Неэргодическая экономика

Авторский аналитический Интернет-журнал

Изучение широкого спектра проблем экономики

Макрооценка ресурсной зависимости российской экономики

В монографии вводятся понятия тактической и стратегической ресурсной зависимости страны, приводятся расчеты данных индикаторов применительно к рынку нефти, газа и угля для ведущих стран-производителей указанных энергоносителей. Рассмотрены ценовые тренды в формировании долгосрочных траекторий цен на нефть, газ и уголь, выявлен эффект синхронизации потерь у стран-производителей природных ресурсов при снижении рыночных цен на один их них.

УДК 338.12; 338.34; 330.36

ББК 65.9(2Рос)

     Б 20


Рецензенты:

доктор экономических наук, профессор А.Б.Виссарионов

доктор экономических наук, профессор А.А.Туровский


Б 20 Е.В.Балацкий, А.Б.Гусев, М.А.Юревич. Макрооценка ресурсной зависимости российской экономики. М.: Издательство «Перо», 2016. – 243 с.

ISBN 978-5-906886-51-3

УДК 338.12; 338.34; 330.36

В монографии вводятся понятия тактической и стратегической ресурсной зависимости страны, приводятся расчеты данных индикаторов применительно к рынку нефти, газа и угля для ведущих стран-производителей указанных энергоносителей. Рассмотрены ценовые тренды в формировании долгосрочных траекторий цен на нефть, газ и уголь, выявлен эффект синхронизации потерь у стран-производителей природных ресурсов при снижении рыночных цен на один их них. Показано, что основная специфика России состоит в комплексности или полиресурсности поставок энергосырья на мировой рынок, тогда как отдельно по каждому ресурсу она входит во второй и третий эшелоны стран, не являющихся экспортерами-рекордсменами. Выполненный авторами прогноз ресурсной зависимости России показывает чрезвычайно быстрое ее уменьшение, что говорит об исчерпании старой ресурсной модели экономического развития. Построены эконометрические зависимости, показывающие влияние ресурсной зависимости на инвестиционную и инновационную активность национальной экономики; построена модель влияния нефтяных цен на экономический рост и доходы бюджета; определены макроэкономические условия бюджетной устойчивости. Особое внимание в книге уделено анализу новых технологий, заменяющих традиционное производство энергоресурсов и сберегающих потребление энергии. Показано, что определенную угрозу для России представляет сланцевая добыча газа, осуществляемая в США, тогда как подавляющее число остальных технологий не несет в себе большой опасности. Обозначены направления, по которым должна быть пересмотрена нынешняя промышленная политика и политика импортозамещения.

Книга может быть интересна экономистам, специалистам по макроэкономическому анализу и прогнозированию, аспирантам и студентам, специализирующимся по проблемам отраслевых рынков и экономической безопасности.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

На протяжении многих десятилетий зависимость российской экономики от внешней торговли энергоресурсами продолжает оставаться предметом повышенного внимания и политиков, и исследователей. На фоне многочисленных призывов отказаться от «нефтяной иглы» внешняя торговля нефтью, газом и углем неоднократно выручала национальную экономику России. Например, именно благодаря валютной выручке от продажи энергоресурсов в середине 2000-х годов в условиях максимально благоприятной ценовой конъюнктуры на мировом рынке энергоносителей удалось практически полностью погасить внешний государственный долг, накопленный в 1990-е годы, а также существенно повысить уровень благосостояния населения, что, в частности, выразилось в росте доходов, увеличении жилищной обеспеченности.

Сегодня стратегическая опора национальной экономики на экспорт углеводородов ограничена конъюнктурным фактором (низкими ценами на энергоносители) и фактором технологий, потенциально способных заместить полностью или в значительной степени традиционные нефть, газ и уголь. Кризис 2014–2015 годов продемонстрировал, что у России не было резервного плана развития экономики на случай реализации неблагоприятного сценария. В этой связи вопросы эффективного управления ресурсной зависимостью в краткосрочной и среднесрочной перспективе в очередной раз актуализируются, затрагивая проблемы национальной безопасности.

В настоящее время существует множество подходов к идентификации ресурсной зависимости российской экономики, однако их разрозненность и противоречивость получаемых оценок не дают однозначного ответа о приемлемости существующей ресурсной зависимость России и способах ее снижения до некоторого разумного уровня. В свете таких аналитических проблем вполне оправданной представляется разработка системы простых индикаторов тактической и стратегической ресурсной зависимости российской экономики, их апробация на реальных данных за прошедшие годы XXI века и выработка на этой основе комплекса мер государственной политики по управлению ресурсно-энергетическим потенциалом страны.

Представленная работа проводилась в рамках государственного задания Правительства Российской Федерации ГЗ-65-15 Финансовому университету на 2015 год по теме «Макрооценка и прогноз ресурсной зависимости российской экономики» (проект РК-115070810154). Предварительные результаты исследования были представлены в статье (Балацкий, Гусев, Юревич, 2015) [46]; данная монография является расширенным вариантом этой работы.

Следует подчеркнуть тот факт, что данная монография является пилотным проектом, чем вызвана ограниченность страновой выборки и динамических рядов. Если время подтвердит плодотворность авторского подхода, то нынешнее пилотное исследование может быть трансформировано в более масштабный прикладной проект.


ГЛАВА 1. ДОКТРИНА РЕСУРСНОЙ ЗАВИСИМОСТИ В ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫХ УСТАНОВКАХ И АКАДЕМИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ

1.1. Политические императивы в отношении ресурсной зависимости России на рынке энергоресурсов

Ключевая роль доходов от экспорта природных ресурсов (главным образом, нефти и газа) в финансировании бюджета РФ и обеспечении роста национальной экономики обуславливает необходимость тщательного нормативно-правого регулирования в этой сфере, а также учета указанных финансовых поступлений при составлении многих стратегических документов. Причем в течение последних двух десятков лет во многих государственных официальных документах и в высказываниях первых лиц страны прослеживается тенденция снизить эту роль или вообще слезть с «нефтяной иглы», переставив Россию на «рельсы инновационного развития».

К числу первых знаковых нормативно-правовых актов в сфере добычи и переработки природных ресурсов в истории современной России относится Постановление Правительства РФ №93 от 17.02.1992 «О неотложных мерах по нормализации положения в нефтяной и газовой промышленности республики» [8], в рамках которого были установлены ориентиры привлечения иностранных кредитов в поддержку отечественных перерабатывающих компаний и разработки новых месторождений полезных ископаемых. Правоотношения, связанные с экспортом энергоресурсов, нашли отражение в Указе Президента РФ №2213 от 26.12.1994 [14] и Постановлении Правительства РФ №353 от 16.03.1997 «Об упорядочении экспорта российской нефти» [6]. В частности, первый документ установил монополию РАО «Газпром» на поставки природного газа за границу и регламентировал освобождение от таможенных пошлин поставок, идущих на удовлетворение государственных нужд. Во втором документе также устанавливаются особые правила экспорта нефти, используемой с целью финансовой поддержки государственно значимых программ.

Важным событием в области нормативно-правового регулирования минерально-сырьевого сектора экономики стало принятие новых форм налогообложения в начале 2000-х. Существовавшие до 2002 г. платежи за пользования недрами, отчисления на воспроизводство минерально-сырьевой базы и акцизы были заменены единым налогом на добычу полезных ископаемых (НДПИ). Причиной этому послужил недостаток налоговых поступлений от вертикально-интегрированных нефтяных компаний: адвалорные налоги, базирующиеся на стоимости реализации нефти, позволяли использовать трансфертное ценообразование [50]. С введением НДПИ, согласно главе 26 Налогового кодекса РФ [17], устанавливается единая сумма отчислений за добытый объем в зависимости от различных наборов внешних факторов (мировых цен на энергоресурсы, сложности добычи сырья, степени выработки месторождений и т.д.), причем особенности учета постоянно корректируются в новых редакциях данной главы. Тарификация экспорта природных ресурсов, наоборот, почти не претерпела изменений за последние 25 лет (за исключением снижения уровня тарифа для трудноизвлекаемой нефти в 2012 г. и других незначительных корректировок).

Другим направлением нормативно-правового регулирования было и остается эффективное использование доходов от экспорта природных ресурсов. Начиная с 2007 г. последовательно принимались и признавались утратившими силу Постановления Правительства РФ о распределении таких доходов между Резервным фондом и Фондом национального благосостояния: Постановление Правительства РФ №892 от 17.12.2007 «О проведении расчетов и перечислении средств в связи с формированием и использованием нефтегазовых доходов федерального бюджета, нефтегазового трансферта, средств Резервного фонда и Фонда национального благосостояния» [7]; Постановление Правительства РФ №77 от 31.01.2009 «О внесении изменений в Правила проведения расчетов и перечисления средств в связи с формированием и использованием в соответствии с Бюджетным кодексом Российской Федерации нефтегазовых доходов федерального бюджета, нефтегазового трансферта, средств Резервного фонда и Фонда национального благосостояния» [9]. Самая последняя директива – Постановление Правительства РФ №699 от 14.08.2013 «О проведении расчетов и перечислении средств в связи с формированием и использованием дополнительных нефтегазовых доходов федерального бюджета, средств Резервного фонда и Фонда национального благосостояния» [5] – определяет последовательность распределения дополнительных нефтегазовых доходов. В первую очередь они идут на пополнение счетов Резервного фонда в соответствии с федеральным законом о федеральном бюджете. Оставшиеся средства в объеме до 50% могут быть использованы на инфраструктурные проекты и проекты национального значения. И, наконец, после финансирования этих проектов пополняется Фонд национального благосостояния. Таким образом реализуется механизм создания и поддержки новых точек роста экономики страны за счет обилия природных богатств; иными словами, происходит лечение от «голландской болезни». Насколько эффективно работает данная схема, сказать достаточно сложно, но выделение средств из Фонда национального благосостояния требует одобрения различных ведомств и инстанций и направлено, как правило, на действительно масштабные инфраструктурные проекты (ЦКАД, производство сжиженного газа в Заполярье, строительство новых веток железнодорожного сообщения и т.п.).

В этих и других документах конца 1990-х – начала 2000-х годов отчетливо видна позиция руководства РФ, согласно которой экспорт нефти и газа – это один из немногих способов поддерживать экономику страны на плаву. Однако уже в словах второго президента РФ В.В.Путина прослеживается растущее беспокойство относительно сложившейся ситуации: «Сохраняется сырьевая направленность экономики. Доходы бюджета во многом зависят от динамики мировых цен на энергоносители. Мы проигрываем в конкуренции на мировом рынке, все более и более ориентирующемся на инновационные сектора, на новую экономику – экономику знаний и технологий» [3]. В дальнейшем эта позиция не подвергалась сомнению, но в действительности меры по снижению зависимости благополучия страны от конъюнктуры цен на глобальных рынках энергоресурсов редко давали реальный эффект.

Между тем в большинстве стратегических документов значение диверсификации экономики выводилось на передний план. Например, в «Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года», утвержденной Распоряжением Правительства РФ №1662-р от 13.11.2009, обозначаются особые условия социально-экономического развития страны, в числе которых: «…сужение возможностей форсированного наращивания энергетического и сырьевого экспорта, адаптация экономики к ухудшению внешнеэкономической конъюнктуры и снижению мировых цен на нефть и сырье, а также развертыванию мирового финансового и экономического кризиса» [11]. Это обстоятельство создает потребность в создании экономики знаний и технологий, которая, согласно документу, должна к 2020 г. вносить в валовой внутренний продукт вклад, сопоставимый с нефтегазовым и сырьевыми секторами. Более того, при оптимистичном течении дел: «Потенциал вклада в ускорение темпов роста валового внутреннего продукта наукоемкой продукции и экономики знаний в 2014–2017 годах может сравняться с вкладом традиционных секторов и превысить вклад нефтегазового комплекса. К 2020 году доля нефтегазового комплекса в структуре валового внутреннего продукта сократится до 10–12 процентов (с 18,7 процента в 2007 году), а вклад сектора экономики знаний и высоких технологий увеличится до 17–19 процентов (с 10,9 процента в 2007 году)» [11]. Тем не менее, авторы Концепции подчеркивают и значимость инвестиций в сырьевой сектор экономики, а именно: 1. строительство новых трубопроводов; 2. разработку новых месторождений природных богатств; 3. совершенствование инфраструктуры; 4. разработку и внедрение перспективных технологий добычи минеральных ресурсов и др.

Очень похожие аргументы в пользу снижения ресурсной зависимости России значатся и в «Стратегии инновационного развития Российской Федерации на период до 2020 года», принятой 08.12.2011 Распоряжением Правительства РФ №2227-р. В перечне основных внешних вызовов экономики России значится: «Развитие альтернативной энергетики, появление экономически эффективных технологий добычи углеводородов из нетрадиционных источников, включая сланцы и нефтеносные пески, может привести к снижению спроса и цен на ключевые товары российского сырьевого экспорта, сокращению поступления в экономику России финансовых ресурсов, необходимых для модернизации, и, следовательно, к снижению значимости Российской Федерации в мировой политике» [13]. Согласно данному документу именно рост инновационной составляющей экономики способен снизить угрозу замещения импортируемых российских природных ресурсов альтернативными источниками энергии в европейских странах. Вместе с тем жизненно важно наращивать эффективность использования природного сырья внутри страны, развивать новые более современные способы его обработки: «Последовательное и прогнозируемое на долгосрочную перспективу ужесточение экологических, технических и санитарно-эпидемиологических требований, а также требований к энерго- и ресурсоемкости продукции (услуг) и используемых технологий, определение системы соответствующих поощрений и санкций, стимулирующих их создание и внедрение, по основным направлениям технологического развития российской экономики» [13]. Однако следует отметить, что те прогнозные значения, которые были заложены в Стратегии инновационного развития и Концепции долгосрочного социально-экономического развития, пока не сбываются. В частности, не было предсказано стремительное падение цен на нефть, произошедшее в конце 2014 г., также оказались завышены объемы экспорта нефти на фоне достаточно точного прогноза об объемах добычи «черного золота».

С началом третьего срока правления В.В.Путина внимание к проблеме ресурсной зависимости не уменьшалось, а, наоборот, обозначилось еще более четко. Так, в Послании Президента РФ Федеральному собранию в 2012 г. сказано: «Нас не может устраивать сегодняшняя ситуация, когда российский бюджет, социальная сфера фактически находятся в заложниках финансовых и сырьевых рынков других стран. Однобокая сырьевая экономика, мы об этом неоднократно говорили, не просто уязвима для внешних шоков. Главное, она не обеспечивает развитие и востребованность человеческого потенциала, не способна дать большей части нашего народа возможность найти применение своим силам, талантам, труду, образованию, а значит, по определению порождает неравенство. И, наконец, резервы сырьевой модели исчерпаны, тогда как интересы развития России требуют ежегодного роста не менее 5–6 процентов ВВП в ближайшее десятилетие» [4]. Слова Президента были подкреплены изданием знаменитых «майских» указов [16], которые должны были серьезно «встряхнуть» модель экономики России, обеспечив население высокотехнологичными рабочими местами, кардинально улучшив медицинские и образовательные услуги в стране и придав новый импульс сектору исследований и разработок.

Однако в Стратегии национальной безопасности, которая прошла последнюю редакцию с учетом Указа Президента РФ №483 от 01.07.2014, по-прежнему в качестве одной из главным проблем экономики России ставится зависимость от природных ресурсов: «Главными стратегическими рисками и угрозами национальной безопасности в экономической сфере на долгосрочную перспективу являются сохранение экспортно-сырьевой модели развития национальной экономики, снижение конкурентоспособности и высокая зависимость ее важнейших сфер от внешнеэкономической конъюнктуры, потеря контроля над национальными ресурсами, ухудшение состояния сырьевой базы промышленности и энергетики…» [15]. Симптоматично, что проблема ресурсной зависимости менее чем за 15 лет постепенно превратилась из препятствия экономическому роста в угрозу национальной безопасности, причем в упомянутых стратегических документах трудно найти информацию о том, какие по-настоящему успешные шаги были предприняты для снижения этой угрозы.

Еще одним важным стратегическим документом, напрямую связанным с поставленной проблемой, является «Энергетическая стратегия России на период до 2030 года», принятая распоряжением Правительства РФ №1715-р от 13.11.2009. В указанной Стратегии, как и во многих других, проводится анализ внутренних и внешних вызовов развитию российской энергетики. В число первых входит: «…переход страны от экспортно-сырьевого к ресурсно-инновационному развитию с качественным обновлением энергетики (как топливной, так и нетопливной) и смежных отраслей» [12]. А среди вторых указано: «Главный внешний вызов заключается в необходимости преодоления угроз, связанных с неустойчивостью мировых энергетических рынков и волатильностью мировых цен на энергоресурсы, а также обеспечения вклада энергетического сектора страны в повышение эффективности ее внешнеэкономической деятельности и усиление позиций России в мировой экономической системе» [12]. Ресурсно-инновационная траектория развития экономики России, по словам авторов документа, должна реализовываться путем активного инвестирования со стороны энергетического сектора в инновационные сферы, поскольку добывающие и перерабатывающие компании являются крупнейшими заказчиками для других отраслей (машиностроение, металлургия, химия, строительство, транспорт и др.). Другим направлением хеджирования внешних рисков выступает повышение технологичности экспорта: «Настоящая Стратегия предусматривает также диверсификацию товарной структуры экспорта энергоносителей за счет увеличения в экспорте доли энергетических продуктов с высокой добавленной стоимостью (нефтепродукты, сжиженный природный газ, газомоторное топливо, продукция газохимии и нефтехимии, электроэнергия)» [12]. В Энергетической стратегии России неоднократно подчеркивается, что внешняя энергетическая политика во многом определяет благополучие национальной экономической системы, а эффективные действия государственных органов в этой сфере определяют будущий рост экономики. В частности, в рамках этой политики необходимо разрешить следующие проблемы: 1. сокращение спроса и снижение цен на энергоносители вследствие мирового экономического кризиса; 2. слабая диверсифицированность рынков сбыта российских энергоресурсов и товарной структуры экспорта; 3. сохранение зависимости российского экспорта от стран-транзитеров; 4. политизация энергетических отношений России с другими странами; 5. низкий уровень присутствия российских энергетических компаний на зарубежных рынках.

Как и в большинстве других стратегических документов, основная ставка в процессе избавления России от «голландской болезни» делается именно на инвестирование сверхдоходов нефтегазовой отрасли в другие сектора экономики, а также на развитие целых групп технологий, позволяющих повысить эффективность производства и потребления энергии.

С целью учета ценового шока на мировом рынке энергоресурсов на высшем уровне было принято решение доработать стратегию энергетического развития России. В 2014 г. Минэнерго России подготовило проект такого документа – «Энергетическая стратегия России на период до 2035 года». Нельзя сказать, что эта версия документа кардинально отличается от принятой в 2009 г., однако по некоторым ключевым позициям прослеживаются более категоричные оценки текущей ситуации. Например, в число внутренних проблем опять включена «…чрезмерная зависимость от внешних нестабильных энергетических рынков» [2]. А в анализе внешнеэкономической деятельности в контексте использования природных богатств страны отмечается: «Мировые энергетические рынки, конъюнктура которых долгое время обеспечивала динамичное развитие энергетики и экономики страны, охвачены процессами глубокой трансформации, которые существенно меняют объемы и структуру спроса и ведут к обострению конкуренции на всех ключевых для России экспортных рынках энергоресурсов» [2]. Как и в версии 2009 г. предлагается перенаправлять сверхдоходы в инвестиции, стимулировать исследования и разработки в энергетическом и смежных секторах, также подчеркивается важность диверсификации направлений экспорта энергетических ресурсов и изменения его товарной структуры. Тем не менее, к ожидаемым результатам реализации Энергетической стратегии России относится: «сохранение Россией в предстоящие двадцать лет места в тройке мировых лидеров по производству и продаже энергоресурсов при существенном повышении гибкости экспортной политики за счет диверсификации экспорта – географической (достижение доли АТР в общем экспорте топлива и энергии в 39%) и продуктовой (увеличение доли газа в общем экспорте ТЭР до 34 %, в том числе сжиженного газа); увеличение объемов экспорта энергоресурсов на 20%, в том числе в страны АТР в 2,5–3,1 раза» [2]. Это положение свидетельствует о стремлении на уровне профильного министерства сохранить высокие объемы экспорта энергетических ресурсов, сохранив ресурсную зависимость экономики России.

В 2014–2015 годах стремительное падение мировых цен на нефть, напряженные отношения с западными партнерами и другие факторы привели к значительному замедлению роста экономики РФ. Дефицит государственного бюджета, падение реальных доходов населения, низкая инвестиционная активность последовательно доказывают неэффективность «ресурсной модели» экономики страны. Решительное высказывание премьер-министра РФ Д.А.Медведева на Гайдаровском форуме в 2015 г. служит тому подтверждением: «Старая энергосырьевая модель исчерпана. Это понимают все. Она не может дать ни устойчивого роста, ни стимулов для инвестиций в реальное производство» [73]. По всей видимости, для перехода к новой модели развития необходимо провести тщательную оценку всех недостатков предыдущей – понять каким образом и в каком масштабе зависимость экономики страны от обеспеченности природными ресурсами способна привести к росту или торможению хозяйственной деятельности на уровне нации. Не исключено, что эта оценка приведет к пересмотру набора опорных точек стратегии импортозамещения и основных векторов Национальной технологической инициативы.

1.2. Инструментальные подходы к оценке ресурсной зависимости национальной экономики: достоинства и недостатки

В отечественной и зарубежной научной литературе проблема оценки ресурсной зависимости экономики освещалась с различных сторон, в том числе исследовались взаимосвязи богатства природных ресурсов и роста национальной экономики, особенностей политической системы, специфики институционального устройства экономики. Кроме того, множество работ посвящено концепциям «ресурсного проклятия» и «ресурсного национализма». При изучении перечисленных аспектов проблемы активно эксплуатируется математический инструментарий, в частности, корреляционный и регрессионный анализ.

Среди пионерных исследований феномена ресурсной зависимости национальной экономики с применением эконометрического аппарата можно выделить работу Дж.Сакса и Э.Уорнера [33], в рамках которой была доказана гипотеза о более низких темпах роста экономик, обладающих обильными природными ресурсами, по сравнению с экономиками с умеренной ресурсной обеспеченностью. Эта статья дала импульс разработке данной проблемы, в частности, были рассмотрены особенности функционирования экономических систем с сырьевой ориентацией с точки зрения эффективности работы институтов. Коллектив российских ученых под руководством академика В.М.Полтеровича [84] продемонстрировал, что инструменты государственной политики, имеющие цель снизить зависимость экономики от природных ресурсов, демонстрируют эффективность только при наличии развитой системы институтов. Кроме того, недоразвитость институтов закрепляется и прогрессирует при обилии таких ресурсов. К более радикальным выводам приходит коллектив авторов под руководством В.А.Мау [70]: появление значительной ресурсной ренты лишает власть стимулов развивать институты. В стране, обладающей обильными и стабильными поступлениями от экспорта природных ресурсов, чиновники обеспечивают свое присутствие во власти перераспределением ресурсной ренты, разрушая институты, побуждающие их к добросовестному труду. В частности, в Мексике и Венесуэле в подобной ситуации сильно пострадали институты, обеспечивающие свободу прессы и честность выборов.

Кроме того, в некоторых работах отмечается, что обилие ресурсов приводит к их избыточной эксплуатации, т.е. действующая власть укрепляет свое положение в ущерб будущему благосостоянию нации. Наиболее расточительное расходование ресурсной ренты наблюдается в период перед выборами, что наносит существенный урон развитию целым отраслям экономики [32]. В качестве решения данной проблемы предлагается ограничение использования поступающей ренты путем создания специальных фондов, которые должны использоваться во благо будущим поколениям (например, Инвестиционный фонд Абу-Даби в ОАЭ, Бюджетный резервный фонд и Резервный фонд будущих поколений в Кувейте, Государственный пенсионный фонд в Норвегии). Отличительной чертой российских аналогов (Резервный фонд и Фонд национального благосостояния) является их относительно скромный размер в процентах к ВВП (8,3% в 2012 г.), в то время как в ОАЭ, Кувейте и Норвегии эти фонды составляли в тот же период 174%, 170% и 106% соответственно [64].

В работах ряда зарубежных экономистов [22] представлен подход, согласно которому существует только одностороння связь между качеством институтов и глубиной ресурсной зависимости экономик, в то время как состояние институтов не подвержено влиянию сырьевой ориентации экономики. Значимость институциональных факторов была доказана и при оценке социально-экономических выгод от национального ресурсного режима [68]. По данным авторов, итоговый объем социально-экономических выгод, являющейся суммой рентных налогов и социальных выгод (выраженной в занятости населения) за вычетом потерь запасов нефти в недрах, к концу 2007 г. в США составил порядка 35 млрд. долл.

В дополнение к этому необходимо отметить целую плеяду исследований политической системы стран с богатым ресурсным потенциалом; в большинстве этих работ подтверждается гипотеза о склонности ресурсозависимых государств к авторитарной форме правления [41].

Смежная проблема – проблема коррупции – также исследовалась в контексте ресурсной зависимости. В частности, было установлено, что обильные поступления от торговли природными ресурсами приводят к росту коррупции в обществе, если качество демократических институтов не достигает некоторого критического уровня. Сильные демократические институты (такие как в Австралии или Норвегии) препятствуют росту коррупции в странах с большой долей экспорта ресурсов в ВВП [19]. Согласно другому подходу страны с изобилием природных ресурсов и их активным экспортом имеют сравнительно низкие темпы роста экономики и высокий уровень социального неравенства, особенно в условиях низкого качества институтов, недостаточного верховенства законов и сильной распространенности коррупции [40].

Целая серия зарубежных работ посвящена изучению взаимосвязи роста человеческого капитала нации и ее обеспеченности ресурсами. Хотя в результате моделирования устанавливалось как положительное, так и отрицательное воздействие ресурсного богатства на человеческий капитал (который в большинстве случаев был сведен к оценке эффективности работы системы образования в стране), многие исследователи пришли к довольно однозначному и категоричному выводу: «Если к моменту открытия месторождений в стране имеется высокий уровень образования, то с большей вероятностью доходы, которые будут получены от его эксплуатации, пойдут во благо, увеличив и темпы роста экономики, и доход. Если же уровень образования низкий, то ресурсное богатство скорее обернется ростом коррупции, деградацией структуры экономики и более низкими темпами роста, хотя кратковременно может привести к росту душевых расходов» [53].

Это заключение во многом повторяет характеристику влияния ресурсного изобилия на институциональную среду и рост экономики. Кстати, в ряде работ отмечается и обратная тенденция: обеспеченность природными ресурсами способна негативно влиять на уровень образования. Сырьевая ориентация национальной экономики приводит к занятости подавляющей части людей в отраслях, не требующих от работников высокой квалификации, что негативно сказывается на стремлении их детей получать качественное образование, которое подкрепляется недостатком финансовых средств в семейном бюджете [27].

Резюмируя все работы, связанные с институциональным подходом, следует отметить, что многие исследователи проблемы ресурсной зависимости сходятся во мнении будто именно сочетание изобилия ресурсов и институтов, дружественных к нечистым на руку чиновникам, препятствует росту экономики, а наличие в стране институтов, благоприятствующих производственной сфере, наоборот, позволяет максимально эффективно расходовать ресурсную ренту [30].

В альтернативном направлении исследований ресурсной зависимости экономики в явном виде игнорируется значимость институциональной среды, а рассматривается непосредственное влияние интенсивности использования природных ресурсов на макросостояние экономики. Например, С.М.Гуриев с соавторами [59] показали одно из важных негативных следствий высокой степени зависимости экономики от природных ресурсов – сильную волатильность макроэкономических показателей, обусловленную чувствительностью к мировым ценам на энергоресурсы. Схожие выводы были получены и при построении регрессий, в рамках которых исследовалась связь темпов роста ВВП и цен на нефть; кроме того, удалось обнаружить зависимость между объемом экспорта и ценами на нефть в России [97].

К другому возможному варианту моделирования ресурсной зависимости экономики без прямого влияния институтов следует отнести модель Дасгупты–Хилла–Солоу–Стиглица [23,34-35], в основе которой лежит производственная функция Кобба-Дугласа. Применение этого подхода позволяет оценить самодостаточность и самоподдерживаемость национальной экономики с невозобновляемыми ресурсами. В одной из более поздних работ [44] была проведена апробация данной модели для российской экономики (в качестве невозобновляемого ресурса была выбрана нефть). Результаты показали, что экономика России не является самоподдерживаемой даже при принятии предпосылки об отсутствии экспорта нефти и использовании этого ресурса только для внутреннего потребления.

Примером использования макроэкономического моделирования без применения методов регрессионного анализа может служить исследование Г.Г.Фетисова [94]. Автор предлагает рассмотреть механизм появления «голландской болезни» в рамках упрощенной трехсекторной модели экономики: сырьевой сектор и сектора производства торгуемой и неторгуемой продукции. Рассматривая такие переменные, как цены продукции, объем выпуска продукции, удельные затраты сырья и труда на производство продукции, ставка заработной платы, чистый экспорт и т.д., автор смоделировал «голландскую болезнь», поразившую СССР с 1980-х гг., когда ставка на наращивание экспорта энергоресурсов и укрепление импорта готовой потребительской продукции привела к резкому падению уровня жизни населения после обвала цен на нефть в 1986 г.

Более сложное представление ресурсной зависимости осуществляется в рамках динамических стохастических моделей общего равновесия. Например, А.В.Полбин [83] рассматривает нефть, нефтепродукты и газ как отдельный фактор производства, что позволяет анализировать внутренний спрос на эти ресурсы, а также изучать воздействие мировых нефтяных цен на рост экономики страны. По словам автора, данная спецификация модели делает возможным исследование государственной политики в топливно-энергетическом комплексе (ТЭК). Исходной информацией в модели служит повышение мировых цен на ключевые энергоресурсы в размере 10%, что, в первую очередь, увеличивает агрегированный спрос в экономике. Затем «данное увеличение совокупного спроса приводит к росту реального ВВП на 0,5% в краткосрочной перспективе. Реальные инвестиции в первый период времени увеличиваются на 1% и достигают максимума в 2,7% примерно через 1,5 года. Потребление домашних хозяйств также имеет куполообразный отклик с изначальным ростом в 0,5% и максимумом в 1,2%» [83]. После этого ценовой шок воздействует на рынок труда, повышая реальные заработные платы и уровень цен (также наблюдается рост). В конечном итоге, отмечается падение совокупного выпуска торгуемых товаров и инвестиций в данный сектор. В неторгуемом секторе образуются прямо противоположные тенденции. Подводя итог, автор работы проводит сравнение результатов моделирования с ситуацией, которая возникла в России в начале 2000-х гг.: сильные расхождения с реальностью обуславливаются общим ростом производительности труда в экономике и необходимостью рассматривать первоисточники возникновения шоков мировых цен на энергоресурсы.

В описанных исследованиях к ресурсам, вызывающим зависимость, относятся нефть и газ, но схожие закономерности проваляются и при рассмотрении экспорта других товаров, производство которых требует уникальных природно-климатических условий. Лауреат Нобелевской премии по экономике 2015 г. А.Дитон продемонстрировал этот эффект на примере 38 африканских стран. В перечень ресурсов и товаров, приводящих к «голландской болезни», были включены: нефть, хлопок, кофе, сахар, древесина, никель, алюминий и т.д. [24]. Причем среди выводов ученого выделяется тезис о трудности снижения ресурсной зависимости путем проведения индустриализации экономики за счет сверхдоходов от экспорта указанных товаров и ресурсов.

Важной частью определения ресурсной зависимости экономики выступает составление прогнозов развития топливно-энергетического комплекса (ТЭК), которые служат базой для построения прогнозов состояния всей экономики. Такие исследования для российской экономики регулярно проводятся в Институте народнохозяйственного прогнозирования (ИНП) РАН. Инструментальную основу прогноза составляет динамическая линейная оптимизационная модель, дополненная экспертными сценариями. Разработанная в [78] модель наряду с запасами и динамикой потребления энергетических ресурсов учитывает развитие энергетических технологий, динамику потребления энергоресурсов, экологический ущерб от использования энергетических ресурсов. Вместе с тем в рамках данной модели экспорт энергоресурсов задается экзогенно, с учетом его доходности и конкурентоспособности [91]. Одним из ключевых результатов, полученных авторами модели, является прогноз стремительных темпов роста инвестиций в ТЭК в долгосрочной перспективе.

В контексте ресурсной зависимости экономики часто рассматривается феномен «ресурсного национализма», который заключается в следующем: «Реализация суверенных прав стран-владельцев недр ведет к тому, что права на пользование недрами месторождений углеводородов во все большей степени передаются национальным нефтегазовым компаниям» [68]. Эта, казалось бы, выгодная для отечественных компаний тенденция имеет и свои негативные следствия, например, в области снижения технологической конкуренции среди потенциальных разработчиков месторождений природных ресурсов. Более того, как показывает опыт стран третьего мира, активно использующих обильные запасы природных ресурсов, излишняя ориентация на национальные нефте- и газодобывающие компании ведет к неэффективному использованию этих богатств, а также к ухудшению внешнеполитической обстановки [99].

При исследовании всех перечисленных выше аспектов проблемы ресурсной зависимости экономики использовались в основном три показателя: доля экспорта природных ресурсов в общем экспорте; доля нефтяной ренты в ВВП; чистый экспорт природных ресурсов. Однако в большинстве работ не поднимался вопрос об адекватности учета этих показателей в части совмещения зарубежных и российских данных при помощи валютного курса или паритета покупательной способности. Критика исходных статистических данных среди рассмотренных работ отечественных ученых приводится только в упомянутой работе В.М.Полтеровича и соавторов; ими, в частности, вскрыта и описана системная недостоверность оценок стоимости доказанных запасов природных ресурсов [84].

Другой характерной чертой исследований ресурсной зависимости экономики России выступает игнорирование подразделения данной зависимости на внешнюю и внутреннюю. По своей природе это два различных явления: если первый тип связан скорее с определением роли нефтегазового сектора в обеспечении доходов федерального бюджета РФ, то второй – характеризует технологическое состояние экономики страны и степень, в которой удовлетворение этих технологический потребностей обеспечивается национальными природными ресурсами. Несомненно, эти типы ресурсной зависимости следует рассматривать по отдельности с целью выявления их позитивных и негативных эффектов.

В приведенных выше работах не рассматривается возможность снижения ресурсной зависимости из-за глобального технического прогресса, в том числе за счет появления альтернативной или «зеленой» энергетики. По всей видимости, игнорирование этого факта не может дать достоверных прогнозов о характере и глубине ресурсной зависимости уже в грядущие десятилетия. Появление надежного и относительно дешевого нового источника энергии способно кардинально перевернуть весь рынок природных энергоресурсов. Вместе с тем необходим постоянный мониторинг применимости появляющихся технологических решений для развенчивания очередных мифов о «вечном двигателе».

Наконец, в описанных работах не предпринималось попыток построения интегрального показателя ресурсной зависимости и, следовательно, определения его оптимального уровня для поддержания высоких темпов роста всей экономики страны. В этом видится основной недостаток всех проведенных исследований, т.к. выявление следствий богатой ресурсной обеспеченности или характера их воздействия на экономику или политическую систему не позволяет формировать конкретные меры для органов государственной власти в части управления ТЭК.

ГЛАВА 2. НЕФТЬ, ГАЗ, УГОЛЬ: ОЦЕНКА И ПРОГНОЗ РЕСУРСНОЙ ЗАВИСИМОСТИ РОССИИ

2.1. Индикаторы тактической и стратегической зависимости России на рынке энергоресурсов

В данной работе нами рассматриваются только природные ресурсы страны, чем существенно ограничивается проводимый анализ. При этом среди всех природных ресурсов изучаются только невоспроизводимые; например, древесина, водные и сельскохозяйственные ресурсы не попадают в фокус нашего рассмотрения. Наконец, среди невоспроизводимых природных ресурсов нами берутся только три углеводородных ресурса – нефть, газ и уголь; металлы, алмазы и пр. не рассматриваются. Таким образом, разрабатываемый аналитический инструментарий будет направлен на изучение трех энергетических ресурсов страны и их зависимости на различные стороны экономической жизни.

Углеводородные ресурсы являются кумулятивным богатством страны, так как они образовывались на протяжении многих миллионов лет. Вместе с тем расходование этих ресурсов происходит постоянно, из года в год. Данные два обстоятельства предопределяют два аспекта исследования рынка углеводородов – тактический, связанный с ежегодным расходованием страной имеющихся у нее ресурсов, и стратегический, связанный с учетом остающихся у нее запасов данного сырья с учетом разведанных новых месторождений. Исходя из этого положения будем оценивать тактическую (IR) и стратегическую (JR) зависимость национальной экономики от природного ресурса. Под стратегической зависимостью страны от природного ресурса R будем понимать ее общий потенциал ресурса, который может использоваться как для внутренних нужд экономики, так и для продажи на экспорт вовне. Тогда стратегическая (JR) зависимость может быть оценена по формуле:

где R – объем разведанных и подтвержденных запасов ресурса (в натуральном выражении); CR — годовое потребление ресурса внутри страны (в натуральном выражении); ER — годовой объем поставок ресурса на экспорт (в натуральном выражении).

Показатель (1) исчисляется в годах и показывают временной интервал, в течение которого страна может эксплуатировать имеющийся у нее природный ресурс в установившемся внутреннем и внешнем режиме его потребления. В аналитической практике часто используется усеченный показатель (1), в котором отсутствует показатель внутреннего потребления.

Под тактической зависимостью страны от природного ресурса R будем понимать ее годовой потенциал дохода, получаемый от продажи ресурса на экспорт с учетом подвижности мировых цен на рассматриваемый ресурс. Тогда тактическая (IR) зависимость может быть оценена по формуле:

где ER — годовой объем экспорта ресурса R (в стоимостном выражении); Y — объем валового внутреннего продукта (ВВП) страны; λ=ΔPR/PR — годовой темп прироста мировых цен на ресурс R.

Показатель доли экспорта в ВВП в формуле (2) оценивает внешнеэкономическую зависимость страны от природного ресурса, а ценовой сомножитель учитывает волатильность ресурсных цен в соответствующем году, что усиливает зависимость страны от данного ресурса. При этом предполагается, что зависимость увеличивается по мере роста волатильности цен ресурса независимо от того, растут они или падают; этим обстоятельством и предопределяется введенный модуль темпов прироста цен.

В данном контексте следует разделять два вида ресурсной зависимости – зависимость от дефицита ресурсов и зависимость от их избытка. В случае дефицита страна вынуждена его закупать и в этом смысле она становится зависимой от стран-экспортеров и от цен на ресурс. В этом случае в индексе тактической зависимости (2) вместо экспорта используется величина импорта данного ресурса; стратегическая ресурсная зависимость для таких стран не имеет смысла. В случае избытка ресурса страна зависит от него в смысле самообеспечения им и дополнительных доходов от его продажи на мировом рынке. В этом случае можно говорить о ее тактической и стратегической ресурсной зависимости.

Учитывая тот факт, что многие страны относятся к разряду полиресурсных, т.е. обладающих одновременно двумя или тремя энергоресурсами, следует проводить комплексную оценку их ресурсной зависимости с учетом всех углеводородных рынков. Для этого можно предложить следующую процедуру оценки комплексной стратегической ресурсной зависимости (J):

где JP, JG и JC — частные индексы стратегической зависимости страны от нефти, газа и угля соответственно; α, β и γ — весовые коэффициенты, которые определяются на основе учета структуры энергетического баланса применительно к изучаемым трем углеводородным ресурсам.

Для расчета весовых коэффициентов можно идти несколькими путями. Первый из них предполагает составление баланса страны в части потребления энергоресурсов: XP+XG+XC=XS, где XP=CP+EP – объем потребленной нефти на внутренние нужды и на экспорт; XG=CG+EG, – объем потребленного газа на внутренние нужды и на экспорт; XC=CC+EC – объем потребленного угля на внутренние нужды и на экспорт; все составляющие баланса учитываются в единых энергетических единицах измерения. Тогда весовые коэффициенты определяются как: α=XP/XS, β=XG/XS, γ=XC/XS. Иными словами, весовые коэффициенты учитывают долю каждого ресурсного рынка в общем энергопотреблении страны углеводородов. В частном случае можно ограничиться учетом только внутреннего потребления. Второй способ предполагает учет баланса мирового энергопотребления. В дальнейшем мы будем использовать оба этих способа.

Оговоримся сразу, что рассмотренные два способа не исчерпывают возможности вычисления агрегирующих коэффициентов. Можно, например, составить энергобаланс в сопоставимых физических величинах для запасов трех ресурсов и определить на его основе долевые коэффициента каждого рынка. Можно предложить и другие способы агрегирования углеводородных ресурсов. Важно подчеркнуть, что данная задача не имеет однозначного решения, а потому все агрегированные оценки носят условный характер и должны восприниматься с поправками на возможные калибровки. Однако в данном случае важно другое – выбрать один из способов и провести расчеты по единой методике. Скорее всего, разные способы взвешивания энергоресурсов не дадут принципиально разных результатов, однако смещение рейтинговых позиций стран все-таки будет происходить.

Аналогичным образом можно предложить следующую процедуру оценки комплексной тактической ресурсной зависимости (I):

где IP, IG и IC — частные индексы тактической зависимости страны от нефти, газа и угля соответственно. В данном случае простое сложение частных индексов обусловлено стоимостным характером их измерения, в связи с чем общий индекс есть сумма всех доходов от продажи соответствующих ресурсов.

Наличие тактической и стратегической ресурсной зависимости подводит к необходимости построения интегрального показателя, который соединил бы в себе обе компоненты. Для этого введем в рассмотрение индекс интегральной ресурсной зависимости (H):

В формуле (5) заложен следующий простой смысл: страна может получать доход It на протяжении времени Jt с учетом дисконтирующей функции, которая показывает нарастание (уменьшение) потребностей в экспортируемом ресурсе. Если не учитывать годовые колебания дохода от экспорта и, следовательно, пренебречь эффектом дисконта, а также предполагать индексы тактической и стратегической ресурсной зависимости константами, то формула (5) позволяет выполнить простейшее интегрирование и получить искомый интегральный показатель в мультипликативной форме относительно входящих в него измерителей:

В данном случае индикатор H приобретает совсем прозрачный смысл, показывая, сколько годовых объемов ВВП может получить страна за счет эксплуатации своего ресурсного потенциала. Тем самым тактическая ресурсная зависимость показывает масштаб продаж углеводородного топлива, а стратегическая – длительность такой эксплуатации ресурса. Тогда индикатор (6) измеряет потенциальный внешнеторговый доход страны от владения природными ресурсами в терминах годового ВВП.

В аналитических целях интегральный показатель может использоваться для каждого углеводородного ресурса отдельно.

Следует особо отметить тот факт, что сконструированные показатели предполагают своеобразную логику взаимных связей. Например, большая величина стратегической зависимости страны является долгосрочным благом, тогда как большое значение тактической зависимости демонстрирует краткосрочное благо. Вместе с тем, как это почти всегда бывает, долгосрочные и краткосрочные цели могут приходить в откровенное противоречие. Так, большое значение тактической зависимости ведет к быстрому исчерпанию запасов и уменьшению в перспективе стратегической ресурсной зависимости. Тем самым одно благо достигается в ущерб другому. Это обстоятельство имеет важное значение для понимания российской политики расходования ресурсов.

2.2. Ретроспектива ресурсной зависимости ведущих стран-экспортеров: сравнительный анализ

Введенные в предыдущем параграфе показатели нуждаются в эмпирическом наполнении. В этих целях рассмотрим сначала стратегическую, тактическую и интегральную ресурсную зависимость отдельно для каждого углеводородного рынка (подробные исходные данные по ним представлены в Прил.1). Относительно нефтяного рынка данные индикаторы приведены в табл.1, которая позволяет сделать ряд интересных выводов.

Во-первых, в числе стратегических мировых экспортеров нефти можно выделить несколько стран, которые довольно четко эшелонированы. Так, в 2012 г. в первый эшелон попадают Венесуэла и Канада, у которых запасы сырья составляют трехзначную величину и превышают столетие. Во второй эшелон попадают Иран, аравийские и арабские монархии и Казахстан, у которых имеется более чем полувековой потенциал. В третий эшелон входят Россия и Норвегия, у которых имеющиеся запасы обеспечивают сложившийся режим торговли более 10 лет. В этом контексте Россия является заметным игроком нефтяного рынка, но отнюдь не самым «долгоиграющим».

Во-вторых, с точки зрения текущих продаж нефти все страны могут быть разбиты на два лагеря. В первый входят Венесуэла, Иран, Казахстан, Норвегия и аравийские государства, в которых тактическая нефтяная зависимость находится в интервале от четверти до половины ВВП. Во втором лагере оказываются Россия, Колумбия и Канада, у которых интенсивность продаж меньше четверти ВВП, но все-таки составляет заметную макроэкономическую величину. В этом контексте Россия опять-таки не представляет собой уникального явления и занимает скромное место во втором ряду стран-экспортеров.

Таблица 1. Параметры нефтяной зависимости разных стран мира.

Страны мира Стратегическая зависимость (JP), лет Тактическая зависимость (IP), % Интегральная зависимость (HP), ВВП
2000 2012 2000 2012 2000 2012
Венесуэла 64,5 266,3 28,2 17,0 18,2 45,5
Канада 144,4 110,9 0,6 2,3 0,8 2,5
Иран 64,3 98,7 40,5 17,1 26,0 16,8
Кувейт 123,4 87,9 53,8 48,6 66,4 42,7
ОАЭ 103,0 73,3 28,6 26,8 29,5 19,7
Саудовская Аравия 80,5 65,9 54,7 42,1 44,0 27,7
Катар 63,0 57,0 57,3 12,6 36,1 7,2
Казахстан 22,2 50,2 45,1 25,0 10,0 12,5
Россия 28,2 25,9 19,2 9,5 5,4 2,4
Норвегия 9,0 13,2 28,2 10,4 2,5 1,3
Мексика 14,9 9,4 4,4 4,5 0,6 0,4
Аргентина 9,8 8,9 1,4 0,6 0,1 0,1
Малайзия 13,0 7,8 3,7 0,9 0,4 0,1
Колумбия 8,7 6,5 6,2 12,6 0,5 0,8

В-третьих, по интегральной зависимости от нефтяного ресурса страны также образуют три условные группы. В первую входят страны, у которых соответствующий показатель выше 10 ВВП – Венесуэла, Иран, Казахстан и аравийские страны. Во вторую группу попадают Россия, Канада, Норвегия и Катар, у которых зависимость составляет от 1 до 10 ВВП. По этому показателю Россия находится на довольно скромной позиции и никак не может считаться рекордсменом.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что общая зависимость России от нефти не является аномальной и соответствует скорее развитым нефтедобывающим странам (Канада и Норвегия), нежели развивающимся экономикам. Этот тезис можно считать в данном контексте центральным, так как он фактически отрицает тот высокий градус накала страстей вокруг пресловутой «нефтяной иглы» российской экономики. Более того, полученные оценки позволяют сформулировать предварительный, но очень категоричный вывод о том, что в общественном сознании крепко укоренился миф о «нефтяной игле», с которой Россия не может слезть. В основе данного мифа лежат гипертрофированные и не вполне объективные представления о нефтяной зависимости страны, ибо, как следует из табл.1, Россия по всем показателям нефтяной зависимости входит в страны второго и даже третьего эшелона, но никак не в первую группу.

В-четвертых, с точки зрения динамики стратегической нефтяной зависимости все страны также делятся на три группы. В первую группу входят страны, которые с полным правом могут считаться «нефтяными центрами» мира и которые за 12 лет XXI века нарастили свои добывающие возможности вразрез общему тренду на истощение нефтяных запасов. В этот эшелон входят Венесуэла, Иран, Казахстан и Норвегия. Во второй эшелон входят Россия и Аргентина, для которых характерно незначительное уменьшение стратегической нефтяной зависимости. И, наконец, в третью группу входят все остальные страны, в которых наблюдалось заметное убывание запасов «черного золота». Тем самым и по этому критерию Россия опять попадает во второй эшелон добывающих государств и никак не может выступать в качестве стратегического ориентира для мирового рынка нефти.

Теперь рассмотрим индикаторы ресурсной зависимости применительно к рынку газа (табл.2), которые также позволяет сделать определенные выводы.

Во-первых, в числе стратегических мировых экспортеров газа также можно выделить несколько эшелонов стран. В 2012 г. в первый эшелон, для которого характерно наличие запасов газа более чем на столетие, попал только Катар, хотя еще в 2000 г. в него входил еще Казахстан. Во втором эшелоне оказались Казахстан и Австралия, у которых имеется более чем полувековой потенциал. В третий эшелон входят остальные газодобывающие страны, включая Россию, которым хватит запасов газа более чем на 10 лет. Учитывая, что Россия по показателю стратегической газовой зависимости лишь немного недотягивает до 50 лет, можно говорить, что она тяготеет ко второму эшелону и тем самым находится среди заметных игроков мирового рынка газа.

Таблица 2. Параметры газовой зависимости разных стран мира.

Страны мира Стратегическая зависимость (JG), лет Тактическая зависимость (IG), % Интегральная зависимость (HG), ВВП
2000 2012 2000 2012 2000 2012
Катар 609,4 178,8 12,5 25,2 76,5 45,0
Казахстан 146,7 82,9 4,4 1,5 0,9 0,2
Австралия 72,0 81,7 0,4 0,5 0,3 0,5
Россия 54,2 49,8 10,9 3,5 5,9 1,8
Индонезия 40,7 41,5 3,5 1,6 1,4 0,7
Норвегия 23,8 18,0 4,5 9,3 1,1 1,7
Малайзия 50,6 15,9 3,7 0,1 1,8 0,0
Индия 12,1 14,2 1,2 0,4 0,1 0,1
Колумбия 21,6 13,1 0,0 0,3 0,0 5,8
Канада 8,7 10,7 2,1 1,3 0,2 0,1

Во-вторых, с точки зрения текущих продаж газа эшелонированность стран выражена довольно слабо. Так, в первом эшелоне находится Катар с большим отрывом от остальных государств – его текущая газовая зависимость превышает четверть ВВП. Во втором лагере оказываются все остальные экспортеры газа, включая Россию; у них у всех интенсивность продаж меньше 10% ВВП. По этому показателю Россия занимает достойное «срединное» положение.

В-третьих, по интегральной зависимости от газа страны мира довольно слабо стратифицированы. В особую группу входит Катар, у которого соответствующий показатель выше 10 ВВП. Все остальные экспортеры, включая Россию, попадают во вторую группу, где интегральная зависимость не превышает 10 ВВП. По этому показателю Россия занимает достойное третье место в мире, но далека от лидеров рынка. Учитывая, что интегральная газовая зависимость России даже немного меньше интегральной нефтяной зависимости, можно утверждать, что боязнь «газовой иглы» также сильно преувеличена.

В-четвертых, с точки зрения динамики стратегической газовой зависимости все страны также делятся на две группы. В первую группу входят государства, которые за 12 лет XXI века немного нарастили свои добывающие возможности – Австралия, Канада, Индия и Индонезия. Во второй эшелон входят остальные страны, включая Россию, для которых характерно уменьшение стратегической газовой зависимости. Тем самым по этому признаку Россия постепенно теряет позиции, хотя и продолжает оставаться заметным игроком мирового рынка газа.

Рассмотрим очередную группу индикаторов ресурсной зависимости применительно к рынку угля (табл.3), которые выводят на следующие выводы.

Таблица 3. Параметры угольной зависимости разных стран мира.

Страны мира Стратегическая зависимость (JC), лет Тактическая зависимость (IC), % Интегральная зависимость (HC), ВВП
2000 2012 2000 2012 2000 2012
Россия 822,0 565,7 0,2 0,6 2,1 3,4
Казахстан 477,9 384,2 8,9 1,9 42,9 7,4
США 296,6 310,5 0,0 0,1 0,1 0,3
Австралия 321,2 206,7 2,0 2,2 6,5 4,6
Венесуэла 60,3 152,2 0,3 0,1 0,2 0,1
Канада 84,5 101,2 0,1 0,2 0,0 0,2
Колумбия 154,1 69,2 1,7 2,8 2,7 1,9
Индонезия 70,9 61,0 1,5 5,0 1,1 3,1
Вьетнам 15,1 3,7 0,4 1,3 0,1 0,1
Норвегия 2,5 2,3 0,0 0,0 0,0 0,0

Во-первых, в числе стратегических мировых экспортеров угля, как и в предыдущих случаях, можно выделить три эшелона стран. В 2012 г. в первый эшелон, для которого характерно наличие запасов угля более чем на столетие, попали Россия, Казахстан, США, Австралия, Венесуэла и Канада, причем Россия занимала устойчиво первую позицию. Во втором эшелоне оказались Колумбия и Индонезия, у которых имеется более чем полувековой потенциал. В третий эшелон входят остальные угледобывающие страны, причем Норвегия и Вьетнам уже почти вышли из числа активных игроков рынка. В данном случае мы имеет дело с рынком, на котором Россия по стратегическим запасам входит в первый эшелон рыночных игроков.

Во-вторых, с точки зрения текущих продаж угля все страны разделяются на два эшелона: страны с показателем тактической зависимости более 1% (Казахстан, Австралия, Колумбия, Индонезия и Вьетнам) и страны с показателем тактической зависимости меньше 1% (Россия, США, Канада, Венесуэла). Следовательно, по данному показателю Россия уже попадает во второй эшелон.

В-третьих, по интегральной зависимости от газа страны мира распределяются на три эшелона – страны с показателем больше 3 ВВП (Россия, Казахстан, Австралия и Индонезия), с показателем в пределах от 1 до 3 ВВП (Колумбия) и показателем меньше 1 ВВП. Тем самым на рынке угля Россия по итоговому показателю входит в первый эшелон и является заметным, хотя и не самым мощным, игроком.

В-четвертых, с точки зрения динамики стратегической угольной зависимости все страны также делятся на две группы: страны с возрастанием показателя (США, Венесуэла и Канада) и страны с уменьшением показателя (остальные страны, в том числе Россия). Таким образом, Россия по данному признаку входит во второй эшелон и постепенно теряет свои позиции.

Проведенный анализ убедительно показывает, что все представления о запредельной ресурсной зависимости России являются, по крайней мере, сильно гипертрофированными. Почти по всем критериям, которые нами использовались выше, Россия входит во второй или третий эшелоны стран-экспортеров углеводородов; лишь по запасам угля страна оказывается в первом эшелоне. В этом смысле Россия представляет собой вполне нормальный, умеренный тип ресурсодобывающих государств; на всех рынках энергосырья страна играет заметную роль, но отнюдь не доминирует на них и не способна полностью замкнуть свою экономику на добычу минеральных ресурсов.

Теперь для углубленного анализа рассмотрим страны по комплексной ресурсозависимости – стратегической и тактической. Анализ имеющейся статистики показывает, что среди всех стран мира имеется всего лишь 5 государств, которые одновременно экспортируют все три углеводородных ресурса – нефть, газ и уголь. Этот пул стран, состоящий из Канады, России, Норвегии, Колумбии и Казахстана, образуют костяк ресурсодобывающих стран. Можно утверждать, что именно эти государства являются абсолютными лидерами рынка энергоресурсов в силу того обстоятельства, что они имеют возможность манипулирования ими на разных рынках одновременно. Например, снижение конъюнктуры на рынке угля можно компенсировать газом или нефтью и т.п. При этом Норвегия достаточно условно попадает в пул «избранных»: она фактически не экспортирует уголь и ее чистый экспорт угля пренебрежимо мал.

Для оценки комплексной стратегической ресурсозависимости для начала воспользуемся структурой внутреннего потребления энергии стран (первый способ агрегирования), представленной в табл.4, из которой видно, что, во-первых, для разных стран структура сильно различается, во-вторых, со временем она заметно меняется даже для каждой страны. Тем самым методика «свертки» показателей в один сильно зависит от весовых коэффициентов как в динамике, так и в географическом разрезе. Результаты агрегирования трех ресурсов по пяти странам приведены в табл.5, из которой вытекает несколько принципиальных выводов.

Таблица 4. Структура внутреннего энергобаланса стран мира, %.

Ресурсы Годы
2000 2012
Канада
Нефть 43,1 50,2
Газ 43,4 39,2
Уголь 13,5 10,5
Россия
Нефть 35,2 39,5
Газ 51,0 44,9
Уголь 13,9 15,6
Норвегия
Нефть 78,2 47,8
Газ 21,1 51,4
Уголь 0,6 0,8
Колумбия
Нефть 47,2 37,2
Газ 8,0 8,8
Уголь 44,8 54,0
Казахстан
Нефть 37,3 51,8
Газ 8,3 10,3
Уголь 54,4 37,9

Во-первых, круг стратегических экспортеров углеводородов очень ограничен. С учетом полученных данных можно говорить в основном о четырех игроках рынка – России, Казахстане, Канаде и Колумбии. Причем самыми мощными производителями являются Казахстан и Россия. Норвегия сильно уступает этим странам и по сравнению с ними находится на обочине глобального рынка.

Во-вторых, во всех странах просматривается однозначный и ярко выраженный тренд к исчерпанию ресурсов. Вразрез тренда движется только Норвегия, но ее масштаб настолько невелик, что позволяет ее не учитывать при рассмотрении общемировой тенденции. Причем интенсивность исчерпания ресурсов очень высока прежде всего в Казахстане и России. Так, среднегодовая скорость уменьшения стратегической ресурсной зависимости для России составляет 2,56 лет, что в 4,5 раза больше аналогичного показателя для Канады. Для Казахстана данный показатель составляет 8,35 лет, что в 14,6 раза больше канадского показателя. Такая скорость исчерпания ресурсов делает статические данные обманчивыми. Например, согласно проведенным расчетам, Россия сравняется по показателю комплексной стратегической ресурсозависимости с Канадой через 25 лет, а Казахстан сравняется с Канадой – через 14 лет. Таким образом, рокировка стран может произойти уже не в столь отдаленном будущем.

Таблица 5. Комплексная стратегическая ресурсная зависимость разных стран мира (J), лет (первый способ агрегирования).

Страна Годы
2000 2012
Канада 77,4 70,6
Россия 151,4 120,7
Норвегия 12,1 15,6
Колумбия 74,9 40,9
Казахстан 280,4 180,2

Альтернативный способ оценки показателя комплексной стратегической ресурсозависимости стран состоит в учете структуры мирового баланса потребления энергии. Преимущество данного подхода состоит в том, что весовые коэффициенты становятся не индивидуальными для каждой страны, а универсальными – одинаковыми для всех стран мира. Тем самым производители углеводородов приводятся к единой шкале сравнения и такие оценки имеют самостоятельное значение. Дополнительное преимущество такого способа агрегирования данных состоит в большей стабильности структуры мирового энергобаланса, в которой отражаются глобальные сдвиги в приоритетах потребления (табл.6).

Таблица 6. Структура мирового баланса потребления энергии.

Ресурсы Годы
2000 2012
Нефть 44,0 37,7
Природный газ 26,8 27,6
Уголь 29,1 34,7

Помимо всего прочего, из табл.6 вытекает интересный вывод о том, что мировой энергобаланс потребления меняется в сторону увеличения такого малопопулярного углеводородного сырья, как уголь. Данный вывод сам по себе является важным, т.к. фиксирует неожиданный тренд в мировых приоритетах энергопотребления.

Рис.1. Динамика мирового потребления нефти, газа и угля.

Частично указанный парадокс объясняется ролью Китая в мировом потреблении угля, что хорошо видно из рис.1. Так, если без Китая потребление угля имеет слабо выраженный тренд к росту, то с учетом китайского производства тренд становится ярко выраженным и превосходящим по своим динамическим характеристикам траектории газа и нефти. При этом сразу оговоримся, что это объяснение ничего не меняет в глобальной диспозиции разных видов сырья. Дело в том, что, как хорошо известно, мировое производство в последние десятилетия сместилось в Китай, который активно потребляет уголь. Тем самым мировые потребности угля удовлетворяются посредством Китая. Можно предположить, что если бы Китай не осуществлял столь активную производственную экспансию, то мировой спрос на уголь был бы более равномерно распределен по разным странам мира.

Оценки комплексной стратегической ресурсозависимости по балансу мирового потребления энергии (второй способ агрегирования) представлены в табл.7, которая подтверждает все тренды, зафиксированные в табл.5, но несколько меняет диспозицию ключевых мировых производителей углеводородного сырья.

Таблица 7. Комплексная стратегическая ресурсная зависимость разных стран мира (J), лет (второй способ агрегирования).

Страна Годы
2000 2012
Канада 90,5 79,9
Россия 266,4 219,8
Норвегия 11,1 10,7
Колумбия 54,5 30,1
Казахстан 188,3 175,1
Во-первых, по данным на 2012 год Россия перемещается со второго места на первое, обгоняя Казахстан. Одновременно с этим роль и значение Норвегии как стратегического производителя энергоресурсов оказывается еще меньше.

Во-вторых, происходит сильное изменение страновых характеристик среднегодовой скорости уменьшения стратегической ресурсной зависимости. Так, для России она составляет 3,88 года, что в 4,4 раза больше аналогичного показателя для Канады. Для Казахстана данный показатель составляет 1,1 года, что в 1,3 раза больше канадского показателя. Такая рекомбинация скорости исчерпания ресурсов приводит к поразительным результатам. Согласно проведенным расчетам, Канада догонит Россию через 46,6 лет, а достичь уровня Казахстана ей удастся лишь через 432,7 года. Таким образом, Казахстан для Канады фактически находится за пределами досягаемости. При этом Казахстан догонит Россию всего лишь через 16,1 года. Тем самым Казахстан в недалеком будущем может стать первой страной рынка углеводородов, а Россия почти на полвека обеспечит себе второе место в иерархии ресурсодобывающих стран.

Из сказанного вытекает важный вывод о том, что показатель комплексной стратегической ресурсной зависимости сильно зависит от системы весовых коэффициентов. При этом расхождения в структуре потребления энергоресурсов отдельной страны-экспортера и всего мира могут быть настолько существенными, что приводят к перестановке государств в рейтинге их значимости для мирового рынка углеводородов. Однако в любом случае Россия выступает в качестве стратегического участника мирового рынка энергоресурсов, обладающего высокой степенью ресурсной диверсификации. Для полноты картины рассмотрим количественные значения комплексной тактической ресурсной зависимости разных стран (табл.8).

Таблица 8. Комплексная тактическая ресурсная зависимость разных стран мира (I), %.

Ресурсы Годы
2000 2012
Канада 2,8 3,8
Россия 30,3 13,7
Норвегия 32,9 19,7
Колумбия 8,1 15,8
Казахстан 58,6 28,6

Анализ данных табл.8 показывает, что тактическая зависимость стран менялась в направлении выравнивания. Для стран, в которых данный показатель в 2000 г. был небольшим, наметилась тенденция к его росту; для стран, в которых зависимость в 2000 г. была значительной, образовалась обратная тенденция к ее сокращению. Россия в образовавшейся иерархии занимает срединное положение, пройдя довольно солидный путь с 2000 года, когда ее тактическая зависимость была довольно большой. Тем самым комплексная тактическая ресурсная зависимость России падает и есть основания полагать, что этот процесс продолжится и дальше.

Таблица 9. Интегральная ресурсная зависимость разных стран мира (H), ВВП.

Ресурсы Годы
2000 2012
Канада 2,5 3,0
Россия 80,9 30,2
Норвегия 3,7 2,1
Колумбия 4,4 4,8
Казахстан 110,4 50,0

Для совмещения стратегической и тактической ресурсной зависимости оценим показатель интегральной комплексной зависимости (H) (табл.9). Как оказывается, этот индикатор для России имеет довольно высокие значения, которые уступают лишь Казахстану, но на порядок больше, чем в таких грандах рынка углеводородов, как Канада, Норвегия и Колумбия. В данном случае мы получаем довольно интересный эффект: если по каждому отдельному ресурсу Россия, как правило, не входила в первые эшелоны стран с запредельной буровой активностью, то комплексная (одновременная) оценка всех ресурсов подняла страну на более высокую ступень. В основе этого парадокса лежит пресловутый эффект комплексности ресурсной базы России, которая играет одновременно достаточно активно на всех трех рынках – нефти, газа и угля. Такая полифоничная ресурсная политика характерна еще только для Казахстана. Данный момент лишний раз показывает, в чем состоит глобальное преимущество отечественной экономики – в ее полиресурсной природной базе, которая, с одной стороны, делает ее более зависимой от природных ископаемых, а с другой – более неуязвимой к перепадам конъюнктуры на отдельных ресурсных рынках. Вместе с тем активное потребление и продажа сырья частично нивелируют эффект имеющихся запасов.

Однако сказанное требует некоторого комментария. Дело в том, что преимущество Казахстана и России стремительно убывает. Так, за анализируемые 12 лет интегральная ресурсная зависимость России ежегодно уменьшалась в среднем на 4,2 ВВП. Это означает, что через 5 лет страна потеряет 21 пункт и перейдет в совершенно иное ресурсное измерение, а еще через год она окажется на уровне Колумбии. Для Казахстана этот эффект выражен еще более ярко. Тем самым ресурсная зависимость России катастрофически быстро уменьшается, порождая совершенно новые вызовы и проблемы. Фактически страна стоит на пороге исчерпания старой модели развития, основанной на эксплуатации ресурсных возможностей. Хотя время на перестройку национальной экономики еще есть, можно констатировать, что это время уже весьма ограничено.

2.3. Среднесрочный прогноз ресурсной зависимости экономики России

Обозначенные в предыдущем параграфе проблемы потери Россией своего привилегированного положения ресурсопоставляющей страны требуют уяснения возможных событий как в среднесрочной, так и в долгосрочной перспективе (подробные данные для полученного прогноза приведены в Прил.2). Для начала рассмотрим способ прогнозирования стратегической ресурсной зависимости (JR). Для этого будем отталкиваться от формулы (1), которую перепишем в следующем виде:

где R(t) – объем разведанных и подтвержденных запасов ресурса (в натуральном выражении) в году t; cR=CR(t)/Y(t) – энергоемкость национальной экономики в году t (в натуральном выражении на рубль ВВП в базовом году, за который берется 2000 год); eR=ER(t)/Y(t) – экспортоемкость национальной экономики в году t (в натуральном выражении на рубль ВВП в базовом году).

В формуле (7) ресурсоемкость легко прогнозируется в зависимости от ожидаемой динамики ВВП, которая может задаваться различными прогнозными сценариями. При этом ресурсоемкость и экспортоемкость можно эстраполировать на базе сложившихся тенденций, а запасы пересчитываются по следующей рекуррентной формуле:

где E*(t) — чистый экспорт, рассчитываемый как разница между экспортом и импортом ресурса в году t.

Данный инструментарий является опорным при осуществлении прогнозных расчетов. Однако дополнительно к этому следует отметить ряд технических моментов.

Во-первых, мы будем отдельно рассматривать среднесрочный (до 2018 года) и долгосрочный прогноз. Среднесрочный прогноз будет строиться на основе «чужих» (ведомственных) опорных прогнозных сценариев, тогда как долгосрочный прогноз будет в большей степени авторским.

Во-вторых, прогноз значений показателей стратегической ресурсной зависимости базируется на фактических данных о запасах природных ресурсов (сырой нефти, природного газа и угля), предоставляемых компанией BP, а также на отчетных данных Росстата об объемах их потребления, экспортирования и импортирования. В 2015 г. BP пересмотрела свои оценки относительно запасов России вплоть до 2014 г. включительно. В прогнозных расчетах использовались именно эти обновленные оценки. Для прогноза строились ретроспективные данные энергоемкости и экспортоемкости, для которых определялся логарифмический тренд, учитывающий наилучшим образом специфику динамики показателей и впоследствии использовавшийся для определения прогнозных значений.

Таблица 10. Опорные прогнозные сценарии и их параметры.

Источник прогноза Параметр Сценарий Годы
2015 2016 2017 2018
МЭР РФ Темп роста ВВП, % Базовый –2,8 2,3 2,3 2,4
Оптимистичный –2,5 3,1 2,7 3,3
Цена нефти марки URALS, долл. Базовый 50 60 65 70
Оптимистичный 60 70 80 90
ВЭБ Темп роста ВВП, % Базовый –4,7 1,0 1,4 3,4
Оптимистичный –4,3 2,0 1,8 3,9
Цена нефти марки URALS, долл. Базовый 50 62 69 80
Оптимистичный 56 65 72 80

В-третьих, прогнозные значения ВВП и цен на энергоресурсы в период с 2015 по 2018 гг. основаны на прогнозах социально-экономического развития Министерства экономического развития (МЭР) РФ и Внешэкономбанка (ВЭБ). Оба ведомства дают два сценарных прогноза – базовый и оптимистичный. Для построения наших прогнозных сценариев мы усредняем прогнозные оценки МЭР и ВЭБ. Помимо этого, мы формируем третий прогнозный сценарий – пессимистичный – по следующему правилу: параметры пессимистического сценария отличаются от базового настолько же, насколько базовый отличается от оптимистического, только в другую сторону, т.е.

где zp, zb и zo – параметры (темпы прироста ВВП) в пессимистическом, базовом и оптимистическом сценариях соответственно.

Исходные (опорные) параметры прогнозных сценариев приведены в табл.10. Расчетные параметры окончательных прогнозных сценариев для экономического роста приведены в табл.11.

Таблица 11. Среднесрочные прогнозные сценарии изменения ВВП.

Сценарий Годы
2015 2016 2017 2018
Пессимистичный –4,1 0,8 1,5 2,2
Базовый –3,8 1,7 1,9 2,9
Оптимистичный –3,4 2,6 2,3 3,6

Траектории ресурсоемкости и экпортоемкости для трех видов топлива – нефти, газа и угля – приведены на рис.2–4, на которых обозначены ретроспективные и прогнозные линии трендов.

Рис.2. Энергоемкость и экспортоемкость экономики России по нефти.


Рис.3. Энергоемкость и экспортоемкость экономики России по газу.


Рис.4. Энергоемкость и экспортоемкость экономики России по углю.

Данные рис.2–4 показывают, что ресурсоемкость отечественной экономики все годы XXI века снижалась для всех трех видов углеводородов – нефти, газа и угля. Эта тенденция позволяет экономить природные ресурсы России и оставаться в числе ресурсозависимых стран с большим ресурсным потенциалом. Что касается экспортоемкости, то для нефти и газа прослеживается слабый понижательный тренд, а для угля – явно выраженный повышательный. Окончательные результаты прогнозных расчетов приведены в табл.12 (используются только прогнозные темпы прироста ВВП), из которой вытекает недвусмысленный вывод о том, что Россию ожидает режим постепенного истощения ресурсов, причем не следует обманываться на сей счет – скорость истощения весьма велика. Всего за 4 года показатели стратегической зависимости по всем трем углеводородным ресурсам заметно уменьшаются.

Обращает на себя внимание и такой момент прогнозных расчетов: в оптимистичном сценарии все показатели ресурсной зависимости убывают быстрее, чем в других сценариях. Это связано с тем, что более быстрый экономический рост приводит к более активному внутреннему потреблению ресурсов и более интенсивным продажам сырья на экспорт.

Таблица 12. Среднесрочные прогнозные сценарии динамики стратегической ресурсной зависимости, годы.

Ресурс Сценарий Годы
2015 2016 2017 2018
Нефть Пессимистичный 34,4 33,2 31,9 30,2
Базовый 34,2 32,8 31,3 29,5
Оптимистичный 34,1 32,4 30,8 28,9
Газ Пессимистичный 51,8 51,0 49,8 48,3
Базовый 51,6 50,4 49,0 47,2
Оптимистичный 51,4 49,7 48,2 46,1
Уголь Пессимистичный 607,3 605,1 598,5 587,4
Базовый 605,1 597,5 588,7 573,9
Оптимистичный 602,9 590,2 579,1 560,8

При построении долгосрочных прогнозных сценариев идеология их конструирования остается прежней, но их компоновка осуществляется в привязке к опорным параметрам, которые берутся из «Прогноза долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2030 года» (от 30.04.2013); данный документ готовится МЭР. Исходные параметры для усредненных темпов экономического роста для прогнозных сценариев приведены в табл.13. Однако оговоримся, что прогноз МЭР темпов роста ВВП очень неравномерный по годам и это сильно влияет на окончательные оценки. Расчетные результаты долгосрочных прогнозов представлены в табл.14.

Таблица 13. Параметры сценариев долгосрочного прогноза роста ВВП.

Сценарий Средний темп прироста ВВП в 2018-2030 г.
Пессимистичный 2.3
Базовый 3.6
Оптимистичный 5.2


Таблица 14. Долгосрочные прогнозные сценарии динамики стратегической ресурсной зависимости, годы.

Ресурс Сценарий Прирост ресурсной зависимости
2018–2020 2020–2025 2025–2030
Нефть Пессимистичный –3,3 –7,8 –6,6
Базовый –4,2 –8,3 –6,5
Оптимистичный –4,9 –9,1 –6,0
Газ Пессимистичный –3,4 –8,0 –6,5
Базовый –4,8 –9,5 –7,4
Оптимистичный –6,2 –11,4 –7,3
Уголь Пессимистичный –26,3 –59,8 –40,8
Базовый –44,9 –82,7 –60,4
Оптимистичный –61,8 –111,3 –65,5

Полученные оценки высвечивают и некоторые нетривиальные результаты. Например, наблюдается следующая закономерность: в оптимистичном сценарии падение стратегической ресурсной зависимости оказывается более заметным, чем в пессимистичном сценарии. Однако для рынка нефти в 2025–2030 гг. происходит инверсия этой зависимости и оптимистичный сценарий становится более предпочтительным. На рынке газа в данный период оптимистичный сценарий становится лучше базового. Таким образом, сильно искривленные траектории экономического роста сами по себе способны оказывать неоднозначное действие на ресурсную зависимость страны.

Для расчета среднесрочного прогноза тактической зависимости в 2015–2018 гг. также используются данные прогнозов МЭР и ВЭБ, дополненные пессимистическим сценарием по аналогии со стратегической зависимостью. Долгосрочный прогноз до 2030 г. получен с учетом дополнительных данных Управления энергетической информации США (один сценарий изменения цен на нефть). Так как сценарные прогнозы цен на газ и уголь никакие компетентные органы не предоставляют, то нами использовались соотношения цены на нефть к цене на газ (с 1996 по 2014 гг.) и цены на нефть к цене на уголь (с 1996 по 2014 гг.). В дальнейшем осуществлялась экстраполяция по линейному тренду для цен на газ и логарифмическому тренду – для цены на уголь. Результаты расчетов прогнозных сценариев тактической ресурсной зависимости приведены в табл.15.

Таблица 15. Среднесрочный прогноз тактической ресурсной зависимости, %.

Ресурс Сценарий Годы
2015 2016 2017 2018
Нефть Пессимистичный 7,5 7,7 6,9 8,2
Базовый 8,4 8,1 8,1 9,3
Оптимистичный 9,1 8,4 9,4 10,5
Газ Пессимистичный 2,4 2,4 2,1 2,4
Базовый 2,7 2,5 2,4 2,7
Оптимистичный 2,9 2,6 2,8 3,0
Уголь Пессимистичный 0,5 0,4 0,4 0,5
Базовый 0,5 0,5 0,5 0,6
Оптимистичный 0,5 0,5 0,6 0,6

Анализ показывает, что тактическая ресурсная зависимость России в среднесрочной перспективе растет для всех трех видов топлива. Причем по нефти этот рост более заметный, а для газа и угля ситуация почти стабильна. Тем самым различия в траектории экономического роста сказываются в основном на тактической зависимости от нефти, однако это влияние можно считать несущественным. Тем не менее, все эти тенденции становятся гораздо более явственными и выпуклыми при рассмотрении результатов долгосрочных сценариев (табл.16). И если тактическая зависимость по углю к 2030 г. увеличивается в среднем на 0,35 п.п., то по газу – на 0,5, а по нефти – на 5,5 п.п.

Чтобы оценить масштабы последствий всех динамических сдвигов в ресурсной зависимости России, оценим ее интегральную величину в среднесрочном и долгосрочном аспектах (табл.17 и табл.18).

Таблица 16. Долгосрочный прогноз тактической ресурсной зависимости, %.

Ресурс Сценарий Прирост ресурсной зависимости
2018–2020 2020–2025 2025–2030
Нефть Пессимистичный 0,9 3,3 4,8
Базовый 1,0 4,0 5,4
Оптимистичный 1,0 4,7 6,2
Газ Пессимистичный 0,1 0,3 0,4
Базовый 0,1 0,4 0,5
Оптимистичный 0,1 0,6 0,6
Уголь Пессимистичный 0,1 0,2 0,3
Базовый 0,1 0,2 0,3
Оптимистичный 0,1 0,3 0,4

Результаты расчетов и сравнение табл.17 и табл.18 показывают, что три энергоресурса для России в перспективе ведут себя неодинаково. Так, для нефти и газа просматривается стабильная тенденция к сокращению интегральной зависимости, причем этот вывод справедлив для всех прогнозных сценариев. Для угля ситуация в среднесрочном периоде неопределенная и сильно зависит от сценария, тогда как в долгосрочном периоде выравнивается и становится ясной тенденция к росту зависимости страны от этого ресурса. Тем самым долгосрочный прогноз позволяет выявить неодинаковое стратегическое значение разных энергоносителей. Примечательно, что интегральная зависимость от угля в перспективе начинает становиться больше, чем от газа и нефти. По всей видимости, в данном случае можно говорить о грядущей рекомбинации значимости между тремя ресурсами.

Таблица 17. Среднесрочный прогноз интегральной ресурсной зависимости, ВВП.

Ресурс Сценарий Годы
2015 2016 2017 2018
Нефть Пессимистичный 2,5 2,5 2,2 2,4
Базовый 2,8 2,6 2,5 2,7
Оптимистичный 3,1 2,7 2,9 3,0
Газ Пессимистичный 1,2 1,2 1,0 1,1
Базовый 1,4 1,2 1,2 1,3
Оптимистичный 1,5 1,3 1,3 1,4
Уголь Пессимистичный 3,5 2,9 2,6 3,1
Базовый 3,4 3,0 3,1 3,5
Оптимистичный 3,4 3,1 3,5 3,8


Таблица 18. Долгосрочный прогноз интегральной ресурсной зависимости, ВВП.

Ресурс Сценарий Прирост ресурсной зависимости
2018-2020 2021-2025 2026-2030
Нефть Пессимистичный –0,0 –0,1 –0,2
Базовый –0,1 –0,2 –0,4
Оптимистичный –0,2 –0,4 –0,4
Газ Пессимистичный –0,0 –0,1 –0,0
Базовый –0,0 –0,1 –0,1
Оптимистичный –0,1 –0,2 –0,1
Уголь Пессимистичный 0,2 0,8 1,1
Базовый 0,1 0,7 0,8
Оптимистичный 0,0 0,4 0,6

Особо подчеркнем, что в прогноз нами закладывалась очень невыгодная для производителей угля ценовая динамика. Несмотря на это, уголь все-таки выходит на первое место. Данный факт выступает в качестве косвенного доказательства того, что в перспективе уголь может начать отыгрывать свои позиции и будет выступать в качестве заменителя нефти и газа. Сейчас трудно сказать, насколько успешным будет это «угольное ралли», однако предпосылки для него есть и процесс реанимирования угля в качестве полноценного энергоресурса вполне может превратиться в новый тренд.

ГЛАВА 3. ВЛИЯНИЕ ЭКСПОРТА РЕСУРСОВ РОССИИ НА МАКРОЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПАРАМЕТРЫ РАЗВИТИЯ

3.1. Кластеры стран по индикаторам ресурсной зависимости: общие закономерности

Традиционный аналитический тезис «ресурсного проклятья» состоит в том, что страны, богатые природными ресурсами, страдают от недостаточно динамичного экономического развития. Во многих случаях такое отставание приводит к двум важным следствиям – данные страны демонстрируют технологическое и институциональное отставание от развитых стран мира. При конкретизации данного тезиса вопрос переходит в плоскость сравнения различных экономических параметров стран-доноров природных ресурсов и стран-лидеров мировой экономики, которые редко обладают большим природным потенциалом.

В нашем случае для первичного и во многом поверхностного рассмотрения данного тезиса будем изучать пять ключевых результирующих (выходных) показателей, за которыми стоят соответствующие стороны экономической жизни. Первый – душевой ВВП. Этот индикатор несет двойную содержательную нагрузку: во-первых, он показывает уровень богатства общества, во-вторых, уровень технологической зрелости национальной экономики. Второй аспект вытекает из того факта, что душевой ВВП практически напрямую связан с показателем производительности труда. Тем самым данный макроиндикатор является главным в нашем анализе, ибо именно он выводит на понимание общей развитости изучаемой страны.

Второй показатель – производительность труда в обрабатывающей промышленности. Этот индикатор является более точным параметром технологического уровня национальной экономики по сравнению, например, с душевым ВВП и общей производительностью труда всей экономики. Это связано с тем обстоятельством, что добывающая промышленность в силу своей специфики является высокоэффективной и при достаточно большой ее доле в экономике способна поднять указанные два показателя на достаточно высокий уровень при довольно архаичном уровне производства во всех остальных отраслях хозяйства. Тем самым производительность в обрабатывающей промышленности «очищает» технологический анализ от искажающего влияния ресурсного сектора и позволяет понять, как обстоят дела в иных сегментах национальной экономики.

Третий показатель – доля объема инвестиций в основной капитал в ВВП. Этот индикатор показывает степень стратегичности национальной экономики. Такая смысловая нагрузка показателя связана с тем фактом, что инвестиции сами по себе представляют собой вложения в будущее развитие страны, а потому чем больше указанная доля, тем надежнее и стабильнее достигнутый экономический рост, тем лучше перспективы страны.

Четвертый показатель – доля затрат на исследования и разработки в ВВП. Этот показатель уточняет и усиливает выводы, сделанные на основе анализа инвестиционной активности. В данном случае замеряется инновационная активность экономики и ее возможные будущие технологические успехи.

Пятый показатель – внутренняя ресурсная рента (или социальная антирента) (S), определяемая по формуле:

где PINT — средняя цена на бензин в рассматриваемой стране; PW — мировая цена на нефть.

В данном случае показатель (10) позволяет оценить уровень социальной направленности ценовой политики правительства страны на рынке топлива. Если данный индикатор является высоким, то это означает, что государство в лице своего правительства старается включить население своей страны в орбиту коммерческих интересов ресурсодобывающих компаний, держит высокие цены на бензин и за счет этого получает дополнительный доход внутри страны. В противном случае, особенно при появлении отрицательных значений S, правительство осуществляет своеобразную дотацию топлива внутри страны и тем самым перераспределяет экспортный доход в пользу своего населения.

В качестве входных переменных используются показатели стратегической и тактической зависимости для двух ресурсов – нефти и газа. При этом методология анализа является предельно простой: построить диаграммы бинарных связей между входными и выходными показателями, каждый из которых делится на две равные части. Получаемая в результате такой процедуры диаграмма с четырьмя квадрантами (кластерами) позволяет понять, во-первых, саму закономерность формирования успехов стран в зависимости от наличия у них природных ресурсов, а, во-вторых, определить место России на этой диаграмме и понять к какой группе стран она относится.

Рассмотрим более предметно возникающие конфигурации в распределении стран-экспортеров.

Наиболее понятной является диаграмма на рис.5, из которой видно следующее. Во-первых, правый верхний квадрант образует своеобразную «мертвую зону», в которой нет ни одной страны. Следовательно, обладание фантастическими запасами нефти не позволяет странам достичь высокого уровня благосостояния. Можно сказать, что данные два параметра находятся в противоречии и не совместимы. Во-вторых, правый нижний квадрант образует своего рода «полумертвую зону», в которой присутствует только одна страна – Венесуэла. Это означает, что даже при фантастическом ресурсном богатстве страны могут быть аутсайдерами мировой экономики. В любом случае видно, что чрезмерно большие запасы нефти скорее мешают, чем помогают развитию страны. В-третьих, Россия попадает в левый нижний кластер, что говорит о ее родстве с развивающимися нефтедобывающими странами. Для России образцами для подражания могут служить Норвегия, Канада, Кувейт и Катар, которые смогли при солидных запасах нефти выйти на высокий уровень благосостояния. В целом можно констатировать, что России пока не удалось трансформировать стратегический нефтяной потенциал в технологические лидерство и высокий уровень благосостояния населения.

Рис.5. Кластеры стран в разрезе «душевой ВВП – стратегическая зависимость от нефти», 2012 г.

Рассмотрение диаграммы на рис.6 позволяет получить те же выводы, но несколько менее выпуклые. Например, правый верхний кластер является почти пустым (Кувейт находится на границе квадрантов), а правый нижний кластер включает две страны – ОАЭ и Саудовскую Аравию. Тем самым снова напрашивается вывод о том, что способствовать росту экономического благосостояния может в основном торговля нефтью в умеренных объемах. Выход за рамки некоторой критической величины негативно сказывается на динамике ВВП.

Рис.6. Кластеры стран в разрезе «душевой ВВП – тактическая зависимость от нефти», 2012 г.

Если рассмотреть аналогичные диаграммы для газа (рис.7 и рис.8), то можно получить аналогичные выводы. В качестве мертвой зоны выступает правый нижний квадрант, а правый верхний также состоит из одной непоказательной страны – Катара. Здесь также просматривается жесткое кластирование стран на два технологических эшелона – развитые и развивающиеся. При этом нет никаких признаков того, что зависимость от газа сама по себе является каким-то мощным стимулом или, наоборот, ограничением экономического роста. Норвегии, Австралии и Канаде не помешали выйти в кластер высокодоходных стран ни большие стратегические запасы газа, ни его большие текущие продажи на экспорт. Данный факт отрицает примитивную формулировку феномена «газового проклятья». Справедливости ради следует указать, что феномен «нефтяного проклятья» также оказывается под большим сомнением, хотя некоторые признаки отягчающего влияния нефтяных запасов все же просматриваются.

Рис.7. Кластеры стран в разрезе «душевой ВВП – стратегическая зависимость от газа», 2012 г.

Аналогичные диаграммы в разрезе остальных показателей и ресурсов позволяют получить примерно те же выводы с небольшими корректировками (Прил.3). Например, довольно четко видно, что инвестиции в основной капитал вообще не зависят от ресурсной зависимости; по всей видимости, это чисто управленческое решение, которое во многом носит волюнтарный характер и определяется общекультурными особенностями стран. Прямо противоположный вывод можно сделать для затрат на инновации, которые, похоже, отрицательно зависят от наделенности страны углеводородными ресурсами.

Рис.8. Кластеры стран в разрезе «душевой ВВП – тактическая зависимость от газа», 2012 г.

Вообще надо сказать, что все построенные диаграммы вскрывают большую стохастику в формировании разных видов экономической политики. Имеется целый ряд стран-маргиналов, которые по непонятным причинам оказываются в несвойственных для них кластерах. Это Катар, Венесуэла, Кувейт, отчасти Саудовская Аравия. Фактически можно говорить о странах, которые развиваются в рамках некоего универсального генерального тренда, но с разной степенью успеха, и странах-маргиналах, которые реализуют неповторимые и совершенно уникальные модели развития, лежащие на обочине современных цивилизационных стандартов.

Как было сказано, к классу стран-маргиналов относятся Катар, Венесуэла, Кувейт и Саудовская Аравия, к классу «типовых» стран – все остальные государства мира, включая Россию. Стратегии данных стран различаются на качественном уровне, что и фиксируют построенные нами диаграммы. Однако здесь важен генеральный вывод: Россия относится к разряду «типовых» стран и различия между ней и странами-лидерами носят чисто количественный характер. Следовательно, стандарты и рекомендации в отношении западных стран вполне применимы для России и могут рассматриваться в качестве полезной информации.

Таблица 19. Внутренняя ресурсная рента (S) в разных странах мира, %.

Страна Годы
2000 2002 2004 2006 2008 2010 2012 2014
США 62 60 56 35 –9 34 28 18
Канада 69 69 65 51 20 59 47 47
Мексика 70 74 59 45 18 38 19 40
Аргентина 83 75 62 34 22 48 52 59
Бразилия 80 71 71 67 52 68 50 51
Венесуэла –50 –220 –500 –1267 –2950 –2074 –2943 –4033
Норвегия 85 87 85 77 63 76 72 73
Россия 45 54 56 47 31 40 29 23
Великобритания 85 86 85 75 58 74 68 68
Иран –260 –129 –167 –356 –510 –415 –112 –66
Кувейт 14 20 0 –86 –154 –117 –204 –182
Катар н/д н/д –14 –116 –177 –163 –159 –170
Саудовская Аравия 25 33 0 –156 –281 –213 –338 –288
ОАЭ 28 45 14 –11 –36 –6 –49 –32
Австралия 68 68 72 56 18 61 50 50
Китай 55 62 50 41 38 55 49 47
Индия 70 76 72 59 44 57 44 44
Индонезия –6 41 11 28 –22 37 –49 33
Малайзия 36 54 35 23 –15 15 –13 9
Вьетнам 53 53 50 39 24 43 39 40
Колумбия 63 64 67 58 41 65 45 43
Казахстан 83 82 81 62 57 69 65 55

Теперь рассмотрим показатель внутренней ресурсной ренты (социальной антиренты) (S) для разных стран (табл.19). Анализ полученных данных позволяет сделать ряд любопытных выводов как общего, так и частного характера.

Во-первых, по социальной направленности ценовой политики все страны различаются очень сильно, некоторые радикально. В связи с этим все страны можно условно разделить на три группы: страны с предельной социальной поддержкой населения, в которых имела место отрицательная величина внутренней ресурсной ренты; страны с явно выраженной социальной поддержкой, где социальная антирента в среднем не превышала 40%; для остальных стран характерна жесткая ценовая политика. В первую группу вошли Венесуэла, Иран, Катар, Кувейт, ОАЭ и Саудовская Аравия. Во вторую группу попали США (31,1%), Малайзия (18,0%), Индонезия (9,1%), Россия (40,6). Можно выделить и страны с особо жестким режимом внутренних цен – Великобритания, Казахстан, Норвегия, Аргентина и Бразилия. Тем самым никакой унифицированной политики в странах-экспортерах углеводородов не просматривается. Россия, как и во многих предыдущих случаях, опять находится в середине списка, тяготея к странам с мягкой социальной политикой.

Во-вторых, все без исключения страны снизили давление на свое население, что позволяет говорить о разворачивании в начале XXI века глобального тренда к социально-ориентированной политике ценового регулирования горючего топлива в странах-экспортерах углеводородов. Россия, хотя и не слишком последовательно, но в целом шла в русле этого тренда, снизив за 14 лет ценовую нагрузку на свое население почти в полтора раза. Частично такое развитие событий связано с хорошей конъюнктурой на углеводороды в означенный период, что и позволяло правительствам стран-экспортеров демонстрировать некоторую щедрость в адрес собственного населения.

В-третьих, следует отметить огромную волатильность социальной политики в отношении горючего топлива. Например, множество стран в некоторые годы поддерживали режим отрицательной внутренней ренты, когда цены на бензин становились ниже цен на нефть. Так поступали, например, Малайзия, Индонезия и США, которые легко переходили от прибыльной торговли бензином к его откровенному дотированию. Например, США перешли к политике дотаций в 2008 г., когда грянул международный экономический кризис. Тем самым в США политика «нефтяных дотаций» выступала средством успокаивания населения в тяжелые периоды времени.

В-четвертых, в международном атласе стран в виде табл.19 содержится такая уникальная страна, как Венесуэла, которая не просто дотировала продажу бензина внутри страны, но и постоянно увеличивала масштаб таких дотаций. Данный пример демонстрирует некий откровенно вырожденный случай, когда избыточная социальная ориентированность продаж горючего вызывает все большее экономическое напряжение в отраслях нефтедобычи и нефтепереработки.

Подводя итоги проведенным расчетам, можно акцентировать следующие моменты.

Во-первых, «ресурсное проклятье» в значительной степени мифологизировано в смысле откровенного завышения его отрицательной роли для национальной экономики. Опыт показывает, что наделенность природными ресурсами, строго говоря, не мешает достижению страной высокого уровня благосостояния, технологического уровня экономики, инвестиционной и инновационной активности. Пример Норвегии, Австралии и Канады убедительно демонстрирует, что «ресурсное проклятье» может быть эффективно преобразовано в «ресурсное благословение». По всей видимости, «ресурсное проклятье» начинает сказываться только при очень высокой ресурсной зависимости страны, причем даже не в тактическом, а в стратегическом смысле. Россия в данном контексте не является страной-маргиналом, в которой «ресурсное проклятье» проявляется в особо острой форме. Тем самым в отношении нее речь должна идти о «тонких» инструментах регулирования углеводородными ресурсами.

Во-вторых, России за последние 10 лет удалось построить ресурсозависимую экономику с умеренной социальной ориентированностью. Так, в 2014 году Россия оказалась в ряду стран-лидеров по дотированию цен на бензин. Вместе с тем следует подчеркнуть, что данное достижение является «точечным», т.е. локальным во времени, и пока обладает признаками явной неустойчивости. Не исключено, что социальная направленность политики цен на бензин будет ликвидирована при дальнейшем ухудшении конъюнктуры на рынке энергоресурсов.

Проведенный анализ косвенно поднимает важную проблему о классификации России по международным стандартам. До сих пор существует интенция относить Россию к разряду развивающихся стран, а иногда и вообще к странам «третьего мира». Насколько это обоснованно?

Данный вопрос не является праздным. Группировка мировых держав по уровню экономического развития позволяет получать информацию о международном экономическом ландшафте, оценивать относительные успехи или, наоборот, неудачи государств в экономической политике и, соответственно, разрабатывать универсальные меры по улучшению экономической ситуации в стране. К наиболее признанным и популярным способам ранжирования относятся: классификация Международного валютного фонда (МВФ), рейтинг Всемирного банка (ВБ) и классификации Организации объединенных наций (ООН). Рассмотрим их более подробно.

1. Классификация МВФ. Данная классификация базируется на двух критериях: индустриальные (промышленно развитые) страны и все остальные страны с формирующимся рынком и развивающейся экономикой. Такая классификация стран МВФ не предусматривает четких экономических индикаторов, в ней экспертным способом учитываются следующие параметры [74]: доход на душу населения; диверсификация экспорта (доля природных ресурсов в экспорте); степень вовлеченности в мировую финансовую систему.

Согласно данным МВФ в 2014 г. Россия была отнесена к категории стран с развивающейся или формирующейся экономикой. Примечательно, что такие страны, как Кипр, Греция, государства Прибалтики, Словакия, Новая Зеландия, Исландия, и даже Мальта с Люксембургом были включены в группу стран с развитой экономикой.

2. Классификация ВБ. Данная организация составляет классификацию мировых держав по уровню валового национального дохода (ВНД) на душу населения. Сравнение душевого ВНД осуществляется по методу «Атлас». Страны с низким и средним уровнем доходов иногда называют развивающимися. Это понятие используется для удобства и не подразумевает, что все страны, относимые к этой группе, развиваются сходным образом, либо что остальные страны достигли предпочтительного или завершающего этапа развития. Для 2015 г. устанавливаемые ВБ категории доходов по уровню ВНД на душу населения выглядят следующим образом [55]: страны с низким уровнем доходов – 1 045 долл. и ниже; страны с доходами ниже среднего уровня – 1 045–4 125 долл.; страны с доходами выше среднего уровня – 4 125–12 746 долл.; страны с высоким уровнем доходов – 12 746 долл. и выше.

По итогам рейтинга 2015 г. Россия попала в группу стран с высоким уровнем дохода. Среди «соседей» в данной группе следует отметить ряд стран-экспортеров природных ресурсов: Венесуэла, Катар, Кувейт, Бахрейн, Оман, Саудовская Аравия.

3. Классификация ООН. Согласно данному способу ранжирования все страны разделяются на три типа: экономически высокоразвитые страны; развивающиеся страны и страны с переходной экономикой (от плановой к рыночной). Причем к третьему типу фактически относятся бывшие социалистические страны, которые осуществляют экономические преобразования в направлении строительства рыночной экономики. По методике ООН в число важнейших показателей уровня социально-экономического развития любой страны входит: ВВП (ВНП), а также ВВП (ВНП) на душу населения; доля продукции обрабатывающей промышленности и сферы услуг в ВВП (ВНП); уровень образования населения и продолжительность жизни населения.

Отдельно ООН использует методику отнесения стран к группе наименее развитых. Для определения наименее развитых стран Экономический и социальный совет ООН применяет три критерия, предложенные Комитетом по политике в области развития [80]. Первый критерий – критерий низкого уровня дохода – рассчитывается как приблизительное среднее значение ВВП на душу населения за три года (менее 1035 долл. для включения в перечень, свыше 1242 долл. для исключения из перечня). Второй критерий – индекс человеческого капитала – рассчитывается на основе показателей: доли голодающего населения; смертности детей в возрасте до 5 лет; доли населения со средним образованием; уровня грамотности взрослого населения. Все показатели учитываются с одинаковым весом. Для включения в перечень Индекс страны должен составлять менее 60% от максимального значения. Третий критерий – критерий экономической уязвимости – рассчитывается с использованием группы показателей, включая, например, долю населения, пострадавшего в результате стихийных бедствий. Для включения в перечень Индекс страны должен составлять менее 36% от максимального значения. Для включения в перечень страна должна удовлетворять всем трем критериям. Для исключения из перечня стране необходимо соответствовать пороговому значению по двум из трех указанных критериев в течение двух трехгодичных обзоров Комитета по политике в области развития.

В рейтинге ООН Россия находится в группе стран с переходной экономикой [81, с. 140], причем к данной категории отнесены все страны СНГ и Грузия, а также Балканские страны (Албания, Босния и Герцеговина, Черногория, Сербия и Македония).

По составу групп, к которым была отнесена Россия, можно сделать выводы о некоторых очевидных недостатках приведенных рейтингов: МВФ – игнорирование размеров экономик; ВБ – вынесение за скобки структуры распределения доходов; ООН – акцентирование внимания на географическом положении стран.

Методика соотнесения показателей ресурсной зависимости страны с важнейшими социально-экономическими индикаторами (среднедушевой ВВП, расходы на исследования и разработки, инвестиции в основной капитал и производительность труда в обрабатывающем секторе) позволяет более четко отследить место страны на мировой арене. Россия по всем ключевым индикаторам более чем в 2 раза отстает от мировых лидеров. Вместе с тем, по уровню стратегической и общей ресурсной зависимости она ближе к максимальным значениям. Полученные выводы подтверждают гипотезу о недостаточной степени развития российской экономики для того, чтобы отнести Россию к числу развитых стран. Вместе с тем следует учитывать и целый ряд тезисов, которые уже неоднократно высказывались в литературе при обсуждении вопроса о том, к какому классу отнести Россию. В данном контексте укажем лишь на тот, который нам представляется главным: дело в том, что Россия не может быть отнесена к «третьему миру» в силу того, что ее сегодняшнее положение – это не результат недостаточного развития, а следствие деградации последних десятилетий [47]. Страна, вышедшая на уровень первой космической державы, поразившая весь мир научными и социальными достижениями, не может стоять в одном ряду со странами, которые на такой уровень никогда не поднимались. В этом состоит главное противоречие современной России. С точки зрения ресурсной зависимости Россия также занимает некое неопределенное место. С одной стороны, это, безусловно, ресурсозависимое государство, с другой – она не имеет таких характеристик зависимости, как многие развивающиеся страны. Одновременно с этим Россия даже по таким показателям, как душевой ВВП, производительность труда в обрабатывающем секторе, инновационная и инвестиционная активность не является аутсайдером когорты стран-экспортеров. Все это лишний раз говорит о том, что в некотором смысле Россия действительно не имеет своего места в мировой экономике, которое ей, по всей видимости, и предстоит определить в ближайшее десятилетие.

3.2. Влияние ресурсной зависимости на экономическую активность: эконометрический анализ

Проведенный в предыдущем параграфе графический анализ взаимосвязей различных переменных с ресурсными параметрами является первым шагом в уяснении картины на качественном уровне, результатом чего стало отрицание фатального воздействия на национальную экономику «ресурсного проклятья». Более глубокое представление о характере влияния ресурсной зависимости страны на ее развитие требует более точного количественного анализа. Для этого построим простые эконометрические модели, увязывающие такие выходные характеристики, как душевой ВВП, производительность труда в обрабатывающей промышленности, доля капитальных инвестиций в ВВП, доля затрат на исследования и разработки в ВВП, с такими входными характеристиками, как тактическая и стратегическая ресурсозависимость. При этом при построении моделей рассмотрим два углеводородных ресурса – нефть и газ, а также используем численность занятого населения в качестве контрольной переменной.

Массив исходных данных состоял из 28 стран, среди которых были как экспортеры рассматриваемых ресурсов, так импортеры. При этом разница в их учете состояла в том, что для экспортеров тактическая зависимость от нефти и газа бралась с традиционно положительным знаком, а для импортеров – с отрицательным. Такой подход позволил расширить исходную выборку и исследовать более общие закономерности влияния ресурсной зависимости на экономическую динамику различных стран мира. Список стран-импортеров составляет 10 государств: Бельгия, Франция, Германия, Италия, Нидерланды, Испания, США, Великобритания, Китай, Индия. Список стран-экспортеров состоит из 18 государств: Канада, Мексика, Аргентина, Бразилия, Венесуэла, Норвегия, Россия, Иран, Кувейт, Катар, Саудовская Аравия, ОАЭ, Австралия, Индонезия, Малайзия, Вьетнам, Казахстан, Колумбия. Сразу особо оговоримся, что задача построения указанных моделей состояла в углубленном качественном анализе, т.е. в уяснении характера влияния каждого ресурсного параметра на выходные макроэкономические переменные.

При построении моделей использовались следующие обозначения. Выходные переменные: Y1 – ВВП на душу населения, тыс. долл.; Y2 – доля затрат на исследования и разработки в ВВП, %; Y3 – производительность труда в обрабатывающем секторе, тыс. долл. на чел.; Y4 – доля инвестиций в основной капитал в ВВП, %. Входные переменные: X1 – тактическая зависимость от газа, % от ВВП; X2 – тактическая зависимость от нефти, % от ВВП; L – численность занятых, млн чел.

В результате экспериментальных расчетов за 2012 г. для пространственной выборки из 28 стран для душевого ВВП удалось установить следующую эконометрическую зависимость:

В модели (11) используются следующие обозначения: под коэффициентами регрессии в скобках приведены значения их стандартной ошибки; R2 – коэффициент детерминации; BP – значения статистики Бройша–Пагана; GQ – значение статистики Голдфелда–Куандта. Все статистические тесты данной и последующих моделей пройдены успешно, что позволяет использовать их для дальнейшего анализа.

Из модели (11) вытекает ряд важных и во многом неожиданных выводов.

Во-первых, эконометрическая модель не «поймала» влияние стратегической ресурсной зависимости. Тем самым на величину душевого ВВП оказывает влияние только тактическая (текущая) зависимость от природных ресурсов; запасы ресурсов либо вообще не влияют на данный агрегат, либо влияют очень опосредованно через текущие продажи на экспорт, что и улавливает модель. Тем самым при формировании макроэкономических агрегатов влияние стратегической зависимости происходит посредством канала текущей зависимости. Причем, забегая вперед, укажем, что такая картина характерна для всех последующих моделей. Данный вывод является вполне логичным, если учесть, что на макроэкономические агрегаты могут оказывать влияние только «активные» операции с природными ресурсами – их купля–продажа. Если же ресурсы находятся в состоянии потенциальных запасов, то само их наличие не может оказать никакого воздействия на динамику экономических показателей.

Во-вторых, влияние тактической зависимости страны от нефти и газа имеется, и оно является разнонаправленным. Если экспорт газа стимулирует рост душевого ВВП, то экспорт нефти, наоборот, приводит к его снижению. Данный факт лишний раз подчеркивает, что рынки нефти и газа не являются эквивалентными и в ряде случаев дают совершенно разную реакцию национальной экономики. В этом контексте можно утверждать, что вывоз газа выступает в качестве плодотворной акции для населения, тогда как вывоз нефти – в качестве пагубной. В каком-то смысле идеальной внешнеторговой моделью является продажа на внешний рынок газа и покупка нефти. Такой стратегии придерживается, в частности, Австралия. Одновременный вывоз двух энергоресурсов приводит к ослаблению положительного эффекта от обладания ими. Учитывая, что Россия практикует именно такую «двойную» стратегию вывоза ресурсов, то для нее данный вывод является особенно важным. Фактически он подводит к выводу о необходимости отказа от экспорта нефти. Это очень «сильный» тезис и впоследствии мы к нему вернемся отдельно.

В-третьих, положительный эффект от продажи газа перекрывает отрицательный эффект от продажи нефти. Этот факт частично оправдывает активность России на двух рынках одновременно. Однако продажа нефти нейтрализует 37,3%, т.е. более трети, положительного эффекта от продажи газа, что лишний раз говорит о необходимости пересмотра политики в отношении экспорта углеводородов.

Особо отметим, что знак коэффициента при контрольной переменной в модели (11) не противоречит экономической логике: чем больше величина рабочей силы, тем меньше душевой ВВП.

Для затрат на исследования и разработки установлена следующая зависимость:

Полученное уравнение демонстрирует отсутствие какой-либо видимой зависимости между вложениями в инновации и продажами нефти и небольшую отрицательную связь с экспортом газа. Тем самым зависимость страны от нефти оказывается нейтральна к ведущимся в ней исследованиям и разработкам. В это же самое время активность от продажи газа, судя по всему, приводит к перераспределению исследовательских бюджетов в газовый сектор, что ослабляет общий инновационный потенциал страны. Этот момент высвечивает неочевидное и во многом парадоксальное влияние газового сектора на научную среду. Тем самым мы получаем вывод о том, что экспорт газа также имеет свои подводные камни и не может выступать в качестве абсолютного блага.

Знак коэффициента при контрольной переменной в регрессии (12) не противоречит здравому смыслу: чем больше душевой доход, тем выше исследовательская активность, т.е. в богатых странах исследования и разработки ведутся активнее, чем в бедных государствах.

Для производительности труда в обрабатывающем секторе установлена следующая зависимость:

Из модели (13) вытекает, что экспорт газа положительно влияет на производительность труда в обрабатывающем секторе. В данном случае мы получаем статистическое свидетельство того, что активность добывающего газового сектора «переливается» в технологическое перевооружение обрабатывающего сектора. Причем установленное влияние достаточно велико. Например, сила влияния газового экспорта на производительность труда обрабатывающего сектора почти в 3 раза больше его влияния на душевой ВВП. В отличие от газового ресурса активность страны на нефтяном рынке не переходит в конструктивное русло и не способствует перевооружению обрабатывающей промышленности. Этот вывод является довольно неожиданным, так как экономическая логика требует обратного: нефтедобывающая промышленность непосредственно связана с нефтеперерабатывающей отраслью, а потому можно было бы ожидать положительного эффекта от доходов одной для прогресса в другой. Однако этого не происходит. Для газодобывающей промышленности, наоборот, не существует дальнейшей глубокой переработки топлива, а потому можно было бы ожидать нейтральности эффекта дохода в первой. Однако и здесь этой нейтральности не наблюдается. По-видимому, в рассмотренном случае мы сталкиваемся с какими-то не до конца изученными экономическими свойствами каждого вида углеводородного сырья.

Знак коэффициента при контрольной переменной в модели (13) вписывается в экономическую логику: чем больше занятость, тем ниже производительность труда.

Для инвестиций в основной капитал установлена следующая зависимость:

Модель (14) фиксирует «перелив» ресурсной зависимости по газу в инвестиционную активность. В данном случае можно вполне правомерно предположить наличие некоего инвестиционного мультипликатора, согласно которому доходы газового сектора экономики увеличивают общую инвестиционную активность экономики. Нефтяной сектор опять-таки подобным свойством не обладает, что свидетельствует о его своеобразной автономности. Знак коэффициента при контрольной переменной в регрессии (14) является вполне естественным: чем больше занятость (масштаб экономики), тем больше инвестиции.

Построенные модели дают богатую пищу для размышлений в отношении специфики газа и нефти как ресурсов, способных инициировать положительные сдвиги в экономике. Как оказывается, между двумя этим ресурсами имеется множество различий, которые можно редуцировать к простому тезису: газ по сравнению с нефтью является более предпочтительным ресурсом для осуществления экспортных операций. Это связано с тем, что нефтяной экспорт из четырех рассмотренных экономических индикаторов на три (производительность труда обрабатывающего сектора, инновационную и инвестиционную активность) не оказывает никакого системного влияния, а на один (душевой ВВП) – оказывает деструктивное воздействие. Газовый экспорт, наоборот, влияет на все четыре показателя, причем на три из них (душевой ВВП, производительность труда обрабатывающего сектора и инвестиционную активность) он влияет положительно и только на один (инновационную активность) – отрицательно.

Сделанный вывод о преимуществе газодобычи перед нефтедобычей предполагает далеко идущие последствия. Фактически речь должна идти о принципиальном пересмотре государственной производственной и торговой политики в пользу газа и против нефти. В данном контексте можно сформулировать предварительный и очень условный тезис о необходимости структурного ресурсного маневра в пользу газового сектора. Здесь можно выделить производственный и торговый аспекты. В производственном аспекте целесообразно осуществлять активизацию добычи газа и совершенствовать методы работы с ним, тогда как добычу нефти следует постепенно сокращать. В торговом аспекте следует наращивать экспорт газа в разных формах (по трубопроводам, в сжиженном виде), тогда как продажи нефти на экспорт имеет смысл довольно резко сокращать. Таким образом, добытую нефть в перспективе следует использовать только для внутреннего потребления, а использование газа максимально диверсифицировать, продавая его как внутри страны, так и на экспорт.

Особо отметим еще один полученный вывод: стратегическая зависимость от нефти и газа, показывая потенциальные возможности добычи ресурсов, обладает свойством макроэкономической нейтральности. Тем самым данный показатель является вспомогательным при проведении макроэкономических расчетов.

3.3. Влияние нефтяных цен на финансовые показатели российской экономики

Здесь и далее под экономической безопасностью страны мы будем понимать нахождение ключевых экономических параметров развития страны в неких допустимых пределах. В данном параграфе нас будут интересовать такие экономические параметры, как ВВП и темпы его роста, объем инвестиций, а также бюджет и некоторые производные от него параметры. Задача проводимого анализа состоит в оценке влияния на эти переменные возможных катастрофических сдвигов в ценах на нефть, которые демонстрируют наибольшую волатильность и тянут за собой изменение цен на прочие углеводородные ресурсы.

Для оценки экономических и бюджетных эффектов от снижения мировых цен на нефть целесообразно опираться на следующую логику циклической экономической взаимосвязи: «инвестиции – ВВП – бюджет (доходы/расходы) – инвестиции». Данная цепочка работает следующим образом. 1) ВВП зависит от цен на нефть и объема инвестиций; 2) доходы бюджета зависят от ВВП и налоговой нагрузки (включая вывозные пошлины), доходов от продажи нефти (включая цену на мировых рынках) и валютного курса; 3) расходы бюджета отражают приоритеты и условно разделяются на две части – социальную и инвестиционную; 4) инвестиционная часть бюджета определяет общий объем инвестиций в стране через мультипликатор и далее влияет на ВВП.

Таким образом, модель взаимосвязи экономического роста и бюджета делает ключевыми следующие показатели: цена на нефть; валютный курс; объем инвестиций (в том числе по крупным секторам); налоговая нагрузка (основные налоги, вывозные пошлины); расходы бюджета (с выделением социальной и инвестиционной частей).

В прогнозных расчетах ключевые показатели рассматриваются более детально. В первом приближении модель взаимосвязи экономического роста и бюджета описывается несколькими зависимостями, главной (опорной) из который является эконометрическая зависимость ВВП от объема экспорта нефти и объема инвестиций: Y = aX + bI, где Y – объем ВВП; X – объем выручки от экспорта нефти; I – объем инвестиций в основные средства. Выручка от экспорта нефти определяется по формуле: X = PQE, где P – цена на нефть (долл./тонна(баррель)); Q – объем экспорта (тонна/баррель); E – курс доллара (руб./долл.).

В результате вычислительных экспериментов на основе данных табл.20 получено следующее уравнение регрессии:

Под числовыми коэффициентами в скобках приведены значения t-статистики; DW – статистика Дарбина–Уотсона; остальные обозначения прежние. Построенная модель (15) имеет смещенные оценки и значимость коэффициента при инвестициях оставляет желать лучшего. Тем не менее, для грубых расчетов на качественном уровне полученная зависимость является удобной и вполне работоспособной.

Таблица 20. Исходные данные для моделирования зависимости ВВП от объема экспорта нефти и объема инвестиций.

Годы Показатели
Y, млрд. руб. X, млрд. руб. I, млрд. руб.
2000 7305,6 712,0 1165,2
2001 8943,6 740,7 1504,7
2002 10830,5 920,0 1762,4
2003 13208,2 1143,1 2186,4
2004 17027,2 1618,4 2729,8
2005 21609,8 2401,3 3611,1
2006 26917,2 2693,1 4730,0
2007 33247,5 2982,9 6716,2
2008 41276,8 4734,5 8781,6
2009 38807,2 3041,9 7976,0
2010 46308,5 4107,4 9152,1
2011 55967,2 5852,8 11035,7
2012 62147,0 5494,8 12568,8
2013 66193,7 5684,2 13255,5

Полученная зависимость для ВВП может использоваться при: верификации экономического прогноза Минэкономразвития России; прогнозировании ВВП, исходя из ожидаемых цен на нефть и объемов инвестиций; оценке ожидаемых налоговых доходов по основным налогам (НДС, налог на прибыль, НДФЛ). Например, согласно «Прогнозу социально-экономического развития Российской Федерации на 2015 год» (Минэкономразвития России, январь 2015 г.) объем ВВП составит 73,1 трлн. руб. при следующих показателях на 2015 год: курс доллара – 61,5 руб. за 1 доллар США; объем экспорта нефти – 224,3 млн. тонн; мировые цены на нефть Urals – 50 долл. за 1 баррель (цена за 1 тонну (коэффициент 7,28) – 364 долл.; объем инвестиций – 12,6 трлн. руб.

Используя полученное уравнение регрессии (15), можно легко получить прогнозную оценку ВВП на 2015 год, составляющую 61,5 трлн. руб., что, как оказывается, на 16% меньше прогнозного значения Минэкономразвития России (73,1 трлн. руб.). Вместе с тем прогнозное значение ВВП на уровне 73,1 трлн. руб. достижимо при курсе доллара в 126,5 руб. или при цене на нефть в 102,8 долл. за баррель (в 2 раза выше прогноза Минэкономразвития России – 50 долл. за баррель). Таким образом, модель (15) при всей своей простоте позволяет выявлять серьезные неувязки в прогнозных значениях макроэкономических показателей.

Таблица 21. Данные об инвестиционных расходах федерального бюджета.

Показатель Годы
2009 2010 2011 2012 2013
Инвестиционные расходы бюджета (Iw), млрд. руб. 496,7 553,8 763,2 899,3 708,6
Доля инвестиционных расходов бюджета в общих расходах (s), ед. 0,051 0,055 0,070 0,070 0,053

Таблица 22. Исходные данные для оценки мультипликатора w.

Показатель Годы
2009 2010 2011 2012 2013
Инвестиции в основной капитал в текущих ценах (I), млрд. руб. 7976,0 9152,1 11035,7 12568,8 13255,5
Инвестиционные расходы бюджета (Iw), млрд. руб. 496,7 553,8 763,2 899,3 708,6

Зависимость доходов бюджета от ВВП и налоговой нагрузки (включая вывозные пошлины) описывается формулой: D = TY + V, где: D – доходы бюджета; T – налоговая нагрузка; V – вывозные пошлины (в основном на нефть). Тогда расходы бюджета можно описать следующим образом: W = Iw / S, где: W – расходы бюджета; s – доля инвестиционных расходов в общих расходах бюджета; Iw – инвестиционные расходы бюджета (т.е. средства ФАИП – федеральной адресной инвестиционной программы).

Зависимость общего объема инвестиций от бюджетных инвестиций описывается простым соотношением: I = ωIW, где: w – мультипликатор бюджетных инвестиций.

В результате «грубого» регрессионного анализа по данным за 2009–2013 гг. (табл.21 и табл.22) оцененное значение мультипликатора составило 15,6 и предполагается неизменным в среднесрочном периоде. Уравнение регрессии, в соответствии с которым определен мультипликатор, имеет следующий вид:

Рассмотренная схема позволяет пересчитывать в динамике все основные макроэкономические агрегаты. Несмотря на свою простоту, она способствует уяснению масштаба возникающих проблем из-за падения нефтяных цен.

Одним из направлений использования предложенной схемы расчетов является оценка устойчивости бюджетной системы. Для таковой будем предполагать, что 1) покрытие дефицита бюджета осуществляется за счет средств государственного долга; 2) при достижении предельного уровня долга дефицит покрывается за счет резервов; 3) при исчерпании резервов (снижении до предельно допустимой величины, например, необходимой для обслуживания государственного долга) осуществляется бюджетный маневр (секвестр).

Тогда можно оценить бюджетную устойчивость с точки зрения долговой нагрузки (на 3-летний период). Для этого будем полагать, что: дефицит покрывается полностью за счет госдолга; имеется целевой уровень госдолга (k), включая расходы на его обслуживание (не более 40% ВВП). В этом случае показатель текущей бюджетной устойчивости в году t определяется по формуле (при Bt-1/Yt≤k):

где: qt — бюджетная устойчивость, % (100% — максимальная устойчивость; 0 — полная неустойчивость); Аt — дефицит бюджета; Bt-1 — объем госдолга, включая его обслуживание; Yt — объем ВВП; t — индекс года.

Расчетные значения бюджетной устойчивости представлены в табл.23.

Таблица 23. Отчетные и прогнозные значения бюджетной устойчивости.

Год Бюджетная устойчивость (qt) (k<40% ВВП), %
2011 75,9
2012 68,9
2013 65,4
2014 57,8
2015 60,7
2016 60,3
2017 59,9

Еще одним следствием использования предложенной расчетной схемы является оценка бюджетной устойчивости к инфляционному фактору. Показатель инфляционной устойчивости федерального бюджета отражает отношение максимально возможного объема заимствований (государственного долга), привлекаемых в течение года, к размеру индексированного с учетом инфляции объема расходов:

где M – максимально возможный объем увеличения государственного долга (в расчетах допускается М=2 трлн. руб.); А – дефицит федерального бюджета, покрываемый за счет увеличения государственного долга, млрд. руб.; FP – ожидаемый (реалистичный) уровень годовой инфляции, %; FB – уровень годовой инфляции, заложенный в федеральный бюджет (в соответствии с федеральным законом на 2015 год заложено 5,5%); W – объем расходов федерального бюджета, млрд. руб.

Значения g более 100% показывают очень высокую инфляционную устойчивость бюджета, значения близкие к 0 – минимальную устойчивость.

Из формулы (18) легко получить уравнение для определения максимально допустимого ожидаемого уровня годовой инфляции F*, при котором g=100%:

Проведем оценку инфляционной устойчивости федерального бюджета по данным за 2015 год. Исходные данные: W=15,5 трлн. руб.; A=430,7 млрд. руб.; FB=5,5%; М=2 трлн. руб. Расчеты по формуле (19) позволяют сделать вывод о том, что федеральный бюджет обладает инфляционной устойчивостью при годовой инфляции, не превышающей 15,6%. В табл.24 представлены результаты вариантных расчетов того, как изменяется инфляционная устойчивость бюджета при ожидаемой инфляции, превышающей предельно допустимый уровень в 15,6%.

Таблица 24. Инфляционная устойчивость федерального бюджета.

Ожидаемый уровень инфляции (FP), % Инфляционная устойчивость федерального бюджета (F*), %
17 88
20 70
25 52

Апробированная методика имеет несколько направлений дальнейшего развития. Например, можно рассмотреть отдельные разделы бюджетных расходов (например, раздел «Социальная политика», 4 трлн. руб. на 2015 год). Использовав формулу (19), получим, что федеральный бюджет обладает инфляционной устойчивостью в части расходов по разделу «Социальная политика» при годовой инфляции, не превышающей 44,7%.

Итак, полученное с помощью предложенной аналитической схемы прогнозное снижение объема ВВП на 2015 год (16%) в 7-8 раз выше аналогичных оценок Минэкономразвития России и представляется более адекватным макроэкономическим ожиданием. Параметр бюджетной устойчивости оценивается на уровне 60% (из максимальных 100%), что квалифицирует состояние дел как высокорисковое. Инфляционная устойчивость федерального бюджета может сохраниться при годовом темпе прироста цен, не превышающем 15,6%, что накладывает серьезные ограничения на регулирующие действия центральных монетарных органов.

Таким образом, произошедшее в 2014–2015 гг. падение цен на нефть порождает серьезные проблемы в сфере экономической безопасности страны. Речь идет о существенных недоборах по линии ВВП, нарушении ритмичности работы бюджета страны, резком снижении инвестиционной активности. Однако этими последствиями не исчерпывается влияние нефтяных цен на российскую экономику.

Дело в том, что цены на различные энергоресурсы связаны между собой, причем эта связь оказывается вполне верифицируемой и отрицает некоторые априорные представления о связи рынков нефти, газа и угля. Например, иногда высказывается мнение о том, что провал России на рынке нефти может быть компенсирован большей активностью на рынке газа. Однако этот тезис нуждается в более тщательном разборе. Для этого рассмотрим динамику сопоставимых цен на три ресурса – нефть, газ и уголь.

Таблица 25. Рыночные и относительные цены на углеводороды.

Годы Рыночные цены Относительные цены
Природный газ (Heren NBP Index), долл. за млн. Btu Уголь (Northwest Europe marker price), долл. за тонну Сырая нефть (Brent), долл. за баррель Природный газ (Heren NBP Index), долл. за toe Уголь (Northwest Europe marker price), долл. за toe Сырая нефть (Brent), долл. за toe
1996 1.87 41.25 20.67 74.64 58.93 147.63
2000 2.71 35.99 28.50 108.43 51.41 203.54
2005 7.38 60.54 54.52 295.32 86.48 389.44
2010 6.56 92.50 79.50 262.25 132.14 567.83
2014 8.22 75.38 98.95 328.72 107.69 706.76

Сначала оценим исходные (рыночные) цены на данные ресурсы, а затем относительные (эквивалентные) цены на них, т.е. цены за ресурсы, содержащие одинаковую энергетическую ценность. Это связано с необходимостью приведения разных единиц измерения к единому знаменателю. Для этого все величины переводятся в энергетические эквиваленты, что и позволяет определить относительные цены (табд.25).

Указанная расчетная процедура позволяет вычислить важные ценовые характеристики, представляющие собой соотношения эквивалентных цен газа и угля к аналогичным ценам нефти, в результате чего получим приведенные (структурные) цены ресурсов к базовой цене – цене нефти (табл.26).

Таблица 26. Приведенные цены на углеводороды.

Годы Соотношение цены на газ и цены на нефть Соотношение цены на уголь и цены на нефть
1996 0.09 0.28
1997 0.10 0.29
1998 0.15 0.35
1999 0.09 0.22
2000 0.10 0.18
2001 0.13 0.22
2002 0.09 0.18
2003 0.12 0.21
2004 0.12 0.26
2005 0.14 0.16
2006 0.12 0.14
2007 0.08 0.17
2008 0.11 0.21
2009 0.08 0.16
2010 0.08 0.16
2011 0.08 0.15
2012 0.08 0.12
2013 0.10 0.11
2014 0.08 0.11

Анализ полученных данных в графической форме является особенно наглядным и позволяет определить тренды в соотношении ресурсных цен (рис.9).

Рис.9. Ретроспектива и тренды в соотношении ресурсных цен.

Как оказывается, в динамике структурных цен газа и угля имеется определенная закономерность, состоящая в их постоянном удешевлении по отношению к нефти. Это означает, что в абсолютном выражении цены на различные ресурсы могут вести себя как угодно, но глубинным трендом является потеря стоимости газом и углем в сравнении с нефтью. Причем тренды для обоих ресурсов имеют экспоненциальную форму, т.е. убывание их относительной цены происходит довольно быстро. Из рис.9 видно, что средний темп потери относительной стоимости для газа равен –1,5% в год, а для угля –5,1%. Тем самым можно констатировать, что ценность угля катастрофически падает и это может уже не в столь отдаленной перспективе привести к нерентабельности его добычи и продажи. Немного лучше обстоит дело с газом, но и здесь ситуация все равно выглядит довольно драматичной. Если же предположить, что на рынке нефти продолжится снижение цен при сохранении трендов в структурных ценах, то это означает, что газо- и угледобыча в ближайшее время могут оказаться перед угрозой банкротства многих предприятий.

Главный вывод, который вытекает из проведенных расчетов, состоит в том, что такие углеводородные ресурсы, как нефть, газ и уголь не являются энергетическими субститутами – при продажах они отнюдь не заменяют друг друга. В противном случае падение цен на один ресурс перераспределяло бы рыночный спрос на него. Однако в реальности происходит иной процесс: падение цен на нефть вызывает синхронное, но ускоренное падение цен на газ и уголь. Это означает, что доход, недополученный из-за падения цен на нефть, нельзя компенсировать поднятием цен на другие ресурсы. Более того, есть большой вопрос относительно того, можно ли энергетический «нефтяной дефицит» покрыть «газовым (угольным) избытком».

Рассмотренное свойство ресурсных цен приводит в действие эффект синхронизации потерь у стран-экспортеров из-за неблагоприятной конъюнктуры на сырьевых рынках. Если государство типа России торгует на внешнем рынке всеми тремя ресурсами, то ухудшение ценовой картины для одного из них автоматически ухудшает картину для других. Тем самым резкие обвалы цен на нефть могут спровоцировать паралич всей внешней торговли углеводородным сырьем.

Обозначенные экспоненциальные тренды в структурных ценах выглядят поистине угрожающими для ресурсной модели российской экономики. Если они не «сломаются» в ближайшие годы (а пока нет никаких оснований думать, что они не сохранятся), то энергетический потенциал России будет с каждым годом девальвироваться.

Сейчас трудно сказать, что лежит в основе ценовых экспоненциальных трендов. По всей видимости, на рынке традиционного топлива сложилась жесткая иерархия между ресурсами – самый дорогой и пользующийся повышенным спросом (нефть), менее дорогой и менее ценный (газ) и совсем дешевый и мало популярный (уголь). Падение цен на данные ресурсы происходит из-за падения спроса на них, причем уменьшившийся спрос, как и уменьшившиеся цены, распределяется строго по установленной ценностной иерархии между разными углеводородами. Иными словами, падение спроса и цен не приводит к изменению сложившейся стратификации между ресурсами. Можно предположить, что подобная структурная нечувствительность рынка углеводородов связана с системными процессами, а именно, с экономией энергозатрат в результате внедрения энергосберегающих технологий и переключения спроса на новые виды энергообеспечения. Это ставит задачу изучения возможностей новых технологий на рынке энергетики.

ГЛАВА 4. ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ ИННОВАЦИИ НА РЫНКЕ ЭНЕРГОНОСИТЕЛЕЙ: ВЫЗОВЫ ДЛЯ РОССИИ

4.1. Новые технологии, замещающие традиционное производство нефти и газа: мифы и реальность

В данном разделе сделаем аналитический обзор современных технологий, негативно влияющих на нефтегазовый экспорт России с точки зрения снижения объемов торговли в физическом и стоимостном выражении. Данные технологии связаны с добычей (получением) энергоресурсов, замещающих традиционные нефть и газ, а также обеспечивающих энергосбережение в размерах, критических для состояния рынка энергоносителей.

Предварительно рассмотрим специфику энергетики как области науки и научно-технической сферы с точки зрения достигнутых в ней верифицируемых результатов, дающих информацию об интеллектуальном и технологическом продвижении в направлении создания новых способов добычи энергии. Такими результатами традиционно принято считать публикации и патенты (патентные заявки).

Если рассматривать мировую и российскую структуру публикаций, вышедших в 1996–2010 годах, по научным направлениям, то в обоих случаях мы можем зафиксировать чрезвычайно низкую долю публикаций по энергетике в общей массе научных работ – 1,4% и 2,5% соответственно (рис.10) [67]. Тем не менее, это вовсе не свидетельствует о низком научном интересе к данной области. Реальный вес данного направления в мировой науке и инновациях демонстрирует структура международных патентных заявок (табл.27), в которой энергетика занимает первое место. Следует отметить, что основными субъектами международных патентных заявок являются, как правило, крупные компании, то есть основные игроки и конкуренты на соответствующих отраслевых рынках.

В 2013 году доля патентных заявок по энергетике составила 7,8% и соперничала за первенство с цифровыми коммуникациями и компьютерными технологиями. Следует особо отметить, что еще в 2009 году структура международных патентных заявок выглядела принципиально иначе – в ней на первый план выходили компьютерные и медицинские технологии. Таким образом, энергетика выступает не той сферой, которая требует написания научных, иногда довольно абстрактных, текстов, а отраслью, которая служит источником зарабатывания денег крупнейшими компаниями.

Рис.10. Дисциплинарная структура научных публикаций в России и мире, % (1996–2010 годы).

Более пристальный анализ структуры патентных заявок показывает, что на рассматриваемом временном интервале практически все технологические направления переживали экстенсивный рост интеллектуальной активности исследователей. Очевидных трендов, указывающих на угасание какого-либо направления, представленная статистика не фиксирует (табл.27), однако можно вполне определенно идентифицировать сферы, переживающие застой: «Телекоммуникационные технологи», «Основные коммуникационные процессы», «Анализ биологических материалов», «Фармацевтика» и др.

Таблица 27. Структура международных патентных заявок (PCT applications) по технологическим направлениям.

Технические отрасли Число заявок по годам Доля в 2013, % Темп прироста в 2012– 2013, %
2009 2010 2011 2012 2013
I Электрическое проектирование
1 Электрические машины, аппаратный комплекс, электроэнергия 8 986 9 171 11 354 13 438 14 897 7,8 10,9
2 Аудио-визуальные технологии 5 828 5 619 5 838 6 374 6 839 3,6 7,3
3 Телекоммуникационные технологии 5 856 4 878 4 987 4 994 5 247 2,7 5,1
4 Цифровая связь 9 068 10 592 11 650 12 629 14 059 7,3 11,3
5 Основные коммуникационные процессы 1 392 1 277 1 204 1 299 1 288 0,7 -0,8
6 Компьютерные технологии 10 241 9 542 10 487 12 448 14 684 7,7 18,0
7 IT методы управления 2 157 2 085 2 362 2 931 3 727 1,9 27,2
8 Полупроводники 5 582 5 862 6 509 6 907 7 319 3,8 6,0
II Инструменты
9 Оптические системы 4 326 4 192 4 551 5 118 6 294 3,3 23,0
10 Статистическое измерение 6 805 6 430 6 571 7 309 7 952 4,2 8,8
11 Анализ биологических материалов 1 886 1 790 1 786 1 722 1 849 1,0 7,4
12 Контроль 2 397 2 131 2 161 2 345 2 563 1,3 9,3
13 Медицинские технологии 10 485 10 484 10 766 11 371 11 920 6,2 4,8
III Химия
14 Органическая химия 5 674 5 516 5 308 5 601 5 415 2,8 -3,3
15 Биотехнология 5 313 5 222 5 245 5 313 5 515 2,9 3,8
16 Фармацевтика 8 401 7 836 7 713 7 809 7 711 4,0 -1,3
17 Высокомолекулярная химия, полимеры 3 093 2 806 3 108 3 287 3 537 1,8 7,6
18 Пищевая химия 1 519 1 516 1 582 1 734 1 756 0,9 1,3
19 Исходные химические материалы 4 736 4 642 4 894 4 975 5 106 2,7 2,6
20 Материалы, металлургия 2 769 2 869 3 224 3 422 3 741 2,0 9,3
21 Технологии покрытия 2 454 2 426 2 667 2 931 3 237 1,7 10,4
22 Микроструктуры и нанотехнологии 344 347 358 435 400 0,2 -8,0
23 Химическая инженерия 3 630 3 586 3 859 4 232 4 268 2,2 0,9
24 Экологические технологии 2 222 2 166 2 475 2 647 2 703 1,4 2,1
IV Машиностроение
25 Управление, обработка 3 722 3 648 4 071 4 018 4 254 2,2 5,9
26 Станки 2 946 2 714 3 049 3 378 3 495 1,8 3,5
27 Двигатели, насосы, турбины 4 392 4 309 5 053 5 578 6 116 3,2 9,6
28 Машины для текстиля и бумаги 2 164 1 962 1 982 2 160 2 240 1,2 3,7
29 Другие специальные машины 3 992 3 762 4 231 4 661 4 845 2,5 3,9
30 Тепловые процессы и аппараты 2 375 2 457 2 612 2 727 2 959 1,5 8,5
31 Механические элементы 4 153 4 052 4 450 4 794 5 138 2,7 7,2
32 Транспорт 5 834 5 494 6 262 7 411 7 922 4,1 6,9
V Другие отрасли
33 Мебель 3 277 3 100 3 205 3 333 3 556 1,9 6,7
34 Другие потребительские товары 3 010 3 003 3 173 3 362 3 394 1,8 1,0
35 Гражданское строительство 4 426 4 362 4 822 5 331 5 460 2,9 2,4

Примечательно, что по масштабам патентной деятельности весьма скромно смотрится направление «Микроструктуры и нанотехнологии» (не более 450 заявок ежегодно), весьма популярно в России и до недавнего времени притягивало существенные бюджетные ресурсы.

Теперь перейдем от общей характеристики сферы энергетики в традиционных статистических терминах к непосредственному рассмотрению новых технологий, которые обеспечили структурные сдвиги в отрасли и в определенной степени влияют на сложившийся технологический профиль России.

Проект «Нефтяной сланцевой революции». В настоящее время «Сланцевая революция» стала самостоятельным пунктом в мировой повестке и получила определенный резонанс в политических кругах и бизнес-среде. Новые технологии освоения ранее «замороженных» территорий–носителей нефти и газа выводят на рынок дополнительные объемы энергетических ресурсов, альтернативных традиционной нефти и традиционному газу. В настоящее время накоплено достаточно много как полярных, так и умеренных экспертных оценок относительно перспектив «сланцевой революции» и ее влияния на внешнюю торговлю России. Рассмотрим продукты «сланцевой революции» подробнее.

Зададимся сакраментальным вопросом: действительно ли сланцевая нефть изменит баланс сил на мировом рынке энергоносителей или это всего лишь громкая акция по устрашению участников рынка? Информационное пространство уже неоднократно сталкивалось с похожим вбросом идейных фантомов. К числу таковых можно отнести пресловутую «экономику знаний», а также технологию «форсайта». В отличие от трудно осязаемой «экономики знаний» «сланцевая революция» имеет под собой некоторые реальные производства и активы, которые, тем не менее, могут носить чисто демонстрационный характер. Разберем некоторые детали, связанные с получением сланцевой нефти и ее оборота, которые помогут пролить свет на природу «сланцевой революции».

Сырьем для получения сланцевой нефти являются так называемые горючие сланцы, которые состоят из минеральной и органической частей. Именно органическая часть (кероген) в своем отвердевшем состоянии является носителем нефтяной массы.

Устойчивой пропорции минеральной и органической части в горючих сланцах не существует (рис.11). Содержащаяся в органической части сланцев нефтяная начинка выделяется из породы посредством пиролиза (то есть нагрева), обеспечивающего термическое разложение органических соединений при недостатке кислорода. Если упрощенно, то речь идет о «вытапливании» нефти.

Рис.11. Структура горючего сланца.

Таким образом, версия «сланцевой революции» выглядит следующим образом: горючие сланцы являются носителем субститута традиционной нефти, прямые аналоги которой, как было известно до недавнего времени, отсутствовали. При этом часто замалчивается тот факт, что сланцевая нефть была известна еще в 1950-х годах, а в США начала разрабатываться с 1970-х годов.

Следует отметить неоригинальность идеи, положенной в основу получения сланцевой нефти. С тем же успехом можно вытапливать нефтяную массу посредством пиролиза продуктов нефтехимической промышленности (автомобильные шины, полимеры) и за счет этого получать углеводороды, эквивалентные нефти. Распространение такой практики можно, например, громко именовать «революцией автопокрышек».

Одновременно с этим напрашивается еще одно сравнение. Известно, что крепкие алкогольные напитки производятся из спиртов, получаемых преимущественно из зерновых культур, винограда, сахарного тростника. При этом технически возможно производство спирта из картофеля, древесных опилок, свеклы и другой растительности. В контексте данного сравнения сланцевая нефть может быть сопоставлена с крепким алкоголем на основе спирта, полученного из продуктов брожения луговой флоры, вырванной с корнем.

В настоящее время нет сомнений в том, что процесс получения сланцевой нефти наносит существенный вред экологии, в том числе за счет применения такого метода интенсификации скважин, как гидроразрыв пласта. В некоторых странах его применение запрещено (Франция, Нидерланды, Великобритания).

Следует подчеркнуть, что нигде, кроме США, активно не продвигается на рынке и в информационном пространстве тема сланцевой нефти. Последствия эксплуатации территории (вплоть до землетрясений) и получаемая таким образом дешевая нефть никак не соответствуют друг другу и свидетельствуют о деструктивной государственной политике в отношении собственной страны. Если пытаться найти объяснения этим «нерациональным» действиям, то можно рассмотреть следующие две гипотезы.

Первая гипотеза заключается в том, что сланцевая революция – это жест отчаяния США. Однако этот аргумент представляется не слишком правдоподобной, если учесть, что основным и надежным поставщиком нефти в США является Канада. На этом фоне также бледнеет миф о том, что США берегут свои запасы традиционной нефти. Объявленная «сланцевая революция» либо отрицает наличие таких неприкосновенных запасов традиционной нефти в США, либо указывает на то, что они уже незаметно исчерпаны.

Вторая и, наш взгляд, более правдоподобная гипотеза акцентирует роль США в качестве искусственного дестабилизатора мирового рынка за счет пускания «сланцевой» пыли в глаза его участникам. При этом выигрываемое время используется Штатами для решения стратегических и внешнеполитических задач.

Рис.12. Химический состав горючих сланцев месторождения Грин Ривер.

Сомнительность сланцевой нефти подтверждается результатами анализа ее рынка, для которого характерна неструктурированность как в США, так и в мире, а также непрозрачность его основных игроков. Так, сведения о компаниях, добывающих сланцевую нефть, весьма ограничены, а объемы добычи могут быть просто сфальсифицированы, как, например, ранее была сфабрикована благополучная бухгалтерская отчетность крупных компаний и банков США. Основанием для такой гипотезы является непрозрачность внутреннего рынка США и отсутствие экспортных поставок сланцевой нефти, при которых объемы продукции объективно верифицируются странами-импортерами.

По данным EIA [36], в 2014 году США добывали 4,3 млн. баррелей сланцевой нефти год (рис.13). Данный объем добычи сопоставим с показателями производства нефти компании «Роснефть». В пересчете на годовой объем добычи, выраженный в тоннах, этот объем составлял 210 млн. тонн (из расчета 7,48 баррелей = 1 тонне). Принимая во внимание годовой объем потребления нефти в США на уровне 840 млн. тонн (данные BP), нетрудно вычислить долю сланцевой нефти, которая достигла 25%, стартовав практически с нулевой отметки в середине 2000-х годов.

На рис.13 не отражены данные за 2015 год, однако даже потенциальное замещение традиционной нефти сланцевой нефтью на 25% не может являться прямой причиной 2-кратного снижения цен на нефть в 2015 году по сравнению с 2014 годом. Такое 2-кратное снижение цены на нефть теоретически возможно при 50-процентном присутствии сланцевой нефти в структуре потребления и установлении ее цены, близкой к нулю.

Рис.13. Динамика добычи сланцевой нефти в США и цены на нефть.

Проведенный анализ доступных сведений о рынке сланцевой нефти дает дополнительный повод усомниться в сведениях EIA относительно объемов производства сланцевой нефти и серьезности этого направления производства, что косвенно указывает на очередной отраслевой «пузырь», не подкрепленный соответствующими активами.

Важной чертой американского рынка сланцевой нефти является вовлеченность значительного числа относительно небольших компаний, тогда как добычу и переработку традиционной нефти в большинстве стран осуществляют крупные транснациональные корпорации. От сланцевой нефти дистанцируются все крупные игроки нефтяного рынка: «Exxon Mobil», «Shell», «Shevron», «Conoco Philips», BP и др. С одной стороны, более мелкие фирмы менее чувствительны к колебаниям цен на нефть: уже вложенные инвестиции необходимо окупить, следовательно, в краткосрочной перспективе останавливать добычу «черного золота» из сланцевых пород нецелесообразно даже при стремительном падении нефтяных котировок [62]. С другой стороны, добыча сланцевой нефти имеет свою специфику: достаточно невысокие первоначальные инвестиции (стоимость одной буровой установки колеблется в районе 10 млн. долл.) и значительные операционные расходы, т.к. требуется постоянное горизонтальное бурение и гидроразрыв пластов. Поэтому, по мнению президента Фонда национальной энергетической безопасности К.В.Симонова, проекты разработки сланцевых месторождений более чувствительны к колебаниям цен на нефтяном рынке, чем проекты добычи традиционной нефти [61].

Кроме того, еще одним фактором, способным изменить расстановку сил на рынке, может стать создание новых технологий бурения, которые позволят существенно снизить издержки добычи природных ресурсов. По всей видимости, хорошо структурированный рынок не сможет сформироваться в обозримом будущем; по крайней мере, пока крупные компании не станут основными игроками на рынке сланцевой нефти.

Неопределенность на рынке сланцевой нефти в значительной мере вызвана различиями в финансовой устойчивости компаний в этой отрасли. Например, к середине 2015 г. обанкротилось всего 5 американских фирм, специализирующихся на добыче сланцевой нефти, в то время как около 100 таких организаций продолжает свою деятельность [89].

Состоятельность бизнеса на сланцевой нефти можно признать сомнительной и на основе данных о банкротстве частной компании «BH Energy» из Техаса, занимавшейся сланцевой нефтью и не сумевшей погасить задолженность всего лишь в 50 млн. долл. [82].

По данным рейтингового агентства «Bloomberg» и авторитетного экономического журнала «The Economist», совокупные займы 62 американских компаний, добывающих сланцевую нефть, приближаются к отметке в 250 млрд. долл., что почти в 2 раза больше аналогичного значения пять лет назад. А средний левередж (отношение чистого долга к годовому потоку денежных средств от операционной деятельности) достиг 5,5 раза. Среди этих 62 компаний 29 имеют левередж более 8. Иными словами, почти половина крупных игроков на рынке сланцевой нефти США испытывает достаточно серьезные финансовые трудности. В частности, по итогам первой половины 2015 г. чистый убыток «EOG Resources» достиг 164,5 млн. долл., в то время как за аналогичный период прошлого года компания получила чистую прибыль в 1,4 млрд. долл. (выручка организации снизилась более чем в 1,5 раза). Другой заметный игрок на сланцевом рынке – «Whiting Petroleum» – имел чистую прибыль в размере 260,5 млн долл. за 6 месяцев 2014 г. по сравнению с убытком в первом полугодии 2015 года в 255,4 млн. долл. (выручка упала на треть). Чистый убыток «Concho Resources» достиг 113 млн. долл., тогда как в прошлом году за этот период компания получила прибыль в 103 млн. долл. (выручка также сократилась на одну треть). Двукратное сокращение выручки отмечается в компании «Noble Energy», ее убыток в первом полугодии 2015 г. достиг 131 млн. долл.; годом ранее она имела чистую прибыль 392 млн. долл. За отчетный период только в одной из пула заметных компаний – Occidental Petroleum – была зафиксирована чистая прибыль (196 млн. долл.), хотя она упала более чем в 10 раз за 1 год [86]. В условиях такой финансовой нестабильности, свойственной всем компаниям-производителям сланцевой нефти, трудно выделить устойчивых лидеров на данном рынке. Тем более проблематично говорить о перспективах этих компаний.

Проект «Газовой сланцевой революции». Сланцевый газ выступает вторым продуктом «сланцевой революции». Физически он содержится в тех же сланцах и добывается методами, близкими к добыче сланцевой нефти, которые в той же степени разрушительны для экологии. В отличие от сланцевой нефти сланцевый газ привлек внимание и инвестиции крупнейших мировых энергетических компаний. Как и в случае со сланцевой нефтью, флаг сланцевого газа подняли США, показав всему миру пример. В современных источниках можно встретить весьма противоречивые прогнозы относительно газового рынка в США. Одни источники утверждают, что к 2020 году потенциал сланцевого газа в США будет исчерпан [66], другие пророчат США роль мирового экспортера сжиженного сланцевого газа в азиатский регион [96].

По имеющейся информации концентрация сланцевого газа в порах сланцевой породы весьма вариативна и составляет от 0,2 до 3,2 млрд. м3/км2 территории [37]. Данное обстоятельство заставляет охватывать бурением значительные площади. Очевидно, что такую экстенсивную эксплуатацию своей территории могут позволить только крупные страны с невысокой плотностью населения или с его концентрацией в отдельных регионах страны. Государства Европы к таковым не относятся, поэтому проекты добычи сланцевого газа после первых попыток там были свернуты, хотя разведка проводилась в Германии и Польше. Стратегия этих стран понятна – принести в жертву свои территории, выкачивая из них сланцевый газ, объем которого радикально не изменит энергозависимость страны – представляется малопривлекательной; целесообразнее продолжать приобретать газ у внешних поставщиков.

Например, объективно высокая степень зависимости Польши от поставок российского газа и угля неоднократно вызывала дискуссии на тему поиска альтернативных источников удовлетворения энергетических потребностей страны. Особый энтузиазм у поляков возник после обнародования Управлением энергетической информации США оценок запасов сланцевого газа в 2011 г. Согласно этим данным, Польша располагала запасами данного ресурса в 5,3 трлн. куб. метров – самыми большими в Европе. Начиная со следующего года к стране стали проявлять интерес одна за другой крупнейшие мировые компании – «Exxon Mobil», «Total», «Conoco Phillips» и др., а польские чиновники прогнозировали будущее процветание государства и даже планировали создать фонд национального благосостояния, соизмеримый по размерам с норвежским аналогом. Однако всем этим надеждам не суждено было сбыться. Причиной тому послужило несколько обстоятельств.

Во-первых, запасы горючего ресурса были существенно переоценены: согласно данным Польской академии наук они не превышают 768 млрд. куб. метров, что почти в 7 раз меньше американских оценок [51]. Такая ошибка в оценке запасов дополнительно свидетельствует о стремлении надуть очередной отраслевой пузырь.

Во-вторых, государственные органы Польши не смогли оперативно подготовить законодательную базу для ведения разведки и добычи полезных ресурсов зарубежными компаниями (в том числе возникла неопределенность с налогообложением этих видов работ). Усугубляющее воздействие имел и недостаточный уровень развитости инфраструктуры в Польше [68].

В-третьих, разработка месторождений сланцевого газа была заметно осложнена относительно высокой плотностью населения и наличием больших площадей национальных парков и заповедников [28].

Как итог, уже к концу 2014 г. Польшу покинули 7 из 11 компаний, которые инвестировали свои средства в развитие сланцевой отрасли этой страны – более 750 млн. долл. [85]. В начале 2015 г. прекратила разработку сланцевых месторождений газа и компания «Chevron». По всей видимости, в ближайшее время Польше не суждено приобрести энергетическую независимость от России, и уж совсем туманными видятся перспективы создания фонда благополучия, соразмерного с норвежским.

Если опираться на цифры, то по данным разведки на 2007 год технически извлекаемый объем сланцевого газа из месторождений на территории США был оценен на уровне 3,6 трлн. м3 [39], что эквивалентно внутреннему объему потребления в течении 5 лет. Альтернативной независимой оценки запасов, способной подтвердить или опровергнуть официальный прогноз, не существует. Тем не менее, извлекаемые запасы сланцевого газа в США уже позволили снизить внутренние цены [98] (рис.14). Экстраполируя этот эффект, можно допустить, что сланцевый газ способен оказать влияние на мировую конъюнктуру на протяжении периода, критического для России.

Рис.14. Динамика добычи сланцевого газа в США и цены на газ.

Годовой объем экспорта газа на мировом рынке составляет порядка 700 млрд. м3 и сопоставим с годовым потреблением газа в США. Доля России в общем экспорте газа составляет около 32% (220–230 млрд. м3). Для того чтобы диктовать волю на рынке, экспорт США должен увеличиться хотя бы до российских объемов. Учитывая, что годовой газовый экспорт США составляет 44–45 млрд. м3, за счет сланцевого газа его необходимо увеличить в 5 раз. Так как годовой объем добычи сланцевого газа вышел на уровень свыше 300 млрд. м3 в 2013 году [37], то обеспечить необходимое приращение добычи является вопросом инвестиций и времени. При этом есть одна существенная деталь. В 2008–2013 гг. суммарный объем добытого сланцевого газа уже составил 1/3 от извлекаемых его запасов, оцененных в 2007 году. Таким образом, из резервов сланцевого газа осталось 2,4 трлн. м3. При сохраняющихся темпах добычи и использования газа на внутреннем рынке этих запасов хватит еще на 10 лет. Однако данный период может быть сокращен за счет интенсификации добычи в 1,5–2 раза и вывода дополнительных объемов на внешний рынок. Такая стратегия позволит, по крайней мере, в течение 5 лет контролировать рынок и европейских потребителей, привязанных в настоящее время к российскому газу. Такого периода времени вполне достаточно для решения внешнеполитических задач. Большим горизонтом планирования даже европейские потребители не оперируют. На этом фоне весьма уместно, хотя и не совсем своевременно звучат заявления российских официальных лиц о дефиците газа в Европе через 10 лет [88]. Для России проблема заключается в том, что эти 10 лет, которые потребуются на осознание Европой безальтернативности России в качестве газового поставщика, надо прожить.

Таким образом, сланцевый газ США можно квалифицировать как реальную среднесрочную угрозу внешней торговле России. Защита от этого фактора экономического давления и политической борьбы объективно затруднена. Ни политически, ни экономически противопоставить что-либо Россия пока не может. На помощь ей могут прийти только события природного или техногенного характера, катастрофические последствия которых существенно ограничат или сделают невозможной добычу сланцевого газа в США в опасных для России масштабах. Другим вариантом может стать разворот Европы в сторону повышения самостоятельности своей внешней политики, но в ближайшие годы на это рассчитывать не приходится.

Необходимо подчеркнуть, что в настоящее время официальным документом, отражающим видение энергетического будущего России, в том числе и на мировых энергетических рынках, является «Энергетическая стратегия России на период до 2030 года», утвержденная распоряжением Правительства РФ №1715-р от 13.11.2009. Согласно данному документу «в период до 2030 года экспорт энергоносителей будет оставаться важнейшим фактором развития национальной экономики, однако степень его влияния на экономику будет сокращаться. Это отразится на динамике экспорта, который будет постепенно замедлять свой рост и, как ожидается, стабилизируется к концу рассматриваемого периода» [2]. При этом в перечне рисков, актуальных для сохранения позиций России на мировом энергетическом рынке, сланцевая угроза российскому нефтегазовому экспорту вообще не фигурирует – даже в качестве потенциального вызова. Данное обстоятельство служит одним из оснований для пересмотра некоторых позиций в Стратегии.

Альтернативные источники энергии. Альтернативные источники энергии известны достаточно давно, как и технологии их освоения. Однако в технологическом плане качественного рынка пока не произошло. Сама идея освоения альтернативных источников энергии является достаточно привлекательной, ибо в результате ее воплощения мир начнет новую жизнь, свободную от традиционных энергоносителей и сопутствующих им политических и экономических интересов стран–покупателей и стран–обладателей ресурсов.

Несмотря на продолжительную историю развития альтернативной энергетики доля энергии, выработанной с привлечением альтернативных источников, остается крайне незначительной. По данным BP, в структуре потребления энергии (в пересчете на тонны нефтяного эквивалента) наибольшую долю такой энергии демонстрирует Европа и Евразия – 5%; альтернативную энергетику иллюстрируют данные для позиции «другие возобновляемые источники». В Северной Америке этот показатель еще меньше.

Следует подчеркнуть, что на протяжении последних 15 лет доли альтернативных источников энергии (ветряная энергия, солнечная энергия, биотопливо) в структуре энергопотребления сохраняются на довольно низком уровне, однако в области малых значений их прирост выглядит весьма заметным (табл.28). Так, доля ветряной энергии, стартовав практически с нуля, за полтора десятилетия превысила 1% и прочно закрепилась на этой отметке. Экспансия биотоплива выглядит более скромно (0,9% в 2014 году по сравнению с 0,5% в 2000 году), а солнечная энергия остается в арьергарде (0,3% в 2014 году).

Тем не менее, развитые страны демонстрируют высокую приверженность альтернативной энергетике, что резко контрастирует с общемировыми данными (табл.29). Так, лидером в их освоении является Дания благодаря паркам ветряных турбин, установленных в море (24% в энергобалансе страны). Из промышленно развитых стран можно отметить только Германию, которая от альтернативной энергетики зависит на 10%.

По оценкам авторов доклада «Global Trends in Renewable Energy Investment, 2015» (Frankfurt School School of Finance & Management – UNEP Centre при поддержке Bloomberg) [74], альтернативные возобновляемые источники энергии (ветер, солнце, биомасса, геотермальная энергетика, малая гидроэнергетика, энергия волн, приливов) в 2014 году все вместе составили долю в мировом объеме выработанной электроэнергии в размере 9,1% (в 2013 году – 8,5%). При этом ключевую роль в совокупных альтернативных источниках энергии играют солнечные и ветроэлектростанции. Остальными направлениями в альтернативной энергетике можно пренебречь как незначительными и по своему масштабу, и по объемам инвестиций.

Следует отметить, что в 2006–2007 гг. биотопливо выступало наравне с солнечной и ветроэнерегетикой. Забегая вперед отметим, что именно в этот период инвестиционный «пузырь» в развитии биотоплива достиг своего апогея, а к 2014 году это направление уже вышло из тренда (табл.28). Таким образом, за весьма короткий отрезок времени реализовался полный цикл развития целого направления в альтернативной энергетике: расцвет, пик и забвение.

В упомянутом докладе «Global Trends in Renewable Energy Investment, 2015» определено, что ежегодно в мире вводится в эксплуатацию солнечных и ветроэлектростанций суммарной установленной мощностью свыше 70 ГВт, что составляет более 30% общей мощности всех электростанций России (232,4 ГВт) [79]. Фактически за 2011–2014 гг. введенная в мире общая установленная мощность таких электростанций на альтернативных источниках энергии (318 ГВт) превысила потенциал энергосистемы России.

Таблица 28. Структура потребления энергии по типам источников, %.

Источник энергии Годы
2000 2005 2010 2014
Нефть 38.2 35.9 33.4 32.6
Природный газ 23.3 22.9 23.8 23.7
Уголь 25.3 28.6 29.8 30.0
Ядерная энергия 6.2 5.7 5.2 4.4
Гидроэнергия 6.4 6.1 6.5 6.8
Ветряная энергия 0.1 0.2 0.6 1.2
Солнечная энергия 0.0 0.0 0.1 0.3
Биотопливо 0.5 0.6 0.7 0.9

Таблица 29. Страны с наибольшей долей источников возобновляемой энергии в структуре энергобаланса в 2014 г.

Страна Источники возобновляемой энергии, млн. тонн нефтяного эквивалента Доля источников возобновляемой энергии, %
Дания 4.1 23.8
Португалия 3.6 14.6
Испания 16.0 12.0
Финляндия 2.9 11.0
Новая Зеландия 2.3 10.9
Германия 31.7 10.1
Италия 14.8 9.9
Швеция 5.0 9.6
Ирландия 1.3 9.2
Греция 2.0 7.7

На наш взгляд, приведенные физические показатели мощности весьма обманчивы и виртуальны, поскольку возникает вопрос о производительности таких систем по сравнению с традиционными ТЭЦ, ГЭС и АЭС. Если энергосистема России, почти свободная от альтернативных источников энергии, обеспечивает производство 3,3% мирового ВВП (доля России по ППС), то какой процент мирового ВВП обслуживает альтернативная энергетика? Очевидно, что аналогичное соотношение для альтернативной энергетики не работает, и номинальная мощность должна быть приведена к реальной величине с существенным понижающим коэффициентом.

По данным доклада «Medium-Term Renewable Energy Market Report 2015» (International Energy Agency), суммарная установленная мощность объектов, вырабатывающих электрическую энергию из альтернативных источников, составила 1809 ГВт. При этом суммарный объем выработки электроэнергии достиг 5,42 ТВт-часов (табл.30). Таким образом, уровень загрузки мощностей оценивается на уровне 34% (34%=5,42/(1,8*365*24)), что в 2 раза меньше аналогичного значения у традиционных ТЭЦ ОАО «Мосэнерго», каждая из которых загружена на 70% и более. Таким образом, можно сделать вывод о том, что 1 Вт установленной мощности традиционных ТЭЦ эквивалентен 2 Вт установленной мощности объектов генерации, увязанных с возобновляемыми источниками энергии.

Следует отметить, что по странам эквивалент установленной мощности на генерирующих объектах, эксплуатирующих возобновляемые источники энергии, высоко дифференцирован, а в ряде случае составляет всего 11% (например, Израиль, Люксембург, Эстония). Даже в технологически развитой Германии этот показатель ниже среднемирового значения (19,5% против 34,4% соответственно). При этом остается под сомнением достоверность расчетного значения загрузки мощностей в Финляндии (49,5%) и в Исландии (68,5%). В последнем случае альтернативная энергетика становится сопоставимой с традиционными газовыми ТЭЦ. В целом выявленная дифференциация в степени загрузки мощностей по странам указывает на неоднородность структуры генерирующих мощностей, привязанных к альтернативным источникам энергии (ветер, солнце и др.), а также косвенно свидетельствует о наличии проблем с исходной информацией.

Таблица 30. Использование объектов генерации электроэнергии из возобновляемых источников, 2014 г.

Группа стран Установленная мощность объектов генерации из возобновляемых источников, ГВт Объем произведенной электроэнергии с использованием возобновляемых источников, ТВт Степень загрузки установленной мощности генерирующих объектов, %
Мир 1809 5423 34,2
Страны-члены ОЭСР 893 2416 30,9
 ОЭСР, Америка 319 1057 37,8
 ОЭСР, Азия и Океания 112 238 24,3
 ОЭСР, Европа 463 1121 27,6
Страны, не являющиеся членами ОЭСР 916 3008 37,5

Таблица 31. Прогноз приращения энергомощностей и объема генерации с использованием возобновляемых источников энергии.

Показатель Годы
2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020 Темп прироста, 2014–2020, %
Суммарная установленная мощность генерирующих объектов, ГВт 1809 1939 2063 2179 2298 2416 2537 40,24
Суммарный объем генерации электроэнергии, ТВт 5423 5700 6028 6316 6596 6877 7156 31,9
Расчетный уровень загрузки генерирующих мощностей, % 34,2 33,6 33,4 33,1 32,8 32,5 32,2 -

При этом авторы указанного доклада очень оптимистичны в прогнозе на среднесрочную перспективу (до 2020 года) в отношении роста размера установленных мощностей, а также объема генерируемой электроэнергии: соответственно +40% и +32% к уровню 2014 года (табл.31). При этом в тренд закладывается снижение уровня загрузки мощностей генерирующих объектов с 34,2% до 32,2%, что свидетельствует о снижении отдачи и пролонгации сроков окупаемости инвестиционных проектов в области освоения альтернативной энергетики.

В докладе «Global Trends In Renewable Energy Investment, 2015» (Frankfurt School – UNEP Centre) фигурируют крупные объемы инвестиций в солнечную и ветроэнергетику. Однако более детальное изучение представленной статистики позволяет сделать вывод о том, что авторы не называют некоторые вещи своими именами. Так, в 2014 г. объем инвестиций в освоение возобновляемых источников энергии составил 270,2 млрд. долл. (Прил.4), из которых на исследования и разработки было потрачено 11,7 млрд. долл. (4,3%). При этом по источникам финансирования «научный» фонд был разделен между государством и компаниями почти на паритетных началах (5,1 млрд. и 6,6 млрд. долл. соответственно). Таким образом, опережающей заинтересованности бизнеса в этой теме по сравнению с государством не просматривается.

В структуре указанного объема инвестиций львиную долю (90,4%) занимают собственно проекты, которые делятся на малые распределенные энергетические системы (73,5 млрд. долл.) и иные проекты (170,7 млрд. долл.). Последние финансируются на условиях asset finance. В российской практике аналогом asset finance выступает аренда, лизинг и иные инструменты, не предполагающие одномоментного приобретения энергогенерирующих мощностей. Таким образом, 170,7 млрд. долл. не обеспечены в прямом смысле «живыми» деньгами, а являются некоторой виртуальной оценкой. Как финансируются малые распределенные энергетические системы, неизвестно, однако нельзя исключать, что сделки проводятся по той же схеме asset finance.

Выявленные обстоятельства инвестирования в альтернативную энергетику позволяют сделать следующие выводы.

Во-первых, заинтересованные компании весьма осторожно относятся к указанным инвестиционным проектам, растягивая во времени выплаты. С одной стороны, это свидетельствует о сохраняющейся низкой доступности технологий, а с другой стороны, такая линия поведения оставляет возможность компании выйти из проекта. При этом возможные потери все же будут меньше оплаты полной стоимости генерирующего комплекса. Во-вторых, за период 2004–2014 гг. сумма таких сделок увеличилась в 5,6 раза (с 30,4 млрд. долл. в 2004 году до 170,7 млрд. долл. в 2014 году), что свидетельствует о надувшемся отраслевом «пузыре», характеризующем работу данного сегмента рынка как «венчурную энергетику в долг». Максимальная стоимость проектов, профинансированных в режиме asset finance, была зафиксирована в 2011 году (181,2 млрд. долл.).

С точки зрения инвестиционной активности, основными приверженцами освоения альтернативных источников энергии выступают такие страны, как Китай (83,3 млрд. долл.), США (38,3 млрд.), Япония (35,7 млрд.), Индия (7,4 млрд.) и Бразилия (7,6 млрд.), вместе занимающие 63,8% в общем объеме инвестиций 2014 года. Следует отметить, что Китай вполне может себе позволить лидировать по данному направлению, поскольку, во-первых, имеет собственное производство фотоэлектрических моделей, дополнительного к нему оборудования и ветрогенераторов, во-вторых, располагает свободными инвестиционными ресурсами, а в-третьих, обладает малоосвоенными природно-климатическими возможностями, позволяющими развернуть альтернативную энергетику. Тем не менее, стратегическое значение альтернативных источников энергии в обозримом будущем (10–15 лет), скорее всего, сохранится на прежнем минимальном уровне. Приведенная выше оценка доли энергии, полученной от альтернативных источников в общей энергогенерации (9,1%), пока не велика.

Помимо всего прочего, некоторые аналитики отмечают в последние годы затухание изобретательской активности по направлению «альтернативная энергетика». По данным юридической компании EMW, ежегодное число выдаваемых патентов в этой сфере альтернативной энергетики за 2011–2014 гг. снизилось на 42% (табл.32), что свидетельствует о снижении инвестиционной привлекательности проектов освоения возобновляемых источников энергии [29].

Причины падения изобретательской активности отчасти кроются в снижении цен на нефть, отчасти – в избытке предложения в сегменте освоения солнечной энергии как наиболее популярного направления в альтернативной энергетике со стороны производителей из КНР. Достигнутая дешевизна солнечных панелей нанесла удар по рентабельности европейских производителей и поставила под сомнение необходимость дальнейших высокобюджетных исследований с возможными проблемами их окупаемости.

Таблица 32. Число поданных в мире патентных заявок по альтернативной энергетике.

Число патентных заявок по альтернативной энергетике Годы
2011 2012 2013 2014
Всего, ед. 35381 35590 29070 20655
  в том числе
  Биотопливо н/д* н/д н/д 363
  Энергия ветра н/д н/д н/д 3354
  Энергия солнца н/д н/д н/д 13551
  Энергия из отходов н/д н/д н/д 3387
* «н/д» – нет данных.

Скептицизм в отношении перспектив альтернативных источников энергии продиктован также следующими обстоятельствами.

Непрогнозируемость выработки, а соответственно, ненадежность альтернативных источников энергии указывает на то, что они не могут служить автономным источником питания для производственных предприятий, представляющих реальную экономику. Несмотря на информационную раскрученность альтернативной энергетики в мире нет прецедентов, когда крупные заводы были энергетически завязаны только на альтернативные источники энергии. В лучшем случае электрическая энергия, снимаемая с солнечных панелей и ветрогенераторов, может обеспечивать частный сектор (домохозяйства) энергодефицитных регионов, который относительно безболезненно переживет потенциально возможные энергетические локауты.

Если электрическая энергия, вырабатываемая солнечными и ветро- электростанциями, поступает в общую сеть энергоснабжения территории страны, то даже при гипотетическом росте ее объема на нее рискованно окончательно положиться. Например, инсоляция может снизиться из-за погодных условий, очередного извержения исландского вулкана, а ветер стихнуть на неопределенное время или поменять направление. В этих условиях экстенсивная эксплуатация солнечной энергии и энергии ветра весьма ограничена. Подтверждением данного тезиса является и сохраняющаяся дороговизна оборудования, обеспечивающего освоение альтернативных источников энергии. Инвестиционные проекты, основанные на таких технологиях, имеют продолжительный период окупаемости.

Эксплуатация альтернативных источников энергии имеет естественные пределы в силу ограниченности пространств, принимающих в приемлемом объеме потоки солнечной энергии и (или) характеризующихся активностью ветров. С каждым годом такие возможности все более исчерпываются, однако их общий масштаб остается не ясным ни для государств, ни для инвесторов. Поэтому выстраивать стратегию или программу развития альтернативных источников энергии на уровне государства представляется проблематичным, а управленческие и инвестиционные решения принимаются либо в привязке к отдельным проектам, либо по мини-направлениям (например, государственное субсидирование мероприятий по размещению солнечных панелей на крышах многоквартирных домов).

Имеющиеся технологии освоения альтернативных источников энергии не обеспечивают инновационного прорыва. Десятилетия развития альтернативной энергетики качественно не изменили структуру генерации электроэнергии и не привели к снижению цены на электроэнергию для потребителей.

На фоне невнятного вклада альтернативной энергетики в общую энергетическую картину приходится согласиться с мнением Б.Гейтца о том, что для достижения серьезного эффекта в альтернативной энергетике нужно инвестировать намного больше в исследования и изучать новые источники энергии [49]. Тем не менее, даже в случае расцвета нетрадиционной энергетики (например, гипотетическое увеличение ее доли до 50% в общем объеме генерации электроэнергии) системные риски будут только усиливаться, и для нее будет необходим дублер в виде традиционного энергоносителя. При сегодняшней доле альтернативных источников энергии в районе 10% в общем объеме генерации такая подстраховка неактуальна. Таким образом, предел роста этого направления имеет ограничения с точки зрения необходимости держать в резерве генерирующие мощности, работающие на традиционных энергоносителях, и сами энергоносители.

Реальным конкурентом традиционной энергетике может выступать энергетика электромагнитного поля Земли, которая по своей надежности, стабильности и прогнозируемости на десятилетия вперед может соперничать с запасами нефти и газа. В настоящее время технологии промышленного и широкого бытового освоения этого источника энергии, обладающие действительно революционным потенциалом, остаются в зачаточном состоянии.

Тем не менее, на фоне этого весьма контрастно смотрятся уже полученные отдельными изобретателями близкие к этому направлению патенты, например, в области освоения атмосферного электричества (Прил.5).

Однако практика показала: по своей производительности подобные аппараты получения электричества остаются весьма слабыми и не дают качественного прорыва; в противном случае вопрос электрификации населенных пунктов в отдаленных районах страны просто утратил бы свою актуальность. Скорее всего, сам путь извлечения именно электрической энергии является тупиковым. Вместе с тем, многообразие изобретений и освоение самых экзотических альтернативных источников электрической энергии свидетельствуют о технологической выработанности данного направления. Для сравнения: постоянная работа с хорошим доходом и собирательство отражают принципиально разные цивилизационные модели поведения. В сфере энергетики многие страны двигаются по пути ее собирательства, а не освоения ее принципиально новых видов.

Приведение любых энергоносителей к общему знаменателю – электрической энергии – становится сдерживающим фактором развития энергетики. Показательный пример ограниченных возможностей электроэнергии демонстрирует космическая отрасль: при выводе аппарата на околоземную орбиту электроэнергия не является основной движущей силой. Она становится таковой лишь на этапе перемещения аппаратов в дальнем космосе. С этим обстоятельством приходится мириться, но оно не может считаться приемлемым.

В целом электрическая энергия, которая поддерживает экономику и жизнь развитых стран, вырабатывается и потребляется экстенсивным образом и подвержена исчерпанию как своего объема, так и физических возможностей. Очевидно, что в ближайшее время должен возникнуть либо модифицированный вид электрической энергии (например, в виде «шаровых молний» как автономных источников питания на очень долгий срок), либо открыт совершенно новый вид энергии.

Биотопливо. Из разных видов биотоплива, к которому также относятся и дрова в современном исполнении (пеллеты), и газ, выделяемый в результате разложения органических веществ, наибольшего внимания заслуживают этанол (технический спирт, получаемый из растительного сырья) и биодизель. Именно эти два вида биотоплива обладают возможностью прямого вытеснения из потребления моторного топлива как продукта переработки сырой нефти. Вместе с тем технологии производства технического спирта и биодизеля нельзя отнести к разряду инновационных.

Способ замещения традиционного моторного топлива весьма прост: осуществляется смешивание бензина и этанола в установленной пропорции (вплоть до 80% бензина и 20% этанола). Биодизель полностью заменяет заправку традиционным дизельным топливом, являющимся результатом нефтепереработки, однако он имеет ограниченный срок годности (до 3-х месяцев).

На пик своей популярности этанол и биодизель вышли в период высоких цен на нефть (середина 2000-х годов), когда широко освещались возможности частичного замещения традиционного моторного топлива. Например, в 2006–2007 гг. в США стоимость 1 литра этанола была в 2,4 раза ниже стоимости 1 литра бензина, а в Евросоюзе – в 4 раза ниже [60]. Такая экономия, безусловно, актуализировала всплеск производства биотоплива. По данным BP, с 2000 года объем производства биотоплива в мире увеличился почти в 8 раз: с 9,2 Mtoe до 70,8 Mtoe. Приведенная на рис.15 траектория дает визуальное представление о том, что в 2010 году наступил этап насыщения сферы потребления этим продуктом.

Рис.15. Динамика мирового производства биотоплива, млн. toe.

В структуре мирового производства биотоплива объем этанола более чем в 3 раза больше объема биодизеля (97 млрд. л против 30,4 млрд. л соответственно (Прил.6). Такое соотношение выполняется во многих странах. Однако в ряде европейских государств соотношение этанола и биодизеля склоняется в пользу последнего (например, в Германии, Австрии, Испании, Италии).

Какой же объем нефти, используемой в качестве сырья для бензина и дизельного топлива, позволяет сэкономить этанол и биодизель?

Ответив на этот вопрос, мы выйдем на объем нефти, вытесняемый биотопливом. В Прил.7 приведены результаты расчетов объема сэкономленной нефти. В основе расчетов лежат следующие данные: из одной тонны сырой нефти вырабатывается 450 литров бензина и 220 литров дизельного топлива [61]. Допускаем, что уровень переработки сырой нефти является одинаковым в развитых странах. Объем сэкономленной нефти рассчитывается исходя из объема этанола или биодизеля, который в большей степени влияет на нефтезамещение.

Безусловным лидером по производству этанола являются США, на которые приходится более 50% мирового производства (54 млрд. литров). Принимая во внимание приведенную выше выработку бензина, получаем, что произведенный объем этанола в 2014 году позволил сэкономить на импорте 120 млн. тонн сырой нефти (объем получаемого дизельного топлива полностью относится к указанному объему нефти). В 2014 году объем потребления нефти в США достиг 836 млн. тонн. Отсюда при отсутствии этанола объем потребления сырой нефти увеличился бы до 956 млн. тонн, т.е. на 15%.

Эффект нефтезамещения в США нельзя квалифицировать как низкий, но и существенным он тоже не является. По-настоящему серьезное влияние на объемы потребления нефти биотопливо оказывает в странах Латинской Амеерики – Бразилии и Аргентине. Из европейских стран, активных поборников биотоплива, наибольшие нефтезамещающие эффекты установлены в Голландии, Франции и Германии. Однако с макроэкономической точки зрения влияние биотоплива является далеко не достаточным для того, чтобы стать драйвером пересмотра цен на традиционное моторное топливо.

Какова будет динамика объемов производства биотоплива в краткосрочной и долгосрочной перспективе?

Таблица 33. Прогноз объемов мирового производства этанола и биодизеля.

Показатель Годы Прирост, 2014–2020, %
2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020
Производство этанола, млрд. литров 96,66 103,83 105,26 105,01 105,7 106,08 106,9 10,6
Производство биодизеля, млрд. литров 30,36 32,11 33,91 35,20 35,86 36,61 37,52 23,6

Официальный прогноз по версии IEA дает достаточно сдержанные оценки на период до 2020 года; по сравнению с 2014 годов производство этанола к 2020 году увеличится на 10,6%, а биодизеля – на 23,6% (табл.33).

Принимая во внимание синхронный рост объема потребления моторного топлива, нефтевытесняющие эффекты будут малозаметными. Кроме того, сохранение низких цен на нефть сделает менее выгодным бизнес на биотопливе.

Таким образом, для экспорта российской нефти пик опасности роста производства биотоплива в Европе и в других странах – крупных потребителей нефти уже давно пройден, и, оглядываясь назад, можно констатировать, что «угроза» имела больше пропагандистский характер.

Следует отметить, что в одной из работ, опубликованной в 2008 году [60], были представлены прогнозные сценарии замещения в Европе биотопливом традиционного моторного топлива, получаемого посредством переработки нефти, в том числе импортируемой из России. Согласно выбранному автором прогнозному сценарию, к 2023 году масштабное использование биотоплива сделает бессмысленным российский экспорт нефти. Сегодня очевидна нереалистичность этого прогноза, который интересен в отношении драйвера прогнозируемого события, нежели вероятности наступления самого события.

В настоящее время ожидания нефтезамещающего эффекта, основанного на вытеснении традиционного моторного топлива, переместились от биотоплива к освоению в области автомобилестроения электрических двигателей. Тем не менее, данная идея является далеко не новой, а возможности ее реализации и разработки соответствующей технологии потребуют продолжительного времени.

«Интеллектуальные ловушки» в сфере альтернативной энергетики. Энергетика – это не только научно-технологическая, но одновременно с этим и политическая сфера. При этом политизация не обязательно имеет привычное для всех выражение. Одна из сторон политизации представляет собой непрекращающуюся игру «интеллектуальных ловушек», которые конкурирующие стороны расставляют друг против друга. Такой прием отвлечения внимания и ресурсов применялся еще в период Второй мировой войны, когда германская авиация сбрасывала на города и позиции противостоящих ей армий листовки с головоломками и увлекательными творческими задачами.

В данном случае под интеллектуальной ловушкой мы понимаем растиражированную привлекательную идею технологического прорыва, которая по внешним признакам трудоемка, долгосрочна и весьма затратна. В основе таких идей лежат, как правило, очень простые и «переворачивающие привычный мир» гипотезы, понятные и широкой аудитории, и лицам, принимающим решение о выделении ресурсов, но далеким от науки. Вокруг таких идей складываются полярные мнения экспертов. Ошибка выбора означает безрезультатно израсходованные ресурсы и упущенное время, что, в конечном итоге, приводит к увеличению отставания от стран-лидеров, запустивших такие головоломки. Прецедент успешной отработки таких ложных мишеней уже имеется – сейчас с уверенностью можно констатировать, что пройденной интеллектуальной ловушкой, на которую «попалась» Россия, стала доктрина нанотехнологий.

Единственной страховкой от таких ловушек является совместная (межгосударственная) реализация венчурных проектов в сфере энергетики.

Если говорить о наиболее крупных инициативах, по своему содержанию очень близких к «интеллектуальным ловушкам», то к одной из таких относится проект создания Международного экспериментального термоядерного реактора (ITER), и Россия принимает в нем участие. Согласно расхожей легенде термоядерный синтез, во-первых, более безопасен, а, во-вторых, позволит воспроизвести на Земле мини-Солнце, благодаря которому мир перейдет на новый уровень развития.

Принцип работы ITER основан на процессе слияния атомных ядер, а не на их расщеплении, как это происходит в традиционных реакторах [63]. В принципе, идея понятна: если энергию можно получать при расщеплении ядер, то почему бы ее не получить при слиянии ядер. Кабинетным исследованием данную идею можно доказать и опровергнуть с одинаковым успехом, и только дорогостоящая научная инфраструктура даст окончательный вердикт этой инициативе.

Необходимо подчеркнуть, что успешность этого проекта и дальнейшее внедрение обкатанных технологий сделает государства-участников проекта энергетически максимально независимыми от традиционных энергоносителей – нефти и газа. Для России создание благодаря ITER новой технологии означает вызов ее позициям на мировом рынке работ по строительству атомных электростанций. В настоящее время доля России на мировом рынке реакторостроения составляет около 15%.

По плану реактор должен быть запущен в 2018 году. Общая стоимость проекта составляет около 6 млрд. долл. Вклад России определен в размере 1/11 цены проекта, или 560 млн. долл. Установлен взнос России на эксплуатацию объекта – 30 млн. долл. в год, а также предусмотрительно спрогнозированы расходы на дезактивацию и вывод реактора из эксплуатации (порядка 80 млн. долл.) [90].

Однако и такое международное сотрудничество имеет свои недостатки в виде риска попасть в интеллектуальную ловушку. Так, в своем выступлении в Совете Федерации 30 сентября 2015 года М.В.Ковальчук, директор НИЦ «Курчатовский институт», отмечал, что «хотя США финансово и организационно не состоят ни в одном международном проекте в Европе (например, ЦЕРН и рентгеновский лазер), представители США сидят во всех управляющих комитетах, причем не только они, но и «поляки с американскими паспортами». Там они проводят полный мониторинг и пытаются протянуть те решения, которые важны США» [65].

С 1989 года в научный оборот была запущена доктрина «холодного ядерного синтеза». Именно эту доктрину можно считать классической «интеллектуальной ловушкой», когда почти 25 лет профильное научное сообщество напрасно тратило время и силы на исследование заманчивой идеи о слиянии ядер без выделения колоссального объема тепловой энергии. «Научный пузырь» подтверждается и тем фактом, что с 1990 по 2012 гг. по этой теме прошло 17 международных конференций в различных странах мира, включая Россию.

При всей привлекательности рассмотренных идей их реализация пока представляется утопичной.

4.2. Перспективы энергосберегающих технологий

На объемы потребления нефти и газа энергосберегающие технологии могут оказывать как прямое, так и косвенное влияние. Прямая зависимость выражается в уменьшении объема потребления энергоносителя или продукта его переработки за счет внедрения более экономичных технологий в промышленности и потребительском секторе. Косвенное влияние инновационных технологий энергосбережения на объемы потребления нефти и газа прослеживается через экономию группами потребителей электрической или тепловой энергии, которая в свою очередь вырабатывается за счет использования добываемых традиционных энергоносителей.

В России активная фаза государственной политики в области энергосбережения стартовала с момента принятия в 2009 году федерального закона «Об энергосбережении и о повышении энергетической эффективности и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». Тема энергосбережения нашла отражение в государственной программе «Энергоэффективность и развитие энергетики», утвержденной постановлением Правительства РФ №321 от 15.04.2014, и глубоко проникла в жилищную сферу.

Современное энергосбережение развивается по множеству направлений, основными из которых являются:

  • разработка устройств (технологий), использование которых позволяет уменьшить потребление энергии по сравнению с приборами (технологиями) предыдущих поколений, используемыми для тех же производственных или бытовых нужд;
  • разработка устройств (технологий), обеспечивающих вторичное использование энергии и тем самым эксплуатирующих закон сохранения энергии (например, технологии рекуперации электроэнергии на железнодорожном транспорте, технологии «энергоэффективных домов»).

Первое направление объективно имеет некоторый предел в энергосбережении, вблизи которого дополнительные эффекты от экономии энергии становятся незаметными. Более того, по мере своего развития промышленная и бытовая техника приобретает дополнительные функции и характеристики, применение которых может показать энергосбережение только на бумаге «при прочих равных условиях, когда отключаются дополнительные функции». Таким образом, инновации, направленные на развитие потребительского сектора, не оказывают решающего влияния на уменьшение объемов потребления энергии. Более того, увеличение численности населения становится фундаментальным фактором экстенсивного роста объемов потребления энергии несмотря на повышение эффективности использования каждого киловатта мощности.

Тем не менее, в рамках данного направления выделим некоторые области, которые технологически являются наиболее емкими с точки зрения эффекта энергосбережения:

  • отрасль генерации электроэнергии и тепла, работающая, как правило, на газе;
  • сектор домашних хозяйств.

Одним из ярких примеров технологических инноваций в генерации электрической и тепловой энергии и одновременно иллюстрацией их прямого влияния на объемы потребления энергоресурсов является внедрение с 2005 г. на ТЭЦ ОАО «Мосэнерго» парогазовых установок. Эти зарубежные технологии приходят на смену морально устаревающим газотурбинным мощностям. Одним из преимуществ перевооружения, запущенного в середине 2000-х годов, является экономия газа до 30%.

По данным ОАО «Мосэнерго», на конец 2013 г. доля парогазовых установок в общем объеме генерирующих мощностей составила 19%. Для сравнения: в 2012 году эта доля достигала 14%. На рис.16 приведен перечень проектов по дальнейшему наращиванию доли парогазовых установок.

Рис.16. Стратегические инвестиционные проекты ОАО «Мосэнерго».

Принимая во внимание, что в структуре затрат на производство электроэнергии ОАО «Мосэнерго» расходы на топливо составляют 55%, ожидаемое их снижение на 30% может существенно повлиять и на объемы потребления газа в отрасли, и на себестоимость энергии. По предварительным оценкам, затраты ОАО «Мосэнерго» на топливо (газ) составляют порядка 80 млрд. руб. в год. Отсюда при полном обновлении генерирующих мощностей 30-процентная экономия на топливе в стоимостном выражении превратится в 24 млрд. руб. С коммерческой точки зрения данная величина может быть отнесена на прибыль или на снижение цены каждого киловатт-часа, выработанного ТЭЦ ОАО «Мосэнерго», на 40 коп. Однако полный переход на генерацию энергии с использованием парогазовых установок весьма растянут во времени. Учитывая прирост их доли в общем объеме генерирующих мощностей (примерно 20% за 10 лет), потребуется еще 40 лет для полного переоснащения производства.

Завершая рассмотрение этого примера, следует отметить одну особенность данной инновации. Дело в том, что у новых энергоблоков имеется существенное технологическое ограничение: их работоспособность может обеспечить только газ высокого качества без возможности переключения на резервные (форс-мажорные) виды топлива (например, мазут, уголь). Таким образом, экономия на топливе, с одной стороны, приводит к уменьшению зависимости от объемов его потребления, а, с другой стороны, обеспечивает безальтернативную привязку к единственному энергоносителю, что приводит к неустойчивости системы.

В области передачи электроэнергии от источника генерации до потребителей существует потенциал сокращения потерь. Однако современная наука не разработала и даже близко не подошла к технологиям передачи электрической энергии на расстояния беспроводным способом.

На объемы потребления нефти как источника моторного топлива революционное влияние могут оказать новые технологии в автомобильной промышленности. Тем не менее, накопленный за десятилетия работы опыт автопроизводителей не позволяет оптимизировать двигатели внутреннего сгорания до того уровня, когда экономия топлива окажется заметной и отразится на объемах перерабатываемой нефти. Можно сказать, что резерв экономичности этой технологии двигателестроения фактически исчерпан.

Рассматривая косвенное влияние инноваций на объемы потребления нефти и газа через уменьшение потребления электрической и тепловой энергии, следует обратить внимание на большое разнообразие сравнительно больших и малых инноваций в жилищной сфере, жизнеобеспечении домашних хозяйств.

Важно отметить, что сегмент домашних хозяйств в высокой степени подвержен навязыванию мнимых инноваций, якобы обеспечивающих энергосбережение. Одной из мнимых инноваций стали так называемые энергосберегающие лампы. Рассмотрим этот пример более подробно.

В период своего продвижения на рынок эти лампы были хорошо разрекламированы и в какой-то момент стали вытеснять традиционные лампы накаливания несмотря на сравнительно более высокую стоимость. Если оценивать энергосберегающую лампу технически, то, по сути, мы имеем дело с ребрендингом давно известной (еще в советское время) обычной ртутной лампы или лампы дневного света, которая в современных условиях просто изменила форму. Строго говоря, такая лампа не обеспечивает энергосбережение, хотя и дает больше света, чем лампа накаливания, потребляя одинаковую мощность. При этом у ртутной лампы есть существенный потребительский недостаток: в отличие от лампы накаливания она не излучает весь световой спектр, что приводит к напряжению в восприятии такого света. В целом акция с энергосберегающими лампами является скорее маркетинговым ходом, а не внедрением инновации в целях энергосбережения.

Действительной инновацией, направленной на энергосбережение в сфере освещения, являются светодиодные лампы. Инновационность таких продуктов иллюстрируется даже единицей измерения полезной для потребителя характеристики – люмены вместо традиционной единицы мощности (ватт). Имеющиеся оценки эффективности светодиодных ламп по сравнению с лампами накаливания и так называемыми энергосберегающими лампами являются, конечно, относительными и существенно различаются от производителей/дилеров, однако имеющиеся различия лежат в области высоких значений показателей превосходства. Например, светодиодные лампы могут непрерывно работать до 25 тысяч часов (почти три года) и позволяют экономить электроэнергию (снижение потребления электроэнергии в 2 и более раза по сравнению с применением иных видов ламп). Тем не менее, стоимость одной светодиодной лампы, достигающая 500 рублей за штуку, выглядит совсем не привлекательно для широкого круга потребителей. Однако в ближайшей перспективе следует ожидать, что потенциально высокая емкость внутреннего рынка неизбежно приведет к обеспечению большей доступности продукции инновационных технологий.

Забегая вперед, отметим, что светодиодные технологии занимают седьмую строку в Плане мероприятий по импортозамещению радиоэлектронной промышленности Российской Федерации, утвержденном приказом Минпромторга России №662 от 31 марта 2015 г. Зависимость от импорта по этой позиции составила не менее 97%.

На этом фоне возникают вопросы к эффективности и упущенному масштабированию результатов профильных научно-технических работ, выполненных при государственной поддержке. Так, один из крупных проектов по развитию светодиодной индустрии выполняло с 2004 года ЗАО «Светлана-Оптоэлектроника», которое получило на конкурсной основе от Роснауки бюджетные средства на реализацию профильного важнейшего инновационного проекта государственного значения: «Разработка и внедрение конкурентоспособных электросберегающих технологий». Другой пример государственной поддержки развития светодиодных технологий – грант в адрес ООО «Оптоган. Новые технологии света» от фонда «Сколково» на 2011–2012 гг. Размер гранта составил 148,2 млн. руб. Проект носил название «Новые технологии света (Создание общедоступных по цене, максимально эффективных и безотказных светодиодных источников света на основе прорывных научных исследований)». Одновременно с этим актуализируется методическая проблема государственной политики: зачем расходовать бюджетные средства на научную составляющую высокорентабельных коммерческих проектов, когда заинтересованные организации должны сами осуществлять инвестирование в такой бизнес и нести свой предпринимательский риск?

Если выходить на обобщения, то энергосбережение в освещении для жилищной сферы является одним из слагаемых в более крупной и комплексной технологической инновации – «Энергоэффективный дом». В рамках данной технологии помимо экономии электроэнергии значительное внимание уделяется сбережению тепла за счет применения различных материалов и технологий вплоть до использования тепла канализационных вод. Однако на макроуровне энергосберегающий эффект весьма дорогостоящих технологий «энергоэффективного дома» трудно оценить, а возможно, он и вовсе отсутствует. В чем же состоит источник этой проблемы?

Безусловно, концепция «Энергоэффективный дом» может быть успешно применена к жилым помещениям, которые в терминологии Жилищного кодекса РФ именуются «жилым домом», т.е. индивидуально-определенным зданием, состоящим из комнат, а также помещений вспомогательного использования, предназначенных для удовлетворения гражданами бытовых и иных нужд, связанных с их проживанием в таком здании. При этом многоквартирные дома достаточно трудно квалифицировать как «энергоэффективные» по следующим обстоятельствам.

Если многоквартирный дом подключен к централизованным сетям теплоснабжения, то общедомовые приборы учета потребления тепловой энергии не смогут фиксировать ее экономию за счет, например, произведенного дополнительного утепления, поскольку прибор учета осуществляет лишь измерение, а не регулирование температуры потока теплоносителя, входящего в дом, и потока теплоносителя, выходящего из него. Основной резерв энергосбережения аккумулируется в технологиях и организации передачи тепловой энергии на расстояния, а не в ее конечном потреблении.

Многоквартирные дома, имеющие индивидуальные тепловые пункты (мини-котельные), – наиболее подходящая категория для концепции «энергоэффективный дом», однако их доля в общем жилищном фонде крайне мала. При этом в России нет никаких предпосылок к тому, чтобы эта доля резко увеличилась в ближайшие 10–15 лет в силу технических ограничений и экономических факторов. Очевидно, что организация индивидуальных тепловых пунктов в сложившейся жилищной застройке городов – это трудновыполнимое и дорогостоящее мероприятие, финансирование которого неизбежно будет отнесено на собственников квартир.

Подчеркнем, что выработка тепловой энергии в централизованном или индивидуальном режиме полностью связана с климатическими условиями. В этом случае вопрос экономии газа, сжигаемого для получения тепловой энергии в достаточном для комфортного проживания объеме, остается больше бумажно-теоретическим, чем практическим. Гарантированное энергосбережение обеспечит только отказ или существенное ограничение в потреблении тепловой энергии со всеми вытекающими социальными последствиями, пример которых показывают массовые «зимние смерти» пенсионеров в Великобритании, в высоком уровне инновационности которой не приходится сомневаться [52].

Рассмотренные примеры инновационных технологий в энергосбережении позволяют сделать вывод о том, что энергосберегающие технологии сегодняшнего уровня не смогут оказывать существенное влияние на снижение объемов потребления первичных ресурсов – нефти и газа – ни в краткосрочной, ни в среднесрочной перспективе.

4.3. Возможности замещающих и энергосберегающих технологий: экспертный анализ

В предыдущих параграфах была продемонстрирована высокая степень неопределенности в воздействии новых технологий на традиционное производство энергоносителей. В связи с этим для формирования цельной картины возможностей замещающих и энергосберегающих технологий воспользуемся профессиональной интуицией экспертов в данных областях, осуществив соответствующий экспертный опрос.

Для выяснения ожиданий экспертов от современных замещающих технологий и возможного «вписывания» России в новый технологический мир авторами в октябре 2015 г. был проведен опрос 26 специалистов из различных хозяйственных структур: из Финансового университета (ФУ) при Правительстве РФ – 3 человека, Государственного университета управления (ГУУ) – 2, Института экономики РАН – 1, Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) РАН – 1, Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) РАН – 1, Российского института экономики, политики и права в научно-технической сфере (РИЭПП) – 6, Международной академии информатизации – 1, Московского института радиоэлектроники и автоматики (МИРЭА) – 1, Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ) – 1, Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) – 1, ОАО «Москомбанк» – 1, ЗАО «П.Р. Русь» – 1, «ВТБ-лизинг» – 1, АО «Италион» – 1, ЖАСО – 1, ООО «ИТС Софт-проекты» – 1, «Fluor Дэниел Евразия Инк» – 1, «Petrofac International Ltd» – 1. Таким образом, эксперты из университетского сектора составили 26,9% выборки, из исследовательских институтов – 34,6, из бизнес-структур – 30,7, из прочих организаций – 7,8. При этом среди экспертов с ученой степенью доктора наук было 15,4% опрошенных, со степенью кандидата наук – 34,6, без степени – 50,0. Все опрошенные являлись заинтересованными лицами в области замещающих технологий, в связи с чем они фигурировали в качестве экспертов по различным аспектам применения новых технологий в энергетике.

Экспертам адресовалось три вопроса – относительно возможностей замещающих технологий, возможностей энергосберегающих технологий и возможностей разных отраслей в компенсации экспортного дохода от продажи энергоносителей. Результаты опроса в отношении технологий, которые способны заметить традиционные способы добычи нефти и газа, приведены в табл.34–35.

Таблица 34. Распределение ответов экспертов на вопросы о среднесрочных возможностях замещающих технологий, %.

Вопрос Через 5 лет
Не верю Скорее не верю Скорее верю Верю
1. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе сланцевая нефть может:
1.1. полностью заменить на мировом рынке нефть, добываемую традиционным способом 84,6 15,4 0,0 0,0
1.2. существенно (более чем на 30%) сократить на мировом рынке объемы продаж нефти, добываемой традиционным способом 46,2 34,6 15,4 3,8
2. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе сланцевый газ может:
2.1. полностью заменить на мировом рынке газ, добываемый традиционным способом 76,9 23,1 0,0 0,0
2.2. существенно (более чем на 30%) сократить на мировом рынке объемы продаж газа, добываемого традиционным способом 42,3 42,3 11,5 3,9
3. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе альтернативные (возобновляемые) источники энергии (освоение солнечной энергии, энергии ветра, биотопливо) ПОЛНОСТЬЮ вытеснят традиционные источники энергии (нефть и газ) 88,5 11,5 0,0 0,0
4. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе ПОЛНОЕ замещение традиционных источников энергии (нефти и газа) альтернативными (возобновляемыми) источниками энергии произойдет:
4.1. в развитых странах (США, Япония, Германия и др.) 76,9 19,2 3,9 0,0
4.2. в России 96,1 3,9 0,0 0,0

Нами специально отдельно рассматривались среднесрочные (на 5 лет) и долгосрочные (на 20–25 лет) аспекты замещающих технологий. Это связано с длительным циклом соответствующих научных разработок в области энергетики и дороговизной новых технологий. Теоретически ожидания экспертов могут сильно различаться при рассмотрении среднесрочных и долгосрочных возможностей технологических инноваций. В связи с этим адресованные им вопросы дублировались по разным периодам срочности.

Таблица 35. Распределение ответов экспертов на вопросы о долгосрочных возможностях замещающих технологий %.

Вопрос Через 20–25 лет
Не верю Скорее не верю Скорее верю Верю
1. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе сланцевая нефть может:
1.1. полностью заменить на мировом рынке нефть, добываемую традиционным способом 34,6 42,3 19,2 3,9
1.2. существенно (более чем на 30%) сократить на мировом рынке объемы продаж нефти, добываемой традиционным способом 19,2 30,7 38,5 11,6
2. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе сланцевый газ может:
2.1. полностью заменить на мировом рынке газ, добываемый традиционным способом 42,3 50,0 7,7 0,0
2.2. существенно (более чем на 30%) сократить на мировом рынке объемы продаж газа, добываемого традиционным способом 15,4 46,2 30,7 7,7
3. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе альтернативные (возобновляемые) источники энергии (освоение солнечной энергии, энергии ветра, биотопливо) ПОЛНОСТЬЮ вытеснят традиционные источники энергии (нефть и газ) 34,6 38,5 26,9 0,0
4. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе ПОЛНОЕ замещение традиционных источников энергии (нефти и газа) альтернативными (возобновляемыми) источниками энергии произойдет:
4.1. в развитых странах (США, Япония, Германия и др.) 26,9 53,8 11,6 7,7
4.2. в России 69,2 30,8 0,0 0,0

Для получения более ясного представления об ожиданиях экспертов целесообразно построить специальные индексы надежд. В этих целях введем несколько полезных измерителей, которые могут служить эффективным аналитическим инструментом при выяснении перспектив новых технологий. Будем различать категоричный индекс надежд на сланцевую нефть (KUP) (сланцевый газ – KUG), который агрегирует данные ответов на вопрос 1.1 (вопрос 2.1) и вычисляется по формуле:

где z1, z2, z3 и z4 – доля экспертов, которые полностью не верят, скорее не верят, скорее верят и верят рассматриваемой технологии; a1, a2, a3 и a4 – весовые коэффициенты соответствующих вариантов ответа. В нашем случае берутся следующие значения весовых коэффициентов: a1=0; a2=0,4; a3=0,6; a4=1,0. При такой нормировке значения индекса надежд пронормированы от 0 до 100%.

Учитывая тот факт, что есть менее категоричный вопрос 1.2, введем в рассмотрение умеренный индекс надежд на сланцевую нефть (UUP) (сланцевый газ – UUG), который агрегирует данные ответов на вопрос 1.2 (вопрос 2.2) и также вычисляется по формуле (20). При этом данные индексы предполагают среднесрочный и долгосрочный разновидности.

Полученные расчетные значения рассмотренных индексов приведены в табл.36, из которой видно, что у экспертов нет практически никаких надежд на замену традиционной нефти и газа их сланцевыми аналогами. Причем в среднесрочной перспективе в отношении нефти пессимизм даже немного больше, чем для газа. Однако расчеты показывают, что пессимизм экспертов простирается и на более отдаленную перспективу. Даже долгосрочные индексы надежд по нефти и газу меньше 50%, что позволяет констатировать, что российское экспертное сообщество в целом не ждет кардинальных изменений в технологиях нефте- и газодобычи, причем на рынке газа даже меньше, чем на рынке нефти. Данный момент является чрезвычайно важным, так как подобное мнение можно экстраполировать почти на все экспертные сообщества, в том числе на правительственные, а это означает, что никаких внутренних убеждений у администраторов для изменения существующей политики пока не существует.

Чтобы глубже понять настроения экспертов, рассчитаем индекс надежд на альтернативные (возобновляемые) источники энергии (UА), который в свою очередь разделим на индекс надеж на стран-лидеров (UАW) и индекс надежд на российскую инициативу (UAR). Расчет данных индексов ведется также по формуле (20) без каких-либо изменений.

Расчеты показывают, что надежды на новые замещающие технологии энергодобычи еще меньше, чем на сланцевые методы добычи нефти и газа. Причем в среднесрочной перспективе россияне не ждут никаких инноваций ни от отечественных промышленников, ни от передовых западных стран. Лишь в долгосрочной перспективе начинают просматриваться большие ожидания на Запад – на него надежд возлагается в 3 раза больше, чем на Россию, хотя в любом случае индекс надежд намного меньше 50%, что говорит о доминировании недоверия к полномасштабной перестройке современной топливной энергетики.

Таблица 36. Индексы надежд на замещающие технологии, %.

Индекс Период
Средне-срочный Долго-срочный
Индекс (категоричный) надежд на сланцевую нефть (KUP) 6,2 32,3
Индекс (умеренный) надежд на сланцевую нефть (UUP) 26,9 47,0
Индекс (категоричный) надежд на сланцевый газ (KUG) 9,2 24,6
Индекс (умеренный) надежд на сланцевый газ (UUG) 27,7 44,6
Индекс надежд на альтернативные (возобновляемые) источники энергии (UА) 4,6 31,5
Индекс надеж на стран-лидеров при внедрении альтернативных источников энергии (UАW) 10,0 36,2
Индекс надежд на российскую инициативу при внедрении альтернативных источников энергии (UAR) 1,6 12,3

Развивая данный подход, рассмотрим ответы экспертов на вопросы о среднесрочных и долгосрочных возможностях энергосберегающих технологий и «энергетическом будущем» России (табл.37–38). На основе данных ответов можно построить еще несколько полезных индексов, среди которых умеренный индекс надежд на энергосберегающие технологии (US), который разделяется на индекс надежд на иностранных производителей (USW) и индекс надежд на российского производителя (USR). Для расчета индексов используется формула (20) по ответам на вопросы 5, 6.1 и 6.2 соответственно.

Таблица 37. Распределение ответов экспертов на вопросы о среднесрочных возможностях энергосберегающих технологий, %.

Вопрос Через 5 лет
Не верю Скорее не верю Скорее верю Верю
5. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе за счет массового внедрения энергосберегающих технологий произойдет СУЩЕСТВЕННОЕ (более чем на 30%) сокращение объемов потребления традиционных источников энергии (нефти и газа) 46,2 34,6 19,2 0,0
6. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе СУЩЕСТВЕННОЕ (более чем на 30%) сокращение объемов потребления традиционных источников энергии (нефти и газа) за счет массового внедрения энергосберегающих технологий произойдет:
6.1. в развитых странах (США, Япония, Германия и др.) 26,9 34,6 38,5 0,0
6.2. в России 53,8 46,2 0,0 0,0
7. Верите ли Вы в научно-технический прорыв в освоении новых источников энергии в обозначенной перспективе (например, в результате работ по проекту ITER), который способен:
7.1. ПОЛНОСТЬЮ заменить потребление традиционных источников энергии (нефти и газа) 76,9 15,3 3,9 3,9
7.2. СУЩЕСТВЕННО (более чем на 30%) сократить объемы потребления традиционных источников энергии (нефти и газа) 50,0 38,4 7,7 3,9
8. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе Россия объективно будет вынуждена:
8.1. ПОЛНОСТЬЮ отказаться от экспорта нефти 92,3 7,7 0,0 0,0
8.2. СУЩЕСТВЕННО (более чем на 30%) сократить объем экспорта нефти (в физическом выражении) 38,4 46,2 15,4 0,0
8.3. ПОЛНОСТЬЮ отказаться от экспорта газа 88,5 7,6 3,9 0,0
8.4. СУЩЕСТВЕННО (более чем на 30%) сократить объем экспорта газа (в физическом выражении) 53,8 30,7 11,6 3,9
8.5. перейти на добычу и экспорт сланцевой нефти, замещающей нефть, добываемую традиционным способом 65,4 19,2 15,4 0,0
8.6. перейти на добычу и экспорт сланцевого газа, замещающего газ, добываемый традиционным способом 61,5 23,1 15,4 0,0

Поясним, что под энергосберегающими технологиями нами понимаются экономичные технологии генерации электроэнергии, массовое внедрение электродвигателей автомобилей, энергоэффективные дома, энергосберегающие лампы и пр.

Таблица 38. Распределение ответов экспертов на вопросы о долгосрочных возможностях энергосберегающих технологий, %.

Вопрос Через 20–25 лет
Не верю Скорее не верю Скорее верю Верю
5. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе за счет массового внедрения энергосберегающих технологий произойдет СУЩЕСТВЕННОЕ (более чем на 30%) сокращение объемов потребления традиционных источников энергии (нефти и газа) 11,6 30,6 46,2 11,6
6. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе СУЩЕСТВЕННОЕ (более чем на 30%) сокращение объемов потребления традиционных источников энергии (нефти и газа) за счет массового внедрения энергосберегающих технологий произойдет:
6.1. в развитых странах (США, Япония, Германия и др.) 3,9 30,6 38,5 27,0
6.2. в России 27,0 38,5 30,6 3,9
7. Верите ли Вы в научно-технический прорыв в освоении новых источников энергии в обозначенной перспективе (например, в результате работ по проекту ITER), который способен:
7.1. ПОЛНОСТЬЮ заменить потребление традиционных источников энергии (нефти и газа) 34,6 50,0 15,4 0,0
7.2. СУЩЕСТВЕННО (более чем на 30%) сократить объемы потребления традиционных источников энергии (нефти и газа) 7,7 42,3 42,3 7,7
8. Верите ли Вы, что в обозначенной перспективе Россия объективно будет вынуждена:
8.1. ПОЛНОСТЬЮ отказаться от экспорта нефти 61,5 34,6 3,9 0,0
8.2. СУЩЕСТВЕННО (более чем на 30%) сократить объем экспорта нефти (в физическом выражении) 7,7 34,6 42,3 15,4
8.3. ПОЛНОСТЬЮ отказаться от экспорта газа 57,7 42,3 0,0 0,0
8.4. СУЩЕСТВЕННО (более чем на 30%) сократить объем экспорта газа (в физическом выражении) 23,1 34,6 26,9 15,4
8.5. перейти на добычу и экспорт сланцевой нефти, замещающей нефть, добываемую традиционным способом 34,6 30,8 34,6 0,0
8.6. перейти на добычу и экспорт сланцевого газа, замещающего газ, добываемый традиционным способом 34,6 30,8 34,6 0,0

Результаты проведенных расчетов приведены в табл.39 и демонстрируют довольно интересную ситуацию. В среднесрочной перспективе даже вполне неплохо проявляющие себя в последнее время ресурсосберегающие технологии не инициируют больших надежд у экспертов. Лишь в отдаленной перспективе данные технологии вызывают слабую надежду, когда соответствующий индекс переваливает за 50%. Чуть более выраженные надежды просматриваются в отношении иностранных производителей, которые, по мнению российских экспертов, все-таки могут сделать соответствующие шаги к замене нефти и газа.

Дополнением к сказанному могут служить категорический (KUPR) и умеренный (UUPR) индексы надежд на научно-технический прорыв, которые вычисляются на основе ответов на вопросы 7.1 и 7.2 табл.37–38. Расчет этих индексов ведется по универсальной формуле (20).

Таблица 39. Индексы надежд на энергосберегающие технологии, %.

Индекс Период
Средне-срочный Долго-срочный
Умеренный индекс надежд на энергосберегающие технологии (US) 25,4 51,6
Индекс надежд на иностранных производителей при внедрении энергосберегающих технологий (USW) 36,9 62,3
Индекс надежд на российского производителя при внедрении энергосберегающих технологий (USR) 18,5 37,7
Категорический индекс надежд на научно-технический прорыв (KUPR) 12,4 29,2
Умеренный индекс надежд на научно-технический прорыв (UUPR) 23,9 50,0
Категорический индекс опасений в отношении экспорта нефти (KUPE) 3,1 16,2
Умеренный индекс опасений в отношении экспорта нефти (UUPE) 27,7 54,6
Категорический индекс опасений в отношении экспорта газа (KUGE) 5,4 16,9
Умеренны индекс опасений в отношении экспорта газа (UUGE) 23,1 45,4
Вероятность перехода на экспорт сланцевой нефти (VPE) 16,9 33,1
Вероятность перехода на экспорт сланцевого газа (VGE) 18,5 33,1

Как оказывается, вера в научно-технический прорыв в экспертном сообществе находится в зачаточном состоянии. Даже при смягчении гипотезы о возможности существенной замены традиционных видов топлива новыми видами энергии и при рассмотрении дальних горизонтов событий индекс надежд достигает границы неопределенности в 50%. Тем самым можно констатировать, что в настоящее время российские специалисты-прагматики откровенно перестали верить в науку и ее возможности – по крайней мере в части прорыва в сфере энергетики.

В дополнение к рассмотренным индексам можно ввести индексы опасений, связанных с вынужденным отказом от экспорта нефти и газа. Их методология аналогична тем, которые были рассмотрены ранее, а их оценка производится на основе ответов на вопросы 8.1–8.6. Количественные оценки соответствующих индексов приведены в табл.39. Из расчетных данных следует, что экспертное сообщество в целом не боится потрясений на рынке экспорта традиционных для России энергоресурсов. Лишь в отношении нефти в долгосрочной перспективе имеются некоторые сомнения, относительно газа они выражены совсем слабо. Об этом сигнализируют и вероятности (индексы) перехода на сланцевые технологии добычи нефти и газа – эксперты считают такой технологический маневр маловероятным для обоих ресурсов.

Полученные количественные индикаторы и их значения однозначно сигнализируют о том, что в российском экспертном сообществе сформировался своеобразный «психологический навес», который характеризуется тремя важными особенностями.

Во-первых, люди не верят в чудеса научно-технического прогресса, который мог бы пошатнуть сложившееся энергетическое статус-кво страны. Объяснений данному обстоятельству может быть множество и в наши задачи не входит его полная расшифровка. Сделаем лишь предположение, что разрушение отечественной науки в последние десятилетия, отягощенные похожими процессами за рубежом, отрицает какой-либо оптимизм в отношении грядущих научных открытий. Довеском к этому служит и неудачная кампания по построению в России инновационной экономики, которая добавляет разочарования как простому населению, так и экспертному сообществу.

Во-вторых, получение доходов от экспорта природных ресурсов не только никого не возмущает, но и во многом устраивает. За прошедшие годы все попытки слезть с пресловутой «нефтяной иглы» ни к чему не привели, тогда как рост уровня жизни в результате торговли ресурсами почувствовало буквально все население страны. Такая политика в принципе всех устраивает. Более того, за последние годы не только эксперты, но и обыватели окончательно осознали выгоды от внешней торговли природными ресурсами и воспринимают это как неотъемлемый элемент национальной макроэкономической политики.

В-третьих, российские эксперты не видят серьезных угроз и вызовов в адрес основных природных углеводородов – нефти и газа. Даже очевидные прогрессивные изменения внутренней энергоемкости страны игнорируются большинством заинтересованных лиц. В связи с этим даже через 25 лет эксперты видят свою страну в качестве энергетической державы и этот образ не претерпевает принципиальных изменений.

Можно небезосновательно предположить, что подобные убеждения пронизывают все общество, в том числе правящую элиту, что создает дополнительные идеологические и психологические препятствия на пути изменения технологической доктрины страны. Если резюмировать содержание всех оцифрованных индексов, то можно утверждать, что сложившийся ментальный фон направлен на поддержание незначительных корректирующих действий правительства в отношении ресурсной политики. Люди понимают, что некоторые трудности в торговле энергоресурсами в перспективе возникнуть могут, однако это не приведет к радикальному пересмотру места России на мировом рынке углеводородов, а соответственно и политика в отношении этих ресурсов также, скорее всего, останется неизменной. Иными словами, в обществе доминирует пассивное отношение к технологическим вызовам мирового рынка энергетики.

ГЛАВА 5. УПРАВЛЕНИЕ РЕСУРСНОЙ ЗАВИСИМОСТЬЮ В РОССИИ

5.1. Управленческие вызовы для России со стороны новых технологий

Основными слагаемыми макроэкономической стабильности является низкая инфляция и сбалансированный бюджет. Макроэкономический фон во многом определяется основными участниками национальной экономики – крупными компаниями. Их рыночное поведение отражает государственную экономическую политику, которая складывается в том числе под их влиянием. В терминах налогообложения такие предприятия и организации являются крупнейшими налогоплательщиками. Какое место среди них занимают компании нефтегазового сектора?

Попытаемся ответить на поставленный вопрос, что в свою очередь позволит персонифицировать рассматриваемую отрасль.

Воспользуемся рейтингом RBC, в котором представлены 500 экономически наиболее мощных компаний [48]. Пропуском в этот рейтинг стал объем годовой выручки, который должен составлять не менее 15 млрд. руб. (табл.40).

Таблица 40. Крупнейшие российские добывающие компании нефтегазового сектора, 2014 г.

Позиция в рейтинге Компания Главный офис Выручка, млрд. руб. Чистая прибыль/ убыток, млрд. руб. Число сотрудников, тыс. чел.
1 «Газпром» Москва 5477,278 157,2 450
2 ЛУКОЙЛ Москва 4718,371 181,1 110,3
3 «Роснефть» Москва 3681,0 350 248,9
7 «Сургутнефтегаз» Сургут, ХМАО 874,596 884,8 118
16 «Татнефть» Альметьевск, Татарстан 476,36 97,7 76
19 АНК «Башнефть» Уфа 438,247 43 33,32
24 НОВАТЭК Москва 357,643 36,9 6,75
31 «Сахалин Энерджи» Южно-Сахалинск 308,384 117,8 2,2
46 НГК «Славнефть» Москва 197,453 -10,3 -
62 «Зарубежнефть» Москва 141,897 8,7 6,34
74 НК «Альянс»'" Москва 126,953 -8 -
80 «Томскнефть» ВНК” Стрежевой, Томская область 120,914 16,8 3,86
88 «РуссНефть» Москва 113,499 13 10,19
99 «Нефтиса» Москва 95,008 7,6 6,07
105 Иркутская нефтяная компания Иркутск 90,197 22,9 3,54
116 «Удмуртнефть» Ижевск 77,311 22,4 -
135 «Салым Петролеум» Москва 68,665 3,6 0,82
167 СК «Русвьетпетро» Москва 54,775 9,7 -
281 «Северэнергия» Москва 32,11 9,4 -
309 «Нортгаз» Москва 28,136 8,5 -
340 НК «Дулисьма» Москва 24,593 5,7 -
396 «Ачимгаз» Новый Уренгой, ЯНАО 20,513 13,8 -
ИТОГО 17 523,903 1 992,3 1 076,29

В рейтинге представлены 22 компании со специализацией «нефть и газ». За 2014 г. их суммарная выручка достигала 17,5 трлн. руб. (24,5% ВВП), а общая численность занятых превысила 1 млн. чел. (1,5% от общей численности занятых в экономике). В общем объеме выручки представленных в рейтинге крупнейших налогоплательщиков сегменты «нефть и газ», «нефтегазовый сервис», «нефтепереработка» заняли 32%. При этом стоит отметить, что рассматриваемый рейтинг охватил всего лишь 9 компаний [87], занимающихся нефтепереработкой, суммарная выручка которых составила относительно скромный объем – 649 млрд. руб., что в 27 раз ниже оборота нефтегазодобывающих компаний.

Произошедшее в 2014 г. обвальное падение мировых цен на нефть и их стабилизация на низком уровне подорвали экономику добывающей отрасли в России и вместе с этим нанесли удар макроэкономической стабильности. В перспективе причиной долгосрочного спада в отрасли могут стать прорывные технологии, исключающие необходимость применения, например, традиционного моторного топлива. Снижение стоимостного объема экспорта нефти обусловило девальвацию национальной валюты в размере, сопоставимом с падением мировых цен на нефть. Данное обстоятельство поставило под угрозу устойчивость федерального бюджета.

Таким образом, ухудшение конъюнктуры на мировом рынке энергоресурсов для России означает подрыв налоговой базы в лице нефте- и газодобывающих и нефтеперерабатывающих предприятий, которые все предыдущие годы служили каркасом российской бюджетной системы. Если «кризис цен» на углеводороды окажется затяжным, то главным вызовом для России будет отыскание иной налоговой базы, которая могла бы заменить ослабевший комплекс энергетических компаний.

К настоящему моменту Правительство РФ разработало обширную программу по импортозамещению, которая должна компенсировать потери страны из-за введенных международных санкций и падения цен на энергоносители. Чтобы «проверить» потенциальные возможности каждой отрасли из числа выбранных в качестве авангарда импортозамещения, авторами был проведен опрос1 относительно того, какие отрасли и в какой степени способны компенсировать урон в доходах России из-за возможного существенного сокращения экспорта нефти и газа (табл.41). Для обработки полученных данных использовался индекс влияния (Q) каждой отрасли, рассчитываемый как:

где z1, z2, и z3 – доля экспертов, которые считают, что влияние отрасли будет незаметное, заметное или значительное соответственно; a1, a2, и a3 – весовые коэффициенты соответствующих вариантов ответа. В нашем случае берутся следующие значения весовых коэффициентов: a1=0,2; a2=0,6; a3=1,0. При такой нормировке значения индекса влияния прошкалированы от 0 до 100%. Как и ранее, точкой отсчета можно считать значение индекса в 50%: меньшее значение индикатора говорит о том, что влияние будет в целом малозначительным, тогда как приближение к 100% будет означать довольно значительный эффект замещения нефтегазовых доходов.

Таблица 41. Распределение ответов экспертов на вопрос о характере влияния отраслей на компенсацию экономических потерь в ближайшие 3–5 лет от прекращения (существенного сокращения) экспорта нефти и газа, %.

Отрасли Незаметное Заметное Значительное
Нефтеперерабатывающая, нефтехимическая отрасли 11,5 57,7 30,8
Легкая промышленность 80,7 19,3 0,0
Автомобильная промышленность 84,6 15,4 0,0
Судостроительная отрасль 61,5 30,7 7,8
Радиоэлектронная промышленность 65,4 26,9 7,7
Гражданское авиастроение 50,0 46,1 3,9
Химическая промышленность 19,2 69,2 11,6
Цветная и черная металлургия 15,4 61,5 23,1
Медицинская и фармацевтическая промышленность 76,9 15,3 7,8
Машиностроение (нефтегазовое машиностроение, станкоинструментальная промышленность, тяжелое машиностроение, энергетическое машиностроение) 57,7 26,9 15,4
Сельское хозяйство и с/х машиностроение 65,4 15,4 19,2
Лесопромышленный комплекс и лесное машиностроение 53,8 34,6 11,6

Расчеты отраслевых индексов влияния подтверждают ранее сделанный вывод об отсутствии внутренней мотивации населения и производственников к изменению сложившейся ситуации (табл.42). Из всех отраслей можно выделить только три отрасли, в которых индексы влияния больше 50%. Это химическая, нефтехимическая и нефтеперерабатывающая промышленность и металлургия. Это означает, что заменителем нефтегазовых доходов могут стать только отрасли, технологически самым тесным образом связанные с нефтедобычей и металлургия. Тем самым эксперты полагают, что компенсация снижения добычи нефти будет идти в основном по линии углубления ее переработки, а также развития смежных химических производства. Другой резерв эксперты видят в более интенсивной работе металлургической промышленности, которая также базируется на природном богатстве страны. Тем самым экспертное мнение не идет дальше отраслей самых близких переделов к нефтедобыче. Даже ключевое в данном контексте машиностроение не попадает в категорию отраслей, которые окажут заметное влияние на импортозамещение нефтегазовых доходов.

Все это говорит о том, что в среднесрочной перспективе экспертное сообщество не ожидает серьезной перестройки национальной экономики в ответ на международные санкции и ухудшение конъюнктуры на рынке энергоресурсов. Данное мнение экспертов является косвенным доказательством того, что правительство страны пока довольно вяло работало над импортозамещением и не предпринимало сверхусилий по изменению ситуации. Если же ситуация радикально не изменится, а ожидать этого нет никаких оснований, то в среднесрочной перспективе сокращение экспортных поставок нефти и газа не получит адекватного замещения со стороны других отраслей. В этом смысле можно говорить о развитии в ближайшие годы консервативного сценария, в соответствии с которым бюджет страны будет постоянно испытывать хронический дефицит и его покрытие будет идти за счет прошлых доходов.

Таблица 42. Индексы влияния отраслей на компенсацию потерь от экспорта нефти и газа, %.

Отрасли Индекс влияния
Нефтепереработка и нефтехимия 67,7
Легкая промышленность 27,7
Автомобильная промышленность 26,2
Судостроительная отрасль 38,5
Радиоэлектронная промышленность 36,9
Гражданское авиастроение 41,6
Химическая промышленность 57,0
Цветная и черная металлургия 63,1
Медицинская и фармацевтическая промышленность 32,4
Машиностроение 43,1
Сельское хозяйство и с/х машиностроение 41,5
Лесопромышленный комплекс и лесное машиностроение 43,1

Выход из создавшейся ситуации видится в постепенном разворачивании тотальной перестройки структуры национальной экономики с прицелом на постепенное сокращение экспорта нефти вплоть до полного отказа от него. В этих условиях роль правительственных усилий становится определяющей. Достойно ответить на вызовы современности можно только при серьезной перестройке всей системы управления промышленным сегментом страны.

5.2. Базовые принципы управления ресурсной зависимостью в среднесрочном периоде

Управление ресурсной зависимостью (УРЗ) национальной экономики должно осуществляться непрерывно: как в условиях стабильного социально-экономического развития, так и в период кризиса. При этом актуальность и высокие требования к результативности такого менеджмента представляются одинаковыми независимо от стадии экономического цикла, переживаемого национальным хозяйством, и степени благоприятности внешнеэкономической среды.

В управлении ресурсной зависимостью важно различать ее эндогенную и экзогенную стороны. Под эндогенной зависимостью понимается не только банальный дефицит энергоресурса, который в случае России может не рассматриваться, а такой важный макроэкономический показатель эффективности производства, как энергоэффективность. В работе [45] был проведен межстрановой сравнительный анализ энергоэффективности национальных экономик, результаты которого показали невыгодное положение России на фоне остальных государств.

Политика по снижению энергоэффективности имеет некоторую область пересечения с энергосбережением, но в значительной степени связана с внедрением крупных отраслевых технологических инноваций, позволяющих генерировать дополнительную добавленную стоимость. Стоит отметить, что даже в наиболее доходной нефтеперерабатывающей отрасли переход к новым европейским стандартам качества моторного топлива дается с большим трудом, когда противодействие объективному прогрессу и сопутствующие дискуссии выходят на самый высокий политический уровень.

Одним из наиболее эффективных инструментов управления энергоэффективностью остается государственное техническое регулирование, стандартно предусматривающее:

  • разработку и реализацию среднесрочных (до 3-х лет) планов повышения требований к характеристикам, качеству высокотехнологичной продукции, производимой российскими промышленными предприятиями для реализации на внутреннем рынке;
  • адаптацию в России новых зарубежных стандартов качества, предъявляемых к высокотехнологичной продукции.

Экзогенная ресурсная зависимость экономики России подробно была рассмотрена в предыдущих главах. Ударив по экономическому росту и бюджету, она трансформировалась в эндогенный фактор социально-экономического развития.

При стабильной внутренней и внешней среде меры УРЗ могут быть направлены не только на ослабление, но и на обоснованное повышение внешней и внутренней ресурсной зависимости. В нынешних условиях УРЗ носит исключительно антикризисный характер и является ответом на неблагоприятную внешнеэкономическую конъюнктуру, когда государственная политика направлена на снижение внешней ресурсной зависимости. Так, официальной реакцией на крайне неблагоприятную внешнеэкономическую конъюнктуру на мировых рынках нефти и газа и экономические санкции со стороны ряда государств стало распоряжение Правительства РФ №98-р от 27.01.2015 «Об утверждении плана первоочередных мероприятий по обеспечению устойчивого развития экономики и социальной стабильности в 2015 году».

Кратное сокращение в реальном выражении добывающей отрасли, ключевой для национальной экономики, и неизбежно возникающие бюджетные потери необходимо ускоренно компенсировать, хотя бы частично. По замыслу Правительства РФ, драйверами этого процесса должны стать малый и средний бизнес, а также форсированное импортозамещение.

Относительно успеха по первому направлению имеются основания рассчитывать на то, что при создаваемых еще более комфортных административно-фискальных условиях малый и средний бизнес сможет оперативно нарастить объемы своей действительности, что на макроуровне может выразиться в амортизации сокращения ВВП примерно на 1–2%. Второе направление реализуется в основном крупными производственными компаниями, в том числе при финансовой поддержке государства некоторых инвестиционных и инновационных проектов.

Относительно импортозамещения в работе [71] были отмечены следующие ключевые позиции:

  1. «импортозамещение – это не замена иностранной продукции отечественной, но только более дорогой и худшего качества»;
  2. «лучшее импортозамещение – это производство отечественной продукции, конкурентоспособной как внутри страны, так и на внешних рынках»;
  3. «импортозамещение не противоречит открытости и не является синонимом автаркии и самоизоляции».

Фактически речь идет о структурных реформах и реиндустриализации России, что в условиях кризиса текущей «ресурсной модели» экономики реализовать намного сложнее по сравнению с периодом «тучных» лет – если бы такая реформа проводилась именно в тот период.

Реализация механизма импортозамещения: совершенствование управления. По официальным данным, к середине 2015 г. было составлено 20 отраслевых планов импортозамещения, которые вместе включают 2269 наименований продукции/технологий (табл.43). По количеству импортозамещаемых позиций сравнение отраслей по степени важности представляется некорректным, поскольку указанные в планах позиции разнокачественные, требуют отдельного подхода к организации собственного производства (разработки) и соответствующих ресурсов. По предварительным оценкам, внутреннее производство импортозамещаемых позиций экономически вполне восполнит выпавшие доходы от экспорта энергоресурсов.

С точки зрения реализации рассмотрим в качестве примера план мероприятий по импортозамещению в радиоэлектронной промышленности Российской Федерации, утвержденный приказом Минпромторга России от 15.03.2015. В нем отражены 534 товарные позиции, производство которых планируется освоить или нарастить до 2020 года. При этом состав импортозамещаемой продукции крайне разнородный. Обращают на себя внимание дифференцированные значения доли импорта продукции до начала реализации проектов по импортозамещению (фиксация проблемы), но еще более вариативными являются максимальные плановые доли импорта (как целевое значение), которые колеблются в интервале от 5 до 90%. В частности, к 2020 году сохранится 90-процентная зависимость от импорта микропроцессоров, предназначенных для массового рынка (позиция №5 указанного выше отраслевого плана). Уже только эта позиция является критической для всей радиоэлектронной промышленности России и позволяет сделать вывод о признании Минпромторгом России принципиальной невозможности импортозамещения по данному направлению. В таком случае возникают серьезные вопросы по поводу результативности реализуемой в течение последних 7 лет федеральной целевой программы (ФЦП) «Развитие электронной компонентной базы и радиоэлектроники на 2008–2015 годы», которая была утверждена постановлением Правительства РФ №809 от 26.11.2007.

Используемый подход к планированию импортозамещения через массу товарных позиций весьма уязвим по следующим пунктам.

Во-первых, с точки зрения численности проектов, если их воспринимать эквивалентом товарных позиций, включенных в планы по импортозамещению (более 2 тысяч). Современная система государственного управления не имеет опыта по контролю такого числа реальных направлений, успех по каждому из которых необходим в одинаковой степени. Кроме того, изобилие наименований означает неспособность сформировать действительные приоритеты.

Во-вторых, перечни импортозамещаемой продукции нуждаются в периодическом обновлении. В такой ситуации экспертные оценки о сокращении импортозависимости к 2020 году будут не только устаревать, но и не будут изменяться в лучшую сторону, поскольку к товарам, возникающим на мировом рынке, автоматически предъявляются новые требования. Не исключено, что установленный период – 2020 год – придется пролонгировать.

Таблица 43. Характеристика импортозамещающих отраслей России.

№п/п Отрасль Приказ Минпромторга России, утвердивший план мероприятий Количество позиций в плане, ед.
1 нефтегазовое машиностроение №645 от 31 марта 2015 года 43
2 химическая промышленность №646 от 31 марта 2015 года 35
3 легкая промышленность №647 от 31 марта 2015 года 31
4 автомобильная промышленность №648 от 31 марта 2015 года 67
5 машиностроение для пищевой и перерабатывающей промышленности №649 от 31 марта 2015 года 15
6 станкоинструментальная промышленность №650 от 31 марта 2015 года 61
7 цветная металлургия №651 от 31 марта 2015 года 14
8 черная металлургия №652 от 31 марта 2015 года 15
9 энергетическое машиностроение, кабельная и электротехническая промышленность №653 от 31 марта 2015 года 45
10 тяжелое машиностроение №654 от 31 марта 2015 года 47
11 медицинская промышленность №655 от 31 марта 2015 года 111
12 фармацевтическая промышленность №656 от 31 марта 2015 года 601
13 лесопромышленный комплекс №657 от 31 марта 2015 года 34
14 производство строительно-дорожной, коммунальной и наземной аэродромной техники №658 от 31 марта 2015 года 15
15 сельскохозяйственное и лесное машиностроение №659 от 31 марта 2015 года 51
16 транспортное машиностроение №660 от 31 марта 2015 года 19
17 Судостроение №661 от 31 марта 2015 года 107
18 радиоэлектронная промышленность №662 от 31 марта 2015 года 534
19 гражданское авиастроение №663 от 31 марта 2015 года 408
20 нефтепереработка и нефтехимия №210 от 31 марта 2015 года 16

В целом текущая плановая организация импортозамещения не имеет своего естественного завершения, что противоречит логике проектного управления и проектной работы.

В связи с этим более продуктивный подход, на наш взгляд, состоит в формировании узкого перечня критических продуктов и технологий, от которых зависят многие другие импортозамещаемые изделия, а также в агрегировании подробного перечня наименований в более крупные проекты. Практика показывает, что производство новых продуктов автоматически повлечет за собой организацию производств смежной продукции и разработки новых технологий.

В настоящее время намечается реализация проектов по производству продукции, фигурирующей в отраслевых планах; проекты будут осуществляться в рамках специальных инвестиционных контрактов, заключаемых в соответствии с федеральным законом «О промышленной политике в Российской Федерации». Организациям, заключающим такой контракт с отраслевыми федеральными органами исполнительной власти, будут предоставляться субсидии на покрытие процентных платежей по кредитам, привлекаемым для выполнения работ по проекту.

Важно подчеркнуть, что исполнители специальных инвестиционных контрактов отбираются на конкурсной основе посредством оценки их проектов [1,10]. С точки зрения антикризисного управления такой подход представляется неверным. Это обусловлено следующими обстоятельствами.

Во-первых, конкурсный отбор проектов несет в себе элементы случайности даже при запрограммированном итоге конкурса. Во-вторых, реальная ответственность организации, отобранной по конкурсу, за невыполнение работ по проекту практически отсутствует. В современной практике фактически нет судебных разбирательств федеральных органов исполнительной власти с получателями субсидий, поскольку это автоматически указывает на проблемы у ведомства в расходовании бюджетных средств. В-третьих, конкурсная система как инструмент экономии бюджетных средств дает очень слабый эффект в ущерб конечному результату.

Альтернативным подходом, на наш взгляд, может служить директивное определение исполнителей проектов по импортозамещению, которое предусматривает максимальную ответственность компаний. Следует подчеркнуть, что все легальные возможности для реализации такой схемы имеются. Дело в том, что большинство дееспособных предприятий, имеющих потенциал для выполнения сложных технологических проектов, являются государственными (ФГУП) или находятся под контролем государства (например, за счет «управляющих» пакетов в акционерных капиталах ОАО, членства в органах управления обществ). В таких случаях проекты импортозамещения могут быть включены в среднесрочную производственную программу предприятий по решению учредителя или органов управления акционерным обществом. В директивном режиме значительно легче оперативно организовать необходимую кооперацию компаний при нехватке возможностей одного исполнителя. Более того, при опоре на государственный сектор отраслевые федеральные органы исполнительной власти получают возможность директивно установить вертикальные или сетевые структуры предприятий, полностью (а не хаотично по итогам проведенных конкурсов) закрывающих зоны импортозамещения.

Меры по оптимизации участия России на мировых рынках нефти и газа. В предыдущих главах было показано, что природный газ на мировых рынках является более перспективным ресурсом, чем нефть. В одном из выступлений Президента РФ 2013 года было отмечено, что «спрос в мире на природный газ растет опережающими темпами по сравнению с нефтью и общим энергопотреблением. По прогнозам Международного энергетического агентства, в период до 2018 года ежегодный спрос на «голубое топливо» в мире увеличится более чем на 16 процентов и достигнет 4 триллионов кубометров. Это и большие возможности для производителей газа, и серьезная ответственность…» [57]. При этом было подчеркнуто, что «…приоритетная задача – обеспечить стабильность поставок на мировой рынок в долгосрочной перспективе» [57].

24 июня 2015 года на заседании Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию по теме «Новые вызовы и приоритеты развития науки и технологий в Российской Федерации» представителем профильной рабочей группой (А.Дынкиным) было указано, что «ископаемые топлива останутся основой мирового энергетического баланса. В умеренном низкоуглеродном сценарии доля ископаемого топлива в глобальном энергетическом балансе к 2040 году составит 74 процента, в сценарии радикальной климатической политики – 59. Сегодня этот показатель – 82 [процента]. Очевидно, что по любому из ожидаемых сценариев за этим структурным сдвигом стоят триллионы долларов… Природный газ – это единственное ископаемое топливо, доля которого в мировом энергопотреблении будет расти. Уже сегодня очевиден тренд, когда крупнейшие нефтяные компании в целях хеджирования рисков нефтяного рынка ускорили диверсификацию в газ» [92]. Вывод о целесообразности смещения в долгосрочной перспективе акцента с нефти на газ в российском экспорте подтвердили результаты анализа, представленные в главах 3–4.

В этом контексте стратегия России на внешних рынках энергоносителей представляется довольно прозрачной: развитие транспортной инфраструктуры для доставки газа потребителям (в Европу и Китай), геологоразведка, освоение новых газовых месторождений и подготовка к сворачиванию внешней торговли нефтью (вплоть до полного прекращения) с переходом, по возможности, на торговлю продуктами глубокой нефтепереработки. Катализатором процесса перемещения центра тяжести с нефти на газ должен явиться обвал мировых цен на нефть, а также намерение США снять запрет на экспорт нефти из страны [43], что может максимально продлить кризисное состояние рынка с точки зрения цены либо вовсе довести его до экономического разрушения.

Таким образом, в свете представленной энергетической стратегии ключевой задачей становится перевод нефтедобычи в управляемую рецессию (в пределе: 2-кратное снижение в объемах добычи для удовлетворения только внутренних потребностей) с одновременным развитием и перевооружением нефтеперерабатывающей отрасли, которая в ближайшей перспективе должна стать экономической заменой нефтедобыче.

В настоящее время развороту от нефтедобычи к нефтепереработке косвенно способствует разработанный и реализованный Минфином России «налоговый маневр», согласно которому в 2015–2017 годах поэтапно сокращаются вывозные таможенные пошлины на нефть в 1,7 раза, а на нефтепродукты – в 1,7–5,0 раз с одновременным увеличением ставки НДПИ на нефть в 1,7 раза и на газовый конденсат – в 6,5 раза [72]. Так, в соответствии со статьей 342 Налогового кодекса РФ ставка НДПИ в 2015 г. составляет 766 руб., в 2016 г. – 857 руб., в 2017 г. – 919 руб. за 1 тонну добытой нефти обессоленной, обезвоженной и стабилизированной.

Таким образом, в среднесрочной перспективе Минфин России признал неэффективность экспорта нефти как источника пополнения бюджета за счет вывозных таможенных пошлин и сделал ставку на повышение налогового бремени на объем добычи (увеличение ставки НДПИ) [93], что автоматически приведет к удорожанию нефти и соответственно нефтепродуктов. Таким образом, налогооблагаемая база у нефтегазового сектора расширится. В самой отрасли есть мнения о негативном влиянии «налогового маневра» на нефтепереработку. По некоторым экспертным оценкам, снижение таможенных пошлин упрочит экспорториентированное поведение компаний [77]. Однако это мнение весьма спорно, поскольку, во-первых, компании имеют объективные ограничения по наращиванию объемов добычи, а, во-вторых, корпоративный менеджмент будет склонен поберечь содержимое освоенных скважин до лучшей ценовой конъюнктуры, нежели за бесценок ускоренно реализовывать извлекаемые запасы (увеличив в 2 раза объем продаж в натуральном выражении). Это слишком высокая цена для сиюминутной компенсации выпавших доходов.

Несмотря на то, что сфера нефтепереработки является в основном гражданской, но методы управления ею, возможно, должны стать эквивалентны методам управления, принятым в оборонно-промышленном комплексе. Первым формально закрепленным инструментом административного давления на основных участников рынка стали подписанные в 2011 году четырехсторонние соглашения между нефтяными компаниями, Федеральной антимонопольной службой, Ростехнадзором и Росстандартом. Предметом соглашения стал поэтапный переход на выпуск более качественного моторного топлива, идущего в ногу с европейскими стандартами «Евро». Никакая другая отрасль не знает таких примеров частно-государственных соглашений. Строго говоря, большинство нефтяных компаний подконтрольны государству, а потому публичные договоренности достигаются фактически между государственными структурами.

Развитию нефтепереработки в России препятствуют экономические санкции, в том числе распространяющиеся на импорт технологического оборудования. При этом нефтеперерабатывающая отрасль не является кризисной, для которой следовало бы применять концессионные соглашения или создавать совместные предприятия для привлечения технологий. На наш взгляд, наиболее верный путь заключается в самостоятельном освоении новых направлений и производств, а необходимые инвестиции будут включать не только капитальные вложения, но и расходы на НИОКР.

Таким образом, в среднесрочной перспективе придется снова столкнуться с вопросами импортозамещения, но уже применительно к стратегической отрасли нефтепереработки. Следует отметить, что план мероприятий по импортозамещению в нефтеперерабатывающей и нефтехимической отраслях промышленности был утвержден приказом Минпромторга России №210 от 31.03.2015; план мероприятий по импортозамещению в отрасли нефтегазового машиностроения – приказом Минпромторга России №647 от 31.03.2015.

Импортозамещение в сфере нефтепереработки потребует высокой результативности профильного сектора исследований и разработок, включающего наряду с корпоративной наукой вузовскую и академическую компоненты.

Реализации планов Минпромторга России должна предшествовать оценка достаточности научно-технического задела для опытного производства критических для отрасли позиций и ожидаемый срок его доведения до уровня, достаточного для опытного производства. Оценку достаточности научно-технического задела по импортозамещаемому высокотехнологичному оборудованию, технологиям и товарам предлагается осуществлять посредством проведения патентных исследований, в том числе с учетом возможности приобретения лицензий на профильные зарубежные патенты, позволяющие сократить срок доведения научно-технического задела до уровня, достаточного для опытного производства.

Помимо этого, представляется целесообразным сформировать для нефтеперерабатывающей отрасли единый план НИОКР с распределением исполнителей и финансирования. Согласование планов компаниями, включая вопросы финансирования, можно осуществить за счет участия государства в органах управления хозяйственных обществ. По аналогии с 4-сторонними соглашениями, заключенными с нефтеперерабатывающими компаниями, Минпромторгу России имеет смысл инициировать подобные соглашения с компаниями или группами предприятий, ответственными за выполнение работ по каждому пункту соответствующего плана мероприятий.

Следует подчеркнуть, что достижение экономического роста в условиях низких цен на нефть с восполнением утраченного объема экономики позволит сформировать стратегическую базу для полного отказа от экспорта нефти независимо от внешнеэкономической конъюнктуры. И этот шаг для национальной экономики будет уже вполне безопасен.

5.3. Меры по обеспечению промышленного маневра в ресурсном секторе

Резюмируя сказанное в предыдущем параграфе, можно сделать следующие рекомендации в отношении реорганизации промышленного сектора России.

  1. Необходимо осуществить корректировку механизма составления перечня критических продуктов и технологий, обеспечивающих импортозамещение. Для этого следует отказаться от слишком подробного учета производств и продуктов, которые в нынешнем воплощении проблематично даже воспринять, а тем более эффективно контролировать. Вместо этого целесообразно формировать узкий перечень критических продуктов и технологий, от которых зависят многие другие импортозамещаемые изделия, а также агрегировать подробные перечни наименований в более крупные проекты. При этом все эти товарные позиции должны выводиться на долю отечественной продукции в 80–90% в конце планового периода. Выпадающие «мелкие» товарные позиции должны быть учтены в перечне неявно – посредством эффекта смежных продуктов и технологий.
  2. Целесообразно ввести в практику вместо конкурсной системы определения исполнителей проектов по импортозамещению систему их директивного определения, которое нацелено на обеспечение максимальной ответственности не только компаний, но и персональных участников. Для этого необходимо производить отбор компаний-исполнителей из числа федеральных государственных унитарных предприятий (ФГУП) или предприятий, находящихся под контролем государства (например, посредством «управляющих» пакетов и «золотых» акций в акционерных капиталах ОАО, членства государственных служащих в органах управления обществ и т.д.). В таких случаях проекты по импортозамещению могут быть включены в среднесрочную производственную программу предприятий по решению учредителя или органов управления акционерным обществом. При этом в директивном режиме значительно легче оперативно контролировать объемы, цены, номенклатуру и качество выпускаемой продукции, а также организовать необходимую кооперацию компаний при нехватке возможностей одного исполнителя. Более того, при опоре на государственный сектор отраслевые федеральные органы исполнительной власти получают возможность директивно установить вертикальные или сетевые структуры предприятий, полностью закрывающих зоны импортозамещения. Такая схема управления импортозамещением основана на использовании возможностей отечественной модели государственного сектора экономики, которая в настоящий момент недоиспользуется.
  3. Необходимо скорректировать энергетическую стратегию страны путем включения в обновленный документ задачи по переводу нефтедобычи в управляемую рецессию, которая позволит удовлетворить внутренние потребности отечественной экономики и со временем полностью исключить экспорт сырой нефти. Параллельно в энергетической стратегии должна быть поставлена задача развития и перевооружения нефтеперерабатывающей отрасли, которая в перспективе должна стать экономической заменой выпадающих доходов от нефтедобычи.
  4. Осуществить экспертизу и инвентаризацию существующего в отрасли нефтепереработки научно-технического задела для опытного и массового производства намеченных продуктов. Нехватку собственной научной и технологической платформы компаний отрасли целесообразно компенсировать приобретением лицензий на профильные зарубежные патенты, в крайнем случае, покупкой недостающего технологического оборудования. Последняя мера должна применяться только при принятии решения об ускоренном выполнении поставленных производственных задач.
  5. При организации нефтеперерабатывающей отрасли разработать и закрепить план мероприятий по развитию отрасли в документах (приказах) Минпромторга России. В данных документах должны найти отражение планы освоении новых направлений и производств, а также планы осуществления инвестиций на разработку и закупку новых технологий. Единый отраслевой план НИОКР целесообразно составлять с указанием не только статей финансирования, но и исполнителей. Согласование планов с компаниями и их утверждение можно проводить за счет участия государства в органах управления хозяйственных обществ (компаний). Закрепление планов посредством договоренностей с предприятиями и группами предприятий можно осуществлять на базе существующего опыта 4-сторонних соглашений.
  6. Предусмотреть в новой редакции «Энергетической стратегии России на период до 2030 года» сланцевую угрозу российскому газовому экспорту. Параллельно с этим разработать и план мероприятий по развитию газодобывающей отрасли в документах (приказах) Минпромторга России. Данные планы должны согласовываться с Газпромом и содержать мероприятия по ускоренному строительству новых газопроводов в Азию (Китай) и производств по сжижению газа.
  7. Раскрыть в стратегических документах Минэкономразвития России видение новой технологической модели развития страны вместо уходящей в прошлое ресурсной модели. В документах должны быть обозначены все элементы и составляющие указанной модели в части пересмотра роли и места нефтедобывающей, нефтеперерабатывающей и газодобывающей отраслей промышленности с учетом намеченных изменений в объемах экспорта и импорта.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное исследование позволило сделать следующие выводы:

  1. Углеводородные ресурсы являются кумулятивным богатством страны, так как они образовывались на протяжении многих миллионов лет. Вместе с тем расходование этих ресурсов происходит постоянно, из года в год. Данные два обстоятельства предопределяют два аспекта исследования рынка углеводородов – тактический, связанный с ежегодным расходованием страной имеющихся у нее ресурсов, и стратегический, связанный с учетом остающихся у нее запасов данного сырья. В связи с этим в работе предложены несколько индикаторов – тактическая, стратегическая и интегральная зависимость национальной экономики от природного ресурса. Учитывая тот факт, что некоторые страны, включая Россию, относятся к разряду полиресурсных производителей, т.е. обладающих одновременно двумя или тремя энергоресурсами, введен индикатор комплексной ресурсной зависимости, которая предполагает процедуру взвешивания частных ресурсных характеристик; предложены две процедуры расчета весовых коэффициентов. Предложен также индикатор комплексной тактической ресурсной зависимости, которая представляет собой сумму частных ресурсных характеристик. Все характеристики апробированы на данных по нефти, газу и углю и могут быть предложены для более широкого применения в практике мониторинга ресурсной зависимости России и других стран.
  2. Анализ численных значений стратегической, тактической и интегральной ресурсной зависимости по нефти, газу и углю для разных стран мира показало, что все страны могут быть распределены на два-три эшелона в зависимости от степени зафиксированной зависимости. Так, для рынка нефти и газа Россия по одному признаку попадает в третий эшелон, а по трем другим признакам – во второй. Для рынка угля Россия по двум признакам попадает в первый эшелон, а по двум другим признакам – во второй. Полученные цифры убедительно показывают, что традиционные представления о запредельной ресурсной зависимости России являются сильно преувеличенными. Почти по всем критериям, которые использовались в анализе, Россия представляет собой умеренный тип ресурсодобывающих государств, не попадая в разряд стран-рекордсменов.
  3. Анализ статистики показывает, что среди всех стран мира имеется всего лишь 5 государств, которые одновременно экспортируют все три углеводородных ресурса – нефть, газ и уголь. Этот пул стран, состоящий из Канады, России, Норвегии, Колумбии и Казахстана, образует костяк ресурсодобывающих стран. Именно эти государства выступают в качестве стратегических экспортеров углеводородов, которые обладают диверсифицированным производством сырья. Причем самыми мощными производителями являются Казахстан и Россия. Тем самым получен своеобразный парадокс: если по каждому отдельному ресурсу Россия, как правило, не входит в первые эшелоны стран с запредельной буровой активностью, то комплексная оценка всех ресурсов поднимает страну на более высокую ступень. В основе этого парадокса лежит эффект комплексности ресурсной базы России. Данный момент показывает глобальное преимущество отечественной экономики – ее полиресурсную природную базу, которая позволяет ей быть участником всех трех рынков одновременно – нефти, газа и угля.
  4. Оценки скорости изменения показателей комплексной ресурсозависимости показывают, что выявленное преимущество Казахстана и России стремительно убывает. Прогнозные расчеты показывают, что буквально через 5 лет страна перейдет в совершенно иное ресурсное измерение, а еще через год она окажется на уровне Колумбии. Тем самым ресурсная зависимость России катастрофически быстро уменьшается, порождая совершенно новые вызовы и проблемы. Фактически страна стоит на пороге исчерпания старой ресурсной модели развития, основанной на эксплуатации природных богатств. Хотя время на перестройку национальной экономики еще есть, можно констатировать, что это время уже весьма ограничено.
  5. Проведенные расчеты показывают, что мировой энергобаланс потребления меняется в сторону увеличения такого малопопулярного углеводородного сырья, как уголь. Тем самым формируется довольно неожиданный тренд в мировых приоритетах энергопотребления. Указанный эффект во многом объясняется ролью Китая в мировом потреблении угля. Однако это объяснение ничего не меняет в глобальной диспозиции разных видов сырья – мир все больше нуждается в угле, что открывает дополнительные возможности для России.
  6. Проведенные расчеты показывают, что ресурсоемкость отечественной экономики все годы XXI века снижалась для всех трех видов углеводородов – нефти, газа и угля. Эта тенденция позволяет экономить природные ресурсы России и оставаться в числе ресурсозависимых стран с большим ресурсным потенциалом. Что касается экспортоемкости, то для нефти и газа прослеживается слабый понижательный тренд, а для угля – явно выраженный повышательный. Результаты прогнозных расчетов показывают, что три энергоресурса для России в перспективе ведут себя неодинаково. Так, для нефти и газа просматривается стабильная тенденция к сокращению интегральной зависимости, причем этот вывод справедлив для всех прогнозных сценариев. Для угля ситуация в среднесрочном периоде неопределенная и сильно зависит от сценария, тогда как в долгосрочном периоде выравнивается и становится ясной тенденция к росту зависимости страны от этого ресурса. Тем самым долгосрочный прогноз позволяет выявить неодинаковое стратегическое значение для России разных энергоносителей. Примечательно, что интегральная зависимость от угля в перспективе начинает становиться больше, чем от газа и нефти. По всей видимости, в данном случае можно говорить о грядущей рекомбинации значимости между тремя ресурсами. Пока трудно сказать, насколько успешным будет формирующееся «угольное ралли», однако предпосылки для него есть и процесс реанимирования угля в качестве полноценного энергоресурса вполне может превратиться в новый тренд.
  7. Построенные «ресурсные диаграммы» позволили осуществить простой визуальный анализ четырех переменных (душевой ВВП, производительность труда в обрабатывающей промышленности, доля капитальных инвестиций в ВВП, доля затрат на исследования и разработки в ВВП), сопрягающихся по шкале с тактической и стратегической ресурсозависимостью. Построенные диаграммы вскрывают большую стохастику в формировании разных видов экономической политики. Можно говорить о странах, которые развиваются в рамках некоего универсального генерального тренда, но с разной степенью успеха, и странах-маргиналах, которые реализуют неповторимые и совершенно уникальные модели развития, лежащие на обочине современных цивилизационных стандартов. К классу стран-маргиналов относятся Катар, Венесуэла, Кувейт и Саудовская Аравия, к классу «типовых» стран – все остальные государства мира, включая Россию. Стратегии данных стран различаются на качественном уровне, что и фиксируют ресурсные диаграммы. Однако здесь важен генеральный вывод: Россия относится к разряду «типовых» стран и различия между ней и странами-лидерами носят чисто количественный характер. Следовательно, стандарты и рекомендации в отношении западных стран вполне применимы для России и могут рассматриваться в качестве полезной информации.
  8. Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что «ресурсное проклятье» в значительной степени мифологизировано в смысле завышения его отрицательной роли для национальной экономики. Опыт показывает, что наделенность природными ресурсами не мешает достижению страной высокого уровня благосостояния, технологического уровня экономики, инвестиционной и инновационной активности. Пример Норвегии, Австралии и Канады убедительно демонстрирует, что «ресурсное проклятье» может быть эффективно преобразовано в «ресурсное благословение». Как правило, «ресурсное проклятье» начинает сказываться только при очень высокой ресурсной зависимости страны, причем даже не в тактическом, а в стратегическом смысле. Россия в данном контексте не является страной-маргиналом, в которой «ресурсное проклятье» проявляется в особо острой форме. Тем самым в отношении нее речь должна идти о тонких инструментах регулирования углеводородными ресурсами, свойственных западным странам.
  9. Предложен и апробирован специальный индикатор для измерения социальной направленности экономики ресурсных стран – внутренняя ресурсная рента (или социальная антирента), расчет которой показал, что за последние 10 лет России удалось построить ресурсозависимую экономику с умеренной социальной ориентированностью. Так, в 2014 году Россия оказалась в ряду стран-лидеров по дотированию цен на бензин. Вместе с тем данное достижение является «точечным», т.е. локальным во времени, и пока обладает признаками неустойчивости. Не исключено, что социальная направленность политики цен на бензин будет ликвидирована при дальнейшем ухудшении конъюнктуры на рынке энергоресурсов. Однако в любом случае показатель социальной антиренты должен постоянно отслеживаться, как и стоящая за ним политика контроля цен на бензин внутри страны. Именно так поступают США, которые используют политику «нефтяных дотаций» в качестве средства для успокаивания населения в тяжелые периоды времени, например, в 2008 г., когда разразился международный экономический кризис.
  10. Построены простые эконометрические модели, увязывающие такие выходные характеристики, как душевой ВВП, производительность труда в обрабатывающей промышленности, доля капитальных инвестиций в ВВП и доля затрат на исследования и разработки в ВВП с такими входными характеристиками, как тактическая зависимость от нефти и газа. В расчетах использовались данные по 28 странам, среди которых были как экспортеры рассматриваемых ресурсов, так и импортеры. Полученные эконометрические зависимости позволили установить множество различий между нефте- и газодобычей, которые могут редуцироваться к следующему генеральному выводу: газ по сравнению с нефтью является более предпочтительным ресурсом для осуществления экспортных операций. Это связано с тем, что нефтяной экспорт из четырех рассмотренных экономических индикаторов на три (производительность труда обрабатывающего сектора, инновационную и инвестиционную активность) не оказывает никакого системного влияния, а на один (душевой ВВП) – оказывает деструктивное воздействие. Газовый экспорт, наоборот, влияет на все четыре показателя, причем на три из них (душевой ВВП, производительность труда обрабатывающего сектора и инвестиционную активность) он влияет положительно и только на один (инновационную активность) – отрицательно. Сделанный вывод о преимуществе газодобычи перед нефтедобычей предполагает принципиальный пересмотр производственной и торговой политики государства посредством осуществления структурного маневра в пользу газового сектора.
  11. Для оценки ресурсной зависимости на экономическую безопасность государства, под которой понималось нахождение ключевых экономических параметров страны в неких допустимых пределах, был разработан соответствующий инструментарий. В частности, была построена эконометрическая модель между ВВП и ценами на нефть и объемом инвестиций, которая позволяет не только делать различные вариантные расчеты, но и проверять и калибровать подготавливаемые органами исполнительной власти экономические прогнозы. Полученная зависимость позволила, в частности, смоделировать эффект падения нефтяных цен в 2014 г. и получить прогнозную оценку ВВП на 2015 год, составляющую 61,5 трлн. руб., что на 16% меньше прогнозного значения Минэкономразвития России (73,1 трлн. руб.). Тем самым предложенный инструментарий помогает оперативно выявлять неувязки в прогнозных значениях макроэкономических показателей. Кроме того, был предложен индикатор текущей бюджетной устойчивости, оценка которого оказалась в 2015 году на уровне 60%, что квалифицирует состояние дел как высокорисковое. Разработанный показатель инфляционной устойчивости федерального бюджета позволил определить, что ее сохранение возможно при годовом темпе инфляции, не превышающем 15,6%, что накладывает серьезные ограничения на регулирующие действия центральных монетарных органов.
  12. Установлено, что влияние нефтяных цен на российскую экономику является более комплексным, чем этого можно было ожидать. Это связано с тем, что для соотношений эквивалентных цен газа и угля к аналогичным ценам нефти, т.е. приведенным (структурным) ценам ресурсов, имеется определенная закономерность, состоящая в их постоянном удешевлении по отношению к нефти. Причем тренды для обоих ресурсов имеют экспоненциальную форму, т.е. убывание их относительной цены происходит довольно быстро: средний темп удешевления относительной стоимости газа равен –1,5% в год, а угля –5,1%. Следовательно, ценность угля катастрофически падает и это может уже не в столь отдаленной перспективе привести к нерентабельности его добычи и продажи. Немного лучше обстоит дело с газом, но и здесь ситуация все равно выглядит довольно драматичной. Если же предположить, что на рынке нефти продолжится снижение цен при сохранении трендов в структурных ценах, то это означает, что газо- и угледобыча в ближайшее время могут оказаться перед угрозой банкротства многих предприятий. Рассмотренное свойство ресурсных цен приводит в действие эффект синхронизации потерь у стран-экспортеров из-за неблагоприятной конъюнктуры на сырьевых рынках. В таких условиях России предстоит в самое ближайшее время найти альтернативную модель экономического развития, не опирающуюся на эксплуатацию природных углеводородов.
  13. Рассмотрение структуры международных патентных заявок показало, что энергетика занимает первое место в списке отраслей и научных направлений. В 2013 году доля патентных заявок по энергетике составила 7,8%, и данная отрасль соперничала за первенство с цифровыми коммуникациями и компьютерными технологиями. При этом еще в 2009 году структура международных патентных заявок выглядела принципиально иначе – в ней на первый план выходили компьютерные и медицинские технологии. Таким образом, интерес к энергетике возрастает, что увеличивает вероятность новых открытий и разработок, способных пошатнуть традиционные рынки углеводородов.
  14. Проведенный анализ перспектив сланцевой нефти показал, что они пока выглядят во многом умозрительными и не подкрепляются реальными успехами соответствующих производителей. Так, например, участниками американского рынка сланцевой нефти является значительное число относительно небольших компаний, тогда как добычу и переработку традиционной нефти в большинстве стран осуществляют крупные транснациональные корпорации. От сланцевой нефти дистанцируются все крупные игроки нефтяного рынка: «Exxon Mobil», «Shell», «Shevron», «Conoco Philips», BP и др. По последним сведениям, совокупные займы 62 американских компаний, добывающих сланцевую нефть, приближаются к отметке в 250 млрд. долл., что почти в 2 раза больше аналогичного значения пять лет назад. При этом их средний левередж (отношение чистого долга к годовому потоку денежных средств от операционной деятельности) достиг 5,5 раза. Среди 62 компаний 29 имеют левередж более 8. Иными словами, почти половина крупных игроков на рынке сланцевой нефти США испытывает достаточно серьезные финансовые трудности. В условиях такой финансовой нестабильности, свойственной всем компаниям-производителям сланцевой нефти, проблематично говорить о перспективах этих компаний. Все это позволяет сделать вывод о том, что угроза со стороны сланцевой нефти выглядит пока не слишком убедительно. Скорее всего, этот вид новых технологий не сможет повлиять на позиции России на мировом рынке нефти.
  15. Другим вызовом со стороны новых замещающих технологий является сланцевый газ, который в отличие от сланцевой нефти привлекает крупнейшие мировые компании – «Exxon Mobil», «Total», «Conoco Phillips» и др. Однако анализ показывает, что главным поставщиком сланцевого газа на мировом рынке могут быть только США. Расчеты показывают, что годовой газовый экспорт США, составляющий 44-45 млрд. м3, можно увеличить за счет сланцевого газа в 5 раз. Так как годовой объем добычи сланцевого газа вышел на уровень свыше 300 млрд. м3, то обеспечить необходимое приращение добычи является вопросом инвестиций и времени. При сохраняющихся темпах добычи и использования газа на внутреннем рынке США имеющихся у страны запасов хватит еще на 10 лет. Однако данный период может быть сокращен за счет интенсификации добычи в 1,5–2 раза и вывода дополнительных объемов на внешний рынок. Такая стратегия позволит, по крайней мере, в течение 5 лет заместить Россию на европейском рынке газа. Этого времени хватит для решения США своих внешнеполитических задач, а России придется прожить эти 5–10 лет без поступлений от экспорта газа. Таким образом, сланцевый газ США можно квалифицировать как реальную среднесрочную угрозу внешней торговле России. Ситуация усугубляется тем фактом, что в «Энергетической стратегии России на период до 2030 года», утвержденной распоряжением Правительства РФ №1715-р от 13.11.2009, сланцевая угроза российскому нефтегазовому экспорту вообще не фигурирует. Данное обстоятельство служит основанием для пересмотра некоторых позиций в указанной Стратегии.
  16. Анализ замещающих возможностей альтернативных источников энергии (ветер, солнце, биомасса, геотермальная энергетика, малая гидроэнергетика, энергия волн, приливов) не слишком велик и в 2014 году они аккумулировали долю в мировом объеме выработанной электроэнергии в размере 9,1%. При этом в 2006–2007 гг. инвестиционный «пузырь» в развитии биотоплива достиг своего апогея, а к 2014 году это направление уже вышло из тренда. Таким образом, за весьма короткий отрезок времени реализовался полный цикл развития целого направления в альтернативной энергетике: расцвет, пик и забвение. Уровень загрузки мощностей объектов, вырабатывающих электрическую энергию из альтернативных источников, оценивается на уровне 34%, что в 2 раза меньше аналогичного значения у традиционных ТЭЦ ОАО «Мосэнерго», каждая из которых загружена на 70% и более. Кроме того, в 2014 г. из общих инвестиций в освоение возобновляемых источников энергии на исследования и разработки было потрачено лишь 4,3%, разделенные между государством и компаниями почти на паритетных началах. Таким образом, опережающей заинтересованности бизнеса в этом направлении энергетики не просматривается. К сказанному следует добавить, что многие проекты альтернативной энергетики финансируются на условиях «asset finance», аналогом которых выступает аренда, лизинг и иные инструменты, не предполагающие одномоментное приобретение энергогенерирующих мощностей. Данный факт позволяет скорректировать оптимистичные данные об инвестициях в данное направление энергетики. Помимо всего прочего, в последние годы наблюдается затухание изобретательской активности по направлению «альтернативная энергетика»: ежегодное число выдаваемых патентов в этой сфере снизилось за 2011–2014 гг. на 42%, что свидетельствует о падении инвестиционной привлекательности проектов освоения возобновляемых источников энергии. Все это позволяет сделать вывод о том, что альтернативные источники энергии не могут служить полноценными заменителями традиционных источников питания для производственных предприятий, представляющих реальную экономику.
  17. Результаты проведенного экспертного опроса и расчетов на их основе системы специальных индексов показали, что в среднесрочной перспективе даже вполне неплохо проявляющие себя в последнее время ресурсосберегающие технологии не инициируют больших надежд у экспертов. Лишь в отдаленной перспективе данные технологии вызывают слабую надежду, когда соответствующий индекс переваливает границу в 50%. Чуть более выраженные надежды просматриваются в отношении иностранных производителей, которые, по мнению российских экспертов, все-таки могут сделать соответствующие шаги к замене нефти и газа. В целом российские эксперты не видят серьезных угроз и вызовов в адрес основных природных углеводородов – нефти и газа. Даже очевидные прогрессивные изменения внутренней энергоемкости страны игнорируются большинством заинтересованных лиц. В связи с этим даже через 25 лет эксперты видят свою страну в качестве энергетической державы и этот образ не претерпевает принципиальных изменений. Тем самым в экспертном сообществе доминирует пассивное отношение к вызовам мирового рынка энергетики. С данной тенденцией следует целенаправленно бороться посредством информирования заинтересованных лиц о новых веяниях в области энерготехнологий.

БИБЛИОГРАФИЯ

Нормативно-правовые документы

  1. Конкурсная документация от 21 сентября 2015 г. по конкурсу Министерства промышленности и торговли РФ. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  2. Министерство энергетики РФ «Энергетическая стратегия России на период до 2035 года» (проект). [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  3. Послание Президента РФ Федеральному Собранию от 08 июля 2000 «Какую Россию мы строим». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  4. Послание Президента РФ Федеральному Собранию от 12 декабря 2012 «Послание Президента Владимира Путина Федеральному Собранию РФ». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  5. Постановление Правительства РФ от 14 августа 2013 г. №699 «О проведении расчетов и перечислении средств в связи с формированием и использованием дополнительных нефтегазовых доходов федерального бюджета, средств Резервного фонда и Фонда национального благосостояния». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  6. Постановление Правительства РФ от 16 марта 1997 г. №353 «Об упорядочении экспорта российской нефти». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  7. Постановление Правительства РФ от 17 декабря 2007 г. №892 «О проведении расчетов и перечислении средств в связи с формированием и использованием нефтегазовых доходов федерального бюджета, нефтегазового трансферта, средств Резервного фонда и Фонда национального благосостояния». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  8. Постановление Правительства РФ от 17 февраля 1992 г. №93 «О неотложных мерах по нормализации положения в нефтяной и газовой промышленности республики». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  9. Постановление Правительства РФ от 31 января 2009 г. №77 «О внесении изменений в Правила проведения расчетов и перечисления средств в связи с формированием и использованием в соответствии с Бюджетным кодексом Российской Федерации нефтегазовых доходов федерального бюджета, нефтегазового трансферта, средств Резервного фонда и Фонда национального благосостояния». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  10. Приказ Министерство промышленности и торговли РФ от 18 сентября 2015 г. №2829 «Об организации проведения Министерством промышленности и торговли Российской Федерации конкурсного отбора новых комплексных инвестиционных проектов по приоритетным направлениям гражданской промышленности в рамках подпрограммы "Обеспечение реализации государственной программы" государственной программы Российской Федерации "Развитие промышленности и повышение ее конкурентоспособности" в целях включения в перечень комплексных инвестиционных проектов по приоритетным направлениям гражданской промышленности и рассмотрения заявок на участие в указанном конкурсном отборе» [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  11. Распоряжение Правительства РФ от 13 ноября 2009 г. №1662-р «Концепция долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  12. Распоряжение Правительства РФ от 13 ноября 2009 г. №1715-р «Энергетическая стратегия России на период до 2030 года». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  13. Распоряжение Правительства РФ от 8 декабря 2011 г. №2227-р «Стратегия инновационного развития Российской Федерации на период до 2020 года». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  14. Указ Президента от 26 декабря 1994 г. №2213 «Об упорядочении экспорта природного газа». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  15. Указ Президента РФ от 12 мая 2009 г. №537 (ред. от 01 июля 2014) «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  16. Указы Президента РФ от 7 мая 2012 г. №596-606. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  17. ФЗ «Налоговый кодекс Российской Федерации (часть вторая)» от 05 августа 2000 г. №117-ФЗ (ред. от 29 июня 2015). [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).

    Литература


  18. America’s shale-energy industry has a future. Many shale firms do not. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  19. Bhattacharyya S., Hodler R. Natural resources, democracy and corruption ⁄ ⁄ European Economic Review. – 2010. – Т. 54. – №. 4. – С. 608-621.
  20. BP Statistical Review of World Energy 2014. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 13.07.2015).
  21. BP Statistical Review of World Energy 2015. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  22. Brunnschweiler C. N., Bulte E. H. The resource curse revisited and revised: A tale of paradoxes and red herrings ⁄ ⁄ Journal of environmental economics and management. – 2008. – Т. 55. – №. 3. – С. 248-264.
  23. Dasgupta P., Heal G. The optimal depletion of exhaustible resources ⁄ ⁄ The review of economic studies. – 1974. – С. 3-28.
  24. Deaton A. Commodity prices and growth in Africa ⁄ ⁄ The Journal of Economic Perspectives. – 1999. – С. 23-40.
  25. Findpatent.ru. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  26. Global trends in renewable energy investment 2015. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  27. Gylfason T. Natural resources, education, and economic development ⁄ ⁄ European economic review. – 2001. – Т. 45. – №. 4. – С. 847-859.
  28. Johnson C., Boersma T. Energy (in) security in Poland the case of shale gas ⁄ ⁄ Energy Policy. – 2013. – Т. 53. – С. 389-399.
  29. Kollewe J. Global hopes for renewable energy fading, patents data [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  30. Mehlum H., Moene K., Torvik R. Institutions and the resource curse ⁄ ⁄ The economic journal. – 2006. – Т. 116. – №. 508. – С. 1-20.
  31. Patent Cooperation Treaty Yearly Review. The International Patent System. WIPO 2014. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  32. Robinson J., Torvik R., Verdier T. Political foundations of the resource curse ⁄ ⁄ Journal of development Economics. – 2006. – Т. 79. – №. 2. – С. 447-468.
  33. Sachs J. D., Warner A. M. The big push, natural resource booms and growth ⁄ ⁄J ournal of development economics. – 1999. – Т. 59. – №. 1. – С. 43-76.
  34. Solow R. M. Intergenerational equity and exhaustible resources ⁄ ⁄ The review of economic studies. – 1974. – С. 29-45.
  35. Stiglitz J. Growth with exhaustible natural resources: efficient and optimal growth paths ⁄ ⁄ The review of economic studies. – 1974. – С. 123-137.
  36. U.S. Energy Information Administration database. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  37. U.S. Energy Information Administration. Medium-Term Renewable Energy Market Report 2015 [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  38. Uliasz-Misiak B., Przybycin A., Winid B. Shale and tight gas in Poland—legal and environmental issues ⁄ ⁄ Energy Policy. – 2014. – Т. 65. – С. 68-77.
  39. Unconventional Gas: Shale Gas. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  40. Van der Ploeg F. Natural resources: Curse or blessing? ⁄ ⁄ Journal of Economic Literature. – 2011. – С. 366-420.
  41. Wantchekon L. Why do resource dependent countries have authoritarian governments? ⁄ ⁄ Journal of African Finance and Economic Development. – 2002. – Т. 2. – С. 57-77.
  42. Yen T. F., Chilingar G. V. Introduction to oil shales ⁄ ⁄ Oil Shale/Yen, TF, Chilingar, GV (eds.). Amsterdam: Elsevier Science Publishing Company. – 1976. – С. 1-12.
  43. Антонова Е. Палата представителей США сняла запрет на экспорт американской нефти. 9 октября 2015 г. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  44. Бажанов А.В. Зависимость долгосрочного роста ресурсной экономики от начального состояния: сравнение моделей на примере российской нефтедобычи ⁄ ⁄ Журнал Новой экономической ассоциации – 2011. - № 12. – С. 77-100.
  45. Балацкий Е.В., Гусев А.Б. Железная логика – I. Ключевые технологические индикаторы экономики. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  46. Балацкий Е.В., Гусев А.Б., Юревич М.А. Ресурсная зависимость России: угрозы мнимые и реальные ⁄ ⁄ «Общество и экономика», №10, 2015.
  47. Барсукова С.Ю. Принадлежит ли Россия к третьему миру? ⁄ ⁄ Полис. – 2000. – №4. – С.60–71.
  48. Бизнес на 56 триллионов: 23 главных факта о крупнейших компаниях России. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  49. Билл Гейтс сравнил зеленую энергию с атомной бомбой. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  50. Бобылев Ю., Турунцева М. Налогообложение минерально-сырьевого сектора экономики. М.: ИЭП им. Е.Т.Гайдара. 2010. – 200 с.
  51. Булаев С.А. Перспективы добычи сланцевого газа в Европе ⁄ ⁄ Вестник Казанского технологического университета. 2014. - Т. 17. - № 22. - С. 319-323.
  52. В Великобритании растет волна протестов против непомерно высоких тарифов на отопление. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  53. Васильева О. Накопление человеческого капитала и изобилие природных ресурсов ⁄ ⁄ Вопросы экономики. – 2011. – №. 12. – С. 66-77.
  54. Внешэкономбанк. Прогноз экономического развития России в 2015-2018 годах. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.08.2015).
  55. Всемирный банк. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.08.2015).
  56. Всемирный банк. База данных Показатели мирового развития. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.08.2015).
  57. Выступление Президента РФ на рабочем заседании глав государств и правительств стран – участниц Форума стран – экспортеров газа. 1 июля 2013 г. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  58. Годовой отчет ОАО «Мосэнерго» за 2013 год. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  59. Гуриев С., Плеханов A., Сонин К. Экономический механизм сырьевой модели развития ⁄ ⁄ Вопросы экономики. 2010. – № 3. – С. 4–23.
  60. Гусев А.Б. Биотопливо - инновационная перспектива российской энергетики ⁄ ⁄ Альманах «Наука. Инновации. Образование». - Выпуск 6. - сентябрь 2008. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  61. Зайко А. Очень сырая нефть. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  62. Карпюк И. Нефтяной отскок. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  63. Киеня Н. Мегапроекты человечества: термоядерный реактор ITER и энергия звезд на Земле. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  64. Кнобель А. Риски бюджетной политики в странах, богатых природными ресурсами ⁄ ⁄ Экономическая политика. - 2013. - № 5. - С. 29-38.
  65. Ковальчук М. Клеточная война, колонии и «служебные люди» США. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  66. Корягин В. Сланцевый мираж. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  67. Коцемир М.Н. Динамика российской и мировой науки сквозь призму международных публикаций ⁄ ⁄ Форсайт. - Том 6. - № 1. - 2012. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  68. Крюков В. А., Павлов Е. О. Подход к социально-экономической оценке ресурсного режима в нефтегазовом секторе (на примере США) ⁄ ⁄ Вопросы экономики. – 2012. – №. 10. – С. 105-116.
  69. Крюков В.А., Селезнева О.А. Нефтегазовые ресурсы в меняющейся институциональной среде ⁄ ⁄ Экономический журнал ВШЭ. - 2013. - Т. 17, № 3. - С. 407-429.
  70. Мау В., Яновский К., Жаворонков С., Маслов Д. Институциональные предпосылки современного экономического роста. М.: ИЭПП, 2007. - 133 с.
  71. Медведев Д.А. Новая реальность: Россия и глобальные вызовы ⁄ ⁄ Вопросы экономики. – №10. – 2015. – С. 5–29.
  72. Медведев оценил налоговый маневр в нефтяной сфере. 22.08.2015. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  73. «Медведев: старая энергосырьевая модель исчерпана». [Электронный ресурс]. (дата обращения: 20.10.2015).
  74. Международный валютный фонд. WEO Country Groups and Purchasing Power Parity (PPP). [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.09.2015).
  75. Министерство экономического развития РФ. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.08.2015).
  76. Министерство экономического развития РФ. Сценарные условия, основные параметры прогноза социально–экономического развития российской федерации и предельные уровни цен (тарифов) на услуги компаний инфраструктурного сектора на 2016 год и на плановый период 2017 и 2018 годов. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.08.2015).
  77. Налоговый маневр убивает нефтепереработку России. 4 августа 2015 г. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  78. Некрасов А.С., Синяк Ю.В. Перспективы развития топливно-энергетического комплекса России на период до 2030 года// Проблемы прогнозирования. - 2007. - № 4. - С. 21-53.
  79. ОАО «Системный оператор Единой энергетической системы». Единая энергетическая система России. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  80. ООН. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.08.2015).
  81. ООН. World Economic Situation and Prospects 2015. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.08.2015).
  82. По США нанесен сокрушительный удар. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  83. Полбин А.В., Дробышевский С.М. Построение динамической стохастической модели общего равновесия для российской экономики ⁄ ⁄ М.: Сер. 166 Научные труды. -2014. - 54 с.
  84. Полтерович В., Попов В., Тонис А. Механизмы «ресурсного проклятия» и экономическая политик а// «Вопросы экономики», 2007. – Т. 6. – С. 4-27.
  85. Польша никак не может наладить добычу сланцевого газа. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  86. Производители сланцевой нефти в США в первом полугодии получили убытки. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  87. РБК назвал 500 крупнейших российских компаний. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  88. Россия предрекла Европе дефицит газа через 10 лет. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  89. Самофалова О. Сланцевая нефть уходит с рынка. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  90. Семенов Е.В., Борисов В.В., Гусев А.Б., Изосимов В.Ю. Развитие исследовательской инфраструктуры в России: проблемы и перспективы ⁄ ⁄ Альманах «Наука. Инновации. Образование». - Выпуск 10. – 2011. – С. 74-92.
  91. Синяк Ю.В., Некрасов А.С., Воронина С.А., Семикашев В.В., Колпаков А.Ю. Топливно-энергетический комплекс России: возможности и перспективы ⁄ ⁄ Проблемы прогнозирования. - 2013. - № 1. - С. 4—21.
  92. Стенограмма заседания Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию по теме «Новые вызовы и приоритеты развития науки и технологий в Российской Федерации», 24 июня 2015 г. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  93. Трунин И.В. Кто выигрывает от налогового маневра. 5 февраля 2015 г. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.10.2015).
  94. Фетисов Г. "Голландская болезнь" в России: макро-экономические и структурные аспекты ⁄ ⁄ Вопросы экономики. – 2012. – Т. 12. – С. 38-43.
  95. ФСГС РФ. Центральная база статистических данных. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 10.08.2015).
  96. Хвастунова О. Сланцевый катализатор. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  97. Хвостова И.Е., Смолякова Е.Е. Роль экспорта и условий торговли в стране с ресурсной зависимостью ⁄ ⁄ Финансовая аналитика: Проблемы и решения. 2014. – № 42 (228). – С. 24-35.
  98. Цены на газ в США снизились на треть за год. [Электронный ресурс]. (дата обращения: 12.09.2015).
  99. Шмат В.В. Ресурсный национализм: уроки третьего мира ⁄ ⁄ Мировая экономика и международные отношения. - 2015. - № 1. - С. 28-39.

Приложение 1

Таблица 1. Стратегическая ресурсная зависимость от природного газа.

Страна 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013
США 7.5 8.1 7.9 8.2 8.3 9.0 9.4 9.9 10.1 11.4 12.1 12.9 11.3 12.0
Канада 8.7 8.7 8.4 8.2 8.1 8.1 8.3 8.0 8.8 9.2 10.5 10.2 10.7 10.9
Мексика 20.2 18.6 9.1 8.2 7.7 6.7 5.8 5.7 5.3 4.6 4.8 4.7 4.5 4.2
Аргентина 20.8 20.6 18.4 14.9 11.8 9.4 9.2 9.5 8.8 8.6 8.2 7.2 6.7 6.6
Бразилия 23.1 18.1 17.1 15.3 17.1 15.4 16.7 17.0 14.4 18.0 15.6 16.9 14.1 12.0
Венесуэла 148.7 141.2 147.1 167.3 151.0 157.2 149.5 133.9 145.3 157.0 190.3 186.0 177.1 182.6
Норвегия 23.8 40.3 31.6 32.8 30.1 28.5 26.0 25.8 22.2 19.9 19.5 20.8 18.0 18.5
Россия 54.2 54.5 54.6 53.1 51.0 49.3 46.5 46.6 46.7 50.8 47.6 47.4 49.8 49.1
Великобритания 10.7 10.1 9.2 8.2 7.6 4.6 4.1 3.4 2.8 2.6 2.3 2.6 2.8 2.9
Иран 413.1 370.5 322.3 324.4 278.5 268.3 239.7 224.1 219.7 206.8 216.5 207.0 208.2 208.3
Кувейт 162.2 148.3 164.6 142.6 132.1 128.9 142.4 147.4 139.9 144.1 123.0 105.0 98.2 100.4
Катар 609.4 937.9 874.0 780.9 646.5 559.7 503.7 405.2 333.2 303.1 195.9 183.4 178.8 165.9
Саудовская Аравия 126.5 120.2 117.2 112.5 102.9 95.8 96.2 98.2 94.1 100.9 91.4 88.3 82.9 79.9
ОАЭ 136.9 117.4 115.6 112.4 108.2 104.7 107.1 96.8 81.0 82.0 79.2 77.8 75.0 72.7
Австралия 72.0 82.8 77.9 72.3 67.3 63.2 55.9 49.2 76.9 71.4 72.3 74.6 81.7 77.9
Китай 55.8 49.9 43.4 39.4 36.5 32.8 30.0 32.0 33.1 31.8 25.5 22.3 22.4 20.2
Индия 12.1 12.9 11.8 12.4 13.2 14.8 14.5 13.7 14.1 12.9 11.1 12.7 14.2 26.3
Индонезия 40.7 40.7 36.2 34.4 39.2 35.6 38.9 46.0 45.8 41.6 36.4 38.4 41.5 41.1
Малайзия 50.6 53.5 54.0 47.1 46.2 39.7 39.0 36.8 37.0 17.8 16.1 17.2 15.9 15.7
Вьетнам 106.3 96.5 95.8 92.7 52.9 34.2 31.4 67.4 74.3 85.1 65.6 72.8 66.0 63.3
Колумбия 21.6 21.2 21.0 21.4 51.6 49.9 47.2 39.3 15.6 13.2 11.9 12.5 13.1 12.3
Казахстан 146.7 106.4 88.5 82.3 94.1 79.9 76.3 76.0 72.7 71.2 67.1 68.2 82.9 67.4
Источник: рассчитано по данным BP и EIA [20-21, 36].

Таблица 2. Стратегическая ресурсная зависимость от сырой нефти.

Страна 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013
США 4.4 4.4 4.5 4.2 4.1 4.1 4.1 4.2 4.0 4.6 5.0 5.6 6.3 6.2
Канада 144.4 145.2 141.5 136.1 130.0 129.9 128.6 125.7 120.7 126.0 123.5 114.7 110.9 103.8
Мексика 14.9 13.8 12.8 11.2 10.2 9.5 9.0 8.8 9.3 9.8 9.3 9.1 9.4 9.3
Аргентина 9.8 9.4 9.7 9.3 9.0 7.9 9.7 10.4 11.1 10.0 10.0 10.1 8.9 10.9
Бразилия 11.5 11.2 11.8 12.9 13.3 13.6 13.4 13.0 12.6 11.9 12.3 12.8 13.0 16.0
Венесуэла 64.5 65.1 78.2 84.5 82.0 73.9 76.9 81.3 140.5 178.0 274.6 273.6 266.3 259.1
Норвегия 9.0 8.8 8.5 8.3 8.2 9.0 8.3 8.5 8.9 8.0 8.5 9.3 13.2 13.3
Россия 28.2 28.0 26.7 25.0 24.9 24.0 24.1 24.9 26.1 24.9 25.6 26.0 25.9 25.7
Великобритания 3.3 3.3 3.3 3.4 3.1 3.2 3.1 3.0 2.8 2.8 2.8 3.3 3.3 3.3
Иран 64.3 69.4 93.2 87.7 80.9 85.3 79.4 78.5 79.8 81.2 88.2 89.2 98.7 123.8
Кувейт 123.4 125.9 133.9 124.5 117.0 104.7 98.3 102.6 98.3 114.4 111.5 97.4 87.9 84.2
Катар 63.0 63.0 108.7 111.4 109.0 91.8 94.8 94.0 79.5 69.8 65.1 52.2 57.0 53.6
Саудовская Аравия 80.5 83.5 92.1 77.5 73.0 69.8 71.2 71.9 68.8 75.5 71.8 68.4 65.9 65.8
ОАЭ 103.0 104.1 107.2 89.1 84.9 83.8 78.8 80.8 83.0 95.3 86.9 73.6 73.3 63.7
Австралия 10.5 11.0 10.6 9.0 9.1 8.8 8.2 8.1 9.4 9.4 8.9 9.1 8.5 9.1
Китай 8.4 8.5 7.9 7.1 6.2 6.0 5.7 5.4 5.2 5.1 5.0 4.9 4.8 4.6
Индия 6.4 6.4 6.0 5.9 5.5 5.6 4.8 4.2 4.3 3.8 3.7 3.4 3.2 4.4
Индонезия 7.4 7.4 6.7 7.4 6.6 6.6 7.0 6.6 6.4 7.2 6.5 5.5 5.6 5.5
Малайзия 13.0 12.2 11.9 11.4 12.2 12.3 12.1 11.8 12.0 7.9 8.1 8.4 7.8 7.3
Вьетнам 11.1 11.2 14.5 14.4 13.0 14.0 15.1 15.9 22.4 19.3 24.1 22.6 17.4 34.4
Колумбия 8.7 10.1 9.3 9.8 9.7 8.9 9.4 9.2 7.7 6.3 7.3 8.7 10.1 9.3
Казахстан 22.2 20.0 15.5 23.5 20.1 22.6 22.2 71.1 68.4 53.2 52.5 22.2 20.0 15.5
Источник: рассчитано по данным BP и EIA [20-21, 36].

Таблица 3. Стратегическая ресурсная зависимость от угля.

Страна 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012
США 296.6 299.9 297.6 290.8 285.1 288.6 280.5 276.9 303.8 294.9 303.1 327.9 310.5
Канада 84.5 87.1 90.5 92.2 93.6 92.1 90.2 88.6 97.1 101.3 100.8 102.1 101.2
Мексика 117.8 70.4 62.9 71.8 52.9 50.4 53.1 66.3 67.9 49.3 44.7 64.0 62.6
Аргентина 615.0 685.4 635.1 477.0 404.4 414.7 316.9 315.3 314.1 367.7 392.6 500.0 293.0
Бразилия 625.8 674.6 650.2 525.8 544.7 552.5 363.2 358.8 442.8 220.7 206.7 208.2 281.7
Венесуэла 60.3 63.2 65.1 70.8 72.9 63.8 61.4 72.9 94.3 147.5 173.9 201.5 152.2
Норвегия 2.5 1.8 1.6 1.3 1.3 1.8 1.6 1.1 1.1 1.6 1.9 2.1 2.3
Россия 822.0 816.5 802.9 753.9 728.2 698.8 675.3 664.9 640.4 653.9 593.3 600.1 565.7
Великобритания 28.0 26.6 28.9 4.0 4.1 4.1 2.6 2.8 3.0 5.3 5.0 5.0 4.0
Иран 584.7 546.7 641.0 593.6 541.2 497.1 513.6 493.8 655.4 572.5 576.6 480.2 657.5
Кувейт 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0
Катар 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0
Саудовская Аравия 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0
ОАЭ 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0 0.0
Австралия 321.2 312.7 294.9 280.6 268.3 253.4 244.1 235.7 229.7 225.6 209.0 214.1 206.7
Китай 107.0 99.2 91.5 77.1 67.0 58.2 53.5 49.5 48.9 47.3 45.6 41.9 41.6
Индия 407.2 403.3 386.5 409.5 373.5 348.2 201.3 194.0 176.5 168.3 161.9 156.1 139.7
Индонезия 70.9 59.4 54.9 41.0 36.6 30.4 19.3 17.5 17.6 19.7 17.1 15.0 61.0
Малайзия 1.1 0.9 0.8 0.5 0.4 0.4 0.4 0.3 0.3 0.3 0.2 0.2 0.2
Вьетнам 15.1 13.0 10.5 9.4 6.5 4.9 4.1 3.7 4.2 3.7 3.8 3.6 3.7
Колумбия 154.1 141.9 152.6 123.5 112.4 105.2 92.1 87.8 87.6 85.9 82.5 71.0 69.2
Казахстан 477.9 513.2 551.2 476.4 529.5 479.1 425.6 426.7 375.7 405.5 397.0 414.4 384.2
Источник: рассчитано по данным BP и EIA [20-21, 36].

Таблица 4. Тактическая ресурсная зависимость от природного газа.

Страна 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013
США 0.15 0.16 0.12 0.15 0.13 0.22 0.26 0.22 0.35 0.20 0.15 0.18 0.11 0.09
Канада 2.13 2.32 1.75 1.86 1.50 2.31 2.58 1.89 3.36 2.00 1.33 1.61 1.30 1.19
Мексика 0.06 0.08 0.13 0.24 0.23 0.28 0.41 0.26 0.69 0.53 0.41 0.75 0.78 0.83
Аргентина 0.24 0.37 0.74 0.91 0.63 0.62 0.67 0.08 0.05 0.18 0.21 0.65 0.59 0.72
Бразилия 0.05 0.11 0.13 0.18 0.19 0.28 0.33 0.22 0.40 0.20 0.18 0.21 0.25 0.30
Венесуэла 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.01 0.03 0.21 0.11 0.28 0.20 0.16
Норвегия 4.61 4.88 4.22 5.74 4.70 7.36 9.25 6.34 12.47 10.02 7.24 9.48 9.27 8.18
Россия 10.86 9.64 6.47 7.56 5.04 7.30 6.97 4.06 6.48 5.77 3.86 4.98 3.57 3.55
Великобритания 0.13 0.11 0.06 0.07 0.00 0.08 0.16 0.19 0.53 0.48 0.48 0.70 0.59 0.58
Иран 0.42 0.62 0.54 0.66 0.52 0.86 0.97 0.75 1.19 0.65 0.49 0.98 0.44 0.00
Кувейт 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.32 0.73 1.10 0.63 0.00
Катар 12.55 15.59 12.23 15.67 12.48 17.38 19.12 15.98 29.28 24.95 26.02 32.73 25.17 23.78
Саудовская Аравия 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00
ОАЭ 1.06 1.13 0.82 1.01 0.60 0.91 0.96 0.13 1.74 1.55 1.02 1.76 1.40 1.33
Австралия 0.38 0.45 0.33 0.41 0.31 0.62 0.84 0.49 0.83 0.74 0.52 0.66 0.58 0.57
Китай 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.01 0.03 0.06 0.06 0.08 0.20 0.20 0.22
Индия 1.21 1.10 0.88 1.15 0.81 1.12 1.14 0.63 1.23 0.61 0.51 0.60 0.38 0.36
Индонезия 3.48 3.39 2.48 3.06 2.45 3.63 3.53 2.30 4.21 2.60 1.76 2.25 1.64 1.49
Малайзия 3.74 3.77 2.61 4.13 3.75 6.19 6.68 4.26 6.95 4.67 2.31 1.37 0.13 4.45
Вьетнам 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00
Колумбия 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.00 0.15 0.34 0.28 0.22 0.29 0.29 0.26
Казахстан 4.44 3.13 0.95 1.12 1.78 1.98 2.35 0.75 0.13 1.26 0.02 0.26 1.57 0.80
Источник: рассчитано по данным BP и EIA [20-21, 36].

Таблица 5. Тактическая ресурсная зависимость от сырой нефти.

Страна 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013
США 1.45 0.89 0.78 1.02 1.52 2.19 2.07 2.18 3.40 2.04 2.42 3.25 2.13 1.84
Канада 0.60 0.32 0.36 0.48 0.83 1.12 1.19 1.11 2.13 1.54 1.55 3.18 2.32 3.04
Мексика 4.40 2.62 2.40 3.58 5.07 6.56 5.86 5.03 6.46 4.44 5.15 6.84 4.50 3.99
Аргентина 1.46 0.75 2.29 1.84 1.77 1.92 0.73 0.51 0.67 0.74 0.45 0.61 0.62 0.00
Бразилия 1.11 0.73 0.40 0.39 0.51 0.48 0.17 0.00 0.14 0.27 0.56 0.66 0.39 0.66
Венесуэла 28.21 16.29 15.82 22.26 25.82 34.84 29.72 26.96 26.74 13.78 14.84 27.89 17.09 18.00
Норвегия 28.27 17.65 13.70 14.92 19.40 22.02 18.41 14.85 17.71 14.23 14.16 16.34 10.43 9.23
Россия 19.27 10.84 9.91 12.16 14.25 18.44 14.21 11.53 12.74 12.40 12.13 14.24 9.57 9.15
Великобритания 0.96 0.48 0.33 0.24 0.08 0.08 0.13 0.09 0.38 0.38 0.35 0.98 0.79 0.63
Иран 40.58 19.29 16.81 21.46 30.48 35.36 32.64 27.09 34.48 20.40 22.52 27.00 17.11 13.41
Кувейт 53.81 35.46 27.90 31.48 44.12 57.93 48.21 41.28 56.25 39.13 46.34 67.00 48.66 47.68
Катар 57.35 35.18 27.42 27.86 31.70 43.13 28.95 22.66 29.09 20.34 17.52 19.68 12.64 12.00
Саудовская Аравия 54.73 33.61 26.21 36.86 48.81 62.23 52.99 49.15 67.18 44.91 47.17 61.27 42.12 41.20
ОАЭ 28.69 17.62 13.74 19.97 27.24 34.46 30.96 26.67 35.29 23.68 27.50 40.19 26.87 27.35
Австралия 0.08 0.30 0.26 0.39 0.50 0.59 0.57 0.51 0.43 0.37 0.55 1.16 0.64 0.64
Китай 1.67 0.82 0.81 1.23 2.27 3.01 2.94 2.70 3.70 2.47 3.01 3.90 2.67 2.48
Индия 5.18 3.28 2.95 3.58 4.97 6.60 6.63 5.82 10.08 7.24 6.91 10.36 7.93 8.21
Индонезия 4.03 1.74 1.49 0.66 1.14 0.33 0.09 0.04 0.72 0.03 0.38 0.33 0.17 0.12
Малайзия 3.72 2.11 2.14 2.79 3.60 4.52 4.08 2.45 3.76 3.91 3.16 1.90 0.91 3.42
Вьетнам 15.27 9.75 8.26 9.51 14.84 17.85 15.62 10.45 9.93 5.86 4.94 4.36 2.89 2.42
Колумбия 6.28 3.01 2.63 2.93 3.32 4.46 3.82 3.19 5.10 4.88 6.24 0.14 2.64 6.28
Казахстан 5.06 6.85 7.57 2.37 1.80 0.61 7.16 1.72 0.61 3.22 1.84 8.06 25.06 25.06
Источник: рассчитано по данным BP и EIA [20-21, 36].

Таблица 6. Тактическая ресурсная зависимость от угля.

Страна 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012
США 0.02 0.01 0.01 0.01 0.01 0.01 0 0.02 0.07 0.03 0.05 0.09 0.08
Канада 0.05 0.03 0.02 0.04 0.08 0.05 0.03 0.1 0.19 0.12 0.15 0.22 0.16
Мексика 0.02 0.02 0.03 0.07 0.07 0.06 0.06 0.07 0.11 0.07 0.09 0.11 0.07
Аргентина 0.01 0.01 0.03 0.03 0.05 0.02 0.02 0.04 0.07 0.04 0.04 0.04 0.03
Бразилия 0.1 0.11 0.11 0.18 0.29 0.12 0.09 0.15 0.26 0.09 0.1 0.13 0.09
Венесуэла 0.31 0.26 0.3 0.49 0.7 0.35 0.28 0.34 0.37 0.1 0.07 0.1 0.08
Норвегия 0.02 0 0.02 0.04 0.07 0.01 0.03 0.07 0.12 0.05 0.02 0.01 0
Россия 0.25 0.23 0.29 0.47 1.01 0.61 0.46 0.74 1.03 0.74 0.87 0.83 0.6
Великобритания 0.07 0.1 0.06 0.1 0.19 0.13 0.13 0.18 0.39 0.18 0.13 0.2 0.19
Иран 0.04 0.02 0.03 0.04 0.06 0.03 0.02 0.04 0.06 0.02 0.03 0.03 0.03
Кувейт 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0
Катар 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0
Саудовская Аравия 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0
ОАЭ 0 0 0.01 0.01 0.02 0.01 0.01 0.01 0.04 0.04 0.05 0.09 0.08
Австралия 2.03 2.15 1.96 2.7 4.28 2.36 2.12 3.53 5.88 3.04 3.11 3.28 2.26
Китай 0.26 0.32 0.22 0.36 0.51 0.18 0.1 0.06 0.09 0.22 0.28 0.34 0.39
Индия 0.21 0.18 0.17 0.21 0.5 0.33 0.33 0.52 1.08 0.59 0.56 0.7 0.54
Индонезия 1.55 1.75 1.41 2.25 4.88 3.16 3.42 5.55 9.64 4.66 4.57 5.69 5.01
Малайзия 0.15 0.19 0.2 0.3 0.83 0.49 0.45 0.84 1.64 0.77 1.01 1.2 0.81
Вьетнам 0.44 0.52 0.6 0.89 2.57 2.12 2.93 4.98 4.61 2.46 1.97 1.98 1.31
Колумбия 1.77 1.86 1.56 3.20 5.74 2.83 2.85 4.26 7.60 3.42 3.25 4.24 2.85
Казахстан 8.99 6.43 4.18 6.51 7.01 3.09 2.54 3.25 6.51 2.85 2.74 2.75 1.92
Источник: рассчитано по данным BP и EIA [20-21, 36].

Таблица 7. Комплексная тактическая ресурсная зависимость от природного газа, сырой нефти и угля.

Страна 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012
США 1.62 1.06 0.9 1.17 1.66 2.42 2.34 2.41 3.81 2.27 2.62 3.51 2.32
Канада 2.79 2.67 2.14 2.38 2.41 3.47 3.8 3.1 5.68 3.66 3.04 5 3.77
Мексика 4.49 2.73 2.56 3.88 5.38 6.91 6.33 5.36 7.25 5.04 5.66 7.71 5.35
Аргентина 1.7 1.13 3.06 2.78 2.45 2.56 1.43 0.63 0.79 0.96 0.7 1.3 1.23
Бразилия 1.26 0.95 0.64 0.74 0.99 0.89 0.59 0.37 0.79 0.56 0.84 0.99 0.73
Венесуэла 28.51 16.55 16.12 22.74 26.51 35.18 30 27.31 27.14 14.08 15.02 28.27 17.38
Норвегия 32.91 22.54 17.95 20.7 24.16 29.39 27.69 21.27 30.3 24.3 21.42 25.83 19.7
Россия 30.38 20.71 16.66 20.19 20.3 26.35 21.65 16.33 20.26 18.91 16.86 20.06 13.74
Великобритания 1.15 0.68 0.46 0.42 0.27 0.29 0.43 0.47 1.3 1.04 0.96 1.88 1.58
Иран 41.04 19.93 17.38 22.16 31.06 36.26 33.64 27.87 35.73 21.06 23.04 28.01 17.57
Кувейт 53.81 35.46 27.9 31.48 44.12 57.93 48.21 41.28 56.25 39.45 47.06 68.1 49.29
Катар 69.9 50.77 39.65 43.53 44.18 60.51 48.07 38.63 58.37 45.29 43.54 52.41 37.81
Саудовская Аравия 54.73 33.61 26.21 36.86 48.81 62.23 52.99 49.15 67.18 44.91 47.17 61.27 42.12
ОАЭ 29.75 18.76 14.56 20.99 27.85 35.38 31.93 26.81 37.07 25.27 28.56 42.04 28.35
Австралия 2.5 2.9 2.54 3.49 5.09 3.57 3.52 4.53 7.15 4.16 4.19 5.1 3.48
Китай 1.92 1.14 1.03 1.59 2.79 3.2 3.05 2.8 3.85 2.75 3.37 4.45 3.26
Индия 6.59 4.56 4.01 4.95 6.28 8.05 8.1 6.98 12.39 8.44 7.99 11.66 8.85
Индонезия 9.07 6.88 5.38 5.97 8.47 7.12 7.04 7.89 14.57 7.29 6.71 8.26 6.82
Малайзия 7.61 6.08 4.96 7.22 8.18 11.2 11.21 7.56 12.35 9.35 6.48 4.47 1.85
Вьетнам 15.7 10.27 8.86 10.4 17.41 19.97 18.55 15.43 14.54 8.31 6.91 6.34 4.2
Колумбия 8.05 4.87 4.18 6.13 9.06 7.30 6.67 7.61 13.05 8.58 9.71 14.67 15.78
Казахстан 38.49 36.40 32.69 40.00 50.60 45.69 32.05 25.71 37.25 37.33 34.60 41.07 28.55
Источник: рассчитано по данным BP и EIA [20-21, 36].

Приложение 2

Таблица 1. Ретроспективные и прогнозные значения параметров природных ресурсов в РФ.

Объем доказанных запасов Объем потребления Экспорт Импорт
Год Нефть, млрд барр. Природный газ, трлн куб. м. Уголь, млн тонн Нефть, тыс. барр. Природный газ, млрд куб. м. Уголь, млн тонн Нефть, тыс. барр. Природный газ, млн куб. м. Уголь, млн тонн Нефть, тыс. барр. Природный газ, млн куб. м. Уголь, млн тонн
2000 69 31 157010 927913 360 151 1149750 186620 39983 41975 8900 25749
2001 72 31 157010 959317 366 147 1204500 178860 44966 14600 0 28205
2002 76 31 157010 933940 371 148 1378970 175510 47615 44530 2200 20915
2003 79 31 157010 977760 379 149 1617680 192260 59404 41975 13780 25399
2004 82 31 157010 970778 389 143 1688855 204410 72955 30660 22500 22681
2005 82 31 157010 977784 394 135 1839965 222610 89627 26645 27400 22844
2006 83 31 157010 1007753 415 139 1824270 237910 93955 16790 53500 26190
2007 86 31 157010 1014874 422 134 1882305 231830 102028 19710 51500 23930
2008 88 31 157010 1045927 416 144 1637025 237300 101359 17520 56200 31497
2009 88 31 157010 1012477 390 132 1812955 211660 108531 13140 28100 24416
2010 90 31 157010 1056591 414 129 1816605 228650 135375 11315 34389 25790
2011 91 32 157010 1130042 425 134 1746890 227100 127390 4745 33110 27803
2012 92 32 157010 1145121 416 141 1736305 207000 137018 13140 33300 31607
2013 91 32 157010 1160221 413 129 1719150 222800 149322 8943 33500 28556
2014 103 33 157010 1166490 409 122 1943926 237683 157904 8286 48581 28932
2015 100 32 156747 1172623 430 126 1983542 241140 166486 7629 51265 29308
2016 97 31 156478 1190143 434 124 2023159 244598 175069 6972 53948 29684
2017 94 31 156202 1207662 438 122 2062775 248055 183651 6315 56631 30060
2018 90 30 155919 1225182 442 121 2102392 251513 192233 5658 59315 30436
2019 87 29 155630 1242702 446 119 2142009 254970 200815 5873 61998 30812
2020 83 29 155335 1260221 450 118 2181625 258428 209397 5464 64682 31188
2021 80 28 155032 1277741 454 116 2221242 261885 217980 5056 67365 31563
2022 76 28 154723 1295260 458 114 2260858 265343 226562 4647 70049 31939
2023 73 27 154408 1312780 462 113 2300475 268800 235144 4239 72732 32315
2024 69 26 154086 1330300 466 111 2340091 272258 243726 3830 75415 32691
2025 65 26 153757 1347819 469 109 2379708 275715 252308 3422 78099 33067
2026 62 25 153422 1365339 473 108 2419324 279173 260890 3013 80782 33443
2027 58 24 153080 1382859 477 106 2458941 282630 269473 2605 83466 33819
2028 54 24 152732 1400378 481 105 2498557 286088 278055 2197 86149 34195
2029 50 23 152377 1417898 485 103 2538174 289545 286637 1788 88832 34571
2030 46 22 152015 1435417 489 101 2577790 293003 295219 1380 91516 34946
Источник: расчеты авторов на основе данных ФСГС.

Таблица 2. Ретроспективные и прогнозные значения энергоемкости и экспортоемкости ВПП РФ по видам природных ресурсов.

Нефть Природный газ Уголь
Год Энергоемкость ВВП Экспортоемкость ВВП Энергоемкость ВВП Экспортоемкость ВВП Энергоемкость ВВП Экспортоемкость ВВП
2000 0.127 0.157 0.049 0.026 0.021 0.005
2001 0.125 0.157 0.048 0.023 0.019 0.006
2002 0.116 0.171 0.046 0.022 0.018 0.006
2003 0.113 0.187 0.044 0.022 0.017 0.007
2004 0.105 0.183 0.042 0.022 0.015 0.008
2005 0.099 0.187 0.040 0.023 0.014 0.009
2006 0.095 0.171 0.039 0.022 0.013 0.009
2007 0.088 0.163 0.037 0.020 0.012 0.009
2008 0.086 0.135 0.034 0.020 0.012 0.008
2009 0.090 0.162 0.035 0.019 0.012 0.010
2010 0.090 0.155 0.035 0.020 0.011 0.012
2011 0.093 0.143 0.035 0.019 0.011 0.010
2012 0.091 0.138 0.033 0.016 0.011 0.011
2013 0.091 0.134 0.032 0.017 0.010 0.012
2014 0.091 0.151 0.032 0.018 0.009 0.012
2015 0.085 0.151 0.032 0.018 0.010 0.011
2016 0.084 0.150 0.032 0.018 0.009 0.011
2017 0.083 0.150 0.031 0.018 0.009 0.012
2018 0.082 0.149 0.031 0.017 0.009 0.012
2019 0.081 0.149 0.030 0.017 0.009 0.012
2020 0.080 0.148 0.030 0.017 0.008 0.012
2021 0.079 0.148 0.030 0.017 0.008 0.012
2022 0.079 0.147 0.029 0.017 0.008 0.012
2023 0.078 0.147 0.029 0.017 0.008 0.012
2024 0.077 0.146 0.029 0.017 0.008 0.012
2025 0.077 0.146 0.029 0.017 0.007 0.013
2026 0.076 0.146 0.028 0.016 0.007 0.013
2027 0.075 0.145 0.028 0.016 0.007 0.013
2028 0.075 0.145 0.028 0.016 0.007 0.013
2029 0.074 0.145 0.028 0.016 0.007 0.013
2030 0.074 0.144 0.027 0.016 0.007 0.013
Источник: расчеты авторов на основе данных ФСГС.

Таблица 3. Прогноз цен на природные ресурсы.

Цена марки BRENT, долл. за барр. Цена природного газа Average German import, долл. за БТЕ Цена угля Northwest Europe marker price, долл. за тонну
Сце­на­рий Пес­си­мис­тич­ный Ба­зо­вый Опти­мис­тич­ный Пес­си­мис­тич­ный Ба­зо­вый Опти­мис­тич­ный Пес­си­мис­тич­ный Ба­зо­вый Опти­мис­тич­ный
2014 98.95 98.95 98.95 9.11 9.11 9.11 75.38 75.38 75.38
2015 44.00 52.00 60.00 4.24 5.01 5.79 41.72 49.30 56.89
2016 56.50 63.00 69.50 5.35 5.97 6.59 52.28 58.29 64.31
2017 60.00 69.00 78.00 5.59 6.42 7.26 54.21 62.34 70.47
2018 67.00 77.00 87.00 6.13 7.04 7.96 59.14 67.96 76.79
2019 76.08 86.58 97.08 6.83 7.77 8.72 65.63 74.69 83.75
2020 78.40 89.75 101.10 6.91 7.91 8.91 66.13 75.71 85.28
2021 81.58 93.78 105.98 7.05 8.11 9.16 67.31 77.38 87.45
2022 85.03 98.08 111.13 7.21 8.32 9.42 68.66 79.20 89.74
2023 88.70 102.60 116.50 7.37 8.53 9.68 70.11 81.10 92.09
2024 92.55 107.30 122.05 7.54 8.74 9.94 71.63 83.04 94.46
2025 96.60 112.20 127.80 7.71 8.95 10.20 73.23 85.05 96.88
2026 101.05 117.50 133.95 7.89 9.18 10.46 75.05 87.26 99.48
2027 105.76 123.06 140.36 8.09 9.41 10.73 76.98 89.57 102.16
2028 110.77 128.92 147.07 8.29 9.64 11.00 79.02 91.97 104.92
2029 116.08 135.08 154.08 8.49 9.88 11.27 81.19 94.48 107.76
2030 121.76 141.61 161.46 8.70 10.12 11.54 83.51 97.12 110.73
Источник: рассчитано по данным BP [21].

Приложение 3

Рис.1. Кластеры стран в разрезе «затраты на исследования и разработки – стратегическая зависимость от нефти», 2012 г.


Рис.2. Кластеры стран в разрезе «затраты на исследования и разработки – тактическая зависимость от нефти», 2012 г.


Рис.3. Кластеры стран в разрезе «инвестиции в основной капитал – стратегическая зависимость от нефти», 2012 г.


Рис.4. Кластеры стран в разрезе «инвестиции в основной капитал – тактическая зависимость от нефти», 2012 г.


Рис.5. Кластеры стран в разрезе «производительность труда в обрабатывающем секторе – стратегическая зависимость от нефти», 2012 г.


Рис.6. Кластеры стран в разрезе «производительность труда в обрабатывающем секторе – тактическая зависимость от нефти», 2012 г.


Рис.7. Кластеры стран в разрезе «затраты на исследования и разработки – стратегическая зависимость от газа», 2012 г.


Рис.8. Кластеры стран в разрезе «затраты на исследования и разработки – тактическая зависимость от газа», 2012 г.


Рис.9. Кластеры стран в разрезе «инвестиции в основной капитал – стратегическая зависимость от газа», 2012 г.


Рис.10. Кластеры стран в разрезе «инвестиции в основной капитал – тактическая зависимость от газа», 2012 г.


Рис.11. Кластеры стран в разрезе «производительность труда в обрабатывающем секторе – стратегическая зависимость от газа», 2012 г.


Рис.12. Кластеры стран в разрезе «производительность труда в обрабатывающем секторе – тактическая зависимость от газа», 2012 г.


Рис.13. Кластеры стран в разрезе «душевой ВВП – стратегическая зависимость от угля», 2012 г.


Рис.14. Кластеры стран в разрезе «душевой ВВП – тактическая зависимость от угля», 2012 г.


Рис.15. Кластеры стран в разрезе «затраты на исследования и разработки – стратегическая зависимость от угля», 2012 г.


Рис.16. Кластеры стран в разрезе «затраты на исследования и разработки – тактическая зависимость от угля», 2012 г.


Рис.17. Кластеры стран в разрезе «инвестиции в основной капитал – стратегическая зависимость от угля», 2012 г.


Рис.18. Кластеры стран в разрезе «инвестиции в основной капитал – тактическая зависимость от угля», 2012 г.


Рис.19. Кластеры стран в разрезе «производительность труда в обрабатывающем секторе – стратегическая зависимость от угля», 2012 г


Рис.20. Кластеры стран в разрезе «производительность труда в обрабатывающем секторе – тактическая зависимость от угля», 2012 г.

Приложение 4

Таблица 1. Инвестиционная активность мира в освоении альтернативных источников энергии, млрд. долл.

Категория 2004 2006 2008 2010 2012 2013 2014 Рост, 2012-2014, % Среднегодовой темп роста, 2004-2014, %
1. Общий объем инвестиций
1.1 Новые капиталовложения 45,1 112,1 181,8 237,2 256,4 231,8 270,2 17 20
1.2 Общая сумма транзакций 53,9 148,1 241,1 295,7 324,1 298,6 339 13 20
2. Новые инвестиции по цепочке создания стоимости
2.1 Технологическое развитие
2.1.1 Венчурный капитал 0,4 1,2 3,2 2,5 2,4 0,7 1,0 39 11
2.1.2 Государственные НИОКР 1,9 2,2 2,8 4,7 4,5 4,9 5,1 3 10
2.1.3 Частные НИОКР 3,2 3,1 4 4,2 5 6,6 6,6 1 7
2.2 Производственное оборудование
2.2.1 Увеличение капитала частных акционерных компаний 0,3 3 6,8 3,1 1,7 1,4 1,7 20 18
2.2.2 Публичные рынки 0,3 9,1 10,9 11,4 3,9 10,5 15,1 43 50
2.3 Проекты
2.3.1 Финансирование под активы (asset finance) 30,4 84,7 135,4 154,6 163,2 154,6 170,7 10 19
из них реинвестирование капитала 0 0,7 3,7 5,6 2,9 1,9 3,6 90 -
2.3.3 Малые производственные мощности 8,6 9,5 22,3 62,2 78,8 54,9 73,5 34 24
Итого финансовых инвестиций 31,4 97,3 152,7 166,1 168,1 165,4 185 12 19
Государственные НИОКР, частные НИОКР, небольшие проекты 13,7 14,8 29,1 71,2 88,3 66,4 85,2 28 20
Итого новых инвестиций 45,1 112,1 181,8 237,2 256,4 231,8 270,2 17 20
3. Сделки слияния и поглощения
3.1. Выкупленный частный акционерный капитал 0,8 1,8 5,4 2 3,3 0,6 2,5 335 12
3.2 Уход инвестором с публичных рынков 0,4 2,7 1 4,9 0,4 1,8 1,9 6 18
3.3. Корпоративное слияние и поглощение 2,4 12,3 17,6 19,4 10,1 15,2 9,8 -35 15
3.4. Проекты по приобретению и рефинансированию 5,3 19,1 35,4 32,1 53,8 49,3 54,5 11 26
4. Новые инвестиции по секторам
4.1 Ветер 17,9 39,6 75,2 98,9 84,1 89,3 99,5 11 19
4.2 Солнечная энергия 12 22,1 60,8 103,3 144,3 119,8 149,6 25 29
4.3 Биотопливо 3,9 28,4 19,2 10,1 7 5,5 5,1 -8 3
4.4 Биомассы и иненерия переработки отходов 7,4 12,1 16,9 16 12,4 9,3 8,4 -10 1
4.5 Малые ГЭС 2,6 7,6 7,8 5,7 6,4 5,5 4,5 -17 6
4.6 Геотермальная энергия 1,2 1,5 1,7 3 1,8 2,2 2,7 23 9
4.7 Морская энергия 0 0,9 0,2 0,3 0,3 0,2 0,4 110 24
Итого 45,1 112,1 181,8 237,2 256,4 231,8 270,2 17 20
Новые инвестиции по странам
5.1 США 5,4 29,1 35,1 35,1 38,2 36 38,3 7 22
5.2 Бразилия 0,8 5,2 12,1 7,7 7,2 3,9 7,6 93 25
5.3 Америка (исключая США и Бразилию) 1,7 3,9 5,8 12,2 10,2 12,2 14,8 21 24
5.4 Европа 23,6 46,7 81,6 111,1 89,6 57,3 57,5 0 9
5.5 Ближний Восток и Африка 0,6 1,1 2,3 4,2 10,4 8,7 12,6 46 36
5.6 Китай 3 11,1 25,7 38,7 62,8 62,6 83,3 33 39
5.7 Индия 2,7 4,9 5,6 9 7,4 6,4 7,4 14 10
5.8 Азиатско-Тихоокеанские страны (исключая Китай и Индию) 7,2 10 13,6 19,3 30,5 44,7 48,7 9 21
Итого 45,1 112,1 181,8 237,2 256,4 231,8 270,2 17 20
Источник: [26].

Приложение 5

Таблица 1. Изобретения в области освоения атмосферного электричества, запатентованные в Российской Федерации.

№ п/п Наименование изобретения / номер патента Краткое описание
1 Устройство для получения энергии из электрического поля атмосферы (патент RU 2245606, демонстрация) Изобретение относится к электротехнике и предназначено для бесперебойного обеспечения энергией автономного электрооборудования, например автоматических метеостанцией или космических зондов на Земле и других планетах, имеющих атмосферное электрическое поле.
2 Устройство для использования атмосферного электричества - атмосферная электростанция летательных аппаратов и космических кораблей ⁄ ⁄ 2124821 Изобретение относится к использованию атмосферного электричества.
3 Лазерная электростанция ⁄ ⁄ 2076470. Изобретение относится к устройствам, использующим природные источники электричества, а именно к электростанциям, использующим энергию электрического поля Земли.
4 Устройство для использования атмосферного электричества ⁄ ⁄ 2030132. Изобретение относится к физике, в частности к электротехническим устройствам для использования атмосферного электричества.
5 Устройство приема, передачи и накопления атмосферного электричества ⁄ ⁄ 2019918 Изобретение относится к области использования атмосферного электричества.
6 Способ аккумулирования атмосферной электроэнергии ⁄ ⁄ 2293451 Изобретение относится к области использования природных источников электричества и может быть использовано для получения электроэнергии в любой точке Земли, в любое время года и суток, при любых погодных условиях, а при грозовой деятельности - со значительным эффектом в течение короткого времени
7 Способ получения электрической энергии из ионосферы земли ⁄ ⁄ 2293452 Изобретение относится к устройствам, использующим природные источники электричества, а именно к устройствам, использующим энергию ионосферы Земли
8 Устройство для электромагнитной разведки пространства на разных высотах в рамках биосферы земли ⁄ ⁄ 2304793 Изобретение относится к измерительной технике и может быть использовано для обнаружения изменения природного (фонового) электростатического поля в биосфере Земли
9 Двухуровневый способ аккумулирования грозовой и атмосферной электроэнергии ⁄ ⁄ 2340126 Изобретение относится к области приборостроения и может быть использовано для накопления электрической энергии в любой точке Земли и в любое время, для обеспечения эффективной молниезащиты
10 Способ получения постоянной электрической энергии ⁄ ⁄ 2344576 Изобретение относится к области приборостроения и может найти применение для получения электрической энергии
11 Источник теллурического тока ⁄ ⁄ 2355074 Изобретение относится к устройствам, преобразующим теллурическую энергию земной коры в электрический ток
12 Способ преобразования атмосферного электричества в электрическую энергию ⁄ ⁄ 2366121 Изобретение относится к области приборостроения и может быть использовано для преобразования природных источников электричества
Источник: составлено по данным [25].

Приложение 6

Таблица 1. Эффект нефтезамещения в результате производства эталона и биодизеля (по странам мира).

Страна (группа стран) Объем производства этанола в 2014 году, млрд.литров Объем производства биодизеля в 2014 году, млрд.литров Объем потребления нефти в 2014 году, млн.тонн Объем нефти, замещенной этанолом, млн.тонн Объем нефти, замещенный биодизелем, млн.тонн Доля потенциально сэкономленной нефти в фактическом объеме ее потребления*, %
Мир 96,66 30,36 4211,12 214,8 138,0 5,1
Всего в ОЭСР 60,79 17,20 2032,26 135,1 78,2 6,6
ОЭСР в Северной Америке 55,87 5,07 939,11 124,2 23,0 13,2
США 54,04 4,80 836,07 120,1 21,8 14,4
Канада 1,79 0,27 103,04 4,0 1,2 3,9
ОЭСР в Европе 4,68 11,59 - 10,4 52,7 11,0
Австрия 0,12 0,29 12,6 0,3 1,3 10,5
Бельгия 0,46 0,40 29,95 1,0 1,8 6,1
Франция 0,75 1,87 76,89 1,7 8,5 11,1
Германия 0,74 3,10 111,51 1,6 14,1 12,6
Италия 0,09 0,62 56,62 0,2 2,8 5,0
Нидерланды 0,24 1,48 39,62 0,5 6,7 17,0
Польша 0,26 0,26 23,78 0,6 1,2 5,0
Испания 0,36 0,89 59,52 0,8 4,0 6,8
Великобритания 0,83 0,23 69,34 1,8 1,0 2,7
Всего вне ОЭСР 35,87 13,15 2178,85 79,7 59,8 3,7
Африка 0,32 0,21 179,39 0,7 1,0 0,5
Вне ОЭСР по Азии 2,4 5,76 - 5,3 26,2 2,8
Индия 0,78 0,08 180,68 1,7 0,4 1,0
Индонезия 0,13 2,89 73,88 0,3 13,1 17,8
Малайзия 0,01 0,53 35,19 0,0 2,4 6,8
Филиппины 0,17 0,19 14,34 0,4 0,9 6,0
Сингапур 0,06 0,86 66,21 0,1 3,9 5,9
Таиланд 1,08 1,20 53,03 2,4 5,5 10,3
Китай 2,28 0,28 520,26 5,1 1,3 1,0
Вне ОЭСР по Северной и Южной Америке 30,56 6,69 - 67,9 30,4 36,2
Аргентина 0,59 2,49 30,86 1,3 11,3 36,7
Бразилия 28,71 3,41 142,54 63,8 15,5 44,8
Колумбия 0,46 0,47 14,45 1,0 2,1 14,8
Вне ОЭСР по Европе и Евразии 0,23 0,21 - 0,5 1,0 -
Средняя Азия 0,07 0,00 392,99 0,2 0,0 0,0
* В расчетах доли, за объем сэкономленной нефти принимается максимальное значение из расчетных объемов сэкономленной нефти за счет этанола и биодизеля.



Научное издание


Балацкий Евгений Всеволодович
Гусев Александр Борисович
Юревич Максим Андреевич








  1. — Параметры проводимого опроса указаны в Главе 4; в данном параграфе мы продолжаем процесс обработки полученных в ходе экспертного опроса данных.


Официальная ссылка на книгу:

Балацкий Е.В., Гусев А.Б., Юревич М.А. Макрооценка ресурсной зависимости российской экономики. М.: Издательство «Перо», 2016. – 243 с.

9438
49
Добавить комментарий:
Ваше имя:
Отправить комментарий
Публикации
В статье рассматривается институт ученых званий в России, который относится к разряду рудиментарных или реликтовых. Для подобных институтов характерно их номинальное оформление (например, регламентированные требования для получения ученого звания, юридическое подтверждение в виде сертификата и символическая ценность) при отсутствии экономического содержания в форме реальных привилегий (льгот, надбавок, должностных возможностей и т.п.). Показано, что такой провал в эффективности указанного института возникает на фоне надувающегося пузыря в отношении численности его обладателей. Раскрывается нежелательность существования рудиментарных институтов с юридической, институциональной, поведенческой, экономической и системной точек зрения. Показана опасность рудиментарного института из–за формирования симулякров и имитационных стратегий в научном сообществе. Предлагается три сценария корректировки института ученых званий: сохранение федеральной системы на основе введения прямых бонусов; сохранение федеральной системы на основе введения косвенных бонусов; ликвидация федеральной системы и введение локальных ученых званий. Рассмотрены достоинства и недостатки каждого сценария.
The article considers the opportunities and limitations of the so-called “People’s capitalism model” (PCM). For this purpose, the authors systematize the historical practice of implementation of PCM in different countries and available empirical assessments of the effectiveness of such initiatives. In addition, the authors undertake a theoretical analysis of PCM features, for which the interests of the company and its employees are modeled. The analysis of the model allowed us to determine the conditions of effectiveness of the people’s capitalism model, based on description which we formulate proposals for the introduction of a new initiative for Russian strategic enterprises in order to ensure Russia’s technological sovereignty.
The paper assesses the effectiveness of the Russian pharmaceutical industry so as to determine the prospects for achieving self–sufficiency in drug provision and pharmaceutical leadership in the domestic market, more than half of which is occupied by foreign drugs. Effectiveness is considered in terms of achievements in import substitution (catching–up scenario), and in the development of domestic drugs (outstripping scenario). A comparison of the main economic indicators for leading foreign and Russian pharmaceutical companies reflects a disadvantaged position of the latter. The governmental target setting for domestic pharmaceutical production is compromised by interdepartmental inconsistency in the lists of essential drugs. A selective analysis of the implementation of the import substitution plan by the Ministry of Industry and Trade of Russia since 2015 has revealed that, even on formal grounds, Russia still has not established a full–fledged production of many drugs (in particular, the dependence on foreign active pharmaceutical substances still remains, and there are very few domestic manufacturing companies). The premise concerning fundamental impossibility to implement the outstripping scenario is substantiated by the fact that there is an insignificant number of original drugs for which Russian developers initiated clinical trials in 2020–2022. The results obtained show that the current situation in the Russian pharmaceutical industry does not promote the achievement of drug self–sufficiency. A proposal to consolidate assets, coordinate production programs and research agendas for accelerated and full–fledged import substitution was put forward. Prospects for research in the field of import substitution are related to deepening the analysis of production indicators, increasing sales, as well as enhancing clinical characteristics of reproduced drugs compared to foreign analogues. In the sphere of analyzing the innovativeness of pharmaceutical production, it seems advisable to methodologically elaborate on identifying original drugs and include this indicator in the industry management.
Яндекс.Метрика



Loading...