Неэргодическая экономика

Авторский аналитический Интернет-журнал

Изучение широкого спектра проблем экономики

Администрация для профессоров

Указ Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 г. №599 «О мерах по реализации государственной политики в области образования и науки» выполняется с большим трудом. В данном документе поставлена задача по вхождению к 2020 году не менее пяти российских университетов в первую сотню ведущих мировых университетов. Сможет ли Россия выполнить поставленную задачу? И как с аналогичной задачей справляются китайские университеты?

Дела vs лозунги

 

Постепенно приближается время подводить итоги исторического Указа Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 г. №599 «О мерах по реализации государственной политики в области образования и науки». В данном документе, в частности, поставлена задача по вхождению к 2020 году не менее пяти российских университетов в первую сотню ведущих мировых университетов согласно мировым рейтингам. На данную программу было запланировано выделение 54 млрд. руб. из федерального бюджета. За три года – с 2013 по 2015 гг. – на проект «5–100» Правительством России уже было выделено почти 30 миллиардов рублей. В настоящий момент пройдена половина пути в 4 года до означенного пункта назначения – 2020 года. Каковы же промежуточные результаты?

Общественное движение «Обрнадзор» уже дало свою оценку данному проекту, один из пассажей которой таков: средняя стоимость роста российского вуза на 1 пункт в рейтинге QS обходится российским налогоплательщикам в 72 млн. руб. Помимо полного фиаско в выполнении проекта «5–100» «Обрнадзор» констатировал массу финансовых и организационных злоупотреблений. Однако попытаемся бросить более общий взгляд на ситуацию, сравнив достижения России в данной области с достижениями Китая. Для этого сравним число вузов Россия и Китая, вошедших в 2015 году в списки Топ–100 и Топ–150 по пяти самым известным глобальным рейтингам университетов (см. табл.).

 

Таблица. Число вузов, вошедших в список лучших университетов мира.

Рейтинг

Россия

Китай

Топ–100

Топ–150

Топ–100

Топ–150

QS

0

1

4

7

ARWU

1

1

0

4

THE

0

0

2

2

CWUR

1

1

2

2

Webometrics

0

1

4

7

 

Составленная таблица во многом обескураживает. К сожалению, кроме МГУ им. М.В.Ломоносова (кстати, не вошедшего в программу «5–100») больше ни один российский вуз не смог преодолеть границу даже Топ–150. На этом фоне китайские успехи смотрятся не только более значительными, но и более полновесными. Например, в британском рейтинге QS лучший китайский вуз не просто вошел в Топ–100, но оказался на 25-ом месте, что исключает случайный успех; еще три китайских университета получили 41-е, 51-е и 70-е места; плюс к этому три «догоняющих» вуза расположились на 110-й, 113-й и 130-й позициях. В другом британском рейтинге THE два китайских университета закрепились на 42-м и 47-м местах. Результат, очень похожий на результат QS, был получен и в испанском рейтинге Webometrics: четыре лучших вуза Китая разместились на 37-м, 48-м, 57-м и 70-м местах; «догоняющие» вузы захватили 111-е, 133-е и 137-е места. Достижения КНР в аравийском рейтинге CWUR похожи на достижения в рейтинге THE: 56-е и 78-е места в первой сотне.

Такие расклады говорят сами за себя. Фактически Китай уже достаточно прочно закрепился среди стран-лидеров высшего образования, тогда как Россия выглядит случайным субъектом на рынке глобальных университетов – если бы не МГУ, то страна вообще была бы за пределами конкуренции университетов мирового класса. Как и во всем, мы видим здесь разные стратегии двух стран: Россия – громкие заявления, федеральная поддержка, большие деньги и… слабый результат; Китай – молчаливая, спокойная работа без амбициозный заявлений и примитивной рекламы и… очень приличный результат.

 

Амбиции vs конструктивность

 

Хотелось бы обратить внимание на следующее обстоятельство, которое видно из приведенной таблицы. Из всех пяти рейтингов в первой сотне Россия смотрится лучше Китая только в одном – в ARWU, который с 2003 года составляется самими китайцами – Шанхайским университетом Shanghai Jiao Tong University. То есть китайцы скромно отдают первенство российскому МГУ перед всеми своими вузами, ставя их только во вторую сотню. Тем самым китайские ренкеры отнюдь не склонны завышать позиции своих университетов, тогда как их высокие места подтверждаются именно зарубежными аналитиками. Россия наоборот всячески хочет опротестовать «чужие» рейтинги. Для этого в 2009 г. независимым агентством «РейтОР» при консультационной поддержке МГУ был разработан российский рейтинг ведущих университетов мира «Global Universities Ranking» (GUR), в котором МГУ занял 5-е место, оттеснив Гарвардский университет на 6-е место. К сожалению, совместных сил и ресурсов МГУ и компании «РейтОР» хватило только на 1 год; больше новый рейтинг не составлялся.

Таким образом, мы видим разные стратегии оценки двух стран. Если Китай спокойно на протяжении многих лет ведет свой рейтинг, в котором очень скромно оценивает свою университетскую систему, то Россия пытается «выстрелить» хотя бы разок своим рейтингом, в котором демонстрирует откровенно абсурдные успехи в отношении своих вузов. В данном случае речь идет о государственной политике: Китай ведет учет успехов и неудач своих университетов для того, чтобы понять свои слабые места и устранить выявленные изъяны. Россия наоборот долгое время обижалась на весь мир, не делая никаких выводов в отношении своей системы образования.

Программа «5–100» несколько модифицировала реакцию отечественных вузов – теперь надо входить именно в «чужие» рейтинговые топ-листы. И что? Поняв, что войти в основные рейтинги лучших университетов не получается, отечественные вузы стали опять «хитрить». Например, Московский физико-технический институт (МФТИ), не попав в основной рейтинговый список THE, стал трубить о другом своем достижении – он вошел в Топ–100 специального приложения данного рейтинга, в котором ранжируются инженерные и технологические институты. И не беда, что в основном списке на самых высоких позициях присутствуют профильные побратимы МФТИ – различные технологические институты. А Высшая школа экономики (ВШЭ), не войдя в основной рейтинг, с аналогичной гордостью начала кичиться своим вхождением в Топ–100 другого приложения. И не беда, что в основном рейтинге присутствует в первых рядах не просто социальный вуз, а всего лишь университетский факультет в лице Лондонской школы экономики и политических наук, а огромный вуз в лице ВШЭ не смог «пробить» искомую планку. Складывается впечатление, что российские вузы всячески пытаются оправдать свои неудачи, «замещая» их какими-то странными достижениями. Китайские вузы не опустились до такой мелкой софистики.

Сегодня реформы в университетской системе России и Китая дали разные результаты и с точки зрения внутриуниверситетского администрирования. Например, в китайских вузах профессора стали одними из самых высокооплачиваемых людей страны, тогда как в России они превратились в откровенных пролетариев, заработок которых, несмотря на все централизованные усилия Правительства РФ, так и не вышли на приемлемый уровень. При этом в китайских университетах царит простое правило: администрация обслуживает профессоров и является второстепенным персоналом; именно профессура является ядром высшей школы. В России все наоборот: профессора тихо «работают» на администраторов и выступают в роли маргиналов, от которых администрация легко избавляется, как только ситуация в вузе осложняется.

Может быть, стоит получше присмотреться к методам работы китайской университетской системы и попытаться позаимствовать у нее не хватающую России тихую конструктивность?

 

Официальная ссылка на статью:

Балацкий Е.В. Администрация для профессоров// «Независимая газета», №14(6628), 2016. С.11.

3806
12
Добавить комментарий:
Ваше имя:
Отправить комментарий
Публикации
Развитие России во многом определяется решением демографического вызова, игнорирование которого может создать в долгосрочной перспективе экзистенциальную угрозу существованию страны. Именно поэтому демографический вопрос определен как стратегический приоритет России на ближайшие десятилетия. К числу наиболее амбициозных перспектив увеличения численности населения России относится заявление лидера ЛДПР Л. Слуцкого, обозначившего необходимость двукратного его увеличения в ближайшие 50 лет. Построенная в работе модель демографического роста в России позволила определить факторы, влияющие на рождаемость в стране, и рассчитать их целевые значения, необходимые для достижения цели по двукратному увеличению численности. Одним из факторов, влияющих на повышение рождаемости, является коэффициент соотношения браков и разводов, значение которого за последнее десятилетие сократилось почти в 1,5 раза. Демографическая экспансия требует почти двукратного его наращивания, что подразумевает серьезную работу по укреплению семьи и формированию образа многодетной семьи как нормы жизни общества. В настоящее время Правительством РФ активно проводится работа в направлении материальных и социальных аспектов демографической проблемы, что позволяет в краткосрочном моменте решать многие вопросы демографического вызова. Однако для формирования устойчивого роста населения в стране необходима работа с сознанием населения, ориентированная на долгосрочный горизонт планирования. В качестве мер, направленных на укрепление семьи с целью снижения количества разводов и формирования семейных ценностей как залога будущего России, в статье рассмотрены предложения по созданию и развитию Центров психологической поддержки семьи, популяризации образа семьи и многодетности и формированию семейноцентричного государства.
В статье предлагается концептуальная модель долгосрочного развития России, адекватная новым вызовам и проблемам. Методологической основой исследования является процедура системной сборки отдельных элементов долгосрочной политики в единое непротиворечивое целое, обладающее синергетическим свойством. В основу модели развития заложено три фундаментальных сквозных принципа, которые пронизывают все звенья экономической системы: эффект масштаба; принцип согласованности; расширенную модель успеха страны. Сквозные принципы не только упорядочивают стратегию развития государства, но и обозначают его конкурентные преимущества и способы достижения поставленных целей. Структура концептуальной модели развития России включает теоретический блок, состоящий из государственной идеологии, и функциональный блок, включающий такие разделы, как демография, экономика и технологии. В свою очередь блок идеологии предполагает новую государственную идеологию и определение экономического строя страны. Блок демографии предусматривает три ключевых элемента: специальную демографическую операцию для обеспечения переходного периода к демографической экспансии; демографическую экспансию на основе комплексных реформ институтов, экономики и культуры; миграционный контроль для сохранения национальной идентичности. Блок экономики включает следующие разделы: обеспечение антихрупкости экономики; многоуровневую систему селективного управления экономики; внедрение модели народного капитализма. Блок технологий подразумевает разделы: технологический рывок на существующей производственной базе; монетарные стимулы для новых производств; масштабную технологическую диффузию. Обосновывается тезис, что реализация предложенной стратегии развития позволит решить многие проблемы, в том числе те, которые не удавалось решить на протяжении предыдущего периода существования страны.
В статье проведён всесторонний анализ экономической политики администрации Дональда Трампа, обозначенной термином «трампономика». Основное внимание уделено ключевым аспектам её реализации в условиях глобальных экономических трансформаций. Рассматривается влияние протекционистской направленности политики на международные торговые отношения, включая последствия введения тарифных ограничений и пересмотра торговых соглашений. Авторы выявляют закономерности в действиях администрации Трампа, которые способствовали как росту отдельных высокотехнологичных отраслей, так и углублению структурных дисбалансов в американской экономике. Особое место в работе занимает анализ неомеркантилистских подходов, характерных для внешнеэкономического курса администрации, и их долгосрочные последствия для мировой торговли. В статье также рассматриваются институциональные преобразования, направленные на усиление национальной безопасности США и перераспределение ресурсов в пользу внутренних рынков. Авторы сопоставляют реализованные подходы с традиционными неолиберальными стратегиями, выделяя ключевые различия в их долгосрочных последствиях для экономического роста. Представлен сравнительный анализ трампономики и альтернативных экономических доктрин, таких как байденомика, что позволяет оценить влияние политико–экономических факторов на формирование национальной стратегии. Полученные результаты обобщают опыт США в условиях глобальных вызовов и могут быть полезны для стран, стремящихся адаптировать свои экономические модели. Статья предлагает перспективные направления для дальнейших исследований, включая изучение новых форм протекционизма и их роль в преодолении структурных дисбалансов мировой экономики. Научный интерес представляет рассмотрение взаимосвязи между политическими целями и экономической стратегией США в период 2016–2020 годов, а также её влияния на формирование новой глобальной парадигмы. Полученные результаты могут быть использованы для оценки аналогичных экономических курсов в других странах.
Яндекс.Метрика



Loading...