaborate on identifying original drugs and include this indicator in the industry management.
Яндекс.Метрика



Loading...